Реприманд

Бревенчатое здание лазарета строилось еще в первые годы основания крепости и в те стародавние времена состояло из трех больших и двух малых комнат. За последние десятилетия к дому приросли новые, частью деревянные, а кое‑где и каменные пристройки. Оштукатуренное и выкрашенное в один серый цвет длинное одноэтажное сооружение, именуемое госпиталем, или лазаретом, с узкими, будто бойницы, окнами весьма напоминало батальонную казарму, но другого лечебного учреждения в городе не было.

У больничных дверей Ивану Авдеевичу пришлось посторониться: два солдата‑санитара несли на парусиновых носилках покойника, накрытого рогожей. Одна нога усопшего соскочила вниз и пяткой волочилась по земле, но до этого никому не было дела. В узком полутемном коридоре с низким деревянным потолком Самоваров почти столкнулся с Лисовским. Всклокоченная куафюра полкового врача свидетельствовала о том, что он, видимо, совсем недавно снял головной убор и еще не успел привести себя в порядок.

– Вы, случаем, не ко мне? – глядя поверх очков на вошедшего господина, поинтересовался Максим Емельянович.

– К вам, доктор.

– Прошу, – лекарь провел следователя в маленькую комнатушку, отгороженную досками от основного помещения.

– Вы сами решили обратиться или по рекомендации? – не узнавая в пациенте вчерашнего знакомца, поинтересовался эскулап.

– Сам.

– Какие жалобы?

– Страдаю одышкой, хотя комплекция у меня, как и у многих других…

– Да что вы говорите, милостивый государь, – не дослушав надворного советника, перебил полковой врач. – Вот представьте себе, разразилась самая что ни на есть природная катаклизма: дождь проливной, ветер свирепствует, а по лужам идут двое. У них ни зонтов, ни калош, ни какой‑нибудь приличной непромокаемой одежонки. А путь‑то долгий. Вот наконец пришли они домой. Оба чайком горяченьким да малиновым вареньицем побаловались. Легли спать. Наутро один здоров‑здоровехонек и снова на службу отправился, а другой «кхе‑кхе» – кашляет, чихает, и ничто ему уже помочь не может. Так болезный и упокоился навеки. А почему? Да потому, что у всякого организма собственная надобность имеется. Что одному во благо, то другому во вред. Может, его не чаем, а водочкой поить надо было? А? Кто знает? Habent mortalia casum, – подняв вверх все тот же палец с черным отбитым ногтем, заученно протараторил полковой лекарь.

– «Все преходящее подвержено случайностям», – перевел Иван Авдеевич.

– Да‑да, верно‑верно, – доктор смотрел на Самоварова поверх очков с некоторой растерянностью, тщетно пытаясь что‑то вспомнить. Но, видимо, устав от бесплодных попыток, спросил: – Скажите, а мы с вами раньше нигде не встречались?

– Как же, Максим Емельянович. Вчера, в доме у полковника Игнатьева.

– Ах да, конечно же, помню, помню. Вы ревизор из Петербурга, так?

– Именно.

– Вы уж не обессудьте, запамятовал. Да и не удивительно – работы, знаете ли, невпроворот. Ну что ж, давайте приступим к осмотру – помнится, у меня было подозрение на… на…

– На грудную жабу, доктор. Да бог с ней… У меня к вам есть несколько вопросов. Да вы присядьте, господин Лисовский.

Услышав официальное обращение, врач поник, как догоревшая фосфорная спичка, сгорбился и, кажется, стал меньше ростом. В его глазах мелькнул тусклый оттенок грусти, свойственный любому маленькому чиновнику, всегда знающему свое место. Он покорно опустился на стул, положил руки на колени и обиженным голосом тихо спросил:

– И какова же будет материя нашего разговора?

– Видите ли, Максим Емельянович, я хочу разобраться в одном чрезвычайно запутанном финансовом деле, и, по всему вероятию, вы могли бы мне помочь.

– Слушаю.

– В начале октября, как раз когда в Ставрополь прибыл фурштат из Тифлиса, в одном из складов случилась довольно крупная недостача. Тогда же из морга выносили трупы холерных… Скажите, вы руководили их дальнейшим погребением?

– Ну да, я.

– Я хотел бы просмотреть записи в соответствующем журнале.

– Извольте, – лекарь взял со стола толстую, похожую на амбарную, книгу, поплевал на указательный палец и стал быстро шелестеть страницами, отчего листы стали напоминать большую белую чайку с подрезанными крыльями, которая пыталась взлететь, но никак не могла. Остановившись, он показал нужное место Самоварову.

Ознакомившись, надворный советник спросил:

– Не могли бы вы припомнить, как далеко стояли госпитальные подводы от обозных телег?

– Практически рядом, в трех саженях.

– А где находилась обозная охрана?

– Как только солдаты увидели облитые известью телеги, они разбежались кто куда и вернулись только после того, как со двора уехала похоронная команда.

– Вы присутствовали на кладбище?

– Но какое это имеет зна…

– Вы присутствовали на кладбище? – ледяным голосом повторил вопрос Самоваров.

– Нет. Я, знаете ли, плохо чувствовал и послал вместо себя нашего фельдшера. Позже он мне доложил, что все шестнадцать тел погребены.

– Я бы хотел с ним пообщаться.

– Пойдемте, я вас проведу. Он, должно быть, в хирургическом зале.

Миновав несколько переходов, Самоваров оказался в другом крыле здания. Спустившись по щербатым ступенькам в полуподвальное, слабо освещенное помещение, они прошли несколько саженей и очутились перед дверью, из‑за которой доносились пронзительные, душераздирающие крики.

– Это операционная. Подождите здесь, пожалуйста, – попросил Лисовский и прошел внутрь. В распахнувшемся на секунду узком дверном проеме взору Самоварова явилась ужасная картина: на выложенном плиткой полу лежал обнаженный человек, привязанный за конечности к чугунным кольцам, ввинченным в пол. Фельдшер и дюжие санитары держали несчастного за голову, руки, ноги, в то время как обер‑лекарь Краузе в длинном окровавленном фартуке острой зубчатой пилой крошил белую кость голени несчастного. От увиденного Ивана Авдеевича стало слегка подташнивать, на лбу выступили капли холодного пота, а перед глазами побежали мелкие зловредные мошки – верный признак головокружения. Придерживаясь за стену, он поднялся по ступенькам и быстрым шагом, пройдя все переходы, устремился на улицу. Свежий и прохладный воздух вновь привел Самоварова в чувство.

Через пару минут появился полковой врач в сопровождении высокого широкоплечего мужчины с пшеничными, слегка седеющими усами.

– Фельдшер Пархомов, Иван Лукич. Чем могу служить? – пробасил немолодой уже господин в длиннополом сюртуке и фуражке с отливающим черным блеском козырьком.

– Надворный советник Самоваров. Я хотел бы взглянуть на могилы солдат, кои были похоронены первого числа прошлого месяца. Не соблаговолите ли показать их?

– Конечно. До военного кладбища рукой подать, – указал вниз медик.

– Что ж, не будем откладывать.

Спустившись вниз с Крепостной горы, они вскоре достигли погоста.

– Вот они – скромные защитники Отечества. Подряд все шестнадцать могил. Ни пуля, ни кривая персидская сабля их не смогли победить, а проклятая чужеземная хворь одолела. Земля им пухом, – троекратно перекрестился Пархомов и поклонился.

– А скажите‑ка, Иван Лукич, вы были здесь до самого конца?

– Да. Назад вернулся вместе с похоронной командой.

– А сколько было в ней человек?

– Кажется, восемь.

– Восемь, говорите? – проронил Самоваров и тут же принялся мысленно рассуждать: «Выходит, что первоначальная версия о том, что похищенный сундук оказался в одном из шестнадцати захоронений, кажется маловероятной, поскольку в таком случае соумышленниками кражи оказались бы солдаты, копавшие могилы, что вряд ли возможно. А что, если персидский сундук спрятали среди гробов под парусиной, а потом во время следования незаметно сбросили с телеги? Но и в этом случае пришлось бы что‑то объяснять сопровождающим. Трудно представить, что преступники были среди могильщиков. Ну как могли эти необразованные, далекие от науки люди заранее изготовить поддельные печати и опломбировать купленный ими точно такой же сундук? Нет, это положительно невозможно! И что же? Значит, я снова вернулся к истокам расследования? Тупик? Ну нет… Надо бы обязательно встретиться с Латыгиным, время еще есть». Испытывая непонятное, смутное сомнение, Иван Авдеевич потянулся было рукой к жилетному кармашку, дабы удостовериться, который час, но вспомнил, что вчера подарил брегет Игнатьеву. «Вот и славно! Без часов как‑то свободней и легче дышится!» – успокоил себя надворный советник.

– Это на следующий день, когда выносили еще пятерых, отрядили уже десять человек, чтобы поскорее управиться, – вдруг заговорил Пархомов.

– Так, стало быть, и на другой день хоронили? – встрепенулся Самоваров.

– Ну да, трех холерных солдат и двух паломников. Только на этот раз на кладбище вместе с ними я уже не поехал. Почему‑то сам доктор Краузе изволил сопровождать подводы.

– А что здесь удивительного?

– Да раньше никогда такого не случалось. Обычно этим занимался либо я, либо доктор Лисовский, но уж никак не главный врач гарнизона.

– А скажите, Иван Лукич, персидский обоз к тому времени уже покинул расположение части или еще оставался здесь?

– Как же! Они опять с нами столкнулись. Ведь морг как раз с этим соляным амбаром соседствует. Как только санитарные телеги подкатили, так их полковник сразу же выставил караульных у фурштата, а сам вместе с Рыжиковым отправился в интендантское управление.

– Вот, значит, какой реприманд вырисовывается, – задумчиво проронил Самоваров.

– Простите?

– Неожиданный, говорю, оборот дело принимает, – объяснил надворный советник. – Ну да бог с ним! Пора и обратно…

От каменных плит и деревянных крестов, опавших листьев и давно увядших цветов веяло прощением и покоем. Высокие морщинистые тополя, будто почтенные старики, махали на ветру сухими ветками‑руками, прощаясь с посетителями воинской юдоли.

Date: 2015-09-05; view: 257; Нарушение авторских прав