Выбор партнеров

Большинство прогнозов относительно глобального господства не только опирается на слишком упрощенные исходные посылки, но и неверно трактует понятие «могущества». Пользующаяся оп­ределенным влиянием теория Пола Кеннеди, автора работы «Взлет и падение великих держав», где, например, в общедоступной фор­ме излагается идея американского упадка, по существу оценивает национальное могущество только с точки зрения богатства и воен-

ного потенциала. Кеннеди упоминает о влиянии идеологии, рели­гии и культуры, но недооценивает их, а между тем все они начина­ют приобретать значение гораздо более важное, чем когда бы то ни было прежде. Он совершенно недооценивает роль знания, ко­торое на самом деле уже стало сейчас основным источником как экономического благосостояния, так и военной мощи. И это — самое важное изменение в раскладе сил нашего времени.

Более того, как мы уже видели, в вопросе о могуществе речь идет не только о том, «как много», но и о том, «насколько хоро­шо» — и качество могущества может быть не менее важно, чем его количество, а могущество нации должно быть сопряжено с ее соб­ственными целями, а не только соотнесено с могуществом других наций. И то, что могло бы отвечать требованиям одной цели, от­ражающей одну систему ценностей, может совершенно не отве­чать требованиям другой.

В отличие от Европы, где в центре внимания находятся регио­нальные проблемы, и от Японии, которая колеблется между реги­ональной и глобальной ролью, Соединенные Штаты обречены иг­рать глобальную роль. После того как Америка на протяжении всей второй половины XX в. возглавляла глобальную коалицию, едва ли ей взбредет в голову сужать свои честолюбивые замыслы до размеров какого-то региона. Однако здесь действует не только пси­хологический фактор. Экономика США настолько неразрывно свя­зана со многими регионами мира и теперь уже зависит от столь обширного многообразия взаимных связей, что было бы уже про­сто невероятно отказаться от доступа к какой-либо из важных ча­стей мировой экономики. Да и ни один американский политичес­кий лидер не может допустить, чтобы такое случилось.

Возможно, что то же самое окажется справедливым и для Япо­нии, и не исключено, что и для Европы. Тем самым какая бы то ни было серьезная угроза протекционизму — в ответ, скажем, на экономический кризис — совершенно дестабилизировала бы от­ношения между тремя великими капиталистическими центрами. А кроме того, три — это нестабильное число. Компания из трех человек чаще всего разбивается на двоих и одного.

Конечно, уже немало других государств и регионов включи­лось в борьбу за место во властной системе XXI в. Появятся новые неизвестные союзы и новые стратегии. Страны, давным-давно

отправленные на задворки истории, вдруг неожиданно забрезжат в нашем сознании. Но даже сейчас европейские лидеры обращают­ся к Вашингтону со своего рода планами нового союза, уже более не нацеленного против Москвы.

Некоторые предложения ограничиваются такими специфи­ческими областями, как телевидение высокой четкости (ТВЧ) или общая технология. Однако совершенно очевидно, что име­ются в виду и более широкие отношения. Влиятельная ежеднев­ная немецкая газета «Штуттгартер цайтунг» выражает общее мне­ние, что «более тесные связи между европейцами и американцами послужили бы только ко взаимной пользе... при выработке со­гласованной политики... по отношению к общему сопернику — Японии»²⁹.

А что, если американская долгосрочная стратегия не проявит должного интереса и позволит истории качнуться в противопо­ложном направлении, к негласному альянсу (и экономическому разделу мира) между Японией и германизированной Европой. Япон­ские компании типа JVC уже бросились перемещать свои евро­пейские штаб-квартиры в Берлин. «Мицубиси» уже и думать забы­ла о своих связях с компанией «Мессершмитт».

Даже если бы Соединенные Штаты и влились в бурный Об­щий рынок североамериканских стран, то все равно не смогли бы долго выдержать такое оттеснение себя из мировой экономичес­кой политики, результатом чего стала бы катастрофа, по своим масштабам не меньшая, чем третья мировая война.

Однако если бы с новыми силами возобновился альянс США — Япония, то результат его был бы резко противоположным.

Американо-японские отношения никогда не были хуже со времен Второй мировой войны, и брешь между Соединенными Штатами и Японией может только расширяться до тех пор, пока опасные искры не превратятся над ней в дуговой разряд. Безот­ветственные ура-патриоты в погоне за голосами избирателей и с жаждой наживы умышленно подогревают опасные эмоции как в Токио, так и в Вашингтоне.

И если бывший член кабинета министров Синтаро Исихара может предаваться размышлениям на тему о будущем, когда Со­единенные Штаты вновь оккупируют Японию, дабы помешать ей

продавать новейшие интегральные схемы Советскому Союзу, то он, по сути, открыто и недвусмысленно рассуждает о войне, выс­казывая тем самым неслыханную мысль, которая не так уж и чуж­да самосознанию обеих стран. Ему и его американским «собрать­ям» неплохо было бы помнить, что едущему верхом на тигре не суждено от него спастись.

В мире, где происходят самые неожиданные смены позиций и изменения во взглядах, нельзя исключить возможность реализа­ции любой фантазии. Однако даже самый маловероятный риск такого противостояния сил должен вызывать безотчетный ужас даже у тех, кто в равной мере устал от американской сверхдержавности и японского соперничества. Это противоборство способно весь мир ввергнуть в такой кошмар, раны после которого ему придется за­лечивать столетиями.

Нарастающая враждебность между этими двумя тихоокеан­скими державами могла бы только еще более усилиться, если бы Европа, изменив свои протекционистские ориентации, вынудила их вступить в еще более ожесточенную конкурентную борьбу со всем остальным миром. Вот почему сама идея «Европы как крепо­сти», недоступной для конкуренции извне, равнозначна угрозе миру всего мира.

В этой крайне изменчивой ситуации Америка может позво­лить себе выступать в роли кокетки, которая разрешает то Европе, то Японии разыгрывать себя, как «карту», в их конкурентной борьбе мирового масштаба. Может она выступать и в качестве посредни­ка. Или сфабриковать какой-нибудь межгосударственный союз, который будет доминировать в первые десятилетия XXI в. Вот, правда, с кем?

Поэтому в данном случае подробный анализ «силовой триа­ды» позволяет с наибольшей глубиной вскрыть суть рассматривае­мой ситуации. Ибо если мы еще раз взглянем на силу, богатство и знание, то в каждом отдельно взятом раскладе сил мгновенно про­сматривается роль и значение могущества.

Мы, например, с его помощью узнаем, что союз США с Евро­пой сплотил бы фактически воедино огромную военную мощь (включая сюда и старый союз НАТО). Свел бы воедино колоссаль­ные рынки и огромные материальные ценности (правда, значи-

тельную часть которых составляют устаревшее производство и не­померное чванство). Объединил бы науку и технику Америки и Европы и сконцентрировал бы громадный культурный потенциал. Давние культурные и этнические связи сделали бы эту конверген­цию совершенно естественной.

Нацеленный против Японии, такой союз разбудил бы воспо­минания о 30-х годах, ускорил бы темпы дальнейшего перевоору­жения Японии, способствовал бы приходу к власти «ястребов», оттеснил бы Японию еще дальше — ближе к развивающимся стра­нам как наименее удобному рынку для ее товаров и капиталов. В военном же отношении это привело бы к советско-японскому со­глашению и даже к некоей новой форме китайской авантюры. Для Японии же быть вытесненной из Европы или даже, если такое можно себе вообразить, из Соединенных Штатов было бы равно­сильно «запуску» бомбы замедленного действия глобального мас­штаба.

В противоположность этому, беспристрастные размышления показывают также, что союз между Соединенными Штатами и Японией, невзирая на нынешние напряженные отношения между ними, привел бы фактически к совершенно иным результатам для всей планеты. Такое изменение позиции не могло бы быть проиг­норировано в мире, где общественное мнение может измениться за ночь, а Соединенные Штаты неожиданно для себя начать под­держивать Михаила Горбачева.

Как бы странно это ни звучало, но американо-японский союз, для того чтобы сосредоточить всю мощь на «самом сердце» Евро­пы, свел бы вместе первостепенные и третьестепенные по объему военные бюджеты в мире, обе свои крупнейшие экономики, обе свои самые быстро развивающиеся научно-технические базы. По­добное сочетание сформировало бы стратегическую дуополию или совместное владение двух входящих в союз государств единой, но одной из самых быстро развивающихся экономик мира — эконо­микой тихоокеанского региона, геополитическое «сердце» которо­го стало бы тогда его «морской душой».

Существует, кроме того, и еще один последний, но вызываю­щий священный трепет фактор, разительно отличающий один союз от другого, а между ними-то Соединенным Штатам, возможно, со

временем и придется разрываться. Это отличие настолько мало обсуждается в Вашингтоне, Токио да и в других европейских сто­лицах, что стратеги из богатейших и могущественнейших государств склонны об этом и вовсе забывать. Все же в ходе продолжительной гонки оно приобретает потенциально громадное значение в круп­ной игре наций.

Любой евроамериканский союз без Японии — монорасовый по самой своей сути — силовая коалиция, составленная только из белых людей, в мире, где белая раса представляет собой постоянно сокращающееся меньшинство. В противоположность тому, союз между Соединенными Штатами и Японией, несмотря на весь ра­сизм, отличающий оба эти государства, представляет собой меж­расовую силовую коалицию. И это различие не может не быть от­мечено всем остальным населением земного шара.

История не катится по железнодорожным рельсам к заранее заданному будущему. В эру принципиальных изменений в рас­кладе мировых сил, в период революционного переворота на планете, возможны и многие другие силовые перестановки. Ев­ропу уже беспокоит натиск мусульман на южном фланге. Не исключено, что в Китае может вспыхнуть гражданская война. Придумать можно еще сколько угодно других фантасмагоричес­ких сценариев. Естественно, что остальная часть человечества не будет сидеть сложа руки, пока Европа, Япония и Америка занимаются дележом трофеев. Все же придется стратегам из Ва­шингтона, Токио, Брюсселя и Берлина, и, возможно, очень ско­ро, выбирать, на чьей стороне участвовать в этом великом тур­нире триад за мировое господство.

Решение, которое примет Вашингтон (сознательно или по соб­ственной пассивности), наметит будущее всей остальной планеты от Китая и СССР до Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки.

К какому выводу придем мы тогда об этой борьбе между собой капиталистических держав за мировое господство? Кто из трех ве­ликих претендентов станет триумфатором следующего великого исторического изменения в раскладе сил?

Ответ же, как мы увидим далее, состоит в том, что мы задаем неверный вопрос.

Date: 2015-09-17; view: 283; Нарушение авторских прав