Свидетельство

Мы тут же отправились на кэбе в морг больницы на Олд Монтегю‑стрит. По мере того как мы приближались к Ист‑Энду, высота зданий становилась все меньше, а их фасады – все более закопченными. На Уайтчепел‑роуд меня, как всегда, поразила царящая здесь суматоха. Проповедник кричал на смеющихся над ним людей, пытаясь отвлечь их внимание от пивной на одной стороне улицы и от столь же голосистого, как он, торговца мужскими рубашками – на другой. Свет и пыль струились из‑под колес телег, груженных сеном, мертвые туши только что забитого скота свисали с крюков повозок, наполненных недавно содранными шкурами. Широкая главная улица пульсировала жизненной энергией, но стоило свернуть на узкие боковые проулки с торговыми рядами, как сразу же бросалась в глаза нищета. Перекрестки кишели продающими спички мальчишками, готовыми подраться друг с другом за место; повсюду уже в этот ранний час бродили, шатаясь, или подпирали стены домов пьяные обоих полов.

Морг – унылое место по самой своей сути. Здесь часто бывают лишь те, для кого единственная работа – погребение трупов по договоренности с церковным приходом. И уж, конечно, покойницкая имеет мало общего с медицинским учреждением. Лестрейд предупредил о нашем приезде, поэтому, обнаружив это небрежно сколоченное дощатое строение, мы сразу же увидели то, что настолько потрясло доктора Ллуэллина.

На грубом деревянном прозекторском столе лежал труп женщины ростом немногим более пяти футов. На лице ее с мелкими чертами и высокими скулами были видны неизгладимые следы забот и тяжкого труда. Шея действительно перерезана почти полностью, а живот буквально разорван зверскими, беспорядочно нанесенными ранами.

Я хотел спросить, не заметил ли чего‑нибудь Холмс своим наметанным глазом, но он вдруг бросился к трупу, раздраженно восклицая:

– Мы приехали слишком поздно, Уотсон! Все улики смыты безвозвратно. Самым тупым образом!

– Вы ведь знаете, это обычная практика, – кивнул я. – Некоторые даже утверждают, что иначе раны не разглядишь как следует.

Холмс недовольно фыркнул:

– Знаете, Уотсон, сколько часов я потерял, восстанавливая улики, утраченные из‑за нерадивости полиции и ее истерического пристрастия к гигиене? Если бы Скотланд‑Ярд оплачивал мне это время, я мог бы отойти от дел уже сегодня. А так мне приходится довольствоваться жалкими остатками улик. Видите ли вы что‑нибудь, не замеченное доктором Ллуэллином, не слишком‑то сведущим в криминалистике?

– Пока нет.

Его глаза сердито вспыхнули.

– Приступайте же к делу, мой дорогой друг. Экспертиза – превосходная вещь, пусть она порой и бывает неприятна.

Я осмотрел убитую. Конец ее был весьма печален. Женщине еще повезло, если убийца счел нужным первым делом перерезать ей горло, а уже потом выплеснул ярость на бездыханное тело.

– Ее шея отсечена едва ли не до позвоночника, две артерии разорваны, нанесено семь бессмысленных разрезов брюшной полости. По‑видимому, она не стала жертвой надругательства иного рода: я не вижу признаков недавнего полового контакта, разрезы имеют ровные края. Какие выводы следуют из этого, Холмс?

Детектив в раздумье склонился над трупом несчастной.

– Обратите внимание на цвет кожи около челюсти: убийца лишил женщину сознания и перерезал горло, когда она лежала на земле. На ее руках нет синяков – она не пыталась отразить нападение. Это объясняет также отсутствие крови на верхней части туловища, о чем упоминал доктор Ллуэллин. Чистота резаных ран, столь проницательно отмеченная вами, свидетельствует о том, что она была мертва, находилась под воздействием наркотиков или по какой‑то иной причине была неспособна сопротивляться, когда эти раны были нанесены. В противном случае они были бы зазубренными или рваными. Я полагаю, все разрезы были произведены одним и тем же орудием, а именно шести– или восьмидюймовым ножом, возможно, с обоюдоострым лезвием. Он убил, а после расчленил ее в темноте и лишь потом убежал. Собственной безопасностью он явно пренебрегал, если брать в расчет дополнительное время, которое ему потребовалось.

– Но зачем? Что произошло между Полли Николс и убийцей? Почему он обезумел от ярости?

– Действительно почему? Давайте посетим Бакс‑роу. Если нам сказочно повезет, мы, возможно, найдем что‑нибудь не растоптанное и не выброшенное в мусор полицией.

Когда мы прибыли на место преступления, суетливая какофония Уайтчепел‑роуд сменилась бешеным грохотом Северной железной дороги. Убогие двухэтажные домики, наскоро построенные и неухоженные, тянулись по одну сторону Бакс‑роу, а по другую стояли, как часовые, склады с аскетически невыразительными фасадами.

Холмс соскочил с двухколесного экипажа и подошел к кучке репортеров и полицейских, а я заплатил кучеру, уговорив его дождаться нашего возвращения.

– Конечно, мистер Холмс, – ответил юный констебль, слегка касаясь своей закругленной шляпы. Вопроса я не слышал. – Нам было приказано выскрести всю территорию, и мы не нашли ничего необычного. Но если нужно, мы дадим вам десять минут.

Каждое сухожилие худощавой фигуры Холмса было наполнено нервной энергией, как всегда случалось с ним на месте преступления. Пыл детектива при расследовании резко контрастировал с той апатией, что охватывала Холмса при отсутствии достойного его дела. Ни один участок двора и близлежащих дорог не избег его строгого испытующего взгляда. Минут через двадцать он нетерпеливо постучал палкой по ограде конюшни и подошел ко мне.

– Узнали что‑то новое?

Холмс сжал тонкие губы и покачал головой:

– Судя по крови на земле, убитую не переносили сюда извне, что немаловажно. Ссора завершилась здесь. Могу также сообщить, что аптекарь по соседству недавно стал жертвой ограбления, пара бездельников что‑то не поделили и устроили драку на этом клочке земли. Констебль, что стоит слева от вас, – холостяк и имеет терьера. Таким образом, мой друг Уотсон, мы заканчиваем ровно на том же месте, с которого начали.

Он махнул полицейским, чтобы те продолжали заниматься своим делом.

– Полагаю, перечисленные вами факты никак не связаны с интересующим нас преступлением. Тем не менее как вы все это узнали?

– Что? – Его серые глаза внимательно изучали верхние этажи окружающих зданий. – Ах да… Старая дверь с новым замком у разбитого окна, валет пик, разорванный пополам, рядом с явными следами борьбы, отпечатки мужских башмаков с квадратными носками, устрашающий вид штанин констебля Андерсона. Но все это не имеет ни малейшего отношения к расследованию. Тем не менее для нас есть занятие. Вот это окно идеально подходит.

Я с любопытством взглянул вверх. Позади нас располагались склад шерсти Брауна и Игла, а также шляпная фабрика Шнайдера. И то и другое выстроено с той беззаветной преданностью индустрии, что оскорбляет само понятие «архитектура». Окно, на которое показывал Шерлок, принадлежало квартире, находящейся прямо над нами. Мой друг, не тратя время попусту, подошел к дому и постучал в дверь.

Поначалу я решил, что его таинственные намерения так и останутся для меня загадкой, потому что никто не ответил на стук. Детектив иронично улыбнулся:

– Медленные шаги, по‑видимому, женские. Да, и легкая хромота на одну ногу. Конечно, не могу сразу сказать, на какую. Уж извините. А вот и сама дама.

Дверь распахнулась, и наружу высунулось женское лицо в нимбе седых волос. Больше всего оно напоминало морду крота, вылезшего из норы. Стекла очков такие грязные, что было трудно понять, зачем они вообще нужны. Женщина, крепко сжимая трость, разглядывала нас с таким видом, словно мы были двумя паршивыми уличными собачонками.

– Что вам надо? Я не сдаю комнат, а если вы хотите видеть моего мужа или сыновей, они сейчас на работе.

– Вот не повезло! – воскликнул сыщик. – А мне сказали, ваш сын знает человека, у которого можно позаимствовать тележку.

– Да, сэр. – Ее глаза еще больше сузились. – Но мой младшенький вернется не раньше семи часов вечера.

– Вот те на! Не везет нам сегодня, Майлз, – сказал Холмс, скорчив недовольную гримасу. – Я уже был готов согласиться почти на любую цену, чтобы развезти наш товар, но теперь придется искать в другом месте.

– Постойте. Тележка нужна вам сегодня вечером?

Детектив склонился к женщине так близко, что его орлиный профиль почти заслонил ее лицо:

– Да, конечно… Надо перевезти материалы. Боюсь, это мужское занятие, миссис…

– Миссис Грин.

– Ну да, вы ведь его мать. Значит, мистера Грина не будет какое‑то время? Очень жаль. Вам ведь не приходилось заниматься подобными делами?

Она поджала губы, так что морщины на лице стали еще заметнее, и, по‑видимому, что‑то решив для себя, впустила нас в дом. Оказавшись в маленькой, тускло освещенной гостиной со скудной меблировкой, мы опустились на предложенные хозяйкой стулья.

– Должен признаться, – начал Холмс, – приходится быть настороже после вчерашнего.

Глаза миссис Грин загорелись.

– Вы имеете в виду убийство? Простите, как вас зовут?

– Уортингтон, а это мой помощник Майлз.

Она кивнула с глубокомысленным видом:

– Скверная история.

– И какая ужасная! Вы наверняка что‑то слышали, ведь живете по соседству.

– Нет, сэр. Но, надо сказать, сон у меня очень чуткий. Однажды проснулась оттого, что кошка прыгнула на балюстраду.

– Боже правый! Но вы ведь, наверное, спите внизу. Как вы могли это услышать?

Она гордо покачала головой:

– Нет, мы с дочерью спим на втором этаже. Меня очень легко разбудить ночью.

– Тогда вы наверняка должны были проснуться! Ваши окна выходят на место преступления.

– Ну, тогда я бы точно что‑нибудь услышала или увидела. Однако безмятежно проспала до самого утра… Жуть‑то какая! Но когда вам понадобится тележка?

– Честно говоря, миссис Грин, мне не хотелось бы обсуждать свои дела с кем‑нибудь, помимо вашего сына. Мои искренние комплименты: у вас очень воспитанный сын, я ему всецело доверяю. Мы еще зайдем позже.

Холмс сердечно попрощался с женщиной. Сильно хромая на правую ногу, она проводила нас до дверей.

– Вы чрезвычайно умело добились, чтобы нас впустили, – заметил я, когда мы направлялись к кэбу.

Мой друг улыбнулся с отсутствующим видом.

– В этой среде само собой разумеется, что, если в семье есть хоть один мужчина, он обязательно знает человека, у которого можно занять тележку. Вам вряд ли грозит неудача, если местоимения, используемые вами в разговоре, достаточно неопределенны.

– Жаль, что она ничего толком не рассказала.

– Напротив, – мягко возразил мой друг. – Я многое узнал от нее.

– Что вы имеете в виду?

– Хотя злодей действовал хладнокровно, я надеялся, что это чудовищное преступление по страсти. Окна комнаты миссис Грин выходят на место, где было совершено нападение, и я знаю наверняка, что тело Николс никуда не перемещали. Если у миссис Грин чуткий сон и она ничего не слышала, а тело Николс не трогали – значит, ссоры не было. А если это так, то выходит…

– …что убийство было преднамеренным, – подхватил я. – А если преступление было обдумано заранее…

– Тогда дело хуже, чем я предполагал, – мрачно заключил Холмс. – Извозчик, Уайтхолл, пожалуйста. Скотланд‑Ярд.

Мы вошли в штаб‑квартиру лондонской полиции через заднюю часть здания и поднялись по знакомой лестнице в кабинет инспектора Лестрейда. Порядок в комнате без окон, где обитал наш коллега, и в лучшие времена трудно было назвать идеальным, а в тот день весь пол был буквально завален клочками бумаги, картами и памятными записками. Лестрейд с самодовольной ухмылкой поднял на нас глаза.

Инспектор, кажется, вновь обрел уверенность в себе, подобающую служащему Скотланд‑Ярда, и характерные для него назойливость и суетливость, столь раздражавшие Холмса. В течение нескольких лет я имел возможность наблюдать, как эта парочка сотрудничает – порой в делах исключительной важности, а иногда и вовсе незначительных. Несмотря на их общую любовь к справедливости и уважение к талантам друг друга – упорству и целеустремленности Лестрейда, природным способностям Шерлока Холмса, – их встречи редко обходились без взаимных колкостей, намеренных или случайных. Мне давно стало понятно, что каждый будет гнуть свою линию и сердиться на коллегу – тут уж ничего не поделаешь, даже если Холмс будет оказывать знаки уважения Лестрейду, оставаясь при этом для инспектора главной защитой перед лицом непостижимого.

– Ну что ж, мистер Холмс, версия о маньяке‑убийце представляется мне несколько надуманной, как вы полагаете? Я собрал для вас свидетельства об убийстве Тэйбрам. Вы не находите, что вряд ли она и Николс пали жертвами одного и того же человека?

– Я никогда не утверждал, что в обоих случаях действовал один и тот же преступник. Однако оба убийства схожи своей исключительной жестокостью.

Лестрейд нервно перебирал бумаги.

– Хорошо, мистер Холмс, продолжайте читать лекции в своем духе. Я же ограничусь фактами. Убитая, некая Марта Тэйбрам, была обнаружена в Джордж‑Ярд‑билдингз седьмого августа с тридцатью девятью ножевыми ранами. На опознание тела ушла целая неделя, но в конце концов ее бывший муж Генри Сэмюэл Тэйбрам подтвердил, что это именно она. У них двое сыновей, но Марта ушла от мужа, поскольку больше интересовалась джином, чем детьми. Обнаружив, каким способом она пополняет свой бюджет, муж перестал давать ей деньги на содержание. Трудно судить его за это. – Инспектор прокашлялся. – В последний раз ее видели в компании пьяного сержанта, и, кто бы он ни был, его следы теряются. Тэйбрам зашла в проулок вместе с этим парнем, больше мы не знаем о нем ничего.

– Кому мы обязаны этой информацией?

– Констеблю Беннетту, чей район патрулирования включает Джордж‑Ярд‑билдингз и район, где промышляет некая мисс Жемчужинка Полл. Допустим, мисс Полл и миссис Тэйбрам случайно встретили около полуночи двух солдат‑гвардейцев в пабе «Два пивовара». Выйдя из кабачка, пары расстались, скрывшись в темноте. Уверен, вы и сами легко выстроите такую цепочку событий.

– Да, это нетрудно, благодарю вас. Что еще сказал констебль Беннетт?

– В два часа ночи он повстречал севернее Джордж‑Ярд‑билдингз юного гвардейца‑гренадера. Тот сообщил ему, что дожидается приятеля, ушедшего с девушкой. Через три часа некий Джон Ривз подбежал к Беннетту с известием, что он обнаружил убитую женщину. По словам Беннетта, труп был чудовищно растерзан, а предполагаемое время убийства – два часа ночи. Теперь вы видите: эти два преступления не могут быть связаны.

– Лестрейд, ваш вывод мне непонятен, поэтому вам придется изложить свою версию поэтапно, – пробормотал сыщик.

Инспектор недовольно хмыкнул:

– Очень жаль, что вы не уловили ход моих мыслей. Марта Тэйбрам нырнула в темноту Джордж‑Ярд вместе с сержантом, намереваясь заняться своим ремеслом. Юный гренадер ждал, когда его товарищ вернется. Однако не дождался, поскольку тот, закончив свои дела с Тэйбрам, вступил с ней в драку и убил, оставив труп на лестничной площадке Джордж‑Ярд‑билдингз.

– Ну теперь все проясняется, – рассмеялся Холмс. – Но я хотел бы задать несколько вопросов. Прежде всего: есть ли у вас версия относительно причины их ссоры?

– Конечно, мистер Холмс. Этот молодой солдат, находившийся в увольнении, возможно, оказался мошенником. У покойной не нашли кошелька, поэтому ясно, что причиной ссоры была оплата ее услуг.

– Вот как! У солдата не было денег?

– Они с приятелем уже обошли несколько пабов, и те скудные средства, что он имел, по‑видимому, иссякли. Марта Тэйбрам потребовала вознаграждения за свои труды, а гвардейцу нечем было платить, и тогда она проявила настойчивость.

– Как я понимаю, ее ударили около сорока раз обычным складным ножом.

– Да. Но рана, ставшая причиной смерти, была нанесена лезвием типа штыка, что вновь наводит на мысль о солдате, – торжествующе заявил Лестрейд. – И, наконец, ее смерть произошла около двух часов ночи. Это означает, что у Тэйбрам не было времени подцепить еще одного мужчину до того, как ее убили.

Шерлок задумчиво приложил указательный палец к губам.

– Я поздравляю вас, Лестрейд: ваша гипотеза не противоречит известным нам фактам. К несчастью, она никоим образом не учитывает все обстоятельства. Хуже того, мой дорогой инспектор, в ней есть крайне слабые звенья.

– Позвольте спросить: и что же в ней не так? – вопросил инспектор.

– Я с удовольствием поясню. Прежде всего, мне кажется крайне подозрительным, что Тэйбрам обнаружили в том же проулке, куда она зашла с солдатом. Вероятно, что‑то отвлекло ее и она не успела приступить к работе, а вскоре наступила смерть.

Лестрейд, похоже, собирался что‑то сказать, но мой друг опередил его:

– Я еще не закончил. Тот факт, что смертельная рана была нанесена Тэйбрам не тем ножом, которым ее изувечили, и мне представляется чрезвычайно интересным. По всей видимости, штык не дает той свободы движений, которая необходима для такого полета садистской фантазии, но в этом пункте я пока не сделал окончательных выводов. А теперь перейдем к недостатку вашей теории. Убийства, совершаемые из‑за денег, – крайне прозаические преступления с весьма банальным исполнением и прозрачной мотивировкой. По вашей версии этот гвардеец убил Марту Тэйбрам, чтобы она замолчала и прекратила требовать у него денег, вместо того чтобы просто дать деру. Он зачем‑то отложил штык в сторону, вытащил нож из кармана и принялся колоть ее в грудь, пах и живот, а напоследок ударил штыком, не будучи уверен, что довел дело до конца.

– В таком случае дайте мне иное объяснение известных нам фактов! – вскричал Лестрейд. – Ведь мы ничего не знаем об этом солдате. Единственное, что нам известно, – это, вероятно, крайне извращенная личность.

– Ага! Тут вы правы. По‑видимому, это действительно так. Есть у вас какие‑нибудь сведения о других свидетелях: так называемой Жемчужинке Полл и втором гвардейце?

Инспектор с угрюмым видом порылся в картотеке:

– Что касается Жемчужинки Полл, то у нее нет постоянного адреса. К тому же она дважды участвовала в опознании подозреваемого. В итоге оказалось, что мы напрасно тратили с ней время. А солдат… Он просто растворился в воздухе.

– Еще один вопрос, если позволите.

– Да, пожалуйста.

Лестрейд выглядел так, словно его чувствительная душа подвергается суровому испытанию.

– Констебль случайно не запомнил цвет нашивки на головном уборе солдата?

– Белый, – раздраженно ответил Лестрейд. – А это означает, что он из Колдстримского гвардейского полка. У вас не будет трудностей с идентификацией солдата: его поисками будут заниматься военные. Телеграфируйте мне, доктор, когда преступник будет найден. Всего хорошего, мистер Холмс.

Дверь за нашей спиной с шумом закрылась. Холмс направился по коридору к главному выходу из здания Скотланд‑Ярда. Мало кто из полицейских располагал временем, чтобы остановиться и обсудить потрясшие всех события, но все же изредка мы слышали приглушенные голоса тех, кто пытался понять смысл происшедшего. Я не знал, о чем думает мой друг, но версия Лестрейда показалась мне неубедительной.

– Убийство Марты Тэйбрам – на редкость зверское деяние. Уверен, оно не могло произойти из‑за нескольких пенсов.

– Согласен, – ответил Холмс, когда мы вышли на улицу со зданиями из прочного красного кирпича и деревьями с густой листвой. – У меня нет ни малейших сомнений, что злоумышленник действовал в порыве сильнейшей страсти.

На открытых пространствах Скотланд‑Ярда дул сильный ветер, и, хотя он бодрил, я обрадовался, когда Холмс окликнул кэбмена, и мы неторопливо тронулись в сторону Бейкер‑стрит.

– Я еще не все понимаю, Уотсон, – задумчиво сказал мой друг, – но рад, что участвую в расследовании этого дела. Оно гораздо более странное, чем кажется на первый взгляд. Лестрейд изо всех сил старается убедить нас, что эти два убийства никак не связаны между собой. Но посудите сами: в деле Николс убийце непременно надо было зачем‑то разрезать труп женщины на части, а в деле Тэйбрам злодей настолько был увлечен процессом, что отложил в сторону штык – орудие убийства – и хладнокровно наносил удары карманным ножом.

– Что же нам теперь делать?

– Мне необходимо обдумать все имеющиеся версии. В конце концов, мы даже ничего толком не знаем об этих женщинах. Возможно, разговор с их друзьями и возлюбленными окажется весьма полезным.

– По крайней мере, выяснится немало нового.

Холмс кивнул:

– Дело весьма необычное. Нам пока не удалось наметить пути дальнейшего расследования. Как видно, мне предстоит их обнаружить.