Глава 14. Они приближались к маленькому уединенному охотничьему домику, расположенному недалеко от Керкмуира

Они приближались к маленькому уединенному охотничьему домику, расположенному недалеко от Керкмуира. Элизабет представляла себе, что она оказалась в первобытном лесу, которого не касалась рука и в который не ступала нога человека. Настоящий рай! Но ее радовало не то, что они – первые мужчина и женщина, как Адам и Ева, а то, что они здесь единственные мужчина и женщина.

Маленькая хижина казалась неотъемлемой частью этого живописного места. Как будто природа сама вырастила ее, так же как высокие сосны и березы.

В доме, сложенном из сосновых бревен, была всего лишь одна комната. Кровать была приделана к одной из стен, а для возможных гостей приспособлен чердак. В углу – стол из соснового теса и скамейки. Стены и пол покрыты шкурами и коврами. Камин, он же очаг для приготовления пищи, сложен из грубого камня. Так же, как в Эшкерке, над камином висел герб Керклендов – указание на то, кто здесь хозяин.

Стоя посреди комнаты, Элизабет внимательно оглядывала ее. Ей нравилась уединенность этого жилища. Она ощущала нечто общее между хозяином дома и самим домом – спокойствие и сдержанность.

– Вы сможете прожить здесь несколько дней? – спросил Роберт, внимательно наблюдавший за женой.

– Несколько дней? – удивилась Элизабет.

– Мне пришло в голову, – Роберт словно извинялся, – что нам понадобится несколько дней, чтобы получше узнать друг друга.

Глаза Элизабет расширились.

– Значит, вы привезли меня сюда, чтобы провести здесь медовый месяц?

– Вы разочарованы, Элизабет?

– Нет, нет, – поспешно ответила она. – Дэвид предупреждал меня, что мне придется войти в логово льва, а это ведь и есть львиное логово, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Здесь царит ваш дух. Я почувствовала это, едва вошла.

– У вас прекрасное чутье, Элизабет. Я сам выстроил этот дом.

– Он мне нравится, милорд.

Какое-то чувство зарождалось между ними, это носилось в воздухе. Элизабет проговорила:

– Мне кажется, нужно развести огонь.

– Я думаю, что мы его уже развели, миледи. – И Роберт повернулся к очагу.

Шли дни. Роберт научил Элизабет готовить еду из припасов, привезенных с собой. По утрам они ели овсянку или сыр, а вечером угощались рыбой, пойманной в озере, или свежей дичью, которую удавалось добыть Роберту.

Элизабет часто ходила на охоту и на рыбалку вместе с мужем. Этот лесной эльф был женщиной, каких Роберт еще не видывал, и он восхищался ею. Элизабет давно уже забросила свою юбку и теперь ходила по лесу в штанах, которые ей одолжил Тимз Керкленд. Роберт не мог надивиться, как хорошо она держится в седле. Умело и уверенно Элизабет правила своей кобылкой, странствуя по этой скалистой местности.

Настал день, когда Роберт решил, что пришла пора ему возвращаться к Монтрозу. С тех пор как они расстались, прошло уже несколько недель, и больше отъезд откладывать было невозможно. Элизабет дремала, и Керкленд вышел из хижины раздобыть чего-нибудь необычного, чтобы отметить их последний вечер.

Молодая женщина проснулась. Мужа не было. А ей очень хотелось прогуляться. Она разозлилась на себя за то, что уснула и упустила такую возможность.

Она тут же решила проехаться одна. Надела меховую куртку с капюшоном, оседлала кобылку и пустилась в путь. Первые полчаса Бет искала Роберта, но, не найдя его следов, решила просто насладиться верховой ездой.

Стали падать белые хлопья, поначалу незаметные, обманчиво спокойные, они тихо опускались на землю. Потом, совершенно внезапно, с гор задул порывистый ветер и повалил густой снег. Молодая женщина тут же повернула назад.

Ветер кидал ей навстречу снег, залепляя глаза. Земля стала мокрой и скользкой, и Элизабет пыталась ехать осторожно. Снег был уже достаточно глубоким, и лошадь с трудом шла по тропе. Внезапно передние ноги кобылки подогнулись – она отчаянно пыталась удержаться на скале. Элизабет вылетела из седла, перекувырнулась через голову лошади и полетела вниз. Она не подозревала, что они были у самого края обрыва, и теперь катилась вниз по крутому склону.

Оказавшись внизу, она лежала, глотая воздух, правое колено болело. Отдышавшись, Элизабет села, осторожно протянула руку, чтобы ощупать поврежденный сустав, и вздохнула с облегчением: кость цела.

Но едва она попыталась встать, как острая боль пронзила ее, и она упала обратно в снег.

Элизабет увидела, что кобылка все еще стоит над обрывом. Лошадь удержалась на тропе и не сорвалась вниз. Тогда Бет попробовала ползти, но всякий раз, продвинувшись вверх по склону на дюйм, она соскальзывала вниз на два дюйма.

Элизабет не знала, сколько времени она боролась, но, зря потратив силы, наконец сдалась. Сквозь намокшую одежду проникал холод, Бет вся дрожала. Она в отчаянии взглянула вверх. Лошадь исчезла.

И Бет молча молила о том, чтобы кобылка вернулась к домику. Тогда Роберт как-нибудь разыщет ее. Потом принялась звать его, надеясь, что он расслышит ее голос среди завываний ветра.

Роберт уже седлал коня и собирался пуститься на поиски, когда появилась кобылка Элизабет. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что произошло. Быстро расседлав Шебу, он укрыл ее попоной и вскочил на своего коня.

Роберт вернулся домой, как только первые хлопья закружились в воздухе, – он ведь был хорошо знаком со здешними снежными бурями. Обнаружив, что Элизабет нет, он не стал терять времени и решил немедленно пуститься на поиски. И теперь его худшие опасения подтвердились.

Он ехал по следу кобылки, надеясь, что та шла домой прямиком. Снег становился все глубже, и вскоре следы почти исчезли. Дело осложнял резкий ветер, кидающий снег прямо в лицо. Тревога Роберта росла, потому что он хорошо знал, что, если Элизабет что-то повредила себе и если она находится на открытом месте, ей вряд ли удастся выжить. И когда он увидел какое-то яркое пятно на середине крутого склона, его сердце подпрыгнуло от радости, а губы прошептали благодарственную молитву во славу штанам Керкленда. Спешившись, Роберт прыгнул вниз и съехал по склону.

Элизабет была без сознания, и Роберт, нежно прижав жену к груди, отбрасывал снег с ее лица и ресниц. Он на мгновение ласково прикоснулся к ее щеке, а потом, разжав ей губы, влил в рот вина из своей серебряной фляги. Элизабет захлебнулась жгучей жидкостью и открыла глаза. «Роберт. Он нашел меня». И Бет обняла мужа с нескрываемой радостью. А он крепко прижал ее к себе, смущаясь глубиной чувств, охвативших его, и, не раздумывая, впился в ее губы долгим поцелуем.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь буду так рада видеть вас, – пробормотала Элизабет, потрясенная этим поцелуем.

Роберт принялся растирать ей руки, на лице его было какое-то хмельное выражение. Этот поцелуй и на него произвел сильное впечатление. Начиная любовные игры с Элизабет, он всегда с удовольствием целовал ее. С тех пор как ему удалось преодолеть ее сопротивление, ее сладкие губы всегда раскрывались навстречу его губам горячо и с готовностью, и поцелуи их были волнующими и возбуждающими. Но то было в угаре страсти, когда рассудок Роберта молчал. Почему же его так потряс поцелуй на замерзшем склоне, среди снежной бури?

Элизабет молча смотрела на Роберта, а он принялся растирать ей ступни и щиколотки. Когда Керкленд дотронулся до правой ноги жены, она вскрикнула.

– Кажется, я повредила ногу, когда упала.

– Элизабет, я должен отвезти вас в домик. Лицо его помрачнело, и он опять поднес флягу к ее губам и заставил выпить еще немного вина. Взяв Элизабет на руки, Роберт с трудом взобрался наверх и посадил ее на коня. Потом сел сзади, крепко прижал Бет к себе и укрыл ее и себя пледом. Она прижалась к его груди, греясь теплом его тела, а он обнимал ее. Элизабет вспомнила ночь, проведенную в пещере: Роберт держал ее точно так же, когда они лежали рядом под его теплым пледом.

Вскоре они уже были у дома. Керкленд внес жену в теплую комнату и усадил у огня.

– Мне нужно поставить лошадь в стойло. Подождите. Я скоро вернусь, – произнес он.

Элизабет кивнула. Она поудобней устроилась у огня. Постепенно озноб, бивший ее всю дорогу, прошел. Вскоре вернулся Роберт и принялся готовить для нее горячую ванну. Она не сводила с него глаз.

– Снимите с себя все мокрое, – приказал он, когда вода, по его мнению, достаточно нагрелась.

Элизабет без всяких возражений разделась, и Роберт посадил ее в лохань. Через несколько мгновений напряженные мышцы расслабились в горячей воде, и ее охватила блаженная усталость, а вода баюкала.

Роберт склонился над лоханью.

– Как вы теперь себя чувствуете? Элизабет улыбнулась:

– Я чувствую себя точно так же, как на склоне, когда замерзала. Значит ли это, что я утону?

Он улыбнулся:

– В таком случае, пожалуй, я лучше выну вас из воды.

Так он и сделал, а потом принялся растирать ее. Элизабет наблюдала за мужем как бы со стороны, словно она находилась вне своего тела. Рубашку с себя Роберт снял, и теперь она не могла отвести глаз от его мускулистых плеч. Но вот Роберт поднял ее, отнес к кровати, уложил на большую шкуру и укрыл другой.

– А теперь, моя маленькая снежная куропатка, выпейте вот это, – велел он.

Элизабет села, прикрыв грудь мехом, и хлебнула предложенного ей питья.

– Замечательно! Что это такое?

– Горячее молоко и немного бренди, – ответил Роберт, усаживаясь рядом с ней.

Элизабет вытянулась под шкурами. От жаркого огня и горячительного питья она окончательно разнежилась, а прикосновения меха к голому телу возбуждали желание.

Она наблюдала за мужем, а тот задумчиво смотрел на огонь, потягивая бренди из высокой кружки. Он сидел в небрежной позе, опираясь на руки и вытянув ноги перед собой. На темных растрепанных волосах играли отблески пламени, а лицо его при свете огня казалось почти красным. Бет перевела взгляд на его широкую грудь, покрытую темными волосами, и с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку и не провести пальцем по его руке, упирающейся в пол. Эта рука была так близко от нее!

Роберт отвлекся от своих размышлений.

– Мне надо осмотреть вашу ногу. Элизабет высунула правую ногу из-под шкуры, и он ощупал ее.

– Сейчас уже почти не болит, – сказала Элизабет, потрясенная тем ощущением, которое вызвали его прикосновения. Она потянулась к кружке, которую Роберт поставил на пол, и выпила остаток бренди.

– Какая у вас очаровательная ножка, Элизабет Керкленд, – проговорил Роберт.

Элизабет придвинулась и положила руку ему на плечо, на лице ее можно было прочесть некоторую неуверенность.

– У меня есть еще одна – в точности такая же, – прошептала она, и вторая ножка выскользнула из-под шкуры.

Роберт засмеялся удивленно и восторженно.

– Боюсь, миледи, вы выпили слишком много бренди.

Нимало не смутившись, Элизабет продолжала. Вино словно разбудило ее.

– Они вам нравятся, милорд?

– О, без всяких сомнений, миледи, – кивнул Роберт.

В ответ она улыбнулась, прильнула к нему и проговорила:

– Ваши мне тоже нравятся, милорд.

– Мои? Мои – что? – не понял он.

– Ваши ноги, милорд. У вас очень красивые ноги, – вздохнула Бет и опять вытянулась под шкурой.

Керкленд не смог удержаться от смеха.

– Боюсь, о моя прекрасная, подвыпившая молодая жена, что утром вы возненавидите себя за то, что сейчас говорите!

Элизабет хихикнула:

– Неужели, Роберт?

Услышав, что она называет его по имени, Керкленд просто потерял дар речи. Для него это прозвучало как прекрасная музыка. Такое между ними происходило впервые. Прежде Бет никогда не смеялась вместе с мужем и ни разу не назвала его по имени. Если она смеялась, то только над ним. Он смотрел на жену, и та не смогла сдержать радостной улыбки. Ее густые золотистые волосы отливали медью. И Роберт чувствовал, что это – самая красивая, самая соблазнительная женщина из всех, кого он когда-либо знал.

А Элизабет протянула руки, нежно обняла мужа за шею, взъерошила ему волосы.

– У меня есть еще две руки. Вы считаете, что они тоже очаровательны, да? Честно говоря, у меня почти всего по паре, – проговорила она голосом обольстительницы.

– Элизабет, любовь моя, если вы вознамерились соблазнить меня, вам это удалось.

Роберт опустился рядом с Элизабет, поцеловал ее долгим, нежным поцелуем.

– Да, любовь моя, мне нравятся ваши обе очаровательные ножки. Меня волнует прикосновение вашей шелковистой руки, а в глубине ваших незабываемых глаз я могу утонуть, – хрипло проговорил он, целуя ее веки. Потом его губы принялись теребить ей мочку уха. – Я мог бы ночь напролет играть с этими маленькими ушками, если бы губы искусительницы не призывали меня к себе.

И он опять прильнул к ее губам. Ее уста раскрылись навстречу.

Роберт отбросил шкуру, укрывавшую Элизабет, взглянул на ее груди и обхватил их ладонями.

– А эти сочные, сладкие груди... – нежно прошептал он. – Я могу наслаждаться ими до бесконечности.

Потом он опять нашел ее губы и поцеловал так, что она застонала. Оторвавшись от Элизабет, он заглянул в ее глаза, полные страсти.

– Вы восхитительны, Элизабет. Хотите, чтобы я продолжал?

Элизабет, ни на миг не задумываясь, покрыла его лицо быстрыми жаркими поцелуями. Ее руки ласкали его тело, и с приглушенным стоном Роберт овладел ею.

Потом Керкленд лежал расслабившись, а Элизабет смотрела на него и перебирала волосы на его груди.

– А вы когда-нибудь привозили сюда ее? – тихо спросила она.

Роберт пытался не обращать внимания на мучительное чувство, вызываемое прикосновениями ее груди к его телу.

– Кого привозил сюда?

– Дезире. Вы когда-нибудь привозили сюда Дезире?

– Нет, – усмехнулся он. – Я никогда не привозил сюда женщин.

Элизабет не могла скрыть довольной улыбки.

– Вы любите ее, Роберт?

– Кого я люблю? – переспросил он, забавляясь.

– О, вы прекрасно понимаете, о ком речь. Вы любите Дезире?

Роберт повернулся к жене и некоторое время внимательно смотрел на нее.

– Нет, я совершенно уверен, что утром вы возненавидите себя, – усмехнулся он и поцеловал ее в нос. Потом притянул к себе и крепко обнял.

Элизабет была удовлетворена, она лежала, положив голову ему на грудь, прислушиваясь к завываниям ветра за стенами дома. В объятиях Роберта она чувствовала себя уверенно и безопасно, несмотря на то что он так и не ответил на ее вопрос.

Проснулась Бет оттого, что Роберт громко закричал. Она увидела, что лежит в постели, но как Роберт перенес ее сюда, вспомнить не могла. Он лежал рядом с ней, и ему явно снилось что-то страшное. На лбу у него выступили капельки пота. Бет осторожно потрясла его за плечо. Внезапно он вскочил с криком и крепко схватил ее за плечи.

– Ради Бога, остановите их!

Потом глаза его раскрылись, и несколько мгновений он смотрел на нее невидящим взглядом, застывшим от ужаса.

– Роберт, что с вами?

Он опять лег и застонал.

– Ради Бога, что с вами, Роберт? Вы больны? – Бет была встревожена.

Потом она схватила полотенце и принялась вытирать пот со лба мужа. Опасаясь, как бы он не простыл, она притянула его к себе, согрела своим теплом. Роберт обнял жену каким-то отчаянным жестом. Элизабет почувствовала, что он перестал дрожать, осторожно отстранила его и опять вытерла ему лоб.

– Роберт, что случилось?

– Наверное, дурной сон. – Он поморщился.

– Расскажите мне его. – Элизабет чувствовала, что наткнулась на какую-то страшную тайну, которую нужно вытащить из небытия.

– Это история не из приятных, – угрюмо ответил Роберт.

– Судя по тому, какое впечатление она произвела на вас, она и не может быть приятной.

– Это случилось во время нашего последнего похода, – начал Роберт прерывающимся голосом. – Мы взяли Перт и двинулись к Эбердину. Настроение у нас было приподнятое, и держались мы весьма дерзко. В городском гарнизоне было около трех тысяч вражеских солдат, а нас было полторы тысячи. Перевес был явно на их стороне, к тому же мы знали, что горожане тоже вооружены. Бой обещал быть тяжелым. У нас было пятьдесят лошадей и несколько мушкетов против их кавалерии, насчитывавшей около шести сотен человек. Наши разведчики донесли, что примерно в трех днях пути находится армия Аргайла, а с ним не менее шести тысяч человек и тяжелая артиллерия.

Когда мы подошли к городу, генерал разделил нас так же, как при Перте. В центре у нас были ирландцы, на флангах – горцы. Я был на правом фланге, Нэт Гордон – на левом. Джеймс отправил к командующему гарнизоном посланца с белым флагом и велел передать, что разумнее будет перевести в безопасное место женщин и детей, а также больных и стариков. Джеймс уверял, что мы не причиним вреда никому из тех, кто покинет город. Нашего посланца в качестве барабанщика сопровождал паренек, сын одного ирландца.

Роберт замолчал и закрыл глаза рукой.

– Что было дальше, Роберт? – Элизабет погладила мужа по голове.

– Наше предложение отклонили, а когда посланцы пустились в обратный путь, гарнизон открыл огонь и мальчика убили.

Элизабет покачала головой, а Роберт продолжал рассказ о событиях того дня.

– Ирландцев это разозлило невероятно, и остановить их было уже невозможно. Кокитто сказал, что они покарают город, чтобы другим было неповадно. Бальфур тут же вывел свои войска из города. Этот сукин сын был уверен, что нас можно уничтожить вообще без всяких усилий. Они начали обстреливать мой фланг, и Джеймс решил, что коль скоро они хорошо укрепили свой центр, то серьезной атаки следует ждать на левом фланге. Он немедленно усилил позиции Нэта. Бальфур, в точности как Джеймс и ожидал, бросил свою кавалерию на наши ряды. О, Элизабет, если у этих сумасшедших ирландцев чего и не хватает, то отнюдь не храбрости! Они дали кавалерии налететь на себя, потом разомкнули ряды и пропустили врага. Все как приказывал Монтроз. Потом мы повернули и атаковали их. В это время ирландцы прошли вперед и полностью смяли ряды ковенантеров. Те дрогнули и побежали к городу, а ирландцы преследовали их.

Это был настоящий ад... Бой шел совершенно беспорядочно – кровавая рукопашная в каждом доме. Ирландцы не различали, где солдат, где горожанин, – они рубили своими палашами всех без разбора. Остальные наши отряды добрались до города только после того, как с кавалерией было покончено. Мы пытались взять в кольцо как можно больше горожан, чтобы уберечь их от разъяренных ирландцев. Джеймс не мог совладать с ними. Остановить ирландцев не могли даже их командиры, Элистер Мак-Дональд и Магнус О'Кейн. Город был полон трупов. Ирландцы грабили жилые дома и склады, поджигали их. К тому времени, когда мы ушли из города, погибло очень много мирных жителей, – с отчаянием закончил свой рассказ Роберт.

Элизабет вытерла пот с его лба.

– Неужели вы полагали, Роберт, что война – это достойное занятие? – ласково спросила она. – Неужели вы думали, что война – это игра, в которой никого не ранят и не убивают по-настоящему? Нет, Роберт, в любой войне людям ни в чем не повинным приходится страдать наравне с виноватыми. Если бы гибли только виноватые! Но ведь в обществе всегда есть и хорошие, и дурные люди – и невинные будут гибнуть и страдать так же, как и виноватые. Разве убить их – это и значит просто-напросто победить врага? Разве они не такие же шотландцы, Роберт?

Он бросил на нее страдальческий взгляд.

– Именно это – самое невыносимое. Когда я сражался во Франции или против англичан, все было проще и понятней. Боже, лицо Джеймса до сих пор стоит у меня перед глазами! Вы никогда не видели такого страдания! Убийство шотландцев, наших соотечественников, – этот грех лежит на совести и у него, и у меня.

Элизабет с любовью обхватила ладонями его лицо, в глазах ее было сочувствие.

– Людям с совестью не место на войне, Роберт. Мой брат сражается в армии Аргайла. Что, если он падет от удара вашей шпаги?

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Роберт уткнулся лицом в ее бархатную пышную грудь.

– О Боже, Бет, люби меня! Прощу, люби меня! – проговорил он умоляюще.

Она погладила его по волосам, прижала к груди его голову. И, разрываясь между любовью и ненавистью, наклонилась, поцеловала его и прошептала:

– Вы были правы, милорд. Утром я, конечно же, возненавижу себя.

Date: 2015-09-05; view: 252; Нарушение авторских прав