Глава 9. Рут опять плакала на берегу и когда Тоньу попытался ее утешить не смогла разговаривать даже с ним попросив его уйти

Рут опять плакала на берегу и когда Тоньу попытался ее утешить не смогла разговаривать даже с ним попросив его уйти.

— Я знаю из-за кого ты плачешь — сказал ей Тоньу. — Из-за проклятой Ракел! Она была здесь и наверняка сделала тебе какую-то гадость. Ну ничего, потерпи, скоро я избавлю тебя от мучительницы!

Рут, погруженная в свои переживания, не придала тогда значения словам Тоньу, а он пошел в бар Алемона и попросил налить ему виски, а также дать самый острый нож.

— Зачем тебе нож? — удивился Алемон.

— Чтобы убить Ракел! — по простоте душевной ответил Тоньу.

— Выброси эту мысль из головы, — строго сказал Алемон. — И пить тебе не следовало бы. Давай я налью тебе чего-нибудь более вкусного, но менее крепкого.

Тоньу повиновался Алемону, которого уважал, и, пристроившись за столиком в углу бара, стал рассеянно смотреть в окно.

В бар вошел Вандерлей, косвенно напоминавший Тоньу о Ракел, и начинавший было отступать гнев опять охватил Лунатика. А Вандерлей, сам того не ведая, еще и подлил масла в огонь, похваставшись Алемону, как им с Ракел запросто удалось надуть «лопуха» Маркуса Ассунсона.

— Представляешь, она выдала себя за Рут, и этот дурачок ей поверил! До сих пор не научился различать сестер, так непохожих между собой!

Тоньу, резко сорвавшись с места, побежал на берег — туда, где оставил плачущую Рут.

— Я все знаю! — сказал он ей. — Вандерлей похваляется, как Ракел провела Маркуса. Я все расскажу Маркусу! Сейчас же поеду в Рио и расскажу!

Рут остановила его порыв, с горечью пояснив, что сама приняла участие в мистификации, затерянной Ракел.

— Тогда остается одно: убить ее! — пришел к выводу Тоньу.

— Ты не должен даже думать об этом, — испугалась Рут. — Нельзя никого убивать. Ты не Господь, чтобы решать, кому жить, а кому умирать.

— Но как же Он может допускать такое зло! — в отчаянии воскликнул Тоньу.

Рут нечего было ответить своему другу — она и сама думала о том же: как Творец позволяет Ракел безнаказанно вершить зло? Сказала только, что Маркус не переживет, если с Ракел случится какая-нибудь беда. Поэтому Тоньу должен оставить в покое Ракел и готовиться к конкурсу песчаных скульптур, где у него есть все шансы победить.

«Она не права, — думал Тоньу — узнает правду о Ракел, то он разлюбит ее и снова влюбится в Рут».

Помирившись с Маркусом, Ракел вовсе не отказалась от намерения повидаться с Вандерлеем и предложить ему отступной — денежный залог того, что она обязательно разведется с нынешним мужем и станет женой Вандерлея.

Как назло, тот укатил в Понтал вместе с Андреа, и сколько времени они собирались там быть, Ракел выяснить не удалось. «А вдруг они там обвенчаются! — пронзила ее догадка. — Нет, я должна увидеть Вандерлея немедленно!» И она, придумав какой-то пустяковый предлог, тоже умчалась в Понтал.

Там, не заботясь о своей репутации замужней женщины, сразу же остановила машину у гостиницы и поднялась в номер к Вандерлею. Однако ей все-таки повезло избежать большого позора: Вандерлей и Андреа как раз только что вышли из номера, собираясь уехать в Рио.

— Какая неожиданность! — расплылась в улыбке Андреа. — Ты не нас ли ищешь?

Вандерлей промолчал, но смотрел на Ракел угрожающе.

— Нет, я зашла сюда по делам Маркуса, — вынуждена была ответить та.

— Как жаль, что мы торопимся, — не скрывая своего удовлетворения, молвила Андреа. — Уезжаем домой, в Рио. А то бы могли кофейку попить…

— Я тоже тороплюсь, — с трудом сдерживая гнев, молвила Ракел.

Затем она гнала автомобиль на предельной скорости, "не соображая, куда едет. А когда эта мысль, наконец, пришла ей в голову, то Ракел обнаружила себя на побережье, чуть ли не в сотне миль от Понтала. Повернув обратно, поехала медленней. Однако совладать с собственной яростью никак не могла и, когда в лобовом стекле замелькали окрестности Понтала, круто свернула к морю. Там, выйдя из машины, присела на огромный валун, закурила…

— Я расскажу Маркусу, как в прошлый приезд ты выдала себя за Рут! — грозно прозвучало у нее за спиной.

Обернувшись и увидев перед собой Тоньу, Ракел в то же мгновение с силой толкнула его на камень. Тоньу, не ожидавший столь внезапного нападения, потерял равновесие, ударившись головой о валун. Кровь тоненькой струйкой побежала по его виску.

— Ну и лежи тут, подыхай! — гневно бросила Ракел.

Однако, приехав в родительский дом, она, желая подстраховаться, все же сказала Рут:

— Твой сумасшедший дружок опять на меня покушался. Хотел убить меня! Но я дала ему отпор.

— Где он? — встревожилась Рут.

— Ты, конечно, беспокоишься о нем, а не о сестре, — упрекнула ее Ракел. — Можешь пойти к валуну, посмотреть, как твой дебил истекает кровью.

— Ты чудовище! — только и смогла ответить Рут, устремившись на помощь Тоньу.

Ракел же, коротко изложив матери, зачем сюда приезжала, собралась обратно в Рио.

— Ты даже не хочешь узнать, жив ли Лунатик? — робко спросила Изаура. — А вдруг ты его… убила?

— Ничего с этим гадом не случится, — уверенно заявила Ракел. — Заживет как на собаке.

— Дочка, — решилась дать еще один совет Изаура, — не гонялась бы ты за Вандерлеем, раз он не хочет на тебе жениться. А то и Маркуса можешь потерять, и все богатство…

— Богатство я не потеряю! — успокоила ее Ракел, нежно поцеловав мать на прощанье.

Рут вернулась домой поздно, сказала матери, что у Тоньу — сильное сотрясение мозга и он находится в местной клинике. Дежурит возле него Глоринья.

— Ну слава Богу, живой, — с облегчением вздохнула Изаура. — Хоть он и пытался убить Ракел, а все равно хорошо, что выжил. Поди докажи на суде, что Ракел всего лишь защищалась.

— Она сама напала на него первой, — сказала Рут. — Я верю Тоньу. Очнувшись, он все рассказал.

— Как можно верить сумасшедшему! — недовольно буркнула Изаура, хотя и сама знала, что в данном случае правда была на стороне Тоньу.

Рут не стала возражать матери, зная бесполезность подобных споров. Сейчас ее гораздо больше беспокоило то, о чем сказал Тоньу, придя в сознание:

— Я вспомнил, как погиб мой отец. Его убил сеньор Донату. А теперь я убью его!

Рут и Глоринья стали упрашивать Тоньу пока никому не говорить о том, что он вспомнил, чтобы не накликать гнев Донату, а лучше заявить обо всем комиссару Родригу. Тоньу, послушавшись их совета, согласился временно помолчать, но твердой уверенности в этом у Рут не было.

Между тем Донату, почувствовав свою полную безнаказанность, стал поговаривать о покупке новых лодок на деньги, якобы скопленные им за долгие годы. Слушая эти речи, рыбаки недоверчиво кивали головами: их подозрение в том, что деньги у Флориану украл именно Донату, только росло.

А он, не смущаясь недоверием рыбаков, упивался вседозволенностью. «Я здесь хозяин! — твердил как заклинание. — И никто не смеет становиться мне поперек дороги!»

Узнав, что Флориану отдал свою вторую лодку в пользование Шику Белу, Донату решил примерно наказать обоих.

— Ты еще хочешь выйти в море? — спросил он у Маруджу.

Тот не смог устоять перед соблазном, хотя и опасался гнева рыбаков.

— Пока ты со мной, тебя никто не сможет обидеть, — заверил его Донату, — Сегодня ночью выходим в море.

Однако на сей раз операция прошла не столь успешно — Донату с помощью Маруджу успел потопить лишь одну лодку Флориану, а когда вернулся за другой, на берег неожиданно пришли Шику Белу и Титу. Но все же Донату повезло: он вместе с Маруджу спрятался за камнями, и рыбаки, обеспокоенные пропажей лодки Флориану не заметили злоумышленников.

А наутро удачливого злодея вызвали в полицейский участок, и Донату был уверен, что комиссар Родригу опять подозревает его в краже лодки, не имея никаких улик. Поэтому и заявил с порога свой протест:

— До каких пор будет продолжаться эта травля? Я вынужден подать на тебя в суд, Родригу!

Тот, однако, огорошил Донату письменным заявлением Тоньу, где были подробно изложены обстоятельства гибели его отца. Похолодев от ужаса, Донату тем не менее нашел в себе силы защищаться:

— Мало ли что мог написать сумасшедший, да еще и после недавней травмы головы! Ни один суд не примет всерьез эту бумажку.

К сожалению, Родригу нечем было крыть, и он отпустил Донату, предупредив, что будет искать другие доказательства его вины, поскольку верит показаниям Тоньу.

— Ищи! — ядовито усмехнулся Донату.

Виржилиу, продолжавший плести тайные интриги сразу в нескольких направлениях — против Брену, Ракел, Вандерлея, а также открыто враждовавший с Малу и стремившийся сохранить свой брак с Кларитой (при этом не терял надежды отомстить строптивой Тонии), чувствовал иногда, что его рассудок не выдерживает такого напряжения сил. Острая головная боль, начинавшаяся от висков и вскоре заполняющая собой затылочную часть, распространялась затем на позвоночник, плечи, руки. Виржилиу поспешно глотал обезболивающие таблетки — самые сильные, какие только смог приобрести. Боль заметно притуплялась, но полностью не отступала, и тогда Виржилиу вынужденно прибегал к спиртному, чтобы забыться в тяжелом алкогольном сне.

Кларита, давно заметившая перемену в состоянии мужа, много раз умоляла его обратиться к врачу, но Виржилиу был уверен, что здоров, а головные боли — это всего лишь следствие усталости.

Однако с некоторых пор приступы мигрени участились, и он сам уже подумывал о посещении врача, да все было недосуг. Ни одно затеянное им дело не допускало отлагательства — приходилось действовать немедленно и наверняка. Разве может представиться другая, более благоприятная возможность для свержения Брену, чем закрытие пляжей? Нет, конечно, и этим надо, умело воспользоваться. А Ракел? Можно ли спокойно дожидаться, пока она, разведясь с Маркусом, отсудит половину фамильного состояния, собираемого по крохам предками Виржилиу и преумноженного им самим!

Поэтому и не оставалось времени на заботу о собственном здоровье.

В Понтале недовольство горожан мэром протекало волнообразно: то вроде бы они соглашались со своим положением, понимая, что с постройкой очистных сооружений их доходы многократно увеличатся, а то вдруг им не хватало терпения, особенно в конце каждого месяца, когда они привыкли подбивать бабки и считать полученную прибыль, а иные — убытки. Виржилиу, подметивший эту закономерность, не преминул ею воспользоваться и — не сам, конечно, а через верных людей — подбил владельцев магазинов и мелких лавчонок разом забастовать. Пусть покрутится мэр, когда в городе невозможно будет купить даже самых необходимых продуктов!

И вот все магазины закрылись. Однако по-прежнему работал рынок, и за покупками народ устремился туда.

— Что будем делать? — позвонил патрону Сантьягу.

— Надо устроить погром на рынке, — отдал указание Виржилиу. — Только действуйте очень осторожно, чтобы не попасть в руки полиции.

Сам он появился в Понтале, когда беспорядки уже покатились по рынку и резонанс достиг официальных кругов в Рио, вынужденных признать, что Брену плохо справляется с обязанностями мэра.

— Открой ты эти проклятые пляжи, — в который раз посоветовал он шурину. — Тогда и торговцы откроют свои лавки.

— Нет, сейчас нельзя уступать им! — уверенно заявил Брену. — А торговцы вскоре и сами поймут, что лучше иметь небольшой доход, чем вообще никакого.

И точно: к концу дня многие лавки открылись, забастовка иссякла сама собой.

Виржилиу, как всегда, не удержался от соблазна повидать Тоньу, и на сей раз эта мания чуть не привела его к трагическому исходу. Тониа, защищаясь от назойливого вице-мэра, ударила его по голове довольно тяжелой статуэткой. Виржилиу вынужден был обратиться в местную клинику и объяснить доктору Муньосу, который зашивал ему рассеченную бровь, что стал жертвой хулигана, бросившего камень в Брену, но попавшего в него, Виржилиу. Муньос, опасаясь более тяжелой травмы, сделал рентгеновские снимки черепа и, озадаченный полученным результатом, настоятельно посоветовал Виржилиу обратиться к нейрохирургу.

— Не хочу огорчать вас заранее, — сказал он потерпевшему, — но снимки отчетливо показывают какое-то новообразование в затылочной части мозга. Это может быть последствием какой-то давней травмы… У вас бывают головные боли?

— Да, — подтвердил Виржилиу, — особенно в последнее время.

— Вам надо немедленно пройти обследование в специальной клинике, чтобы выяснить характер этой опухоли и начать соответствующее лечение.

Предостережение Муньоса вовсе не обеспокоило Виржилиу. «Этот провинциальный лекаришка слишком много на себя берет», — высокомерно подумал он.

Дома ему пришлось повторить байку о хулигане, покушавшемся на Брену. Кларита восприняла ее с недоверием. А когда Виржилиу попытался обнять ее, страстно шепча: «Тониа! Тониа!» — подозрения только укрепились. Позвонив Брену, она легко смогла убедиться в том, что муж ей врал: Брену в тот день не был вместе с Виржилиу на площади и вообще не выходил с ним в город.

— Иногда мне кажется, что он сходит с ума, — не сумела скрыть своего отчаяния Кларита.

Проходя мимо спальни мужа, она осторожно приоткрыла дверь, желая посмотреть, закончился ли его приступ, сопровождавшийся галлюцинациями. Виржилиу лежал на спине, широко раскинув руки. Дыхание было ровным — уснул. Рядом с кроватью, на полу, валялся пиджак, из внутреннего кармана которого выглядывали свернутые в трубочку рентгеновские снимки. Кларита развернула их, но понять смогла лишь то, что это были снимки черепа в двух проекциях. Затем она увидела медицинское заключение, из которого следовало, что Виржилиу нуждается в срочной консультации нейрохирурга. Преодолевая ужас, она показала свою находку Арлет, и та подтвердила, что на снимках отчетливо просматривается опухоль.

— Боже мой! — упавшим голосом произнесла Кларита. — Теперь я не смогу уйти от него…

Ракел не оставляла попыток встретиться с Вандерлеем наедине, однако ей это никак не удавалось, и она заливала свое горе непомерным количеством виски. Маркус, обеспокоенный тем, что его жена прямо на глазах превращается в алкоголичку, пытался бороться с ее пагубной привычкой, на что Ракел отвечала:

— Я все еще не могу успокоиться после того, как на меня напал сумасшедший Лунатик.

Маркус обещал заняться Тоньу всерьез — изолировать его от общества, но не мог даже выехать в Понтал и оставить жену в таком состоянии,

А тем временем подоспел день рождения Клариты, который, по обыкновению, праздновался широко, с большим количеством гостей. Сампайу и его семейство были обязательными участниками этих ежегодных празднеств, и нынешнее тоже не стало исключением. Но впервые Андреа пришла на день рождения Клариты со своим новым женихом, и Ракел надеялась улучить момент, когда можно будет предложить деньги Вандерлею за то, чтобы он отказался от брака с Андреа.

Малу, которой отец разрешил проживать дома до окончания каникул, как всегда, не могла не преподнести сюрприз, пригласив на семейное торжество своего нового приятеля — Жоэла. С тех пор как он спас ее на море, Малу, желая досадить отцу, приблизила к себе этого простолюдина, объясняя их частые встречи тем, что Жоэл якобы учит ее играть на гитаре. Виржилиу пытался пресечь столь странную дружбу, но не мог выказать своего гнева открыто, как в случае с Алоаром, поскольку Жоэл был исполнителем многих акций, направленных против Брену и организованных самим Виржилиу. Была также и другая причина, по которой он терпел в своем доме Жоэла: Тониа! Может быть, узнав о встречах Жоэла с Малу, Тониа разлюбит его и станет более благосклонной к Виржилиу?

Так или иначе, но Жоэл был здесь частым гостем, и Малу с удовольствием дразнила отца, говоря, что выйдет замуж за своего спасителя. Однажды она брякнула это и при Жоэле, заставив лихорадочно забиться его сердце. «А почему бы и в самом деле не использовать эту возможность? — размечтался он. — Сумели же Ракел и Вандерлей окрутить этих богатеньких. Чем же я хуже их? Тем более что на мне висит огромный долг и я не знаю, как буду расплачиваться с Виктором».

Тониа же глубоко переживала измену Жоэла и, случайно узнав, что он отправился в Рио на день рождения сеньоры Ассунсон, тайком последовала за ним. Спрятавшись в кустах вблизи дома, она увидела, как Малу и Жоэл целовались на освещенной террасе, и, не совладав с чувством ревности, запустила в соперницу камнем.

Удар ее пришелся, однако, не по Малу, а по Брену, проходившему в тот момент вблизи целующихся.

Малу, видя, как упал Брену, бросилась ему на помощь, а бдительный Дуарту получил еще одну возможность выслужиться перед патроном, поймав Тоньу.

Пока хозяева и гости решали, что с ней делать — отправить в тюрьму или отпустить, как того требовал Брену, — Ракел увлекла Вандерлея в сад и, потеряв над собой всякий контроль, страстно прижалась к нему всем телом.

— Я люблю тебя! Люблю! — говорила она, осыпая Вандерлея жаркими поцелуями.

Тот пытался увернуться, но она крепко сцепила руки у него за плечами, не отпуская его и требуя:

— Откажись от Андрея!

Выросший как из-под земли Маркус помог Вандерлею освободиться из объятий Ракел и тотчас же нанес ему сильный удар в скулу. Вандерлей, лишь на мгновение потерявший равновесие, ответил Маркусу еще более сильным ударом. В результате между ними завязалась жестокая драка, и Сесару с большим трудом удалось разнять соперников.

— Готовь документы для развода, — сказал ему Маркус, вытирая кровь с разбитой губы. То же самое он повторил и специально для Ракел, обернувшись к ней: — Я развожусь с тобой и хочу, чтобы ты завтра же убралась из этого дома.

Виржилиу все-таки настоял, чтобы Тоньу увезли в полицейский участок, и, явившись туда на следующий день, пообещал, что вытащит ее из тюрьмы, если она станет его любовницей.

— Да пусть я умру за решеткой, но никогда не позволю тебе дотронуться до меня! — ответила ему Тониа.

А час спустя ее освободили, так как Брену отказался выдвигать против нее обвинение.

Уязвленный Виржилиу поклялся отомстить им обоим и несколько утешился, когда узнал, что Ракел покинула их дом, а Сесар уже приступил к подготовке дела о разводе.

— Ты должен сделать так, — поучал его Виржилиу, — чтобы у судей не осталось сомнений в супружеской измене Ракел. И пусть она выйдет из зала суда такой же голодранкой, какой была до замужества.

— Это не составит труда, — заверил его Сесар — Мы приложим имеющиеся у нас фотоснимки и призовем в свидетели тех, кто наблюдал вчерашнюю сцену в саду.

Однако Виржилиу рано успокоился, полагая, что ему удалось взять верх над авантюристкой: через несколько дней Ракел вновь появилась в их доме и заявила о своей беременности.

Маркус растерялся, не зная, как ему поступить теперь, а Виржилиу, не поверивший Ракел, потребовал, чтобы Кларита отвела ее к своему гинекологу.

— Его сейчас нет в городе, — сказала та.

— Ну тогда сходи с ней к любому другому врачу.

Кларите было неловко сопровождать Ракел в клинику, выполняя указание мужа, но она посоветовала невестке не противиться его воле, чтобы не обострять и без того сложные отношения в их семье.

В итоге Ракел посетила врача, у которого она якобы наблюдалась и прежде, а Кларита просто подождала ее в коридоре. Выйдя от гинеколога, Ракел показала свекрови медицинское заключение, подтверждавшее беременность.

Виржилиу застонал от бессильного гнева, а Маркус заявил, что все равно разведется с Ракел, а ребенка оставит себе.

— Нет, этого тебе сделать не удастся, — отрепала Ракел. — Ребенок останется со мной! А также я потребую деньги на его содержание, дом, который строится, и машину, подаренную тобой к нашей свадьбе.

— Сынок, не надо выяснять отношения сейчас, — вмешалась Кларита. — У вас еще будет время все обдумать и прийти к какому-то разумному решению. Не забывай, что Ракел теперь вредно волноваться.

Едва она успела это вымолвить, как Ракел, словно в подтверждение ее слов, пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Маркус вовремя подхватил ее и на руках отнес в спальню.

— Срочно вызовите врача! — крикнул он прислуге, но Ракел, открыв глаза, тихо произнесла:

— Не надо… Мне уже лучше…

Потом он еще долго сидел у ее постели, а она, вытирая слезы, благодарила его за участие. Когда же Маркус, наконец, поднялся, чтобы уйти в свою спальню, она слабым голосом попросила его:

— Побудь со мной этой ночью. Мне почему-то страшно… И очень-очень одиноко…

Маркус не смог ответить отказом на ее просьбу.