Глава третья. Нет, ну что ты будешь делать?

Нет, ну что ты будешь делать? Второй раз намерился передохнуть после ненормированного рабочего дня длиною больше суток – и опять не в цвет. Какой болван обозвал эту рощу Мрачной? Каверзная она и злокозненная… А еще проще, тут западло на западле едет и западлом погоняет. Пинают меня из угла в угол, как мяч в игре. Тут не присядь, там не приляг. Достали! Хватит! Никуда я больше не пойду, с места не сдвинусь, пока не отдохну нормально.

Кстати, я не шучу. Сейчас здесь самое надежное место во всей округе. Снаряд в одну и ту же воронку, может, и попадает, а обезвреженная мина не рванет никогда. А еще в народе говорят, что темнее всего под лампой.

Не мне, естественно. Тому, кто правит бал. Служба оповещения у него наверняка тоже на должном уровне, и надо быть очень наивным, чтобы думать, что меня сейчас не ищут по всем направлениям и не готовят очередную торжественную встречу.

Забавно, я совсем недавно сообразил, откуда взялась эта маловразумительная поговорка. Любой, встав под лампочкой, может убедиться, что никакой тени там и в помине нет. Наоборот, все освещено наилучшим образом. Так почему же эта фраза оказалась поднятой до ранга народной мудрости?

А фишка в том, что возникла она в те древние времена, когда помещения освещали керосинки. Из‑за особенностей их конструкции. Точнее, из‑за емкости для керосина, которая размещалась в основании лампы. Поэтому подвешенная к потолку лампа, освещая все вокруг, создавала конус тени. Тот самый, внутри которого темнее всего…

Вот пусть и поищут меня в округе, а я пока отдохну. Тем более что и меч не возражает. Во всяком случае, после укрощения ложного ручья он больше никак себя не проявлял. Жаль только костер развести нельзя. Это все равно, что орать во весь голос: «Я здесь!»

Ну да ладно. Не впервой всухомятку питаться. Посмотрим, чего там Листица в дорогу снарядила.

Угу. Если проявить немного смекалки, то раньше это были хлеб, сыр, ветчина и, кажется, сушеные сливы. Причем все с истинно женской аккуратностью завернуто по отдельности в капустные листья, чтобы продукты дольше не черствели. Зато теперь, моими непредумышленными усилиями и другими превратностями путешествия, все перечисленные ингредиенты, включая капусту, сперва образовали некий салат, а после сбились в плотный ком. Эдакий колобок.

Зрелище, прямо скажем, не слишком аппетитное, но, что для меня сейчас более важно, вкусовых качеств не утратившее. Молодец Листица, сообразила сложить снедь в отдельный полотняный мешочек, а то кто знает, сколько еще лишних «специй» могло прибавиться к моему блюду…

Я отхватил кинжалом от колобка добрую краюху и, закрыв глаза (от удовольствия) принялся неспешно жевать, время от времени запивая водой из ручья, которую зачерпнул шлемом. В общем, та еще трапеза… Но мне она казалась вкуснее любой амброзии и нектаров. Да и вообще, вариант «Лукулл пирует у Лукулла» всегда предпочтительнее «Пира у Валтасара».

– Черт! Это еще что за приколы?

Нет, что язык мой враг я знаю, но чтоб уже и за мысли наказывали!.. И тем не менее вокруг происходило что‑то непонятное и… неприятное. Воздух сгустился, став тяжелым, сырым и липким, как в преддверии шторма. Потемнело, словно и не полдень на дворе, а самый поздний вечер – вот‑вот звезды покажутся. А усталость нахлынула такая, что не продохнуть.

Да, я реально вымотался. Ведь ни минуты покоя не было, начиная от сражения за Выселки. Сперва поход сквозь болото, потом – акция устрашения для гоблинов, ну и та обязательная культурная программа, что приготовила мне Мрачная роща.

Но все это, даже вместе взятое, не шло ни в какое сравнение с изнеможением, которое я сейчас ощущал. Оно парализовало не только натруженные мышцы, а навалилось так, что сердце отказывалось биться, а легкие – дышать.

Широко раскрытыми глазами я смотрел прямо перед собой, но даже не понимал, что именно вижу. Тьма наползала уверенно, нагло, и уже ничто не могло остановить ее. Еще один миг, еще один удар сердца – и я умру. Умру сидя, потому что у меня не оставалось сил даже на то, чтобы лечь.

И все‑таки я завалился на бок, да так удачно, что распростерся поверх меча.

Должно быть, тот, кто перебросил меня в этот мир, хорошо знал свое дело и соответственно подготовился. Иначе я уже пару раз со стопроцентной гарантией сыграл бы в ящик.

Почти незаметное сияние, которое исходило от лозунга на клинке, окутало меня, словно тончайший кокон. Оно было невесомее самой легчайшей дымки, но даже этого хватило, чтоб мое сердце снова забилось, а грудь наполнилась воздухом.

Подчиняясь инстинкту, я набросил перевязь на шею и, опираясь на рогатину, как на посох, с трудом встал на ноги. Меня шатало, как хлипкое суденышко в самый беспощадный шторм, но я понимал, что оставаться на месте нельзя. Первый шаг был как в детской игре в «лилипутики», крохотный‑крохотный. Второй – не многим больше…

«Так и коньки отбросить можно… – мелькнула первая осознанная мысль, после того, как я сподобился шагнуть и в третий раз. – Лежал бы у ручья, постепенно превращаясь в прах, как те гоблины. Если бы зверье не растащило по косточкам…»

При слове «прах» мое подсознание сделало стойку, как хороший охотничий пес, учуяв дичь.

«Прах… – повторил я мысленно. – Прах… Прах меня побери! Ну конечно же „Прах“! Ведь именно об этом заклятии упоминал Свист, когда рассказывал историю гибели своего отряда».

От такого открытия я едва не остановился. К счастью, хватило ума понять, что делать этого нельзя, надо двигаться дальше. Хоть ползком, но выбираться из этой тьмы. Причем только вперед. Потому что второй раз заставить себя пройти все эти испытания у меня может не хватить духу. Как у самоубийцы, которого в последний миг вытащили из петли, очень редко возникает желание «попытать счастья» вторично.

Значит, теперь по мне шарахнули еще, и из тяжелой артиллерии. Сработало самонаводящееся заклятие – и если бы не волшебный меч… Дальше можно не продолжать. Но есть во всех этих перипетиях и позитивный момент, сладкая сторона пилюли!.. Если узурпатор этой зоны не конченый параноик, то я только что прошел третий рубеж защиты и вырвался на оперативный простор.

Так что можно чуток и расслабиться. Главное сослепу не наскочить на какой‑нибудь разъезд или секрет.

Из последних сил я сделал еще десяток шагов, и как только понял, что тьма осталась позади, как подкошенный рухнул на землю. В самом буквальном смысле грохнулся, даже шлем с головы слетел.

И что ни говорите, потерять сознание иной раз бывает даже приятно…

* * *

Он сидел возле старого сруба, прямо на не остывшей еще после жаркого лета земле. Сидел, закрыв глаза и опираясь спиной на объект «И‑4» – так огражденный родник обозначался на набросанной мне впопыхах схеме – почти сливаясь с очарованием осени. При этом явно желая быть замеченным. Но привычка – пуще неволи. Навыки, вколоченные в подсознание вражескими снайперами, не только не пропьешь, но и никакими щелоками не вытравишь. Он и не пропил. В последнем нашем рейде прапорщик Шведир погиб совершенно трезвый. Из‑за чужой оплошности. Впрочем, ту растяжку и он бы не заметил.

Если б у бабки выросли… усы, стала бы бабка дедом. Чего теперь уж?.. Это только в моих похождениях для жизни появилось сослагательное наклонение, а в прежнем мире все случалось без вариантов. Растяжку мы не заметили, Швед мертв, я – условно живой. Пока. А то, что сейчас он сидит передо мной и по обыкновению жует травинку, так это ж здорово! Жизнь полна неожиданностей, и наплевать, что так не бывает! Я сам подтверждение совершенно противоположного. Если я здесь, а не в реанимации или морге после аварии, то почему Шведиру нельзя?

Или это опять проявились мои бонусные возможности? Так сказать, промежуточная награда за прохождение уровня.

– Чего завис? – жизнерадостно улыбнулся рекомый покойник, делая приглашающий жест. – Подходи ближе, не боись. Я не заразный…

– И тебе не кашлять, – пробормотал я не слишком внятно, но хоть с шага не сбился. А то уж совсем неудобно получилось бы.

– Думаешь, я твой глюк? – еще шире улыбнулся «Швед».

Не выдержав столь оживленной артикуляции, травинка выпала у него изо рта, тем самым разорвав кокон наваждения.

Плевать, я не прокурор, чтоб выяснять, что, откуда и почему. Не помню, кто сказал: если что‑то выглядит, пахнет и на вкус не отличается от колбасы – значит, это и есть колбаса. Сравнение далеко не этичное и ни разу не политкорректное, но именно в эту минуту мне вспомнилось то самое кольцо домашней колбасы, которую Мыколе Шведиру к большим религиозным праздникам присылали из родной деревни. Сырокопченая, начиненная крупнорублеными кусками свинины, почти без специй, но с запредельным количеством чеснока, о своем присутствии в посылке она заблаговременно оповещала весь личный состав, находящийся в подветренном секторе, с расстояния в пару километров.

– Думать положено тому, кто звездочки на плечах рисует, а наше дело строевым шагать.

– Ага, – хохотнул Николай. – Ты мне еще напой: «Выше ногу, папуасы, Кордашу нужны лампасы, а Хоме три звезды, остальное до…». – Потом пружинно вскочил и… протянул открытую ладонь.

– Здоров будь, Рак.

– Да пошел ты… – проворчал я в ответ, шагнул навстречу и со всей силы сжал товарища в объятиях. Аж хрустнуло. На ветку наступил, наверно… – Живой, чертушка…

– Как тебе сказать… – Швед не отстранился, но и значительных усилий в процессе обнимания не приложил. – Помнишь, куда меня? – Он демонстративно задрал подбородок.

Да, ничего не скажешь. Распоротое осколком горло чисто теоретически можно зашить. Но чтоб даже шрама не осталось? Так не бывает.

«Бывает, бывает!..»

– Ну и каков твой приговор?

Швед перетек чуть назад. Собственно, я и не удерживал уже, сосредоточившись на чистой, даже без царапин от бритья, шее товарища.

– Знаешь, Мыкола, – я был искренен, как на исповеди, – а мне это совершенно по бейцам. Главное, что ты здесь, рядом… Эх, жаль выпить нечего.

– Кто сказал? – усмехнулся Швед, не глядя протянул руку за спину и вытащил из прислоненного к срубу вещмешка обычную армейскую баклагу. – Забыл, с кем едешь? Дернем за встречу?

– Легко…

– Ну тогда чтоб наша доля нас не чуралась… Я первый, чтоб не подумал чего непотребного.

Швед ловко отвинтил крышечку и с наслаждением направил струю прямо в глотку. Только забулькало…

– Ух, хорош напиток!.. – довольно отер губы и передал фляжку мне.

– Чтоб лучше в мире жилось… – закончил я любимый тост прапорщика и уверенно допил то, что еще оставалось на дне литровой емкости.

Ну вот где он умудрился даже здесь первач достать?

Я чуток посидел с закрытыми глазами, переводя дыхание, и только минуту спустя вернулся к более прозаической, но по степени важности далеко не последней теме разговора.

– Слушай, Швед, а тебя ничего не удивляет?

– Вообще или конкретно? Потому как после воскрешения все остальное – мелочи. Согласен?

– Наверное…

И в самом деле, глупо говорить о кольчуге, мече или гоблинах, когда мы со Шведиром отмочили такое, что до нас только одному человеку удалось. Да и тот потом оказался Божьим Сыном.

– Ладно, проехали. Спрошу иначе. Ты тут именно меня дожидаешься или мы случайно на одной тропинке оказались?

– Не умничай, Влад. Меня же убили в прошлой жизни, а не контузили… – Швед нагнулся и сорвал очередную травинку. – Скажешь тоже, случайно… Это тебе, городскому, все зеленое – зелено. А я половины из здешних трав у нас дома не видел. Так что вывод прост: мы в другом мире. И если мы даже здесь оказались вместе, то вряд ли случайно.

– Вот только не надо, Мыкола, из себя смесь Лиденброка с Паганелем изображать. Я и так знаю, что хитрее хохла зверя нет. Колись по‑доброму: кто и с какой целью тебя в засаду поставил? Или будешь петь, что у меня паранойя?

– Чуть что, так сразу хохол… – ухмыльнулся прапорщик. – А евреи на что? Где‑то слышал умную фразу: «Если у тебя паранойя – это не значит, что за тобой не следят». Го‑го‑го!.. но ты прав, Влад. Я здесь, чтоб держать и не пущать. А также возвращать обратно заблудших…

«Бабушка, ты сюда не ходи, ты туда ходи… – насмешливо подсуетилась память. – А то снег – башка попадет, совсем мертвый будешь…»

– Интересно девки пляшут. Это что же у них там такое важное заныкано, что они, – я неопределенно покрутил головой, – сволочи, так подсуетились. Тебя из мертвых подняли и в охранение выставили?

– А что такое? – засопел Швед. – Тебя, значит, можно и после смерти эксплуатировать, а я – типа рылом не вышел? И потом, Влад, разве кто‑то другой тебя, шального, остановит?

– Наверное, ты прав, – кивнул я. – Но на этот раз остановить меня и тебе не удастся.

– Уверен?

– Как в неизбежности рассвета. Слишком многие концы там завязаны… Жизни и судьбы человеческие. Так что извини, брат. В американских фильмах обычно прибавляют: «ничего личного», но тут другой расклад. Я очень даже заинтересован. Лично.

– Влад, – прапорщик понизил голос, – я не пугаю, но Устав караульной службы ты не хуже меня знаешь.

– Первый в голову, второй в воздух? – Я посмотрел в лицо Николаю и увидел там не только досаду и обиду, но и решимость. – А из чего стрелять будешь?

– Вот еще придумал… – Швед демонстративно засучил рукава. – Но задержание я проведу.

«Бить буду сильно, но аккуратно».

– Очнись, Мыкола. – Я отступил на шаг, разрывая дистанцию. – Это ж когда ты у меня хоть один спарринг выигрывал?

– А заодно проверим… – проворчал Швед, не позволяя мне уйти в отрыв, подшагиваясь следом, – ты это или кто другой в твоем обличье по миру шастает?.. – и тут же показал, что бросится мне в ноги. А потом продолжил движение…

Меч в рукопашной схватке явно лишняя деталь гардероба. Знал бы, что так обернется – отложил бы его в сторону.

Ножны всего чуть‑чуть сковали движение, но именно этой доли секунды мне не хватило для сустепа,[2]зато оказалось вполне достаточно, чтоб пальцы прапорщика дотянулись до моих штанин. Те самые пальцы, которыми не слишком проворный Мыкола без особых усилий плющил автоматные гильзы. И борьба перешла в партер…

* * *

Минут через пять усердной возни в мой разум закралось подозрение, которое продолжало крепнуть с каждым новым приемом, проводимым Шведом. Он совершенно ничего не делал для получения преимущества, тратя силы исключительно для сохранения статус‑кво.

– Этак мы и до скончания веков обжиматься будем… – пробормотал я, высвобождая голову из очередного неплотного, но вязкого захвата. – Ты, Мыкола, часом ориентацию не сменил?

– И не мечтай… – прохрипел тот, отжимая мой локоть.

– Так, может, поговорим?

– Почему нет?

Мы отползли друг от друга примерно на полметра и разлеглись, глядя в небо.

– Кто первый начнет?

– «Хочете соби сыдть, а я нэ пойиду, хоч посыджу я за вас, а вы йидьте диду», – процитировал кого‑то из украинских писателей Николай. – Лично я никуда не тороплюсь. Мне вменялось твое задержание на данном рубеже. А борьбой, стрельбой или разговорами – без разницы. Так что сам решай, кому первому. Заодно определись: исповедоваться будем или дезу гнать?

– Да, не зря говорят, что когда появились на земле хохлы, отец хитрости Люцифер с горя запил. Ну хорошо, пусть будет по‑твоему. Только прежде чем начать рассказ, хочу знать: насколько легитимно твое присутствие. Не исчезнешь ли ты в процессе беседы? – а сам подумал: «Врать точно не имеет смысла, но и душу выворачивать на трезвую голову проблематично. Один глоток не в счет…»

– Вроде не должен, – отозвался Швед. – Я же на посту. И пока никто меня с него не снимал.

– А ставил кто?

– Интересный вопрос… Ладно, слушай. Короче, после взрыва той растяжки очнулся я посреди степи. На горизонте что‑то вроде кремля белеет. Но мне только общие очертания стен и башен видны. Зато ворота… как в лупу. Все в перспективе, а сами ворота скачкообразно увеличены. Степь тоже странная, куда ни кинь взгляд – испещрена дорогами, которые к этим воротам ведут. А по дорогам – бесконечные вереницы людей тянутся. И я, кстати, тоже в одной из них, и тоже к воротам тем чудным неторопливо продвигаюсь.

– Жуть…

– Не, – мечтательно возразил Николай, – тихо вокруг, благостно… Как послеобеденный сон в праздник. Жаворонки опять‑таки настроение поднимают. И тут подходит ко мне некий господин в сопровождении девицы. Прямо скажем – нерядовая девочка. Я как на пазуху ее уставился, так ничего больше и не зафиксировал. Вот сейчас пытаюсь вспомнить облик того господина, а все время только эти белоснежные полушария и встают перед глазами. Типа Анечка Семенович в молодости и своей лучшей форме…

– Не напрягайся… – Я вспомнил красавицу цыганку на автовокзале. – Мне есть с чем сравнить. Рассказывай дальше.

– Дальше? – переспросил Швед, которому, судя по интонации, опять явилось мимолетное виденье. – Ах да. Так вот, этот самый господин и спрашивает: «Не скучно тебе здесь, воин?» – «А что, есть варианты?» – отвечаю.

«Ну да, – усмехнулся я. – Нашел того, кто на вопросы отвечает с ходу. Швед любого одесского еврея за пояс заткнет по части общения. Если понадобится, час молоть языком будет, а так и не скажет ничего вразумительного».

– Господин засмеялся и говорит: «Есть… Можешь здесь остаться, а можешь – в нормальном мире на посту постоять и с другом пообщаться. Многого обещать не стану, но пока очередь на рассмотр твоего дела не подойдет, можно». – «Так на посту или – пообщаться?» – уточняю. А он опять смеется: «Сам разберешься. Главное, чтобы твой товарищ дальше тебя не прошел. Ну так что, согласен?». Я и кивнул. А чего? Все какое‑то разнообразие напоследок.

– Интересная история. Покруче моей автобусной поездки будет. Ну а зачем и для чего ты должен меня «держать и не пущать», тебе не объяснили?

– Веришь, Влад, объяснил и очень внятно, но я это… запамятовал.

– Анечка Семенович виновата?

– Она, – вздохнул прапорщик. – Справна дивчина… Жаль, при жизни такая не попадалась.

– Ну и ладно… – сменил я тему, поскольку и сам был не против знакомства с такой реальностью. – В таком случае, как говаривал Ильич: мы пойдем другим путем.

«Влад, – отозвался что‑то давно притихший Эммануил. – Если ты хочешь, то мы можем задержать твоего друга здесь подольше».

«Конечно хочу! Ты еще спрашиваешь?! Единственный по‑настоящему близкий мне человек в этом мире! Но как?»

«Подселим к нему Владислава Твердилыча. И тот, кто отправил сюда тело с одним сознанием, не сможет выдернуть его обратно, пока не изгонит второе. Только для этого нужно согласие Николая».

«Решим. Эх, жаль водка закончилась. Нам бы со Шведом сейчас по глоточку. Многое куда проще стало бы».

«А оно и так достаточно упростилось, – усмехнулся мысленно VIP‑дух. – Погляди там, сзади за колодезным срубом».

«Ты же говорил, что прямое вмешательство не…»

«Я и дальше утверждаю. Но… товарища твоего иные силы сюда направили – им и отвечать. Так что не волнуйся, а займись подготовкой своего друга к подселению. Очередь к райским вратам хоть и длинная, но все ж не бесконечная… Нам надо раньше успеть, чем душу Шведира Привратник окликнет».

Date: 2015-09-17; view: 244; Нарушение авторских прав