Нить Ариадны

I

III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии располагалось на углу набережной реки Мойки и Гороховой улицы. Учитывая малочисленность штата, кабинетов хватало с избытком. Имелось даже специальное помещение для хранения предметов, изъятых на месте происшествия, и потому сослуживцы Самоварова изрядно удивились, узнав, что Иван Авдеевич распорядился перенести все вещественные доказательства по расследуемому им делу к себе. Мало того, для этого потребовалось внести еще два стола, кои забрали из комнаты дежурных жандармов. Никому другому начальство бы такого не позволило, а тут: «Не извольте беспокоиться, сию минуту исполним!» «Оно и понятно – любимчик самого Бенкендорфа!» – шушукались по углам завистливые коллеги. Сгорая от любопытства, они то и дело под разными предлогами заглядывали к надворному советнику в надежде понять, что же там происходит.

И действительно, небольшая комната была заставлена разнообразными предметами. В дальнем углу по соседству со старым шкафом времен графа Потемкина стоял объемный деревянный сундук, для прочности скрепленный железными полосами с медными клепками. На полу высилась груда осколков ракушечника и несколько больших камней. На двух сдвинутых вплотную столах рядами, как буквы на строчке, размещались дощечки с ярко‑красными сургучными печатями. Располагались они кучками, по пять, и под каждой лежала бумажка с порядковым номером. Иван Авдеевич сидел в кресле, курил трубку, а прямо перед ним лежал какой‑то ключ и два чистых листа бумаги.

Спустя три часа совершенно ничего не изменилось. Измученные любопытством сотрудники тайного ведомства изнывали в неведении, в то время как следователь, вооружившись лупой, рассматривал разложенные на столе печати. Через час несколько возбужденный хозяин кабинета спешно его покинул. Однако быстро воротился, сел за стол и опять долго курил. Самый проворный из коллег с помощью казенной подзорной трубы ухитрился разглядеть из окон коридора третьего этажа противоположного здания кое‑что необычное: на столе надворного советника появился насыпанный горкой белый порошок неизвестного происхождения, блюдце с прозрачной, похожей на воду, жидкостью и кусок картона с дыркой посередине.

Вдруг Иван Авдеевич встал и с помощью чайной ложки начал проделывать непонятные манипуляции с блюдцем, жидкостью и печатями. Закончив, он тщательно вытер руки и снова закурил. А еще через час он зачем‑то зажег свечку и стал капать воском куда‑то на стол. Алхимик, да и только!

Когда день клонился к закату, по коридору в сторону кабинета управляющего канцелярии проследовал Самоваров. На его лице сияла довольная улыбка, а в руках был загадочный сверток.

II

Михаил Яковлевич фон Фок (по рождению Магнус Густав фон Фок) отличался острым умом, неутомимой энергией и прекрасными организаторскими способностями. В его руках были сосредоточены все нити жандармского сыска и тайной агентуры. Он был душою, главным деятелем и важнейшею пружиной III отделения. В совершенстве владея русским, немецким, французским и польским языками, он виртуозно использовал собственные возможности для вербовки тайных агентов из числа иностранцев, не говоря уж о представителях русского дворянства и даже военных.

Внешности обрусевший немец был самой что ни на есть обыкновенной и здорово походил если не на простолюдина, то в лучшем случае на продавца из мясной лавки. Невысокого роста и коренастого телосложения, с короткими, но сильными руками, он с успехом бы мог подбрасывать пудовые гири в цирке или участвовать в построении гимнастических пирамид. Круглая, будто капустный кочан, голова со светлой, почти рыжей шевелюрой, ниспадающей на открытый лоб, и небольшие, прямо посаженные глаза‑буравчики вкупе с широким подбородком довольно слабо свидетельствовали о его аристократическом происхождении. Разве что слегка удлиненный нос придавал сходство с так называемым римским профилем. И это делало его удивительно похожим на Бонапарта.

В конце дня Максим Яковлевич, по давно заведенному порядку, просматривал секретные записки агентов для дальнейшей их обработки, составления доклада и передачи Бенкендорфу. Несмотря на привычку работать в тишине, он разрешал подчиненным посещать его кабинет в любое время. Вот и сейчас секретарь сообщил, что надворный советник Самоваров ждет аудиенции. Кивнув в знак согласия, фон Фок поднялся из‑за стола, с удовольствием разминая затекшие от долгого сидения ноги. В большом проеме двери, как в портретной раме, возник живой образ Ивана Авдеевича с едва читаемой хитрой улыбкой, спрятавшейся в уголках его полных губ.

– Что ж, прошу вас, заходите. Может, чайку распорядиться? А то ведь при нашей работе и перекусить недосуг. Все дела, дела… – И, не дожидаясь ответа, попросил принести чайную пару. Указывая рукой на кресло, он предложил чиновнику сесть и, лукаво сощурившись, сказал: – Сдается мне, Иван Авдеевич, что вы принесли хорошую весть. Неужто полковник сознался, где спрятал персидское золото?

– Нет, Максим Яковлевич, до этого пока не дошло. Да к тому же я думаю, что Карпинский к самой краже не причастен. Но обрести в этом полную уверенность я смогу только после возвращения из Ставрополя.

– А почему вы решили начать именно оттуда? Вам сподручнее было бы отправиться в Москву, затем в Воронеж, потом в Ставрополь, а там уж и в Тифлис, а? – поинтересовался Фок.

Тем временем секретарь внес на подносе два чайника – один с кипятком, а другой с заваркой – и вазочку с заграничными конфетками в ярких бумажных обертках.

– Видите ли, я внимательно исследовал все пломбы обоза и обнаружил следующее: только сургуч первых трех печатей сундука № 8 разительно отличается от всех остальных, и не только по цвету, но и несколько размытыми буквами и гербами. Попрошу вас лично удостовериться. – Иван Авдеевич раскрыл на столике сверток, в котором оказалось пять сургучных оттисков.

– Действительно, на поверхности первых трех краска иная, да и гербы менее четкие, чем на остальных, – резюмировал Фок. – Ну и что?

Самоваров достал из кармана сюртука изготовленную из воска печать и протянул начальнику:

– А на это что скажете?

– Неужто самодел?

– Ну да! Все очень просто! Я взял кусок толстого картона от обычной папки, вырезал круглое отверстие по размеру нужной мне печати и положил его сверху так, чтобы вся остальная часть была им закрыта. Потом на сургучную печать я вывалил гипсовую кашицу. Через некоторое время гипс застыл, и я получил оттиск, послуживший мне матрицей для отливки. Не имея металла, я залил в форму горячий воск, дабы наглядно продемонстрировать весь процесс. – Самоваров озарился доброй и лучистой улыбкой, свойственной большинству излишне упитанных людей.

– Насколько я понял, Иван Авдеевич, вы доказали, что эти три сургучных оттиска были исполнены поддельными печатями, кои злоумышленники изготовили заранее, так? – осторожно осведомился начальник.

– Совершенно точно!

– А это означает, что поскольку последний из них был сделан в Ставрополе, то и кража произошла там, верно?

– Именно!

– Ну молодец, Иван Авдеевич, молодец! Нашел все‑таки Ариаднину нить из этого коварного лавиринфа! А с поездкой тянуть нельзя; так что прямо завтра с утра и отправляйтесь. Прогонных денег пусть выдадут вдвойне. И еще: метод этот по изготовлению поддельных печатей извольте описать и оставить моему секретарю. А то ведь британцы совсем обесстыдились: под видом дипломатических депеш шлют через нашу курьерскую службу в Петербург указания своей агентуре, а мы поделать ничего не можем! Мешки‑то с почтой они сургучом опечатывают. Зато теперь! – Фок потряс увесистым кулаком. – Ну да ладно, не буду вас задерживать. Да и мне генерал аудиенцию на семь назначил.

Самоваров вышел. Почти сразу за ним, застегивая на ходу плащ, комнату покинул и Фок. И только два остывших чайника и нетронутая горка заморских сластей остались охранять тишину главного кабинета Собственной Канцелярии Его Императорского Величества.