Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






ВСТРЕЧА. Теплым сентябрьским утром 1838 года старьевщик и парижский сорванец развлекались тем, что сбивали монеты с пробки





 

Теплым сентябрьским утром 1838 года старьевщик и парижский сорванец развлекались тем, что сбивали монеты с пробки, удобно устроившись в теньке под монументальным сводом арки между Иерусалимской улицей и улицей Назарет.

Скульптурные украшения, приписываемые Жану Гужону, иногда привлекали внимание любителей искусства, но ни старьевщик, ни юноша явно не относились к их числу.

Жан Гужон интересовал их не больше, чем прусский король.

У старьевщика была окладистая борода, спутанные волосы спадали на глаза.

Приставленная к стене заплечная корзина была гораздо выше и шире, чем обычно.

Приглядевшись к парнишке, мы бы поняли, что он уже давно достиг вполне зрелого возраста, но остался бледным и безбородым. Парижская голытьба – особое племя, нечто вроде американских индейцев или европейских цыган.

Многократно отмечался и больше не подвергался сомнению тот факт, что изменение климата ничуть не влияет на толстую и в то же время прозрачно-бледную кожу выходцев из бедных кварталов Парижа. Даже африканское солнце испытывает к ней особое уважение, и ее обладатели остаются бледнолицыми и среди негров в экваториальной Африке.

Старьевщик и юноша вкладывали в игру весь свой пыл: на пробке громоздилась стопка монет, и полдюжины зевак жадно следили за игрой.

Это было состязание. Как на бегах, делались ставки.

Мы уже сказали и повторим еще раз: нигде в Париже не собирается столько шпаны, сколько в окрестностях Префектуры полиции. Можно подумать, что здание, куда они когда-нибудь попадут не по своей воле, неудержимо притягивает их.

Как почти все парижане, парнишка был ловким мошенником. Его бита – мелкая монета белого металла с профилем Людовика XVI с одной стороны и фасцией[6], увенчанной фригийским колпаком, с другой – была заточена по краям и наверняка отполирована наждаком. Великолепная игровая монета скользила по пыли, как галька по воде.

Любитель этой забавы охотно отдал бы за такую пять су.

Старьевщик, напротив, играл очень осторожно, как деревенщина с Востока. Он бросал монету сверху таким образом, что его тяжелый республиканский су, ребро которого было расплющено молотком да еще и подпилено, всегда ложился на столбик монет, не давая им упасть с пробки.

Паренек был гораздо проворнее, но его ловкость была побеждена спокойной осторожностью противника. Парижанину оставалось лишь отвести душу в насмешках.

– Послушай, Ландерно, – обратился он к старьевщику, пока тот собирал столбик из двенадцати монет, – зачем тебе такая большая корзина?

– Я занимаюсь похоронами, – ответил тот, бросив на шутника взгляд, не предвещавший ничего хорошего. – Когда ты отпрыгаешься, я отвезу тебя в амфитеатр, и там тебя распотрошат за милую душу.

Зрители были на стороне Ландерно. Парнишка разозлился.

– Ладно, – выпалил он, – давай еще раз. Каждый ставит двенадцать су.

– Хорошо, – согласился старьевщик и тут же заявил: – Если сшибешь монеты, они мои.

Белая монета юноши, ударившись в пробку посередине, отбросила ее на десять шагов. Столбик из двадцати четырех су при этом даже не шелохнулся.

Зрители зааплодировали. Парнишка торжествующе воскликнул:

– Скажи-ка, Ландерно, почему тебя называют Тридцать Третий, откуда это прозвище?

– Это тайна, – серьезно ответил старьевщик, – забирай деньги и проваливай!

На углу Иерусалимской улицы появился человек, одетый в дорогой и опрятный костюм буржуа. Парнишка в это время собирал свою добычу.

С юноши слетела кепка, обнажив копну светлых курчавых волос.

Мужчина в приличном костюме тихонько подкрался к пареньку с видом человека, собирающегося подшутить над своим приятелем.

Когда юноша нагнулся за пробкой, он схватил его за ухо.

Половина зрителей тут же улетучилась. Старьевщик поспешно водрузил на спину свою громадную корзину.

Парнишка резко вскочил, выпалив:

– В чем дело? Кому-то темно без фонаря?

И даже не взглянув на обидчика, парень с неподражаемым проворством подсек его ударом ноги.

Это напоминало удар, который выбил из-под монет пробку, не разрушив столбика. Господин резко плюхнулся на землю; при этом раздался звук, очень похожий на тот, который производит падающий на мостовую куль с тряпьем.

Последние зрители расходились, хохоча во все горло.

Старьевщика под знаменитой аркой Жана Гужона уже не было.

– Хватит, – поинтересовался парнишка, – или желаете, чтобы я исполнил этот номер на бис?

Но, осекшись на полуслове, юноша с искренним сожалением воскликнул:

– Господи! Я же врезал месье Бадуа! Быть этого не может!


И он поспешно помог бывшему шефу подняться с земли.

Оказавшись на ногах, месье Бадуа потер ушибленное место.

– Пистолет, старина, где ты пропадал? Ты был мне чертовски нужен! Несмотря на все твои недостатки и необузданный темперамент, я еще не встречал другого такого ловкача. Знаешь, ты совсем не изменился за эти три года.

– Три года и четыре месяца, месье Бадуа, – подхватил Пистолет, искренне обрадованный этой встречей. – В апреле тридцать пятого я смылся из Парижа, чтобы добиться успеха и завоевать положение в обществе своим прилежанием и неважно каким трудом. А вы тем временем похорошели и поправились… Черт побери, как я рад вас видеть! Может, угостите меня обедом? Я охотно приму ваше приглашение.

– И на ужин тоже, Клампен, старина. Ты мне нужен, – сказал месье Бадуа.

– К вашим услугам, месье Бадуа. Как насчет жареной курицы? С грибами? – невозмутимо продолжал Клампен, демонстрируя свои гастрономические познания.

– Курица с грибами? Идет! Так где же ты пропадал столько времени? – искренне поинтересовался месье Бадуа.

– Да куда только не заносила меня судьба, месье Бадуа. Я объездил весь мир – и по делам, и для развлечения. Сколько стран повидал! Приобрел богатейший жизненный опыт! – радостно сообщил бывший охотник на бездомных кошек.

Перейдя через улицу, они приблизились к заведению папаши Буавена.

– Мы что, сюда пойдем? – не скрывая презрения, спросил Пистолет.

– Да. Ты имеешь что-нибудь против? – удивился месье Бадуа.

– Но конечно, вы – инспектор, и лучше меня…

Месье Бадуа прервал его:

– Я больше не состою на государственной службе. Теперь я работаю на частное лицо, и это приносит мне неплохой доход.

Пистолет сморщил нос.

– На месье Видока? – проворчал он. – О, месье Бадуа!

– Нет, я бы скорее умер! – воскликнул Бадуа. – Честь превыше всего! Ты знаком с тем, на кого я работаю, малыш, и уважаешь его. Заходи. Мы пообедаем в кабинете на втором этаже башни и сможем спокойно поговорить.

Пистолет вошел первым и по длинному узкому коридору направился к винтовой лестнице.

– Месье Бадуа, – осведомился он не без угрызений совести, – а мадам Тереза Сула по-прежнему живет здесь?

– Нет, – ответил бывший полицейский инспектор, – а почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Помните котика, которого она так любила? Кис-кис-кис!

– Так это из-за тебя, шалопай, произошла та катастрофа? – со смехом воскликнул Бадуа.

– Увы, да. Я следил за ним в последний день перед тем… как пуститься на поиски счастья… тогда-то я и узнал Лейтенанта, который желтым мелом написал на двери комнаты № 9 имя «Готрон». Странно, три года я об этом не думал, а сейчас все так и стоит перед глазами, будто это произошло только вчера!

– Ты должен все вспомнить, – тихо произнес Бадуа. – Мы сейчас по уши увязли в этом деле.

– Вот как! Снова Лейтенант? – с некоторым удивлением произнес Клампен.

– Не совсем, – ответил месье Бадуа.

– И человек, убитый наверху? – допытывался Пистолет.

– Да, и не только, – пояснил Бадуа.

– Ну что ж, – сказал Пистолет, взявшись за дверную ручку, – давайте сядем и все спокойно обсудим. А что касается обеда… Папаша Буавен стряпает неплохо. Только не фрикасе из кролика! Оно напоминает мне кота мамаши Сула! Так и стоит в ушах: «Кис-кис-кис!» У нее это получалось так нежно! Я по-прежнему жутко чувствительный, и от фрикасе мне станет дурно.


Войдя, Пистолет огляделся.

– Стены наверху обшиты деревом, – промолвил он. – А вам, месье Бадуа, случалось с тех пор бывать здесь?

– Никогда, – ответил Бадуа, побледнев.

– А Лейтенант за это ничего не получил? – скорее отметил для себя этот факт, чем спросил Клампен.

– Ничего, – угрюмо признал бывший инспектор.

– А за остальное?

– Между двумя заседаниями суда ему удалось бежать. Его так и не поймали. Крепкий орешек.

Пистолет сел за стол.

– Ему ведь тогда здорово досталось. Он неплохо плавал, но я держал его за ноги: это его бесило. А вот одеяло в пододеяльнике из белого щелка, в которое была завернута девочка… Я спустился по течению реки до моста Согласия, но так ничего и не обнаружил. Я долго ломал над этим голову…

– Девочку нашел другой, – ответил Бадуа, садясь за стол.

– Расскажите поподробней, месье Бадуа, – попросил парнишка.

– Позже, – возразил Бадуа.

– Перевернув стакан, Пистолет постучал по нему ножом, подзывая официанта.

– Бывают такие истории, – продолжал Бадуа, – стоит о них подумать, и все начинается снова! За три года я вложил на это расследование столько сил, что вспомнить страшно. Но мы имеем дело с ловкими людьми, которые здорово играют в прятки. Они меня будто сглазили, и с тех пор, как я работаю на барона д'Арси…

– Что это за барон такой? – перебил его Клампен.

– Настоящий барон, настоящий человек: раньше его звали Полем Лабром.

Клампен присвистнул:

– Тогда ясно! Я оказался в Гавре, на борту трехмачтового корабля «Робер Сюркуф», капитаном которого был некий месье Легофф, когда Поль Лабр пришел повидать своего брата. Черт возьми! В тот день на месье Поле лица не было!

В кабинет, где устроились за столом месье Бадуа и Клампен, вошел официант.

– Курицу с грибами! – распорядился Пистолет, – как договорились; ножки под острым соусом и омлет с салом. Аппетит приходит во время еды. Пить мы будем «Жуани», и еще принесите салат с луком. Но сперва хлеб, вино и колбасу, а потом остальное – все сразу. Мы не любим, когда нас отрывают от конфиденциальной беседы, – заключил Клампен.

– Месье Бадуа, – обратился Пистолет к бывшему инспектору, когда официант вышел, – между вами и мамашей Терезой тогда что-нибудь было?

Это тоже часть той истории, – ответил месье Бадуа, тяжело вздохнув. – Дело тонкое, тут были затронуты нежные чувства. Теперь мне осталось лишь предаваться приятным воспоминаниям. Ее положение изменилось, и потому у нас ничего не вышло, но мы по-прежнему уважаем друг друга.

– Она снова вышла замуж? – удивился Клампен.

– Нет, не вышла. По разным причинам она отказала Шопану и Мегеню, – ответил бывший инспектор полиции. – Сейчас ей живется хорошо, спокойно и счастливо в доме генерала, графа де Шанма в провинции.


– А! – вырвалось у Пистолета. – Того самого, что должен был подняться наверх вместо Жана Лабра? Его я тоже видел на борту «Робера Сюркуфа». Генерал тоже попал тогда в хороший переплет. Он вернулся?

– Да, после помилования. Но ему поставили условие: безвыездно жить в своей деревне, в департаменте Орн в Нормандии.

– И мамаша Тереза тоже там? И что она делает? – допытывался Клампен.

– Ничего.

Пистолет призадумался, что случалось с ним нечасто. Официант вернулся с закусками.

– За твое здоровье, старина Клампен, – сказал месье Бадуа, наполняя бокалы вином. – Если к тебе присмотреться, ясно, что твою физиономию уже давно могла бы украсить борода. Сколько тебе все-таки лет?

– Возраст любви, месье Бадуа. Ваше здоровье! И принимаемся за еду!

С набитым ртом Пистолет продолжал:

– Дело не в том, что я скрываю свой преклонный возраст. Напротив, я им горжусь. Бородой никого не удивишь. Дамы знают, что меня можно спокойно нюхать, как цветочек, не боясь уколоться. А сам я давно люблю их, как плут Купидон. Повсюду успех, все благосклонны ко мне. Я рискнул бы соперничать с Дон Жуаном.

– Ты бывал в театре, Клампен?

– И не раз! Я смотрел «Дон Жуана» в Бобино. А в других театрах тоже про это? Да, кстати, вы знаете, кого я сейчас обыграл, месье Бадуа?

– Нет. Кого же?

– Любопытный тип! Видя его, каждый раз вспоминаю про рекрутский набор. Лет пятнадцать или двадцать подряд он был слишком молод для воинской службы. Ландерно по прозвищу Тридцать Третий имел честь познакомиться со мной в тот день, когда его вызвали на комиссию. У него был первый номер. Пойте, военные горны! Я в то время ублажал служанку одного фармацевта, торговавшего травами, и бесплатно консультировал жителей квартала, разве что брал по двадцать пять сантимов на чай. Скольких женщин я спас от разлуки с кавалерами! Ландерно явился ко мне и спросил, во что ему обойдется неизлечимая болезнь глаз. Я обратился к служанке, та к своему торговцу, и мой Ландерно занедужил: два года он был слепым. А вы знаете, что в тот вечер, когда приключилась история с котом, Тридцать Третий был с Куатье? – внезапно сообщил Клампен.

– Здесь? – встрепенулся Бадуа. Глядя в потолок, Пистолет подтвердил:

– Здесь.

– А ты знаешь, где можно найти этого Ландерно?

– Приблизительно. Он богат и старье собирает только для вида. Я знаком с мадам Шуфлер, его нынешней женой, она зеленщица.

И Пистолет пропитым голосом проорал:

– Всего за два су, большой пучок, всего за два су!

А потом серьезно добавил:

– Женская любовь!

Бадуа подлил парню вина.

– Тебе просто цены нет! – воскликнул он. Чокнувшись с Бадуа и выпив, Пистолет крикнул:

– Гарсон, счет!

И продолжил:

– Еще я знаком с братом его первой жены; это – Котри по прозвищу Будильник Пантен-ля-Галет, бывший каменщик; его выгнали из рабочего объединения, и теперь он – главная метла в палате пэров.

– Зачем ты мне про него рассказываешь?

– Затем, что в тот вечер он тоже был с месье Куатье наверху.

– Вот как! Их что, дюжина туда набежала?

– Нет, их было трое, – возразил Пистолет. – Куатье, каменщик Котри и Ландерно, который был тогда столяром. У Куатье была кирка, как у землекопа, у Котри – молоток, мастерок и лоток. Когда эта троица спускалась, Ландерно нес чемодан.

Бадуа пристально посмотрел Пистолету в глаза.

– Так ты знаешь, что тут произошло? – тихо спросил бывший инспектор.

– Как и вы, месье Бадуа, – спокойно заявил Клампен.

– Я имею в виду, известны ли тебе какие-нибудь подробности?

– Нет, но мне нетрудно все разузнать.

Бадуа поинтересовался еще тише:

– Кто из них на следующий день отправился к нотариусу на улицу Вьей-дю-Тампль?

– Про это ничего не знаю, – ответил Пистолет. – Ничего такого я не слышал, хотя сам на следующий день после той истории пошел к этому же нотариусу на улицу Вьей-дю-Тампль и страшно удивился, что клерки говорят о месье Лабре. Я явился туда по своим делам, хотел туда устроиться. Но что же мы не едим? К дьяволу Черные Мантии, сперва выпьем кофе! У меня замечательная идея! Давайте я пока расскажу о своих странствиях, а к вашим делам вернемся после десерта!

 

II







Date: 2015-09-17; view: 284; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.05 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию