История одного города»

Это временное иносказание (история и современность). В произведении дана аллегория всей России. Повесть о городе Глупове и о сменяющих там друг друга градоначальниках («Мрачные идиоты» и «прохвосты»). Самыми необычайными, фантастическими подробностями обрастают здесь не столько события отечественной истории, сколько, по язвительным словам Щедрина, те характеристические черты «русской жизни, которые делают ее не вполне удобною» как в прошлом, так и в настоящем.

Позиция Щедрина – есть прототипы (Грустилова = Александр I, Угрюм-Бурчеев = Аракчеев с его военными поселениями), но все о современности. Грустилов, подобно Александру, «отличался нежностью и чувствительностью сердца» и «умер от меланхолии в 1825 году». Он мечтает о преобразованиях, а в итоге только возвысил дань. Угрюм-Бурчеев стремится во всем обществе, как и в армии, ввести палочную дисциплину. Он превратил город в пустыню, поскольку «пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изображает собой идеал человеческого общежития». Угрюм-Бурчеев вводит в Глупове своеобразный «казарменный коммунизм».Город Глупов имеет странную топографию и географию. В главе "О корени происхождения глуповцев" летописец утверждает, что он заложен на болотине, в другой главе говорится, что город "имеет три реки и в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается". В главе "Войны за просвещение" Глупов и вовсе представлен городом-государством, вроде греческих полисов, вступающим в дипломатические отношения с соседями: "Выгонные земли Византии и Глупова были до такой степени смежны, что византийские стада почти постоянно смешивались с глуповскими, и из этого выходили беспрестанные пререкания". Бородавкин же за десять лет до своего прибытия в город сочиняет проект о возвращении "древней Византии под сень российския державы".Не менее экзотичен и административный статус Глупова. Градоначальников сюда присылает вышнее начальство. Однако ведут они себя вовсе не как правители маленького уездного городка (вроде того, в котором городничий принимает Хлестакова за ревизора), а как полновластные самодержцы: сочиняют проекты и законы, свергают друг друга, воюют, путешествуют по покоренным провинциям.Глупов, таким образом, стоит одновременно на болотине и на семи холмах, имеет то три реки, то одну; оказывается то безвестным уездным городишкой, то государством, империей, вроде Римской или Российской. Это обобщенный образ - "сборный город" (как говорил Гоголь о месте действия своего "Ревизора"), город-гротеск (как определил его литературовед Д. П. Николаев), представляющий щедринскую модель глубинных закономерностей российской истории.

В этом произведении использованы и гротеск (образы градоначальников: Органчик буквально пустоголовый), и гипербола. Все градоначальники ненормальны, автором показана бесчеловечность всей системы. И, несмотря на то, что сатира здесь, прежде всего, на самодержавие, не менее сатирично изображены сами глуповцы. Это, как пояснял автор, «народ исторический», то есть не приукрашенный, а реальный. Забитость, невежество, легковерие – все эти качества высмеяны Щедриным. По мнению автора, глуповцы не заслуживают нормального управления, а только жестокого царя. Ещё в главе «О корени происхождения глуповцев», описывая искание себе князя головотяпами, Щедрин в гротесково-насмешливой форме высмеивает желание этих людей добровольно расстаться со свободой.Единственным положительным качеством глуповцев на фоне их долготерпения и начальстволюбия можно назвать их неистребимость. «Вообще во всей истории Глупова поражает один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а завтра, смотришь, опять появятся глуповцы…». «Уже один факт, что, несмотря на смертный бой, глуповцы всё-таки продолжают жить, свидетельствует в пользу их устойчивости…». Как раз эта неистребимость глуповцев, эта народная громада и оставляет у Салтыкова–Щедрина надежду на то, что как бы ни была хорошо сплочена, организована и вооружена власть, она не сможет противостоять народной силе после того, как народ осознает необходимость подняться с колен.

Остается очень спорным вопрос о понимании пришедшего на смену Угрюм-Бурчееву страшного «ОНО». А. Бушмин, В. Кирпотин и другие исследователи творчества Салтыкова-Щедрина видели в «ОНО» грядущую революцию, процесс освобождения народа. Д. Николаев вслед за самим Салтыковым-Щедриным видит в нем еще больше несчастья, еще более ужасные испытания, которые предстоит пережить народу. Первым подтверждением этого были слова самого Угрюм-Бурчеева: «Идет некто за мной, который будет еще ужаснее меня»