Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Конфигурация могущества





Книга американского социолога и футуролога Элвина Тоффлера (р. 1928) «Метаморфозы власти» венчает задуманную им трилогию, посвященную преображениям современной цивилизации. Исследо­ватель не считает свои прогнозы ни утопией, ни антиутопией. Свой жанр он именует «проктопией», то есть практической утопией. В ней нет безмерной идеализации. Это описание более практичного и бо­лее благоприятного для человека мира, нежели тот, в котором мы живем. Но в этом мире в отличие от утопии есть место злу — болез­ням, грязной политике, несправедливости.

Идея технических мутаций, оказывающих многомерное воз­действие на социальный прогресс, давно уже получила признание в современной философии и социологии. Тоффлер проводит мысль о том, что человечество переходит к новой технологической рево­люции, то есть на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая, ведущая к созданию сверхиндустриальной цивилизации. Очередная волна является, по Тоффлеру, грандиозным поворотом истории, вели­чайшей трансформацией социума, всесторонним преобразовани­ем всех форм социального и индивидуального бытия. Но речь идет не о социальной революции, направленной в основном на смену политического режима, а о технологических изменениях, которые вызревают медленно, эволюционно. Однако впоследствии они рож­дают глубинные потрясения. Чем скорее человечество осознает потребность в переходе к новой волне, тем меньше будет опас­ность насилия, диктата и других бед.

Тоффлер стремится обрисовать будущее общество как возврат к доиндустриальной цивилизации на новой технологической базе.


Рассматривая историю как непрерывное волновое движение, Тоф­флер анализирует особенности грядущего мира, экономическим костяком которого станут, по его мнению, электроника и ЭВМ, космическое производство, использование глубин океана и био­индустрия. Это и есть Третья волна, которая завершает аграрную (Первая волна) и промышленную (Вторая волна) революции.

В первой книге трилогии «Шок будущего» (1970) Тоффлер предупреждал человечество о той опасности, которая связана со стремительными переменами в жизни людей. Не все исследовате­ли приняли эту точку зрения. Так, выдающийся американский социолог Д. Белл считал эту мысль обманчивой. По его мнению, в повседневной жизни землян больше изменений произошло между 1850 и 1940 годами, когда в обиход вошли железные дороги, паро­ходы, телеграф, электричество, телефон, автомобиль, кинемато­граф, радио и самолеты, — чем в последующий период, якобы характеризующийся ускорением. Белл считал, что практически, кро­ме перечисленных им новшеств, в повседневной жизни людей, кроме телевидения, не появилось ничего нового.

Однако идея Тоффлера о трудностях психологической адапта­ции людей к ускорению социальных изменений укоренилась в футурологической литературе. Тоффлер пишет о новых сложнос­тях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнется человечество на рубеже двух столетий. Основные кни­ги Тоффлера — «Шок будущего», «Столкновение с будущим» (1972); «Доклад об экоспазме» (1975); «Третья волна» (1980); «Метамор­фозы власти» (1990) и др.

В какой мере оправдались прогнозы Тоффлера? Что измени­лось за последнее десятилетие в сознании человечества? Каковы иные культур-цивилизационные проекты людей? Идея новой ци­вилизации сохранила свою ценность. Американский социолог 3. Бжезинский писал о «технотронной эре», французский исследователь Ж. Эллюль назвал представляемое им общество «технологическим», Д. Белл пользовался понятием «постиндустриального общества», Тоф­флер же, поразмыслив над терминами «трансиндустриальное» и «постэкономическое», остановился на понятии «супериндустриаль­ное общество». Под ним подразумевается, как он пишет в «Шоке будущего», «сложное, быстро развивающееся общество, основан­ное на самой передовой технологии и постматериалистической сис­теме ценностей». Д. Белл иронизировал: на определениях Э. Тоф-

флера, казалось бы, все перестановки и комбинационные идеи, связанные со словом «пост-», исчерпались.

Масштабные и интенсивные преобразования касаются теперь не только сферы хозяйства, экономики, политики и культуры. Меняются и фундаментальные основы воспроизводства человека как биологического и антропологического типа. Иной становится практика образования и мышления. Действительно начинается новая эпоха. Существующие сегодня социокультурные институты и технологии управления должны быть радикально реконструиро­ваны. Таков общий смысл последней работы Э. Тоффлера.


Мы осознаем сегодня, что мировое развитие осуществляется не­равномерно. Вот почему мышление о будущем должно быть систем­ным, ибо различные рассогласования между процессами мирового потребления и инфраструктурами управления, между производитель­ными элементами мирового хозяйства и трансрегиональными пото­ками ресурсов, товаров и услуг оказываются все более значительны­ми. Тоффлер задумывается над интенсивными формами развития в противовес характерным для прежнего социального мышления эк­стенсивным моделям социальной динамики.

Меняются масштабы нашей жизни. На наших глазах рождает­ся эпоха глобальной конкуренции. Обозначается новый виток меж­этнических и геополитических столкновений. Э. Тоффлер убеж­ден в том, что важно как можно быстрее адаптироваться к стремительным переменам. Это в первую очередь касается «золо­того миллиарда» людей, то есть тех, кто живет в развитом эконо­мическом мире. Но как достичь устойчивого развития?

Нынешняя «Третья волна», по Тоффлеру, — это «информаци­онное общество». Она вызвана повсеместным распространением компьютеров, турбореактивной авиации, гибких технологий. В ин­формационном обществе складываются новые виды семьи, стили работы, жизни, новые формы политики, экономики и сознания. Мир перестает казаться машиной, заполняется нововведениями, для восприятия которых необходимо постоянное развитие позна­вательных способностей. Символы «Третьей волны» — целостность, индивидуальность и чистая, человечная технология. Ведущую роль в таком обществе приобретают сфера услуг, наука и обра­зование. Корпорации должны уступить место университетам, а бизнесмены — ученым...

В доиндустриальном обществе, по мнению Белла, жизнь была игрой между человеком и природой, в которой люди взаимодей-


ствовали с естественной средой — землей, водами, лесами, — ра­ботая малыми группами. В индустриальном обществе работа — это игра между человеком и искусственной средой, где люди заслоне­ны машинами, производящими товары. В «информационном об­ществе» работа становится прежде всего игрой человека с челове­ком (между чиновником и посетителем, врачом и пациентом, учителем и учеником). Таким образом, природа устраняется из рамок трудовой и обыденной жизни. Люди учатся жить друг с дру­гом. В истории общества это, по мнению Белла, новое и не имею­щее параллелей положение вещей.

Компьютерная революция — глубинный и разносторонний поворот в развитии человечества, который связан с ростом произ­водительных сил, широким использованием техники и науки в производстве. Мир стоит на пороге неслыханного технологичес­кого переворота. Сегодня трудно представить себе в полной мере его социальные последствия. Рождается новая цивилизация, где коммуникационная связь создает все условия для полного жизне­обеспечения человека...

Свою преобразующую роль современным средствам коммуни­кации еще предстоит сыграть в будущем веке. Достаточно заме­тить, что новые информационные технологии уже успели изме­нить традиционно господствовавшие понятия о собственности. Информация при переходе от продавца к покупателю не перестает принадлежать продавцу. А это не просто какой-то иной вариант поведения товара на рынке. Это нечто большее.


Веками и тысячелетиями главными ресурсами народов были пространство и золото. Сверхновейшее время вызвало к жизни новый ресурс — информацию. В грядущем веке этот ресурс станет определяющим. За три десятилетия своего существования инфор­мационная система фактически превратилась в фактор эволюции. В конце ушедшего столетия понятие «сеть» стало универсальной метафорой. Заговорили о сетевой экономике, сетевой логике, ней­ронной сети, сетевом интеллекте, сетевом графике...

Сегодня общество, которое стремится сохранить себя как са­мостоятельное государство, не может не быть тотально компьюте­ризованным. Американская, западноевропейская экономика и эко­номика азиатских стран, таких как Сингапур, Япония, Гонконг, наглядно подтверждает эту истину. Однако этот процесс развива­ется по-разному. Несмотря на впечатляющие достижения в элек-

тронно-вычислительной технике и телекоммуникациях, японцы все больше и больше отстают в этой конкурентной гонке. Они отста­ют не только от США, но и от Западной Европы.

Современная экономика предполагает решение таких задач, которые требуют для своего решения компьютерных расчетов со скоростью 3 трлн. операций в секунду. А США уже поставили пе­ред собой задачу: через десять лет обеспечить быстродействие ЭВМ в 1000 трлн. операций в секунду. Такова мировая тенденция, о которой пишет Э. Тоффлер.

Однако главная тема последней книги Э. Тоффлера — не инфор­мационная революция. В поле его зрения — проблема власти и ее преображения. Власть — это способность и реальная возможность правителей или народа оказывать радикальное и всеобъемлющее вли­яние на деятельность, поведение, сознание и помыслы людей, распо­ряжаться их судьбами. В самых примитивных обществах, где основ­ным источником существования была охота или собирательство, власть осуществляло лицо, которое по всеобщему признанию было компе­тентным для выполнения этой задачи. То, какими качествами дол­жен был обладать этот человек, в большей степени зависело от кон­кретных обстоятельств. Как правило, эти качества включали жизненный опыт, мудрость, великодушие, мастерство, «внешность», храбрость. Во многих племенах не существовало постоянной власти. Она устанавливалась тогда, когда возникала необходимость в ней. Разные представители власти осуществляли ее в различных сферах: ведения войны, отправления религии, решения споров. Когда исче­зали или ослабевали качества, на которые опиралась данная власть, переставала существовать и власть.

В XIX в. К. Маркс раскрыл значение экономической власти. Однако он преувеличил ее значение. По мнению марксистов, кто обладает деньгами, тот обладает свободой, поскольку при необхо­димости он может купить оружие и даже гангстеров. Однако, как считает К. Поппер, Маркс первым признал бы, что это верно не для всех государств. В истории бывали времена, когда, к примеру, всякая эксплуатация была грабежом, непосредственно основанным на власти военной силы. «И сегодня немногие поддержат наивный взгляд, согласно которому «прогресс истории» раз и навсегда по­ложил конец этому прямому способу эксплуатации людей. Сто­ронники такого взгляда ошибочно полагают, что, поскольку фор­мальная свобода однажды была завоевана, для нас уже



невозможно вновь подпасть под власть таких примитивных форм эксплуатации»*.

Американский философ Э. Фромм показывал, что наше пони­мание власти в соответствии с тем или иным способом существо­вания зависит от осознания нами того, что слово «власть» — дос­таточно широкий термин и имеет два совершенно разных значения: власть может быть либо «рациональной», либо «иррациональной». Рациональная власть зиждется на силе и служит эксплуатации того, кто ей подчиняется.

По мнению Э. Тоффлера, нас ждет глобальная битва за власть. Но что оказывается ее основой? Не насилие, не деньги, а знание. Такова новая концепция власти, которую обосновывает Э. Тоф­флер. Прежняя система власти разваливается. В офисе, в супер­маркете, в банке, в коридорах исполнительной власти, в церквах, больницах, школах, домах старые модели власти рушатся, обретая при этом новые, непривычные черты. Крушение старого стиля управления убыстряется также в деловой и повседневной жизни. Прежние рычаги воздействия оказываются бесполезными.

Современная структура власти зиждется уже не на мускульной силе, богатстве или насилии. Ее пароль — интеллект. Распростра­нение новой экономики, основанной на знании, считает Тоффлер, оказалось взрывной волной, которая обеспечила новый этап гон­ки для развитых стран. Именно так триста лет назад индустриаль­ная революция положила основу для грандиозной системы произ­водства материальных ценностей. Вознеслись в небо фабричные корпуса. Задымили заводы. Теперь все это — далекая история...

Прежняя власть могла опираться на насилие. Всем известно, что история человечества во многом выглядит как летопись наси­лия. В первобытном нравственном сознании колоссальную роль играла месть. Родовая месть — характерный феномен древнего че­ловечества. Она осталась и в христианском сознании. Инстинкт и психология родовой мести, столь противоположные христианству, перешли в своеобразное понимание чести — необходимо защи­щать свою честь и честь своего рода с оружием в руках, проливая кровь. Древняя совесть совсем не была связана с личной виной. Месть и наказание не направлялись прямо на того, кто был вино­вен и ответственен. Родовая месть была безличной.

Культ силы безбожен и бесчеловечен. Это культ низшей мате­риальной силы, неверие в силу духа и закона. Но ложному культу

* Поппер К. Открытое общество и его враги. Ч. 2, М., 1992, с. 149.

силы, как полагал Н. А. Бердяев, противополагаются не защита слабости и бессилия, а дух и свобода, в социальной жизни — пра­во и справедливость. Закон этого природного мира есть борьба индивидов, семейств, родов, племен, наций, государств, империй за существование и преобладание. Демон воли к могуществу тер­зает людей и народы.

Еще Ф. Бэкон подчеркивал, что знание — это сила. Но в исто­рии оно обычно соединялось с деньгами и насилием. Насилие, богатство и знание — наиболее значимые атрибуты власти. Тоф­флер подчеркивает, что знание перекрывает достоинства других властных импульсов и источников. Именно знание может служить для приумножения богатства и силы. Однако оно действует пре­дельно эффективно, поскольку направлено на достижение цели.

Тоффлер считает знание самым демократичным источником власти. Однако сегодня в мире развертывается всемирная битва за власть. Новая система создания материальных ценностей целиком и полностью зависит от мгновенной связи и распространения дан­ных, идей, символов. Нынешнюю экономику можно назвать эко­номикой суперсимволов. Фактор власти присущ сегодня всем эко­номикам. Власть — неизбежная часть процесса производства.

В чем же драматизм современных конфигураций могущества? Монополизация власти — это первое стремление каждого прави­тельства, едва только оно сформировано. За любым законом, хо­рошим или плохим, мы натыкаемся на ствол. Произошло фунда­ментальное изменение в соотношении насилия, богатства и знания, которые служат элите для управления и контроля.

Управление бизнесом в наши дни включает в себя изучение об­щественного сознания. Бизнес не приступит к делам, пока не изучит язык, культуру, сознание людей, которые будут вовлечены в его сфе­ру. Человечество продвигается к новому типу мышления. Феномен интра-разумности подобен разумности, которая заложена в наших собственных автономных нервных системах. Ученые и инженеры бьют­ся над поддержанием чистоты сообщений. Итак, чудеса труда, интел­лекта и научного воображения затмевают строительство египетских пирамид, средневековых соборов. Рождается электронная инфраструк­тура завтрашнего суперсимволического общества.

Однако переход в новому мышлению драматичен. Тоффлер то и дело пишет об информационных войнах, о глобальных кон­фликтах, о парадоксе стандартов. Как самая искусная система


может точно предвидеть, какая и кому понадобится информа­ция? На какое время? С какой периодичностью? Поэтому ин­формационные войны ведутся теперь во всем мире, охватывая все — от сканеров в супермаркетах и стандартов до телевизион­ных сетей и технонационализма. Назревает всеобщее информа­ционное столкновение, начинается всеобщий шпионаж.

Сегодня во всем мире идет также поиск новых способов орга­низации. Бюрократия, как все понимают, никогда не исчезнет. Для некоторых целей она остается уместной. Однако сегодня рож­даются новые организационные структуры. Современную органи­зацию невозможно моделировать по меркам машины. Она требует более мобильного облика. Конкуренция требует непрерывных ин­новаций, но иерархическая власть разрушает творчество. Нужна интуиция, но традиционная бюрократия заменяет ее механичес­кими правилами. Это означает, что бизнес будет перестраиваться через волну потрясений. Управление огромным разнообразием гибкой фирмы потребует новых стилей лидерства, полностью чуж­дых менеджеру-бюрократу.

Демассификация экономики вынуждает компании и рабочие еди­ницы взаимодействовать с большим количеством более разнообраз­ных партнеров, чем раньше. История то и дело показывает, что но­вые передовые технологии требуют по-настоящему новаторских методов и организации эффективной работы. По мнению Тоффлера, великая ирония истории в том, что появляется новый тип работника, который в действительности не владеет средствами производства.

Общий стержень движения в современной экономике — от монолита к мозаике. Новая система выходит за пределы массо­вого производства к гибкому, приспосабливаемому или «демас­сифицированному» производству. Благодаря новым информа­ционным технологиям она способна выпускать мелкие партии чрезвычайно разнообразных продуктов. Традиционные факто­ры производства — земля, труд, сырье, капитал — становятся менее значимыми, так как их заменяют символические знания. Средством общения становится электронная информация. Бю­рократическая организация знаний заменяется информацион­ными системами свободного потока. Новый социальный типаж, он же герой — уже не малоподготовленный рабочий, не финан­сист и не менеджер, а новатор, который сочетает воображение и знание с действием.

Переход к экономике, основанной на знании, резко усиливает потребность в коммуникации и способствует гибели прежней сис­темы доставки символов. Новая экономика прочно связана не толь­ко с формальными знаниями и техническими навыками, она не обходится также без массовой культуры и все расширяющегося рынка образов. Глобализация в трактовке Тоффлера — это не си­ноним гомогенности, однообразия. Тоффлер рассматривает про­цессы, ведущие к этой пестроте, многозначности. Здесь и эколо­гические движения, и религиозный ренессанс. В итоге социолог показывает власть как наиболее значимый социальный феномен, который связан с самой человеческой природой.

Власть, как показывает Тоффлер, возможна лишь в таком мире, в котором сочетаются случайность и необходимость, хаос и поря­док. Здесь весьма интересны рассуждения Тоффлера о роли госу­дарства в обеспечении порядка. Он пытается показать, при каких условиях порядок обеспечивает необходимую для экономики ста­бильность, а при каких душит ее развитие. Государства, которые стремятся узурпировать власть, теряют то, что конфуцианцы на­зывают «мандатом Небес». В мире, где все зависят друг от друга, они лишаются легитимности и в нравственном смысле.

Развертывая весьма драматическую картину будущего, Тоффлер приходит к выводу, что конфликт — неизбежное общественное со­бытие. Но борьба за власть, по его словам, не обязательно является злом. Вместе с тем сверхконцентрация власти опасна. Но и недоста­точная ее концентрация — тоже не благо. Мир, который описывает Тоффлер, не идилличен. Он суров, полон тревоги и коллизий.

Однако в его работе нет анализа негативных последствий такой цивилизации, которая рождается на наших глазах. Еще в конце 70-х годов Э. Фромм говорил о возможности создания информационного империализма. Информация на самом деле может стать средством информационного давления и господства. Все чаще пишут о том, что наука не знает, как отразятся на человеке новые технологии. Фило­софы предостерегают против политического диктата. Новейшие по­литические технологии, вооруженные средствами информатики, мо­гут уверенно формировать общественное мнение, манипулировать общественным сознанием. Господство информационных технологий способно решительно изменить всю общественную жизнь.

Может ли человек жить в информационном пространстве? Пока нет серьезных исследований, которые показывали бы благотвор-


ность воздействия новых технологий на психику человека. Напро­тив, многие исследователи показывают, что повальная компьюте­ризация преображает человеческую природу, меняет человеческое сознание. Появляются люди, лишенные эмоционального мира. Это дети эпохи компьютеризации. Общение с новой технологией надо выверять по меркам человека...

Вместе с тем культурфилософские интуиции современных филосо­фов и психологов поставили вопрос о радикальной критике всей нашей цивилизации. Нарастание шизоидных и шизофренических тенденций показывает, что невроз нашей культуры отчасти состоит в том, что сте­пень безопасности человека определяется материальным достатком. Дикие животные в природе чувствуют себя безопасно, но у них нет богатств. Похоже, иметь то и другое — «безопасность» и «благоден­ствие» — невозможно. Материальные потребности — огромная сила, которая держит человека в «контакте» с повседневной реальностью.

Наша цивилизация такова, что она отлучает человека от духов­ной, идеальной стороны бытия. Человек нашей цивилизации не име­ет возможности проникнуть в великую неизвестность — в мир духа. Фундаментальное расщепление в личности шизофреника — это рас­щепление агрессивных влечений и эроса, духовных сил. Рождается парадокс — именно шизоид в своем сознании отождествляется со своими духовными чувствами. Здесь рождается возможность ради­кальной критики всего современного цивилизационного культпро­екта. Такое понимание культуры дает импульс для поиска альтерна­тивных форм жизни человечества на путях «здорового общества».

В этом смысле известной контроверзой Тоффлеру могут быть строки отечественного поэта Юрия Кузнецова:

Зачем мы тащимся-бредем

В тысячелетие другое?

Мы там родного не найдем.

Там все не то, там все чужое.

Павел Гуревич,

доктор философских наук, профессор.







Date: 2015-09-17; view: 334; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.015 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию