Книга 2. Успеть до радуги. 12 page

За спиной плавно вставал такой знакомый по одной из моих экскурсий красно‑черный клубящийся гриб. Выходило так, что поворачиваться нужно было как можно быстрее. Попасть под радиоактивный дождь в мои планы не входило.

Собственно, этот «бабах!» и был той частью плана, которой я забыл поделиться с хозяином яхты и его командой. Менее всего я сейчас нуждался в волкодавах на хвосте. Прокол случился только в одном. Не зная ни принципа движения яхты, ни топлива, которое она использует, я заминировал ее так, чтобы иметь полную гарантию молчания экипажа. Ну, кто ж знал, что этот корабль так же полон секретов, как и та коробочка, которая лежала в моем рюкзачке.

Кстати, о коробочке с таблетками. Детально я собирался осмотреть ее на ближайшем привале. Меня так заинтересовала технология мгновенного переноса знаний, что я не мог удержаться от соблазна украсть эту вещь. Не знаю как кому, а даже мне, обладавшему почти абсолютной памятью, учеба давалась достаточно тяжело, и гранит науки не был моим любимым блюдом. Само запоминание как механический процесс было делом элементарным. А вот установка семантико‑логических связей, или, как говорят педагоги, «усвоение материала» никогда не давалось мне просто.

Так вот. Вещество таблетки провело своего рода инсталляцию нескольких языков, установив не только логические, но и эмоциональные связи между собой и ранее накопленными знаниями. Все произошло так, словно у меня теперь появилось еще шесть родных языков. И они стремительно заполняли семантические пробелы, как будто вещество таблетки все еще действовало. А может, и в самом деле действовало. В общем, я жаждал новых знаний, причем быстро и на халяву. Единственная причина, по которой путь мой не был отмечен пустыми облатками от таблеток, это не вполне ясный механизм их действия. Ведь нельзя же проглотить их целую пачку и не расплавить мозги от такого количества новой информации.

Я быстро шел по дремучему лесу, похожему на тайгу, в тщетной попытке догнать уходящее солнце. Забравшись на очередной холм, я расстелил карту для сверки маршрута. Ориентиры – высокая пальцеобразная гора и шпили арлинговской столицы Дайвира – были там, где им и полагалось быть.

Я перевел бинокль на восток и увидел рой летательных аппаратов, прочесывающих местность вокруг места катастрофы концентрически расходящимися кругами. Интересно, кого они ищут? Все, посидели, и хватит.

К закату я добрался до места, которое сам для себя обозначил, как «точка‑ноль». Отсюда, с подножья склона, начиналась самая неприятная часть дороги. Так необходимая мне база стояла на отвесном обрыве плоскогорья. Обходы были еще хуже, ибо склоны были еще круче или более осыпные. Поэтому мне оставалась единственная дорога. В этом месте весенняя река прорезала узкую щель в скале, с которой водопадом лилась в долину, тем самым сильно уменьшая высоту, на которую мне нужно было забраться, и при этом отполировав мою будущую дорогу почти до гладкого состояния. В общем, выбор: или двести метров по нормально‑шершавой стене, или тридцать по гладкой.

Поднявшись по короткому участку старого русла, я вплотную подобрался к стене. Нормальная стена, отполированная почти до блеска сезонным водопадом.

Быстрый альпинист – мертвый альпинист. Медленный – тот, кто сидит дома.

Я разделся до трусов, благо было совсем тепло, и покидал барахло в раздувшийся рюкзак. Потом попытался приладить его поудобнее и так, и сяк, но ничего не выходило. Вздохнув, я его снял, вытряхнул на камни содержимое и полностью перепаковал..

Опять надел. Уже лучше, хотя все равно плохо. «Ах, была бы веревочка», – подумал я ожесточенно. Но нет веревки. А раз нет, то и жалеть, стало быть, не о чем.

Я посмотрел еще раз на гору слева (черт, метров сто пятьдесят‑двести) и прямо у подножья сел в «лотос».

Сначала тонкой иглой, а затем все более расширяющимся конусом снизу в меня входил синий искристый водоворот и, сливаясь с огненным столбом неба в дан‑тянь, растекался по жилам сначала тонкими струйками, а потом все более и более сильными потоками энергии, пока во всем теле не запульсировал мощный шар света.

Потом я начал скручивать свет, тонкой спиралью выталкивая его наружу, туда, к стене. Сразу появилось ощущение предательского холодка, заструившегося по коже. Тело, как могло, протестовало против такого расхода жизненной силы. Подавив или отключив все, что мне мешало, я продолжил. Скользя по граниту тонким светящимся жгутом, свет, как живой, взбирался все выше и выше, пока не скрылся за изломом стены.

Старый трюк, известный мне с давних времен и позволявший делать материал чуть шероховатее, был сильно модифицирован мною. Правда, еще не опробован.

Вот и веревочка готова. «Ну, что? Поехали?»

Цепляясь за несуществующую веревку, я как мог быстро полез вверх, ибо она, в отличие от настоящей, достаточно скоро исчезнет.

Я почти успел. До среза стены оставалось всего метров десять, когда жгут завибрировал и «потек». Я едва успел найти какую‑то щель и вцепиться в нее мертвой хваткой, как жгут с тихим шелестом истаял в вечернем воздухе.

Теперь на руке был вес не только моего тела, но и рюкзака. И было бы полбеды, если б я видел хоть какую‑нибудь опору. Но ее‑то как раз не было. Поэтому я изогнулся, положил левую руку поверх правой и подтянулся как можно выше. Абсолютно гладких стен не бывает, как говорил мой Учитель. Я провел ладонью по стене и остановил ее там, где камень мне показался… ну, мягким что ли. Вряд ли я смогу словами описать, какого рода ощущение дает камень, готовый принять вашу энергию.

Найдя как раз такое место, я плотно прижал ладонь к поверхности и начал понемногу погружать руку в камень. Ладонь ушла неглубоко. А мне, кстати, глубоко и не надо было. Рука, намертво приросшая к граниту, была надежной опорой, на которую я перенес вес тела. Так и пошел дальше, отвоевывая у скалы сантиметр за сантиметром. Но скоро и эта лафа кончилась. Я выдохся окончательно и бесповоротно. Установившийся энергобаланс позволял мне надежно держаться на скале неограниченно долго. И только. На собственно подъем сил уже не было. Вспомнилось неожиданно, как Учитель говорил в ответ на бесконечные «как» и «почему»: «Не можешь изогнуться сам, изогни мир вокруг себя». Выхода не было. Я пару раз коротко вздохнул и начал погружаться в транс.

Мелькнули какие‑то невнятные картинки, но подходящей не было.

И тут же я вспомнил, как в одном из моих любимых фильмов каскадер лезет по вертикальной стене здания, оказывающейся в итоге едва отклоненным от горизонтали макетом.

Внезапно я рассмеялся, представив, как некая камера сейчас отъезжает назад, и оказывается, что это вовсе не скала, а конструкция из тряпок и досок, лежащая на земле. Потом я встаю и иду по этой конструкции вперед, пока не спотыкаюсь об ее край…

Удар был страшен.

Я очнулся, когда было уже совсем темно. Приподняв голову, посмотрел назад. Выходило, что, пролетев над срезом скалы шесть метров по горизонтали, я головой врезался в камень на самой вершине.

Уж изогнул так изогнул… Вообще‑то, строго говоря, это все номера на грани фола. Единственная мысль, да что мысль, даже тень мысли сомнения – и все, не отскребут.

Рюкзак лежал рядом, подняв порванные лямки вверх, как сдохший пес. Оставалось немного. Еще два часа пути, и из последних сил я вполз на одну из скал.

Первым делом я начал собирать из подручных средств антенну. Выглядела эта конструкция жутко. Больше похожая на горячечный бред абстракциониста, чем на нечто, имеющее отношение к связи, она тем не менее должна была дать мне возможность отправить такое нужное сообщение.

Настроив радио на волну фронтового разведцентра, я медленно и внятно проговорил сообщение в микрофон, а затем нажал клавишу передачи. Сжатое и закодированное, в доли секунды оно ушло в эфир. Потом для гарантии я повторил его и стал ждать. Собственно, ради этого я и полез на такую неудобную гору. У меня был весьма маломощный передатчик, а ближайшая точка, способная принять и расшифровать мое сообщение, была почти в восьмистах километрах.

Через несколько минут я услышал едва слышный шелест. Нажав клавишу дешифровки, через полминуты я получил подтверждение в получении сообщения и стандартное пожелание удачи в долгой дороге домой. Да, моя дорога и впрямь ожидает быть долгой.

Сообщение было получено адресатом, но еще не расшифровано. Мой код был принципиально сложнее и требовал участия в дешифровке личного ключа начальника разведки фронта.

Представив, какая беготня начнется, когда они поймут, от кого пришло сообщение, и какая хрень над ними нависла, я улыбнулся. Улыбнулся, несмотря на то, что впереди меня ждали совсем не розы.

Самая гнусная часть пути была пройдена. Оставалась самая сложная и самая смертельная. «Сущее ничего», как сказал бы один мой старинный друг по Команде.

Около пяти часов утра я уже сидел среди корней огромного куста ригахи и в бинокль рассматривал крепость, которую собирался не менее чем через два часа начать штурмовать. Это и была «точка один». Отсюда уже не было никакого возврата. Впрочем, для меня возврата не было и раньше.

Несмотря на то что солнце давно уже скрылось за горизонт, мне не требовалось переключать свою оптику в ночной режим. Виной тому было бессчетное количество прожекторов, успешно превращавших ночь в день. В их резком бело‑голубом свете видны были и военный городок, и окружавший его ров, как флажками отмеченный сторожевыми вышками. Сам городок был разделен на сектора безопасности радиальными и концентрическими заборами, шедшими прямо от центра, в котором стоял большой купол. Этот колпак и был целью моего визита. Вернее, не сам купол, а то, что находилось глубоко под ним. Вырезанная в толще скальных пород полость, где находился портал, соединенный с поверхностью мощным грузовым подъемником.

Был, конечно, вариант: уничтожить сам подъемник, но это никак не решение вопроса. Это только отсрочка того Апокалипсиса, который здесь начнется, выпорхни гатрийские «Черные Посланники» на свободу. А мне нужно было именно кардинальное решение проблемы. Даже если мне предстоит сдохнуть, я хотел точно знать, что с моими девочками и друзьями ничего не случится. Мне было, что защищать на этой планете.

Во всем обозримом пространстве лагеря шла обычная армейская суета. Деловито сновала солдатня, вальяжно прогуливались офицеры, то и дело взревывала какая‑то техника в обширных ангарах, прилетали и улетали вертолетоподобные агрегаты и антиграв‑глайдеры.

Медленно, по миллиметру я обшаривал глазами весь этот муравейник в поисках какой‑нибудь завалящей дырочки в их обороне. Меня даже устраивала не дырочка, а так, легенькая рябь на их безупречном доспехе. Я уж протиснусь.

Дырки, к слову, бывают разные. И технические, например, не просматриваемые участки. И технологические, типа датчиков движения на осыпном склоне. Бывают даже логические, как то неудачное распределение постов. И так далее. Как правило, если они есть, то всех типов одновременно. И происходит это не оттого, что люди, устанавливающие системы безопасности, некомпетентны. Нет. Просто не существует армии, которая способна сделать такую кучу мероприятий вовремя и качественно.

Сейчас я был просто уверен, что кое‑кто из солдат на вышках просто спит, перебрав вчера в бардаке. Некоторые датчики намеренно выведены из строя теми же солдатами, бегающими в соседний городок за пойлом и бабами. И так далее без счета.

Но внешне – полный ажур и благолепие.

Итак, первая линия обороны – едва заметные в жухлой траве тонкие усики датчиков движения. Это так, ерунда. Следом тензорная дорожка – тоже на движение, но уже нажимного действия. Между ними – частокол похожих на ножи и наверняка так же остро заточенных стальных полос. Расстояние между полосами сантиметров шесть, а высота – метра четыре. Потом тонкая сетка – это от мелких грызунов. Вольт на сто. И сетка помощнее. Она неярко мерцала, сообщая всем заинтересованным лицам, что ток в системе питания охранной системы есть. Примерно на пятьдесят тысяч вольт…

Далее шел оптический барьер из отдельных столбиков, между которыми шла сплошная лазерная завеса. Самой завесы, разумеется, видно не было. Но я знал, если переключиться в инфракрасный или УФ диапазон, то пространство между столбами засияет, как занавес в театре.

И далее, отгораживающие один сектор от другого – двойная колючка на столбах и бетонная стена с бойницами вокруг центрального купола.

Кроме этого, были еще телекамеры, инфра– и ультравсяческие датчики, зенитные излучатели и…. Стоп. Нет, не так. СТОП! Вот так лучше.

Зенитный излучатель – конструкция, весьма похожая на клайдер. То есть неизвестного мне типа излучающее устройство, разрушающее межмолекулярные связи в веществе. Именно подобные штучки делали невозможным авианалет на любой стационарный объект. Так была защищена наша столица, так защищался Дайвир – столица Арлинг Аа. Проблема этих излучателей заключалась не только в их чудовищной дороговизне, но и в огромном количестве охлаждающей жидкости определенного качества, которую потребляли эти пушки. Миниатюрные по сравнению с ними излучатели клайдеров перегревались тоже. Но с увеличением размеров количество тепла, выделяемого этим типом устройств, росло в кубической прогрессии. Мобильное применение таких зениток по этим же причинам практически исключалось. Так что это было очень мощное, но исключительно оборонительное сооружение.

В тусклом свете фонаря я рассматривал свою карту, пытаясь понять, откуда берется вода для прокорма этих плевалок. Ручей на западе не годился – был мал и медлителен. Бурение водяной скважины маловероятно. Плоскогорье, находившееся на высоте двух тысяч метров, не то чтобы совсем не предполагало подобных затей, но делало их сомнительными. К тому же скважина не могла дать необходимое количество воды. Но была неблизкая и вполне приличная ледниковая речушка, текущая между хребтом и плоскогорьем. Оттуда можно было забрать большое количество чистой, что немаловажно для систем охлаждения, воды.

Мой интерес к этим «зениткам» был вовсе не академическим. Дело в том, что, являясь мощными огневыми точками сами по себе, они были до крайности плохо защищены пассивными системами обороны. Классическая фортификационная ошибка была повторена инопланетянами с точностью, достойной лучшего применения.

Как я искал водовод – это отдельная история. Скажу только, что рюкзак мой полегчал сразу на пять кило. Потом были еще кое‑какие приготовления, и к нужному сроку – за час до рассвета – все было готово.

Как истинный буддист, я осенил себя крестным знамением и нажал клавишу радиодетонатора.

В небо плеснуло огнем, и водопровод перестал существовать. По крайней мере метров десять. Потом еще одна кнопочка, и из‑за скального гребня редкими и совершенно не холостыми снарядами начал плеваться легкий кассетный миномет.

С чувством глубокого удовлетворения я наблюдал, как спокойный лагерь превращается в разворошенный муравейник.

Слабо закрепленный миномет только имитировал атаку, но тем не менее несколько раз исключительно удачно попал в казарму и радиовышку. Наконец, отцы‑командиры отдали волевое решение, взвизгнули сервомоторы, и по гребню и всем подозрительным местам начали бить лучевые пушки.

А я тем временем начал стрелять по прожекторам на вышках. Вы даже не представляете, как много удовольствия можно получить от такого невинного занятия!

Успели мы почти одновременно. Горы слева больше не было. Именно там, в хлопьях деструктурированной материи, сложил головы неведомый отряд в самоубийственной попытке штурмовать неприступную твердыню. Вот только обломки скалы засыпали почти весь южный сектор, уничтожив практически полностью систему электронной и пассивной обороны. Ну, это ж пустяки. Вон и солдатики на броневиках торопятся продемонстрировать боевой дух и вытаптывают остатки охранных систем…

Но мое место на этом празднике жизни – не на сцене, а пока что в гнезде осветителя.

Не быстро, но и не слишком медленно, я скользил между камнями, скрываясь в резких тенях единственного оставленного мной в живых прожектора. Только один‑единственный прожектор – это скорее иллюзия освещения. Слишком много удобных теней оставляет точечный источник света.

Приблизившись вплотную к башне, я нахально стукнул пару раз по ее звонкой стене. Вроде как «Открывай, мол, свои!».

«А вдруг сработает?»

Башня излучателя неожиданно колыхнулась, ее серводвигатель как‑то по‑особенному загудел и со щелчком остановился. Потом раздался ни с чем не сравнимый характерный звук открывающегося обрезиненного бронелюка, из него вынырнул гуманоид и резко и гортанно выкрикнул что‑то в темноту.

Что именно, мне было совершенно непонятно, да и не очень интересно. Ему также что‑то прокричали в ответ, и он заторопился обратно. Да только поскользнулся и упал. Да так неудачно, что сломал себе шею.

Не очень вежливо подхватив его поперек туловища, я вбросил тело в отверстие люка и влетел в его чернильную утробу сам. Потом я хотел как можно тише закрыть люк, но он, вдруг обретя свою жизнь, неожиданно щелкнул замками и наглухо врос в стену. Сверху, из тускло освещенной дыры лаза, что‑то сказали. Не раздумывая, я уцепился обеими руками за скобы лесенки и бросил себя вверх.

Шесть метров я пролетел, как на крыльях, и, не рассчитав скорости, чуть не врезался в пульт управления установкой. Человек в кресле только начал менять выражение своего лица, как тонкое лезвие ножа пришпилило его голову к спинке.

Новый нож уже замер в моей руке, готовый к смертельному броску, но в крохотной рубке никого больше не было.

Так, теперь быстро‑быстро.

Пульт управления оружием был явно рассчитан на дебила. Даже ярко‑оранжевая кнопка под массивным колпачком сбоку от пульта вполне ясно намекала на свое предназначение.

Медленно и осторожно я сдвинул штурвал влево, потом вправо. Перекрестье прицела, послушное моей воле, сдвинулось тоже сначала влево, потом вправо. Так, с этим вроде бы понятно. Теперь спусковая скоба или гашетка. Это уж кому как нравится.

Но тут наличествовала одна проблема. Кнопок было две. Одна под левый большой палец, другая под правый. Синяя и красная. Недолго раздумывая, я навел пушку на ближайшую башню и нажал обе сразу.

Экран прицельного устройства как‑то сразу обесцветился, и меня чувствительно тряхнуло. Я так резко двинул штурвал в сторону, что чуть не проскочил другую башню. И только третья успела развернуть ствол в мою сторону. Не знаю, на сколько я ее опередил. На секунду, а может, на доли секунды.

Убив последнего конкурента, я поливал смертью все, что двигалось, потом заклинил гашетку в положении постоянного огня, задрал ствол вверх и опрометью кинулся из башни.

Я был полностью уверен в том, что защитный свод портала из такого орудия можно было срезать до цоколя. Но не надо. Ведь если я уничтожу подъемник, до портала уже не добраться. Весь этот переполох в курятнике имел лишь косвенную, но никак не прямую цель.

Перегревшаяся без охлаждения башня восстала в утреннее небо огненным столбом. Воздух застонал от осколков, шрапнелью сыпанувших вокруг. Теперь, надо полагать, меня похоронят окончательно и бесповоротно.

Примерно полчаса я лежал под какими‑то обломками, дожидаясь спасательных команд. Собственно говоря, спасать‑то было некого. И некем. Вместо того, что еще недавно было военным гарнизоном, была только пыль, неярко освещенная рассветным небом. И лишь купол, нависающий надо мной гигантской тушей, невредимый, как и раньше, торчал ржавым гвоздем в моем сердце.

А в небе, замирая и проявляясь вновь, завис тоскливый вой турбин. Надо полагать, подмога. Нет, не мне. В этой битве я был одинок, словно путник в ночи. А, вот и врагов мне еще подбросили. Чтоб не скучал…

Несколько минут, и, поднимая клубы пыли, аппараты стали зависать над останками городка. Со скрипом провернулись невидимые мне запоры. Хрустя пылью, набившейся под салазки, дверь купола медленно поехала в сторону.

Закрывая глаза от ветра, насыщенного пылью, на порог купола вышел офицер и попытался что‑то разглядеть в этом месиве. Крохотной мышкой я проскочил между ним и дверью, не потревожив даже пыли на стальном полу. Так же беззвучно я скользнул в пространство лифтовой шахты и замер под ней, неудобно устроившись в силовых конструкциях клети под ее полом. Собственно, все пространство купола, за исключением небольших площадок, и занимал лифт. Метров двадцать на двадцать.

Примерно через десять минут в лифт вошли несколько человек, о чем‑то негромко переговариваясь. Клеть вздрогнула и пошла вниз. Сначала медленно, а потом все ускоряясь и ускоряясь, пока плотный и прохладный воздух не засвистел в фермах подъемника. Через какое‑то время раздался визг тормозов, и мы начали снижать скорость, и еще секунд через десять остановились совсем.

А до низа шахты было еще далеко. Не особенно доверяя словам покойного «богомола» о том, что портал находится на нижних этажах, я все же решил начать снизу, тем более что собственных мыслей на этот счет у меня не было.

Обмотав руки специально припасенным автоматным ремнем, я начал. Редкие лампочки аварийного освещения появлялись и исчезали в темноте, отмечая мой путь.

Повинуясь не подводившему меня чутью, я начал притормаживать. Ремень уже давно дымился, оставляя тонкую мутную дорожку вдоль маслянисто поблескивающего троса. Я уже не скользил, а, скорее, карабкался с минимально приемлемой скоростью, пока резко обострившееся чувство опасности не заставило меня остановиться совсем. Освещенные участки давно закончились, но не нужно было обладать зрением кошки, чтобы увидеть тонкие острые шипы, усеявшие частоколом весь пол.

Да, ребята, ловушки ставить вам еще учиться и учиться. Я мог бы пройти по остриям, как по паркету. Подошвы моих сапог такие штучки не брали, но, побоявшись датчиков и всякой прочей нечисти, я забросил крюк на одну из могучих демпферных пружин, возвышавшихся надо мной, словно храмовые колонны. Так, по грязным от густой черной смазки пружинам, я и перебрался на свободный от игл участок пола. Толщина стали у пружин была такой, что они даже не вибрировали, пока я по ним ползал. Осталось найти техническую дверку и вперед. Но дверка отказывалась находиться. То есть совсем. Я вновь забрался на пружину и стал изучать стены. Вот, например, этот калечного вида кронштейн и едва заметный прямоугольник под ним метрах в восьми над моей головой. По‑моему, хороший кандидат на выход из этой задницы.

С тридцатого или сорокового раза мне удалось зацепить на нем аркан. Я пролетел по воздуху метров шесть и мягко впечатался в стену шахты. Перчатки, сплетенные из высокопрочного пластика пополам с каррихитовой нитью и припасенные как раз на такой случай, держали тонкий трос насмерть, даже не думая скользить.

Потом, держась за кронштейн одной рукой, словно бабуин, я сматывал трос и раздумывал о тысяче и одном способе бесшумно открыть дверь. Способ первый. Я аккуратно ткнул ее пальцем. Никакого эффекта, естественно. Способ второй. Я ковырнул ее ножом на себя.

Мягко, словно створка сейфа, не скрипнув и даже не зашипев, она плавно приоткрылась на несколько миллиметров. Продолжая висеть, я достал из кармана небольшое зеркальце и аккуратно осмотрел пространство за дверью. Там было пусто. Коридор из ниоткуда в никуда. Просто коридор явно технического назначения. Больше всего мне нравился слой пыли на бетонных плитах пола. Не раздумывая более, я протиснулся в лаз и прислушался. Вообще‑то звуков было много. Гудели какие‑то механизмы, шумел воздух в магистралях, еще чего‑то совершенно неясное всхлипывало, шипело и вообще всячески жило. Но человеческих звуков вроде не было. Ну и ладно. Кому куда, а нам вперед. С тем я и пошел, ощупывая и оглядывая пространство вокруг. Но этаж был, похоже, отведен целиком под резервную систему энергоснабжения.

Так же без приключений я попал на этаж выше. Тут уже шумело существенно громче, и пыли не было вовсе. Но это была все та же энергоустановка, занимающая в итоге два огромных, по десять метров высотой, этажа. Еще два этажа – и вот уже работающий реактор. Следы людей стали появляться чаще. Так же в одиночестве я проскочил и вентиляционный, и насосный этажи. Мне это начало надоедать. Захотелось кого‑нибудь расспросить. Как на грех, очередную дверь с этажа преграждала легкая, но вполне серьезная решетка с тяжелым, но совершенно несерьезным замком. Может быть, я и прошел бы мимо, если б не наглый датчик контактного типа за дверью. Просто издевательство какое‑то. Нельзя же так настойчиво приглашать в гости. Помер датчик очень быстро. Я бы сказал, скоропостижно скончался в ходе вскрытия. Замок же сдался сам, показав покладистый характер и сговорчивость, так свойственную именно таким вот монументальным изделиям.

Пока я работал, вокруг было относительно тихо, за исключением какого‑то странного ритмичного звука. Словно медленно вращалось скрипучее колесо. Осторожно ступая, я пошел на звук.

Стальные двери в два ряда с глазками недвусмысленно говорили о назначении этих комнат. Похоже, я попал в местную гауптвахту.

Подойдя к той двери, из‑за которой раздавался звук, я прислушался. Теперь стало ясно, за дверью кто‑то стонал, стараясь ритмичным звуком убаюкать боль. Замка вообще не было. Просто задвижка. Но какая! В четыре стороны, с вращающимися ригелями и контрольными шплинтами. Оглянулся. Нет, это была единственная дверь, снабженная таким засовом. Уверенно, словно делал это много раз, я распахнул дверь.

В полутемной, душной камере пахло кровью и мочой. В углу едва ворочалась и ритмично постанывала в голос какая‑то куча тряпок. Я подошел ближе и рукой откинул в сторону тряпье.

Грива темно‑русых волос и глубокие зеленые глаза. Вот все, что осталось от Элар Кимон. Осторожно я разложил ее на полу, выдернул из кармана аптечку, нашел на ощупь болеутоляющее.

Через несколько минут она открыла глаза и уже осмысленно посмотрела на меня.

– Ты… Отк….а?

– Молчи. – Я прикрыл ее разбитые губы рукой. – Я буду спрашивать, а ты кивай, если да, или из стороны в сторону, если нет. Поняла? – Кивок. «Да».

– Легкие целы?

«Да, нет». То есть вообще‑то да, но не совсем. Ладно, подождет.

– Печень? «Нет».

– Почки? «Нет».

– Селезенка? «Да, нет».

И так далее.

Твари. Ну, я еще понимаю, наркотики или что‑то подобное, но эдакое средневековье.

И все‑таки интересно, чем это ты так достала своих хозяев.… Или заподозрили двойную игру? Или очередные внутриконторские разборки? Но молодую и тем более красивую женщину жаль особенно. Тем более что лично мне она ничем таким не досадила. А пару раз даже избавила от скуки.

Ладно, враги наших врагов – наши союзники. Ну, хоть в потенциале.

Был лет триста назад на моей родной планете такой старый фокус, позволявший поднимать практически мертвых людей. Лишь бы мозг еще был жив. Тибетские монахи вообще великие затейники. Можно попробовать.

Я поудобнее сел возле нее и потихоньку, толчками стал входить в состояние тамис.

Круг первый.

Ровный гул заполнил мое тело, окутывая, как одеялом, потом заклубился, меняя цвет от темно‑синего до ярко‑золотого, и распался на тысячи игл, начавших свой танец вокруг меня искристым водоворотом.

Круг второй.

Тяжелый, как свинцовая патока, темно‑фиолетовый Гротхи стекал от меня вниз, к горячему ядру планеты, легкий, словно дыхание ребенка, желтый Гротхи поднимался от меня вверх к небу и солнцу, а рожденный мною черный Гротхи‑вихрь уже метался по камере в поисках жертвы.

Круг третий.

Но острый, как стальная игла, белый Гротхи уже вонзился в него, давая ему тень разума. Уже осторожно, осознавая себя, как новую сущность, он кружил по камере, и в этот момент мягкий, как зеленый росток, розовый Гротхи пророс в нем тенью чувств.

Круг четвертый.

Могучий вздох пронесся по всему подземелью, когда новорожденный Даки понял, что сделали с его сестрой Дакини. Ярость и боль его была беспредельна. А потом нежность и любовь к сестре заполнили его сущность.

И в одном движении он подарил ей свою жизнь, рассыпавшись на миллионы осколков алмазной пылью.

Конечно, это был только фантом. Но, осознавая себя настоящей сутью Даки, он сделал то, что было под силу только Даки.

Руки у меня дрожали от усталости и боли, когда я срывал с Элар, покрытой кровавой коростой, остатки камуфляжа.

Она вздохнула от боли, и эта боль вспыхнула в моей голове, как будто была моей. Неужели не получилось?

Нет, просто прилипшая кровь отошла вместе с кусочком кожи. В остальном ее тело было здорово. Оставалось еще одно. Органы еще не знают, что все в порядке, и блокируют импульсы от мозга и обратно, мешая им нормально работать.

Грязными от масла руками я растирал ее нагое тело, разгоняя кровь. Наконец, понемногу она полностью пришла в себя и с удивлением и недоверием ощупала свое тело.

– Как, как ты это сделал? Кто ты?

Ее огромные кошачьи глаза смотрели на меня со страхом, которого я в ней раньше не замечал.

– Я тот, за чьей жизнью ты уже дважды приходила. Хочешь попробовать еще раз?

Она дернулась, как от удара током.

– Нет! Второй раз я приходила потому, что мне нужно было тебе кое‑что сказать.

– Ну да, конечно. – Я устало улыбнулся. – Послушай, мне нужен ответ только на один вопрос. Где Портал?

Date: 2015-09-05; view: 255; Нарушение авторских прав