Кокаиновая империя

Религия — не единственная сила, готовящаяся бросить вызов власти государственных образований. Джеймс Милл в своем фун­даментальном исследовании наркоторговли пишет: «...Подпольная империя сегодня имеет больше власти, богатств и влияния, чем многие государства. Ее флаг не развевается перед фронтоном Орга­низации Объединенных Наций, но у нее более многочисленная армия, более умелая разведка, более влиятельная дипломатичес­кая служба, чем у многих стран».

Способность наркотического картеля долгие годы коррумпи­ровать, терроризировать и сковывать по рукам и ногам правитель­ство Колумбии, изменив предварительно ее торговый баланс, ука­зывает на то, что другие подпольные группы в недалеком будущем смогут добиваться тех же результатов. (Эти группы не обязательно должны заниматься наркотиками.)

Показателем опасности картеля была огромная охрана пре­зидента США Буша и лидеров Перу, Боливии и Колумбии при их встрече на так называемом наркотическом саммите в Карта­хене. Колумбийцы выделили для охраны эскадрилью истреби­телей-бомбардировщиков, флотилию военных кораблей, коман­ды аквалангистов и спецназа, тысячи солдат. И все эти силы были выставлены не против враждебной страны, а против сети «семей».

Оказалось, что правительствам все труднее бороться с этими новыми персонажами, появившимися на мировой сцене. Прави­тельства чересчур бюрократичны. У них слишком медленная реак­ция. Они связаны по рукам и ногам многими международными обязательствами, и им приходится консультироваться и договари­ваться с союзниками; они должны угождать многим политическим группировкам внутри страны. Поэтому правительства весьма дол­го готовят ответы на действия наркобаронов, религиозных фана­тиков и террористов.

В отличие от правительств большинство глобальных воите­лей, а в особенности наркокартели и партизаны, небюрократич­ны или даже чрезвычайно далеки от бюрократичности. Хариз­матический лидер-одиночка может призвать к сражению, и эффект будет пугающим — или убийственным. Иногда вообще неясно, кто у них лидирует на самом деле. Правительства ко­леблются и впадают в замешательство при конфликтах с этими организациями. С кем предстоит иметь дело? Если сделка с ними возможна, то где уверенность, что эти люди могут выполнить ее условия? Действительно ли они освободят заложников, остано­вят поток наркотиков, прекратят взрывы посольств или станут меньше пиратствовать?

Те немногие международные законы, которые в прошлом сни­зили уровень глобальной анархии, абсолютно не в состоянии уп­равляться с новыми всеземными реалиями.

В мире спутников, лазеров, компьютеров, «бомб в чемоданчи­ках», сверхточных прицелов, вирусов для воздействия на людей или компьютеры — в этом мире государства, к которым мы при­выкли, вполне могут оказаться перед лицом потенциальных со­перников, причем некоторые из них будут в миллионы раз мень­ше, чем государства.

ДИСПЕРСНЫЙ «ДЕСПОТ»

Государства оказались неспособными совладать с террориста­ми или религиозными безумцами, а затем обнаружили, что им стало труднее контролировать корпорации, способные действовать за границей и переправлять туда средства, вредные отходы и людей.

Финансовая либерализация привела к росту примерно 600 сверхфирм, называемых обычно «транснациональными». Сейчас им принадлежит примерно пятая часть сельскохозяйственной и промышленной продукции, выпускаемой в мире⁴. Однако термин «транснациональные» устарел. Сверхфирмы абсолютно вненацио­нальны.

Вплоть до недавнего прошлого корпорации, охватывающие весь земной шар, обычно «принадлежали» той или иной стране, даже если действовали по всему миру. Компания IBM без сомнения была американской фирмой. При новой же системе создания ма­териальных ценностей, с появлением компаний из разных стран, собравшихся в глобальные «альянсы» и «созвездия», стало трудно определить национальную принадлежность корпорации. Японская «Ай-би-эм Джапэн» во многих отношениях является американской фирмой. «Форд» владеет 25% фирмы «Мазда». «Хонда» строит ав­томобили в Соединенных Штатах и перевозит их в Японию. «General Motors» имеет самый большой пакет акций «Исузу». Вот что пи­шет консультант по управлению Кеничи Ома: «Трудно определить национальную принадлежность... глобальных корпораций. Они несут флаг своих покупателей, а не своей страны».

Какова «национальность» корпорации «Виза интернейшнл»? Пусть ее главная квартира — в Соединенных Штатах, но ей при­надлежит около 21 000 финансовых учреждений на земле 187 стран и территорий. Ее совет управляющих и региональные советы обя­заны заботиться, чтобы одна страна не получила 51% голосов ак­ционеров⁵.

При межнациональных слияниях, объединениях и перекупке компаний фирма в принципе может перейти из одной страны в другую за какой-нибудь день. Таким образом, корпорации все бо­лее становятся вне- или транснациональными; они собирают ка­питалы и управленческую элиту из многих разных стран, создают

рабочие места во многих государствах и там же распределяют по­ток доходов среди держателей акций.

Подобные перемены заставят нас пересмотреть такие эмоцио­нально нагруженные понятия, как экономический национализм, неоколониализм и империализм. Например, у жителей Латинской Америки есть твердое убеждение: империалисты-янки выкачива­ют сверхприбыли из их стран. Но что будет, если завтра «сверх­прибыли» от деятельности в Мексике распределятся среди инвес­торов в Японии, Западной Европе и, скажем, Бразилии (или еще когда-нибудь — в Китае)? Кто тогда окажется истинным неоколо­ниалистом?

Что, если транснациональная компания номинально базиру­ется в Макао или, скажем, на острове Кюрасао, если ее бумагами владеют 100 000 постоянно меняющихся держателей акций из де­сятков стран и она участвует в игре на десятке фондовых бирж — от Бомбея и Сиднея до Парижа и Гонконга? Что, если основные ее вкладчики также транснациональны? И ее управляющие набраны по всему миру? Какая страна должна тогда считаться «империали­стическим деспотом»?

Когда такие компании утрачивают точную национальную при­надлежность, меняется весь объем отношений между ними и пра­вительствами. В прошлом «домашние» правительства стран-хозя­ев компаний отстаивали их интересы в мировой экономике, оказывали ради них дипломатическое давление и, при необходи­мости, зачастую угрожали военными акциями в защиту их имуще­ства и персонала (и не только угрожали).

В начале 70-х годов в Чили ЦРУ по просьбе Ай-ти энд ти и других американских корпораций энергично расшатывало власть президента Альенде. В будущем правительства могут с куда мень­шей готовностью отзываться на крики о помощи, исходящие от фирм, не являющихся более ни национальными, ни многонацио­нальными, а по-настоящему транснациональными.

Но в таком случае что будет, когда террористы, партизаны или враждебные страны станут угрожать персоналу или производствен­ным мощностям одной из гигантских корпораций? К кому она обратится за помощью? Придется ли ей смиренно проститься со своим имуществом?