Глава 31. В маленьком камине давно остыла зола, когда дверь приоткрылась и какая-то женщина крадучись вошла в комнату Роберта Керкленда

В маленьком камине давно остыла зола, когда дверь приоткрылась и какая-то женщина крадучись вошла в комнату Роберта Керкленда. Несколько мгновений гостья стояла неподвижно, пока глаза ее не привыкли к темноте. Наконец она увидела человека, спящего на кровати, и на цыпочках подошла к нему. Протянула руку и погладила его по щеке.

Прикосновение разбудило Роберта. Он замычал. Просыпаться не хотелось. Теплое дыхание коснулось его шеи. Горячий язычок лизнул мочку уха. Роберт мгновенно проснулся, и жгучее пламя желания охватило его.

Он притянул женщину к себе, поцеловал.

– О, Бет, любовь моя. Женщина сердито оттолкнула его.

– Боюсь, mon ami, вы ошиблись.

Роберт недоуменно смотрел на гостью. В комнате царил полумрак, и он не сразу узнал ее.

– Mais oui, mon cher^[36].

Роберт встал, на ощупь нашел свечу и зажег ее. Потом сел на край кровати и схватился руками за голову. Его мутило. Голова просто раскалывалась.

– Боже праведный, Дезире, что вы здесь делаете?

– Я скоро отплываю во Францию. Я услышала, что граф Керквуд здесь один, и пришла к вам. А вы, Роберт, что делаете здесь?

Роберт встал, оделся. Подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Спутанные волосы, глаза налиты кровью, лицо опухшее. Поморщившись, он отвернулся.

Дезире тихонько рассмеялась.

– Кажется, mon ami, семейная жизнь у вас не очень получается.

– Я больше не женат, – сказал Роберт. – Я свободный человек.

– В таком случае я поправлюсь: боюсь, что жизнь свободного человека у вас не очень получается.

– Что у меня точно не получается, так это слушать неостроумные женские шуточки, – нахмурился Керкленд.

– O-la-la! – воскликнула Дезире. – Эта дама нанесла вам глубокую рану, Роберт.

– Чепуха! Что мне за дело до нее?

Он окинул взглядом свою очаровательную любовницу. «Бывшую, правда. Но сейчас мы это исправим».

– Идите сюда, Дезире.

Ее глаза сузились. Дезире, улыбаясь, подошла ближе, и тогда Роберт привлек ее к себе.

– Сколько времени прошло, bebe, – хрипло прошептал он.

Он нашел губами ямку у нее за ухом, и она со стоном обняла его за шею.

Молодой человек поднял Дезире на руки легко, словно пушинку, отнес на кровать. Быстро расстегнув пуговицы на корсаже, он обхватил ладонями ее грудь. Губы Дезире раскрылись, и граф прильнул к ним.

Но внезапно Роберт остановился, отодвинулся от Дезире, лег на спину и уставился в потолок. Та склонилась над ним и ласково потрепала по щеке.

– Мы с вами потеряли что-то, mon cher, не так ли? – грустно улыбнулась молодая женщина.

Уныние, написанное на лице Керкленда, было ей ответом. На глазах у Дезире заблестели слезы.

– У нас было много хорошего, не правда ли, дорогой? Но теперь между нами стоит Элизабет.

Роберт кивнул, обнял Дезире, и они долго лежали, не говоря ни слова. Каждый понимал, что это – их последняя встреча.

Наконец Дезире заговорила:

– А теперь расскажите мне об Элизабет.

– Я негодяй, Дезире, – вздохнул Роберт. – Я не стою даже ее мизинца. Я знаю, она любила меня. Мне остается только уповать на то, что я не убил эту любовь. Я люблю ее, и я жестоко ранил ее.

– А знаете, mon cher, что вам нужно сделать? Не мешкать, а поехать к ней. Неужели вы так глупы, Роберт? Если она вас любит, она простит.

Роберт слушал эти утешительные слова, и глаза его заблестели от радости, а на лице расцвела улыбка. В душе его проснулась надежда.

– Вы правы, дорогая. Сегодня же утром я отправлюсь в Бэллантайн. И Элизабет вернется со мной в Эшкерк, даже если мне придется связать ее и заткнуть ей рот!

Он нежно поцеловал Дезире.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась. Роберт вскочил, выхватил клеймор и приготовился к нападению.

И тут он увидел на людях, стоящих перед ним, зелено-красные перевязи Скоттов. Граф в замешательстве медленно опустил оружие.

К Керкленду подошел Эндрю, в руке у него была шпага. Некоторое время молодой человек рассматривал Роберта. Вид у того был неприглядный. Юноша перевел взгляд на растрепанную Дезире дю Плесси. Она сидела на смятой постели и застегивала пуговицы на корсаже. Выражение лица Эндрю осталось непроницаемым, голос звучал бесстрастно.

– Выбирайте, Роберт, что вам больше нравится: вы выйдете из этой комнаты на своих собственных ногах, или вас свяжут и выволокут отсюда, как мешок с овсом.

Керкленд не обратил внимания ни на это предложение, ни на тон, которым оно было сказано. Он холодно улыбнулся, поднял клеймор и покачал головой.

– Меня не устраивает ни то ни другое, Эндрю. Вы спасли мне жизнь, и я не собираюсь вас увечить.

– А я не собираюсь вступать с вами в честный поединок. Я получил приказ привезти вас домой, но не причинить вам ни малейшего вреда.

Эндрю кивнул, Роберта окружили члены клана Скоттов. Граф не мог даже и подумать о том, чтобы ранить кого-то из этих людей, поэтому он опустил оружие.

– Мне будет позволено одеться? – презрительно спросил он.

Эндрю кивнул.

– Я уверен, что вам удастся натянуть одежду столь же быстро, как вы ее сбросили. – Он опять посмотрел на Дезире, сидящую на кровати.

Один из Скоттов быстро собрал вещи Роберта. Но когда графу связали руки за спиной и отобрали оружие, тот не выдержал. Он уже хотел было высказать все, что думает об этой затее, но Эндрю не дал ему рта раскрыть.

– Это всего лишь необходимая предосторожность, Роберт. Чтобы вы ни в коем случае не смогли бежать.

Скотт подтолкнул графа к двери, Керкленд оглянулся на Дезире. Одного только взгляда на бывшую любовницу ему было достаточно, чтобы гнев его как рукой сняло.

– Будьте осторожны, крошка, – нежно проговорил он, и его вывели из комнаты.

Дезире бросилась к Эндрю Скотту. Француженка положила руку на плечо молодому человеку.

– Вы ничего с ним не сделаете? – спросила она.

Эндрю покачал головой.

– Вы хотите отвезти его к Элизабет?

– Да, мадемуазель.

Дезире с облегчением вздохнула. Потом окинула оценивающим взглядом высокую фигуру Эндрю Скотта: стройное тело, красивое лицо. Ее пальчики скользнули по его рукаву, уголки губ приподнялись. Она проговорила:

– Очень сожалею, милорд, что вы не можете побыть здесь подольше.

Молодой человек смотрел в ее зеленые глаза, потом окинул взглядом округлые формы ее маленькой фигурки и усмехнулся.

– Мои сожаления по этому поводу вдвое превышают ваши, мадемуазель!

По дороге в Бэллантайн молодые люди почти не разговаривали. Руки у Роберта по-прежнему были связаны, и развязывали их только на время еды. Подобное обращение злило Керкленда невероятно. В конце концов он лэрд, а не разбойник какой-нибудь. И он имеет право знать, куда его везут и почему. Однако на все требования Роберта объяснить, что, собственно говоря, им от него нужно, Эндрю отвечал:

– Так велел мой отец.

Они ехали два дня и одну ночь, останавливаясь только затем, чтобы дать отдохнуть лошадям и поесть самим. Роберт обрадовался, увидев ворота Бэллантайна. Он уже устал ехать со связанными руками.

Эндрю развязал руки пленнику, и Роберт с наслаждением принялся разминать затекшие кисти.

– Дорогу вы знаете, – буркнул Эндрю. Керкленд хмыкнул:

– В комнату Элизабет?

Вопрос был дерзким. Эндрю сжал кулаки. Так хотелось молодому человеку ударить этого нахального горца, чтобы тот впредь не оскорблял его сестру!

– В библиотеку, – процедил он. Несмотря на поздний час, в холле еще горели свечи. Молодые люди направились в библиотеку, и шаги их гулко раздавались по спящему замку.

Граф Бэллантайн поднялся им навстречу. На его лице не было и намека на улыбку.

– Спасибо, сын, – проговорил граф. Эндрю, кивнув, вышел из библиотеки и закрыл за собой дверь.

Роберт молча смотрел, как граф подошел к камину. Казалось, что старика тяготит какое-то бремя. Плечи его поникли, и осанка уже не была гордой. Лорд Скотт долго стоял, задумчиво глядя на огонь. Роберт подумал, что граф забыл о его присутствии, и уже хотел заговорить, как тот повернулся к нему.

– Я бесконечно благодарен Господу за то, что он в своем божественном милосердии позволил вашему отцу умереть до того, как его сын обесчестил его имя.

Щека Роберта задергалась. Мало того, что его привезли сюда насильно, так еще и оскорбляют!

– Я вовсе не бесчестил имя своего отца, лорд Скотт, равно как не желаю оскорблять дом, в котором мне предоставили убежище. Но я не могу позволить, чтобы мое имя – или имя отца – порочили, причем без всяких объяснений.

Александр Скотт почувствовал невольное уважение к этому молодому человеку. Он всегда был наилучшего мнения о Керкленде, но то, что Роберт так унизил его дочь, возмутило графа невероятно.

– Лорд Керкленд, ваше обращение с моей дочерью неблагородно. Этого я не могу потерпеть.

– В моем обращении с вашей дочерью, милорд, не было ничего неблагородного.

Гнев, который Александр Скотт сдерживал все это время, теперь вырвался на волю.

– Печальные времена настали для Шотландии! Слабости наших дворян выставляются напоказ. Моя дочь, сэр, не какая-нибудь гулящая девка, которую можно взять для потехи на один вечер!

– Неправда, лорд Скотт, я никогда не обращался с Элизабет как с гулящей девкой.

– Разве не была она девственницей, когда приехала к вам? А вы использовали ее и вышвырнули, как старую ненужную вещь! Я послал к вам свою дочь – невинную, чистую девушку, полагая, что вы – человек чести. А вы поступили с ней самым неблагородным образом! – Глаза графа метали молнии. – Мой внук не должен родиться незаконнорожденным, Роберт Керкленд! Вы бесчестно поступили с моей дочерью, и я положу этому конец!

Роберт был потрясен. Почему Элизабет не сказала ему, что носит дитя? Или она думала, что он вернется в Эшкерк, так ничего и не узнав об этом? Сообщила бы она ему о рождении ребенка? Конечно же, нет. Эта девчонка такая своенравная.

А он сам тоже хорош. Напился как свинья. Потом позволил связать себя и силой притащить сюда. Боже правый, он все-таки хайлендский лэрд!

Но почему ему толком не объяснили, что Элизабет ждет ребенка? Черт бы побрал эту женщину!

Однако Александр Скотт еще не закончил свою гневную речь:

– Вы немедленно обвенчаетесь с Элизабет – сегодня же! Священник ждет нас в часовне.

С этими словами старый граф подошел к двери и распахнул ее. За дверью ждал целый отряд скоттовских воинов. Лорд Скотт повернулся к Роберту. Разговор был окончен.

– Ваша свита, милорд.

Роберт обратился к разгневанному графу:

– Поскольку я только что был подвергнут суду и приговор мне вынесен, то в качестве осужденного я имею право на последнее слово.

Александр Скотт закрыл дверь, нерешительно посмотрел на Роберта.

– Я обвенчаюсь с вашей дочерью, лорд Скотт – из-за положения, в котором она находится. И пусть это будет хорошим началом! Однако мое дитя будет расти в моем доме!

– А как же его мать?

– И мать тоже. Она моя жена – и жить ей тоже в Эшкерке.

Лорд Скотт замахал руками:

– Этого я не допущу. Моя дочь достаточно натерпелась от вас. Неужели вы думаете, что я опять отдам ее вам?

– Должен ли я напоминать вам, милорд, что, как только я стану законным мужем вашей дочери, ваше слово уже ничего не будет значить? И она сама, и все, что ей принадлежит, – все это становится моим. И я волен поступать со своей собственностью так, как хочу, – зловеще произнес Роберт.

Услышав в его словах скрытую угрозу, граф вспыхнул:

– Скорее я убью вас, негодяй, чем стану участником подобной сделки.

– Но тогда, – продолжал Керкленд, – тогда ваш внук будет бастардом, не так ли?

Граф вздохнул и уступил.

– Преимущество на вашей стороне. Значит, мы заключаем эту сделку...

– Сделку, вы говорите! Мне не нужны сделки, я не позволю ставить мне условия! – в бешенстве заорал Роберт. – Это вы настаиваете на нашем союзе!

– Вы не очень-то дальновидны, лорд Керкленд. Что помешает мне убить вас, как только вы дадите обет перед алтарем?

– Элизабет, – ответил Роберт.

– Вы бесчестный человек! – презрительно бросил Александр Скотт.

– Напротив! И именно поэтому я принимаю ваше предложение. Я не знал, что Элизабет беременна. Я не мерзавец, милорд. Я с радостью исполню свой долг по отношению к ней и моему будущему ребенку. Тем более я не хочу, чтобы моего ребенка называли бастардом. Я – человек чести, милорд. Если бы вы обратились ко мне с приглашением приехать в Бэллантайн, я бы прибыл сюда немедленно. Но вы прислали мне приглашение в форме, равно унизительной и для вас, и для меня. Уверяю, если бы я не был в долгу перед домом Скоттов, вам не удалось бы с такой легкостью захватить меня. Кое-кто из ваших сородичей расстался бы при этом с жизнью.

– Не говорите мне о чести, милорд, ибо я оказал вам гораздо большую честь, нежели вы заслуживаете!

Старик и молодой человек не отрываясь смотрели друг на друга. В глазах Александра Скотта появилось нечто похожее на восхищение. «Этот горец сумел повернуть дело так, что мы поменялись ролями, и теперь условия диктует он, – думал лорд Скотт. – Этого упрямца не легко заставить делать то, чего он не хочет. Слава Богу, он согласен жениться на моей дочери. Видимо, Керкленд любит Элизабет. Прекрасно. Значит, венчание – дело решенное».

Александр Скотт кивнул и вышел из библиотеки; Роберт последовал за ним.

Элизабет сидела в часовне и нервно теребила батистовый платочек. С трепетом ожидала молодая женщина появления отца и Роберта.

С того мгновения, как Эндрю сообщил сестре, что они похитили Роберта, Элизабет стали терзать угрызения совести. Из этого невыносимого положения необходимо было найти выход – но какой? Она любит Роберта, она готова на все, лишь бы удержать его. Может быть, со временем он простит ее? Может быть.

Она взглянула на брата, шагающего из угла в угол. Он тоже явно терзался угрызениями совести. Может, стоит посоветоваться с Эндрю?

Но в этот момент дверь в часовню распахнулась. Сердце Элизабет замерло. Вошел граф Бэллантайн, за ним – Роберт.

При виде возлюбленного у Элизабет заныло в груди. Роберт казался очень усталым. Волосы его были спутаны, подбородок зарос. Едва взглянув на него, Элизабет поняла, что он в бешенстве. Молодая женщина украдкой взглянула на Керкленда и уставилась в пол.

– Отец, мне хотелось бы на несколько минут остаться наедине с лордом Керклендом.

Александр Скотт колебался, словно боялся оставить дочь наедине с горцем. Потом кивнул и сделал знак всем удалиться.

В часовне остались только Элизабет и Роберт. Храбрость Бет сразу стала уменьшаться. Керкленд гневно смотрел на нее сверху вниз и, казалось, хотел испепелить ее взглядом.

– Примите мои поздравления, миледи. Ваша решительность просто необычайна, – прорычал Роберт. – В сущности, что мешает мне взять и свернуть вам шею, изменница?

Элизабет взглянула ему в глаза.

– Когда-то вы вложили мне в руку кинжал и предложили поступить так, как мне хочется. Теперь я предлагаю вам сделать то же самое. Если вы хотите убить меня, Роберт, сделайте это, ибо у меня нет никакого желания жить.

– Лучше бы вы тогда пустили в ход тот кинжал, чем этот, который вы вонзили мне прямо в сердце.

Она умоляюще посмотрела на него:

– Я хочу только одного – объяснить, что произошло в тот вечер в Глазго.

– Сударыня, я изо всех сил стараюсь изгнать из памяти события того вечера. Стал бы ваш отец настаивать на венчании, если бы знал, что произошло тогда?

– А как вы можете говорить о том, что произошло, если сами ничего не знаете! Кэмпбелл сказал, что убьет вас, Роберт. Он обещал освободить вас при условии, что я останусь с ним.

Керкленд хмыкнул:

– Сударыня, всю свою жизнь я ускользал от Кэмпбеллов! Неужели вы думаете, что я согласился бы купить свою свободу ценой вашей чести? Разве вы не знаете, что чистота вашей любви для меня дороже жизни?

– Обвиняйте меня, если хотите, Роберт, но я сделала это ради вас.

– Сделали это ради меня! – взорвался Роберт. – Сударыня, вы, Скотты, давно уже испытываете мое терпение вашими благородными деяниями, которые вы совершаете друг ради друга. Не далее как два дня назад ваш братец ради вашего отца связал меня, погонял, как корову, пихал, как мешок с овсом! И притащил меня сюда. Ваш отец ради вас и нашего будущего ребенка поливал грязью мое имя, порочил мою честь, угрожал моей жизни, требуя от меня жениться на вас. Между тем как вы, моя преданная супруга, отвергли мою любовь, обманули мое доверие и усомнились в моей смелости. И все ради спасения моей жизни. Нет, жена, больше я не хочу даже слышать о чем-либо подобном! Ясно.

Элизабет вспыхнула, и, как это уже бывало не раз в прошлом, когда их желания шли наперекор друг другу, все ее благие намерения пошли прахом.

– Я вам не жена! И тогда тоже не была вашей женой! И сейчас я вам не жена, и я вообще не желаю выходить за вас замуж!

Она отвернулась, но он схватил ее за руку и повернул к себе лицом.

– Вы моя жена, Элизабет! Вы были ею тогда, вы и теперь моя жена и всегда ею будете. Вы носите мое дитя, и поэтому сегодня вечером мы обвенчаемся.

Сколько времени стояли они так, с негодованием глядя друг на друга, они не знали. Они даже не заметили, что в часовню вошли родственники.

– Пора начинать, – сказал лорд Скотт, и священник поспешил к алтарю.

Элизабет почувствовала на своем плече руку отца и шагнула вперед. Не лучше ли, думала она, прекратить этот фарс сию же минуту? Бет хотела было сказать это вслух, как вдруг оказалось, что она стоит рядом с Робертом. Колени у нее задрожали, и она украдкой взглянула на него. Роберт повернул голову, и Элизабет захотелось убежать из часовни – так суров был его взгляд. «О Боже, он ведь меня ненавидит!» Пальцы ее были холодны как лед, но когда Роберт взял ее за руку, Бет забыла обо всем.

Она ничего не слышала, кроме ударов собственного сердца. Не помнила даже, как произносила обеты. Церемония вдруг закончилась.

Элизабет робко подняла на Роберта глаза. Муж ее больше не злился. Он ласково провел кончиком пальца по ее лицу.

– Кажется, миледи, вам опять не удалось осуществить свою девическую мечту и надеть свадебный наряд.

– Этой глупой девушки уже не существует, – возразила Бет. – Она исчезла так же быстро, как моя невинность.

Роберт задумчиво смотрел на жену.

– Мне тем более жаль, миледи, ибо та девушка была просто очаровательна, и я готов умолять ее: «Постой, младая дева! О как ты хороша!»

Он повернулся к Александру Скотту.

– Я проделал долгий и утомительный путь, милорд. Надеюсь, ваше гостеприимство предусматривает, кроме всего прочего, горячую ванну и теплую постель.

– Я всегда рад гостям, – любезно отозвался граф.

Роберт повернулся к Элизабет и поцеловал ее руку.

– Я прощаюсь с вами до утра, миледи. Смущенная Элизабет грустно смотрела, как за мужем закрылась дверь часовни.

Элизабет ушла к себе. Сейчас ей никого не хотелось видеть. Даже отца и брата. Она не знала, что ей делать – расплакаться или закричать и затопать ногами.

«Вот так вот, взял и ушел спать. Хорош муж, – думала она. – Значит, шахматная партия продолжается. Я сделала смелый ход ладьей, но вы не захотели играть пешку и предусмотрительно пустили в ход коня». Наморщив лоб, она размышляла, какой ход сделать дальше. Вдруг ее лицо озарилось радостной улыбкой. Ничего не подозревающего графа Керквуда ждали новые волнения.

– По-видимому, пришло время рискнуть королевой, – произнесла Элизабет. – Берегись же, коварный король, ибо на этот раз тебе будет поставлен и шах, и мат!

После горячей ванны руки и ноги Роберта почти перестали болеть, он надел штаны, белую рубашку и теперь стоял, в задумчивости глядя в окно. Он слышал, как в соседней комнате ходит Элизабет, и ему страшно хотелось оказаться рядом с ней.

Боже, как он любит эту женщину! Как жаждет ее тепла! И опять он, кажется, огорчил ее. «Почему, – спрашивал себя Роберт, – почему я так поступаю? По чему я вечно срываю на ней зло? Ведь рассердила меня не она, а совершенно другие люди. Вот сейчас эти Скотты нанесли удар моей гордости и тщеславию. Но разве они сделали это не ради Элизабет? Могу ли я осуждать их за то, что они любят Бет? Разве сам я не собирался с ней обвенчаться? Но все же они обошлись со мной безобразно, и я не позволю этой девчонке думать, что так легко смирюсь с этим!»

Вдруг щелкнула задвижка. Роберт обернулся. Дверь в соседнюю комнату была открыта. В его комнату вошла Элизабет. В руках у нее были бокалы с вином.

Длинные темные волосы свободно падали на ее плечи. Легкая прозрачная рубашка из белого батиста облегала ее пышную грудь. Подойдя к мужу, Бет бросила взгляд на его штаны, а потом с улыбкой посмотрела ему в лицо. Она была довольна – ее появление на него подействовало явно возбуждающе.

И словно ей было этого недостаточно, молодая женщина кончиком языка облизнула губы и снова улыбнулась. Роберт сглотнул.

– Это хорошее вино, милорд. – Бет протянула Роберту бокал.

Тот жадно схватил его и осушил одним глотком. Элизабет же пила медленно, глядя на него поверх стакана.

– Как жаль, милорд, ведь распробовать вино можно, если только пить его по глоточку, – заметила молодая женщина. – Вот, выпейте мое, это поможет вам расслабиться.

Роберт без возражений взял протянутый бокал и опять опустошил его залпом.

– Черт возьми, Элизабет, вы понимаете, что вы делаете? – прошептал он.

– Эта ночь может оказаться приятной или неприятной в зависимости от того, какой вы захотите ее сделать, Роберт, – мягко проговорила молодая женщина и поставила пустые бокалы на стол.

Взяв руку мужа, Элизабет поднесла ее к губам. К щекам Роберта прилила кровь. А Элизабет расстегнула пуговицы на его манжетах и поцеловала его запястья. Потом поднялась на цыпочки и развязала тесемки, просунула руку под рубашку и погладила мужа по груди.

И тут Роберт вспомнил о той далекой первой ночи в Эшкерке, и он невольно улыбнулся.

Элизабет заметила его улыбку и поняла, что он вспомнил все. Она прижалась к нему, обняла за шею и подняла голову.

– Неужели вы можете навязываться мужчине, если он вас не хочет? – спросил Роберт, вступая в игру.

– Вы – несносный хайлендский плутишка, – нежно прошептала Бет. – Была ночь, когда вы хвастались своим умением держаться в седле. Кажется, милорд, есть кобылка, оседлать которую вам не под силу.

Говоря так, она касалась губами его уха, щекотала его своим дыханием. Роберт не выдержал, прижал Элизабет к себе и поцеловал.

– Сладкая малышка. Сладкая, сладкая малышка, – простонал он, покрывая ее лицо и шею жгучими поцелуями.

Элизабет наслаждалась прикосновениями его ласковых рук, его горячих губ.

– Роберт, – всхлипнула она, – я так люблю вас! Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

Он обхватил ладонями ее лицо.

– Простить вас? Это я должен просить у вас прощения, Элизабет.

Когда они оторвались друг от друга, Элизабет уткнулась мужу в грудь.

– У меня нет ни стыда, ни гордости, когда дело касается вас. Нет ничего, что я не сделала бы, лишь бы быть с вами, любимый. Если бы вы не женились на мне, я все равно последовала бы за вами хоть на край света, только бы вы захотели взять меня с собой.

Роберт обнял ее крепко-крепко, поцеловал в макушку и проговорил:

– Я собирался ехать к вам, когда меня нашел Эндрю. Нет такой силы, которая остановила бы меня и не дала бы увезти вас домой, в Эшкерк.

Элизабет подняла голову, улыбнулась, слезы блестели у нее на глазах.

– Домой. Домой, в Эшкерк, – вздохнула она. – Клянусь вам, любимый мой, что я никогда больше не покину те священные холмы. Куда бы вы ни отправились по зову долга – я буду без всяких жалоб ждать вашего возвращения.

– Нет, дорогая, не нужно изменять себе. Сейчас вы та Элизабет, которую я люблю, на которой я женился, – непокорная, непредсказуемая, живая. Мне не нужно, чтобы вместо моей Элизабет появилась неживая кукла – покорная и пресная. Я хочу видеть, как у меня на глазах бутон превращается в женщину, видеть, как семя мое растет в вас, превращаясь в плод нашей любви. Мы, конечно, всегда будем ссориться, но наша любовь всегда будет мирить нас. О, Бет, сколько всего у нас впереди!

– Роберт, я должна признаться вам кое в чем, – проговорила Элизабет.

Он прижал палец к ее губам.

– Я не был вполне откровенен с вами, дорогая. Я еще не сказал вам одну вещь. Я возвращаюсь в Эшкерк и останусь там. Я – лэрд нашего клана, и я слишком долго уклонялся от своих обязанностей. Надеюсь, никогда больше мне не придется взять в руки оружие, разве что для защиты Керкмуира. Дэвид и Анна, – продолжал Роберт, – собираются отплыть в колонии. Я не против. Каждое утро вы, Элизабет, будете просыпаться рядом с мужем, и нашему ребенку никогда не придется спрашивать о своем отце, где он, почему он на войне, а не рядом с вами.

Элизабет хмурилась.

– Что такое, любовь моя? Мои слова огорчили вас? Я-то думал, вы обрадуетесь.

– Нет, Роберт, – грустно произнесла молодая женщина, – нет, осуществилось то, о чем я молилась по ночам. Я хотела жить, зная, что вам ничто не угрожает, чтобы вы постоянно были подле меня.

– Тогда что вас беспокоит, малышка? – нежно спросил он.

Бет опустила глаза и голосом кающейся грешницы произнесла:

– Я солгала вам, Роберт.

– Ну же, продолжайте, любовь моя, – ласково поторопил ее муж. – Солгали – в чем же?

– Я не беременна, Роберт. Я солгала отцу, зная, что в таком случае он вынудит вас жениться на мне. Я же сказала, что, когда дело касается вас, я становлюсь совершенно бесстыжей.

Какое-то время Роберт озадаченно молчал, потом взял Элизабет за подбородок и заставил ее поднять голову. Он улыбнулся ей. В глазах Керкленда плясали веселые искорки.

– Вы – просто невозможное существо, Элизабет Керкленд, и я не знаю, что мне с вами делать.

Элизабет улыбнулась ему в ответ. Роберт не устоял – обнял этого очаровательного эльфа, прижал к себе, и молодая женщина рассмеялась. Он опять принялся целовать свою супругу, но она остановила его:

– А как же быть с отцом, Роберт? Как я скажу ему, что это была ложь и что я вовсе не жду ребенка?

– Вам не придется этого делать, миледи, – заявил Роберт. Лицо его пылало. – Я обещаю, что, прежде чем кто-либо из нас выйдет из этой комнаты, вы понесете.

Элизабет отбежала от него, а Роберт медленно направился к ней, протягивая руки.

– Роберт! – Элизабет не собиралась участвовать в таком неслыханном предприятии.

– Элизабет! – Роберт развеселился. Он знал, что настоит на своем.

Подойдя к жене, он привлек ее к себе и с озорной улыбкой поднял ее на руки.

Эпилог

Июль, 1650 год

Джеймс Керкленд, восторженно повизгивая, сидел на вороном жеребце. Отец поддерживал его, потом пустил коня галопом. Личико трехлетнего малыша вспыхнуло от радости. Скакун приблизился к барьеру и перемахнул через препятствие.

– Давайте еще разок, отец, пожалуйста, – попросил Джеймс, когда Роберт Керкленд спешился и снял сына с седла.

Маленькие ручки обвили отцовскую шею, малыш чмокнул отца в щеку. Тот опустил его на землю и взъерошил темные кудри ребенка.

– Нет, с тебя хватит, малыш. Пойди поищи мать и сестренку, – велел Роберт; мальчик побежал вниз по холму, а отец стоял и смотрел ему вслед.

И тут Роберт увидел человека. Тот остановился, о чем-то поговорил с малышом. Потом стал подниматься по склону к Роберту.

– Пат! – воскликнул граф, и друзья обнялись, хлопая друг друга по спине.

Лорд Эшли радостно улыбался, разглядывая старого товарища по оружию.

– Ей-богу, Пат, вы постарели. У вас даже походка стала тяжелее.

Грэхем погрустнел, и улыбка исчезла с лица Роберта.

– Что случилось, Пат? Грэхем поднял голову:

– Джеймс умер, Робби.

На Керкленда словно ведро ледяной воды вылили. Он стоял, потрясенный страшной вестью.

– Когда, Пат? Как?

– Этот безумец вернулся в Шотландию, чтобы собрать войско и посадить на престол молодого принца. Вы знаете, как переживал Джеймс из-за казни Карла. Когда тот был обезглавлен, Джеймс поклялся, что жизни своей не пожалеет, только бы вернуть трон Шотландии сыну Карла. Но все окончилось полным провалом. Джеймса предали. Он был схвачен. Аргайл поспешил привести приговор в исполнение.

– Кто его предал? – спросил Роберт голосом, не сулящим ничего хорошего.

– Нейл Маклауд из Ассинта отдал его в руки герцога Обмана за несколько тысяч фунтов.

– Жалкий трусливый ублюдок! – выругался Роберт. Он закрыл лицо руками. – Продолжайте, Пат. Как это произошло?

– Джеймса предал не именно Маклауд. В последнюю минуту сам молодой принц отказался поддержать его, поскольку ему пришлось бы пойти на уступки черни. А это возмутило бы дворян. Как всегда, Джеймс сделал для Стюартов больше, чем они для него. Его преданность Стюартам осталась непоколебимой, даже когда эти стервятники надели ему на шею веревку. На этот раз он смог бы завершить свое дело, Робби, – продолжал Патрик. – Шотландия уже по горло сыта Кромвелем. Уильям Дуглас обещал Джеймсу полную поддержку, но все с самого начала пошло вкривь и вкось. Несколько кораблей с наемными войсками потерпели крушение, другие причалили не там, где нужно. Джеймсу нужны были горцы, но он не успел собрать их. На него напали. Бой был жестоким. Монтроз потерпел поражение. И с тех пор его преследовали.

Роберт был потрясен.

– Я даже не знал, что он вернулся. Почему он не приехал сюда?

– Он пытался переслать вам письмо, но приехать так далеко на запад у него не было возможности – он заболел лихорадкой. В отчаянии он обратился за помощью к Маклауду, а этот ублюдок выдал его властям.

– Когда он был казнен, Пат?

– Двадцать первого мая в Эдинбурге на Сенном рынке.

Патрик Грэхем посмотрел на Роберта затуманенными глазами.

– Они даже не приговорили его к той казни, которой требует его титул. – Пат всхлипнул. – Его повесили, Робби. Его повесили, будто он обыкновенный разбойник! А голову выставили на всеобщее обозрение!

Грэхем зарыдал. Роберт подошел к нему и положил руку на плечо. Пат поднял глаза.

– Это еще не конец грязного дела, Робби. Его еще и четвертовали. А части тела повесили на городских воротах Глазго, Стерлинга, Перта и Эбердина. Эти грязные мерзавцы даже не отдали нам его тело, чтобы мы его похоронили. Этот человек так любил каждую пядь шотландской земли, а его лишили даже возможности упокоиться в ней после смерти! Молодая жена Арчибальда Нейпера смогла подкупить одного из солдат, чтобы тот добыл сердце Джеймса. Она клянется, что это – действительно сердце «того самого Грэхема», и говорит, что скорее умерла бы, чем позволила, чтобы это сердце было брошено собакам.

Роберт молчал и ждал, когда горец успокоится. Поняв, что тот наконец взял себя в руки, он тихо спросил:

– Вы говорили с ним перед казнью?

– Нет, Робби. Ему не дали свидеться ни с кем – ни с родичами, ни с друзьями. Но он умер как человек чести – гордый, невозмутимый. Все плакали – даже палач прослезился. Джеймс смотрел на нас, спокойный. Он сказал: «Я служил принцу, я был верен своим друзьям, я сострадал всем вам, а теперь вручаю свою душу Господу».

Роберт сжал плечо Пата. Они долго стояли и молчали.

Наконец Роберт тихо проговорил:

– Джеймс Грэхем никогда не умрет, Пат. Память о нем будет вдохновлять каждого шотландца. Мы будем оплакивать уход Джеймса, потому что теперь, без него, жизнь каждого из нас стала беднее.

– Пат, – он окинул взглядом согбенную фигуру друга, – пойдемте в замок. Отдохнете у нас? Вы проделали долгий путь.

– Нет, Робби, мне надо еще многое успеть сделать, а времени остается слишком мало.

И Патрик Грэхем медленно пошел вниз по склону холма.

После того как Пат Грэхем рассказал Элизабет Керкленд о смерти Джеймса, она ушла в часовню помолиться о душе Джеймса Грэхема. Проводив гостя, молодая женщина пошла искать мужа, чтобы утешить его. Но, увидев своего любимого на вершине холма, Элизабет решила не беспокоить его – пусть побудет один какое-то время, пусть простится с Джеймсом Грэхемом.

Когда же солнце клонилось к западу, Элизабет взяла детей за руки и отправилась вверх по склону. Услышав детский смех, Роберт обернулся. Какие у него чудесные дети! Какая прекрасная у него жена! То, что природа и без того сотворила совершенным, материнство подчеркнуло еще больше.

За те годы, что прошли после возвращения в Эшкерк, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Керкленд вдруг осознал, как это много – иметь жену и детей, которых любишь ты и которые любят тебя.

Элизабет остановилась, дети сразу куда-то побежали. Роберт раскрыл объятия и Бет уткнулась ему в плечо. Любовью и состраданием дышала эта женщина. Керкленд обнимал жену, и боль в его душе потихоньку ослабевала. Он поцеловал Элизабет в макушку.

Бет страшно хотелось утешить мужа. Она чувствовала, как он страдает, ощущала всю глубину его отчаяния. Ах, если бы она могла снять с него это бремя, взять Роберта на руки, как дитя, унести его куда-нибудь далеко-далеко.

– О Боже, Бет, это был такой человек! Зачем он принес себя в жертву Карлу Стюарту?

Элизабет вспомнила страстную преданность Джеймса Грэхема шотландскому королю, и на глазах ее блеснули слезы.

– Он поступал так, как считал нужным, Роберт.

Разве мы можем сомневаться в мудрости его действий? Но мне кажется, Джеймс был из тех, кто стремится умереть молодым.

– Возможно, вы правы, Бет. Я часто думаю, что он принес бы гораздо больше пользы Шотландии своим пером, а не мечом. Разве в такой стране, как наша, государственные деятели нужны меньше, чем солдаты? Разве не выиграла бы Шотландия, если бы Джеймс совершал свои подвиги не на поле боя, а в парламенте? Ах, Бет, разве он не захотел бы жить дольше, если бы увидел, что народ, живущий в его любимой земле, становится свободным?

Элизабет изумленно взглянула на мужа.

– Мне всегда казалось, Роберт, что вы предпочитаете действовать мечом...

– Те из нас, кто не имеет талантов Джеймса Грэхема, берут в руки меч.

Взяв его руку, Элизабет поцеловала ее в ладонь.

– В самом начале Джеймс Грэхем мне очень не нравился. Он мне казался соперником, я ревновала вас к нему. Я хотела, чтобы вы были со мной, а не с ним. Мне нужно было повзрослеть, любимый, чтобы понять, что ради Шотландии можно пойти на все. Слишком многие отдают жизнь за нее. Она – единственная возлюбленная всех мужчин, родившихся на этой земле.

И Элизабет заглянула мужу в глаза. Лицо ее сияло.

– Я люблю вас, Роберт Керкленд. Ваша жизнь придает смысл моей жизни. Я завяну без ваших прикосновений, без вашей любви я умру. Единственное, о чем я молю небо, – дать мне прожить всю жизнь подле вас.

Роберт с обожанием смотрел на жену. Он горевал об утрате Джеймса Грэхема. Он знал, что эта боль не скоро утихнет. Но Элизабет рядом, она поможет ему.

Керкленд нежно поцеловал жену.

– Бет, дорогая моя, не знаю, чем я заслужил вашу любовь. Но достоин я ее или нет, я никогда больше не покину вас.

Так они и стояли, обнявшись, и смотрели, как их дети играют среди вереска.

Громко фыркнул жеребец Олимпиус. И Роберт прошептал Элизабет на ухо:

– Вы помните ту ночь, когда он родился? Бет улыбнулась:

– Я помню каждое мгновение той ночи. Роберт сжал ее в объятиях. Тут кто-то подергал его за штанину.

– Отец, можно я покормлю Олимпиуса? – спросил его маленький сын.

Граф нехотя отпустил Элизабет и, взяв малыша на руки, подошел с ним к жеребцу. Джеймс сунул руку в седельную сумку и достал несколько кусочков хлеба. Тут Роберта опять дернули за штанину. Его двухлетняя дочь тянула к нему свои ручонки.

Роберт обожал этого крошечного херувима, чьи большие карие глаза напоминали ему об Элизабет.

– Ну ладно, малышка. – Он взял дочку на руки и поцеловал в нежную щечку.

– Осторожней. Держите хлеб так, как я вам показывал.

Смеясь, малыши протянули кусочки черного хлеба к морде Олимпиуса. Жеребец наклонил голову и взял хлеб мягкими губами. Дети обожали играть в эту игру.

– Отец, а разве можно кормить лошадь хлебом? – спросил маленький Джеймс.

– Ну-ну, не жадничай. Это ему полезно. Он еще ни разу не проиграл на скачках!

Слова прозвучали как эхо прошлого, и на несколько мгновений Роберт замолк. Комок застрял у него в горле. Однако скоро он совладал с собой и стал спускаться с холма, неся детей на руках.

– Напомни мне как-нибудь, Джеймс, рассказать о моем любимом друге. Он всегда давал своему коню хлеб и эль.

Элизабет гладила Олимпиуса, она улыбалась, и лицо ее сияло. Зарыв голову в шелковистую гриву, она прижалась губами к уху лошади и прошептала:

– С ним все будет хорошо, Олимпиус. С ним все будет хорошо!

Date: 2015-09-05; view: 234; Нарушение авторских прав