Сильнее, чем узы крови

Снова Гавин сидел в небольшой, безо всяких украшений, комнате в покоях Эгвейн. Он чувствовал себя обессиленным, что не удивительно, учитывая то, что он пережил, включая Исцеление.

Гавин был поглощен изучением нового чувства внутри себя. Прекрасное цветение внутри сознания, которое отражало эмоции Эгвейн. Узы вызывали удивление и приносили спокойствие, позволяя ему знать, что Эгвейн в порядке.

Ожидая ее появление, он встал как только открылась дверь. "Гавин, - обратилась Эгвейн, входя внутрь, - тебе не следует стоять в таком состоянии. Пожалуйста, сядь."

"Со мной все нормально" - ответил он, но поступил так, как она велела.

Эгвейн прошла к другому креслу и села напротив него. Она была спокойна и безмятежна, но он чувствовал, что она была потрясена событиями ночи. Слуги все еще убирали пятна крови и тела, пока Чубейн держал всю Башню под контролем, проверяя каждую Сестру. Был обнаружен еще один убийца. В попытке убить ее Гвардия потеряла двух солдат и Стража.

Да, он мог почувствовать ее волнение, скрываемое за маской невозмутимости. В течении последних месяцев, Гавин начал полагать, что Айз Седай возможно обучены не чувствовать что-либо. Узы доказали обратное, Эгвейн чувствовала; она просто не позволяла эмоциям управлять собой.

Взглянув на ее лицо и ощущая бурю внутри, Гавин впервые увидел Узы с другой стороны. Стражи не только телохранители; они единственные, кто видит настоящие эмоции, скрываемые Айз Седай. Неважно как умело Айз Седай прячет свои чувства, ее Страж знает, что это всего лишь маска.

- Ты нашла Месану? - спросил он.

- Да, хотя это заняло достаточно времени. Она выдавала себя за Айз Седай по имени Данелле из Коричневой Айя. Мы нашли ее в своих комнатах, лепечущую как ребенок. Она уже обмочилась. Я пока не решила, что с ней делать.

- Данелле. Я не знаю ее.

Она любила уединение. - ответила Эгвейн. - Возможно, поэтому Месана выбрала ее.

Они несколько мгновений сидели молча. "Итак, - наконец сказала Эгвейн. - Как ты себя чувствуешь?"

- Ты сама знаешь. - ответил Гавин.

- Это только означает начало разговора.

Он улыбнулся: "Я чувствую себя великолепно. Удивительно. Спокойно. И в то же время, обеспокоен и встревожен. Как ты."

- Что-то следует предпринять в отношении Шончан.

- Согласен. Но это не то, что гнетет тебя. Ты волнуешься о том, что я ослушался тебя, но теперь знаешь, что это - правильный поступок.

- Ты не нарушил приказ. - сказала Эгвейн. - Ведь, я потребовала твоего возвращения.

- Но ты не сняла запрет на охрану твоих покоев. Я мог нарушить твои планы, подняв тревогу и спугнув убийц.

-Да. - ответила Эгвейн. В ее мыслях чувствовалось сомнение. - Но все равно, ты спас мою жизнь.

- Как они проникли внутрь? - спросил Гавин. - Разбудила бы тебя тревога, если бы в ловушку попала горничная?

Она покачала головой. "Я была глубоко во сне, сражаясь с Месаной. Гвардейцы были рядом и услышали сигнал тревоги. - призналась Эгвейн. - Их всех нашли мертвыми. Похоже, что убийцы ждали, что я выбегу. Один из них спрятался в комнате, чтобы убить меня, когда я схвачу двух других. - Она скривилась. - Такой план мог сработать. Я опасалась Черных Айя или хотя бы Серого человека."

- Я послал предупреждение.

- Гонец был найден мертвым. - она взглянула на него. - Сегодня вечером ты поступил правильно, но это еще беспокоит меня.

-Мы разберемся с этим. - сказал Гавин. - Эгвейн, позволь мне защищать тебя, и я подчинюсь тебе во всем остальном. Обещаю.
Эгвейн колебалась, но все таки кивнула: "Я должна выступить перед Советом. К этому времени они уже должно быть готовы вынести мою дверь и потребовать ответы.
Гавин почувствовал, что внутри она скривилась.
- Если ты представишь так, что мое возвращение всегда было частью твоего плана, это может помочь.

- Так и есть. - сказала Эгвейн. - Хотя время не подходящее. Она медлила: "Когда я узнала, как Сильвиана выразила мою просьбу о твоем возвращении, я подумала, что наверно ты не вернешься вовсе."

- Я чуть так и не поступил.

- Что же изменилось?

- Я должен был научиться смирению. В этом я никогда не был силен.

Эгвейн кивнула, как будто поняла. "Я прикажу поставить здесь кровать. Я всегда считала, что эта комната подходит для поста моего Стража."

Гавин улыбнулся. Спать в другой комнате? В глубине души Эгвейн, все еще жила скромная дочь трактирщика. Она покраснела, почувствовав его мысли.

- Почему мы не поженимся? - спросил Гавин. - Прямо сегодня. Эгвейн, ты - Амерлин, и твое слово - закон в Тар Валоне. Только скажи, и мы будем женаты.

Она побледнела; странно, что это встревожило ее в такую ночь. Гавин ощутил прилив страха. Она сказала, что любит его. Разве она не хочет -

Но нет, он может ощутить ее чувства. Она точно любит его. Тогда, в чем же дело?

Эгвейн испуганно ответила: "Как я посмотрю в глаза родителям, если выйду замуж без их разрешения? Свет, Гавин, мы должны хотя бы послать за ними. И как же Илейн? Ты женишься, не сказав ей?"

Он улыбнулся: "Ты конечно, права. Я сообщу им."

"Я могу -"

"Эгвейн, ты - Амерлин. Весь мир на твоих плечах. Позволь мне обо всем договориться."

Очень хорошо, - согласилась она, выходя в коридор. Там ее ждала Сильвиана, которая бросила сердитый взгляд на Гавина. Эгвейн послала нескольких слуг за кроватью, затем вместе с Хранительницей оправилась по делам, пара Гвардейцев следовали позади.

Гавину хотелось пойти с ней. Вокруг все еще могут быть убийцы. К сожалению она права отправляя его спать. Гавин чувствовал себя плохо, оставаясь на ногах, которые в добавок дрожали. Затем он обратил внимание на линию трупов, закрытых простынями. Их не уберут, пока Сестры не осмотрят тела. Так как прямо сейчас, обнаружение Месаны - и поиски оставшихся убийц - были более неотложным делом.

Стиснув зубы, он заставил себя подойти и отвернуть простыню, открывая безжизненные лица Селарка и Мазона, к несчастью, голова Селарка была отделена от тела.

- Вы поступили правильно, ребята. - сказал Гавин. - Я прослежу, чтобы ваши семьи узнали, что вы спасли жизнь Амерлин. Потеря таких хороших людей вызвала в нем гнев.

Свет, сожги этих Шончан, подумал он. Эгвейн права. С ними нужно, что делать.

Он взглянул в другую сторону, там лежали тела трех убийц, накрытых простынями, из-под них выступали ноги, обутые в черные туфли. Две женщины и мужчина.

Интересно... подумал он, подходя к трупам. Гвардейцы посмотрели на него, когда он потянул простынь, но не препятствовали.

Тер'ангриал было легко распознать, хотя только потому, что он знал, что искать. Одинаковые каменные черные кольца, одетые на средний палец правой руки. Кольца были вырезаны в форме виноградной лозы с шипами. Видимо никто из Айз Седай не понял, чем они являются, по крайней мере пока.

Гавин незаметно снял все кольца и сложил в карман.

* * *

Лан почувствовал что-то, явное отличие в эмоциях внутри его разума. Он привык игнорировать их и женщину, которую они представляли.

В последнее время эти эмоции изменились. Все больше он уверялся, что связь перешла к Найнив. Он мог опознать ее по чувствам. Как нельзя было не узнать ее - эти чувства страсти и доброты. Это ощущалось... замечательно.

Дорога пошла вниз. Она огибала холм и, затем вела прямиком к хорошо заметной крепости. Серебряные Стены находились прямо на границе между Кандором и Арафелом, и представляли собой большое укрепление расположенное по обоим сторонам Ущелья Фирчон. Это была чрезвычайно массивная крепость на деле состоящая из двух отвесных стен, оставлявших между собой узкий проход подобно каньону. Как будто две стороны огромного дверного проема.

Чтобы пройти через ущелье, придется проехать значительное расстояние между двумя каменными стенами с бойницами. Они очень эффективны против армий, двигающихся в любом направлении.

Они все союзники, все Порубежники. Но это не помешало желанию арафельцев иметь отличную крепость, закрывающую проход к Шол Арбела. Стоянка перед крепостью была местом сбора тысяч людей, разделенных на меньшие группы. Над некоторыми отрядами реял флаг Малкир, Золотой Журавль. Другие флаги принадлежали Кандору и Арафелу.

"Кто из вас нарушил клятву?", спросил Лан, оглядываясь назад на караван.

Люди покачали головами.

"Никому не нужно нарушать клятву", сказал Андере. "Что еще вы сделаете? Пересечете Проклятые Земли? Недостижимые Холмы? Здесь или нигде. Они знают это. И поэтому ждут вас здесь."

Лан заворчал. Похоже на правду. "Мы - караван", громко сказал он. "Помните, если кто-то спросит, вы можете подтвердить, что мы - Малкири. Также вы можете сказать, что вы ждете своего Короля. Это правда. Но вы не должны упоминать, что уже нашли его."

Другие выглядели обеспокоенными, но не возражали. Лан продолжил спускаться, за ним следовал караван из двадцати фургонов, боевых коней и спутников.

Это было то, чего он всегда боялся. Возрождение Малкир невозможно. Они погибнут, вне зависимости от количества войск. Нападение? На Запустение? Нелепость.

Он не мог просить их об этом. Он не мог позволить им это. Пока он спускался, он стал более твердым. Те храбрые солдаты, их реющие флаги... они должны присоединиться к армии Шайнара и сражаться в битве, которая хоть что-то значит. Он не примет их жизни.

Смерть легче перышка... Раким несколько раз вбивал это в него во время их пути. Он следовал за Ланом десятилетия назад во время Айильской Войны. Долг тяжелее горы.

Лан не избегал своего долга. Он стремился к нему. Тем не менее, огни лагерей волновали его сердце, когда он достиг подножья склона и продолжил путь. Ожидающие мужчины носили простую одежду воинов и хадори, у женщин была точка ки'сайн на лбу. Некоторые мужчины одели плащи с эмблемой Золотого Журавля на плечах, знак королевской стражи Малкир. Они могли надеть их только, если их отцы или деды служили в этой страже.

Это был вид, который заставил бы Букаму плакать. Он думал, что Малкир не существует более как народ, разрушен, поглощен другими нациями. Все же они были здесь, собираясь при малейшем призыве к оружию. Многие были старше Лана уже в те дни когда он был младенцем, когда его королевство пало, и те, кто помнил тот день были теперь на седьмом или восьмом десятилетии. Их волосы были седы, но они все еще были воинами, и они привели своих сыновей и внуков.

"Тай'шар Малкири!", закричал человек, когда мимо прошел отряд Лана. Этот призыв раздался десяток, а затем два десятка раз, когда они увидели его хадори. Ни один человек, казалось, не признал кто он такой. Они полагали, что он пришел по той же причине, что и они.

Последняя Битва приближается, подумал Лан. Должен ли я отказывать им в праве биться рядом со мной?

Да, должен. Лучше, что бы он прошел незамеченным и непризнанным. Он молча смотрел вперед, держа руку на мече. Но на каждый клич Тай`шар Малкир ему хотелось выпрямиться. Казалось это укрепляет его, толкает его вперед.

Ворота между двумя охраняемыми крепостями были открыты, хотя солдаты проверяли каждого проходящего человека. Лан остановил Мандарба, и люди следующие за ним тоже остановились. Может арафельцам приказано следить за ним? Но у него не было другого выхода, кроме как идти вперед. Обход бы занял несколько недель. Его караван ждал своей очереди, затем подошел к сторожевому посту.

"Цель?" спросил арафелец одетый в форму, с волосами, заплетенными в косички.

"Направляюсь в Фал Моран," сказал Лан. "На Последнюю Битву."

"Вы не собираетесь ждать здесь как остальные?" сказал охранник, махая рукой в перчатке в сторону Малкир. "Ожидать Вашего короля?"

"У меня нет короля," сказал Лан тихо.

Солдат медленно кивнул, потирая свой подбородок. Он махнул другим солдатам, чтобы они осмотрели товары в фургонах. "На это полагается пошлина."

"Я планирую передать это шайнарцам, для участия в Последней Битве," сказал Лан. "Безвозмездно."

Охранник приподнял бровь.

"Клянусь в этом," сказал Лан мягко, встречаясь взглядом с солдатом.

"Тогда никакой пошлины. Тай'шар Малкир, друг."

"Тай'шар Арафел." Лан пришпорил своего коня. Он ненавидел проезжать через Серебрянные Стены, они заставляли его чувствовать себя словно под прицелом тысячи лучников. Троллокам будет непросто пройти здесь, если Арафельцы будут вынуждены отступить так далеко. Несколько раз такое происходило, и каждый раз они здесь держались, как в дни Якобина Неустрашимого.

Лан практически не дышал, проходя через крепость. Он с облегчением достиг другой стороны и направил Мандарба на тракт, ведущий на северо-восток.

"ал'Лан Мандрагоран?" закричал кто-то в отдалении.

Лан застыл. Этот голос шел сверху. Он обернулся, глядя назад в сторону левого укрепления. Там из окна выглядывала чья-то голова.

"Благословен Свет, это ты!" произнес голос. Голова исчезла внутри.

Лану захотелось удрать. Но если бы он так сделал, то этот человек наверняка позвал бы других. Он ждал. Из одной из дверей крепости выбежал человек. Лан узнал его - мальчик, ещё не ставший мужчиной, он был в красных одеждах и плаще насыщенного синего цвета. Кайсей Норамага, внук Королевы Кандора.

"Лорд Мандрагоран," сказал юноша. "Ты приехал! Когда я услышал, что Золотой Журавль был поднят —"

"Я не поднимал, Принц Кэйсей. Мой план состоял в том, чтобы ехать одному."

"Конечно. Я хотел бы поехать вместе с тобой. Можно?"

"Это не было бы мудрым решением, Ваше Высочество," сказал Лан. "Ваша бабушка находится на Юге; как я понимаю ваш отец правит в Кандоре. Вы должны находится рядом с ним. Что вы здесь делаете?"

"Принц Кендрал пригласил меня," сказал Кэйсей. "И мой отец знает о том, что я здесь. Мы вместе планируем присоединиться к вам!"

"Кендрал, тоже?" ошеломленно спросил Лан. Внук короля Арафела? "Ваше место с вашими людьми!"

- Наши предки принесли клятву, ответил молодой человек. - Клятву защищать и оборонять. Клятву, более сильную, чем кровные узы, Лорд Мандрагоран. Она сильнее чем воля случая. Ваша жена сказала нам ждать вас здесь. Она сказала, что возможно вы попробуете пройти не поприветствовав нас.

"Как ты заметил меня?" спросил Лан, сдерживая свой гнев.

"Конь," сказал Кэйси, кивая на Мандарба. "Она сказала, что вы можете замаскировать себя. Но вы бы никогда не оставили своего коня."

Свет, сожги эту женщину, подумал Лан, услышав клич, пронесшийся сквозь крепость. Она перехитрила его. Проклятье, Найнив. И благослови ее. Он попытался послать сквозь Узы любовь и разочарование.

И тогда, с глубоким вздохом, он сдался. "Золотой Журавль летит на Тармон Гай'дон," тихо сказал Лан. "Любой мужчина или женщина, кто пожелает, могут присоединиться к борьбе."

Он закрыл глаза, поскольку кличи приблизились. Скоро это стало приветствием. Позже ревом.