КЕЙТИЛИН 1 page. В Великом Чертоге Риверрана было слишком одиноко ужинать вдвоем

В Великом Чертоге Риверрана было слишком одиноко ужинать вдвоем. Тени наполняли зал. Один факел погас, и осталось гореть только три. Кейтилин сидела, глядя в свой кубок. Вино казалось ей кислым и водянистым. Бриенна поместилась напротив. Высокое место отца между ними пустовало, как и все прочие сиденья. Даже слуги, отпущенные Кейтилин на праздник, ушли.

Даже сквозь толстые стены было слышно, как веселятся на дворе. Сир Десмонд выкатил из подвалов двадцать бочек, и народ поднимал рога темного эля за скорое возвращение Эдмара и взятие Роббом Крэга.

«Нельзя их винить, – думала Кейтилин. – Они ничего не знают. А если бы и знали, что им за дело? Они не знали моих сыновей. Не видели, как Бран лазит по крышам, и сердце не замирало у них в груди, охваченное гордостью и ужасом. Не слышали, как он смеется, не улыбались, глядя, как тянется Рикон за старшими братьями». Ужин стоял перед ней нетронутым: форель, обернутая ломтиками ветчины, салат из вершков репы с красным укропом, горошек, лук и горячий хлеб. Бриенна поглощала все это добросовестно, словно выполняя очередную задачу. «Я становлюсь угрюмой, – думала Кейтилин. – Не нахожу больше радости в мясе и меде, а смех и песни кажутся мне подозрительными. Я соткана из горя, праха и злой тоски, а на месте сердца у меня пустота».

Ей невыносимо было слушать, как жует другая.

– Бриенна, тебе со мной скучно. Ступай повеселись, если хочешь. Выпей эля и попляши под арфу Раймунда.

– Я не создана для веселья, миледи. – Бриенна разломила большими руками краюху черного хлеба и уставилась на нее, словно забыв, для чего она нужна. – Но если вы приказываете, я...

Кейтилин видела, как она мучается.

– Я просто подумала, что с ними тебе будет приятнее, чем со мной.

– Мне и тут хорошо. – Девушка принялась подбирать хлебом соус с тарелки.

– Утром прилетела еще одна птица. – Кейтилин сама не знала, к чему это говорит. – Мейстер тотчас же разбудил меня. Он исполнил свой долг, но лучше бы он этого не делал. – Она не собиралась ничего говорить Бриенне. Никто не знал об этом, кроме нее самой и мейстера Вимана, и Кейтилин хотела сохранить это в тайне, пока... пока...

«Пока что? Глупая женщина – как будто сохранение тайны делает утрату менее горькой! Как будто, если ты будешь молчать, это превратится в сон, в полузабытый кошмар. О, если бы боги могли сотворить чудо...»

– Новости из Королевской Гавани? – спросила Бриенна.

– Если бы. Птица прилетела из замка Сервин от сира Родрика, моего кастеляна. – Черные крылья, черные вести. – Он собрал людей, сколько смог, и идет на Винтерфелл, чтобы отбить замок обратно. – (Кому это нужно теперь?) – Но он пишет... он пишет, что...

– Миледи, в чем дело? Что‑нибудь о ваших сыновьях?

Какой простой вопрос – вот если бы и ответ на него был столь же прост. Слова застряли у Кейтилин в горле.

– У меня больше нет сыновей, кроме Робба. – Она выговорила это страшное известие, не всхлипнув, – и на том спасибо.

– Миледи? – в ужасе воскликнула Бриенна.

– Бран и Рикон пытались бежать, но их схватили на мельнице, на берегу Желудевой. Теон Грейджой поместил их головы на стене Винтерфелла. Теон Грейджой, который ел за моим столом с десятилетнего возраста. – «Вот я и сказала это, да простят меня боги. Я сказала, и теперь это – правда».

Лицо Бриенны расплылось перед ней. Девушка протянула руку через стол, но так и не коснулась Кейтилин, словно боясь потревожить ее.

– Я... не нахожу слов, миледи. Добрая моя госпожа. Ваши сыновья теперь на небе...

– На небе? – взъярилась Кейтилин. – Что это за боги, если они допустили такое? Рикон был совсем еще дитя – чем он заслужил такую смерть? А Бран... когда я уехала на юг, он еще не открыл глаз после падения. Я покинула его до того, как он очнулся. Теперь я уже больше не вернусь к нему, не услышу, как он смеется. – Она показала Бриенне свои ладони. – Эти шрамы... когда Бран лежал без чувств, они послали убийцу перерезать ему горло. Бран погиб бы тогда, и я вместе с ним, но волк Брана сам перегрыз глотку тому человеку. Должно быть, Теон и волков тоже убил. Иначе они не дали бы мальчиков в обиду. Как Серый Ветер Робба. А у дочерей моих больше нет волков.

Столь резкая перемена разговора смутила Бриенну.

– У дочерей?

– Санса уже в три года была леди, всегда вежливой и стремящейся всем угодить. Больше всего на свете она любила истории о рыцарях. Говорят, она похожа на меня, но когда она вырастет, то будет гораздо красивее, вот увидишь. Я часто отсылала прочь ее горничную и сама расчесывала ей волосы. Они у нее цвета осенних листьев, легче, чем у меня, очень густые и мягкие... при свете факелов они блестят словно медь. Что до Арьи, гости Неда часто принимали ее за конюшонка, если въезжали во двор нежданно‑негаданно. С ней я, надо признаться, порядком намучилась. Полумальчишка‑полуволчонок. Запрети ей что‑нибудь, и ей этого захочется больше всего на свете. Лицо у нее длинное, как у Неда, а волосы каштановые и всегда так всклокочены, словно в них птица гнездо свила. Я отчаялась сделать из нее леди. Она собирала шишки, как другие девочки кукол, и говорила все, что в голову взбредет. Должно быть, ее тоже нет в живых. – Кейтилин сказала это, и точно гигантская рука стиснула ей грудь. – Я хочу, чтобы они умерли все до одного, Бриенна. Сначала Теон Грейджой, потом Джейме Ланнистер, Серсея, Бес – все. Но мои девочки... мои девочки...

– У королевы ведь тоже есть маленькая дочка. И сыновья – ровесники вашим. Может быть, она сжалится, когда услышит...

– И отправит моих дочерей назад? – печально улыбнулась Кейтилин. – Как ты еще наивна, дитя. Хорошо бы... но этому не бывать. Робб отомстит за своих братьев. Лед убивает не хуже, чем огонь. «Лед» – так звался большой меч Неда. Из валирийской стали, покрытой волнистым узором после долгой ковки, и такой острый, что я боялась к нему прикасаться. Клинок Робба по сравнению с ним туп, как полено. Боюсь, им не так просто будет снести голову Теону. Старки не держат палачей. Нед всегда говорил, что человек, выносящий приговор, должен выполнить его сам, хотя не находил никакого удовольствия в исполнении этого долга. Но я бы сделала это с радостью. – Сжав и снова разжав свои изрезанные руки, она медленно подняла глаза. – Я послала ему вина.

– Вина? – опешила Бриенна. – Кому, Роббу? Или... Теону Грейджою?

– Цареубийце. – С Клеосом Фреем эта ее уловка хорошо себя оправдала. «Надеюсь, у тебя сильная жажда, Джейме. Надеюсь, у тебя как следует пересохло в горле». – Мне хотелось бы, чтобы ты пошла со мной.

– Приказывайте, миледи.

– Хорошо. – Кейтилин порывисто поднялась с места. – Останься и доешь свой ужин. Я пришлю за тобой позже, в полночь.

– Так поздно, миледи?

– В темницах нет окон и все часы похожи один на другой, а для меня теперь всякий час – полночь. – Шаги выходящей из зала Кейтилин гулко отдались в тишине. Она поднялась в горницу лорда Хостера, слыша, как люд снаружи кричит: «Талли!» и «За нашего храброго молодого лорда!» «Мой отец еще жив, – хотелось крикнуть ей. – Сыновья мои умерли, но отец еще жив, будьте вы все прокляты, и он все еще ваш лорд».

Лорд Хостер крепко спал.

– Недавно он выпил чашу сонного вина, миледи, чтобы облегчить боль, – сказал мейстер Виман. – Он не услышит вас.

– Ничего. – «Он наполовину мертв, но все‑таки жив – а моих милых сыновей больше нет».

– Миледи, не могу ли я помочь вам? Не дать ли и вам сонного зелья?

– Спасибо, мейстер, не надо. Я не хочу усыплять свое горе – Бран и Рикон заслуживают лучшего. Ступайте на праздник, я посижу с отцом.

– Как прикажете, миледи. – Виман поклонился и вышел.

Лорд Хостер лежал на спине с открытым ртом, дыша чуть слышно. Одна рука свесилась с кровати – бледная, почти бесплотная, но теплая. Кейтилин переплела его пальцы со своими. «Как бы крепко я ни держала, долго мне его не удержать», – с грустью подумала она. Уж лучше отпустить... Но ее пальцы не хотели разжиматься.

– Мне не с кем больше поговорить, отец. Я молюсь, но боги мне не отвечают. – Она поцеловала его руку, где голубые вены ветвились, как реки, под бледной прозрачной кожей. Там, снаружи, тоже текут реки, Камнегонка и Красный Зубец, которые будут течь вечно в отличие от этих, чье течение остановится слишком скоро. – Ночью мне приснилось, как мы с Лизой заблудились, возвращаясь верхом из Сигарда. Помнишь? Откуда ни возьмись пал туман, и мы отстали от других. Все стало серым, и я не видела ничего дальше носа моей лошади. Мы сбились с дороги, и ветви деревьев хватали нас, как длинные костлявые руки. Лиза расплакалась, а я стала кричать, но туман поглощал все звуки. Только Питер догадался, где мы, – он вернулся назад и нашел нас... А вот теперь меня никто не найдет. Я должна сама искать дорогу, а это тяжко, ох как тяжко. Мне все время вспоминается девиз Старков. Для меня зима уже настала, отец. Роббу теперь, кроме Ланнистеров, придется сражаться с Грейджоями – и чего ради? Ради золотой шапки и железного стула? Довольно крови пролито. Я хочу вернуть своих девочек, хочу, чтобы Робб отложил меч и взял в жены какую‑нибудь дочку Уолдера Фрея, которая сделает его счастливым и родит ему сыновей. Хочу, чтобы Бран и Рикон были живы, хочу... – Кейтилин поникла головой. – Хочу, – произнесла она еще раз и умолкла.

Через некоторое время свеча догорела и погасла. Лунный свет, проникая сквозь ставни, расчертил бледными полосами лицо отца. Она слышала его тихое трудное дыхание, и неумолчный плеск вод, и отзвуки любовной песни со двора, сладкие и печальные. «Была моя любовь прекрасна, словно осень, – пел Раймунд, – и локоны ее – как золото листвы».

Кейтилин не заметила, когда умолкло пение. Часы промелькнули для нее как одно мгновение, и Бриенна, появившись в дверях, тихо оповестила:

– Уже полночь, миледи.

«Уже полночь, отец, и я должна исполнить свой долг». Кейтилин отпустила его руку.

Тюремщик, суетливый красноносый человек, сидел за кружкой эля и остатками голубиного пирога в порядочном подпитии. Увидев их, он подозрительно прищурился.

– Прошу прощения, миледи, но лорд Эдмар не велел никого пускать к Цареубийце без его письменного приказа с печатью.

– Лорд Эдмар? Выходит, мой отец умер, а мне забыли сказать?

– Да вроде нет, миледи, – облизнул губы тюремщик.

– Открой темницу – а нет, так пойдем со мной к лорду Хостеру, и объяснишь ему сам, как посмел мне перечить.

– Как прикажете, миледи. – Тюремщик потупил взор. Бормоча что‑то, он порылся в связке, висевшей на его кожаном с заклепками поясе, и отыскал ключ от двери Цареубийцы.

– Пей свой эль и оставь нас, – приказала Кейтилин. На крюке под низким потолком висела масляная лампа. Кейтилин сняла ее и прибавила огня. – Бриенна, позаботься, чтобы меня не беспокоили.

Бриенна кивнула и стала у самой двери в темницу, опустив руку на рукоять меча.

– Зовите, если я вам понадоблюсь, миледи.

Кейтилин, отворив тяжелую, окованную железом дверь, ступила в смрадную тьму. Это было подбрюшье Риверрана, и пахло здесь соответственно. Под ногами хрустела старая солома, на стенах проступила селитра. Сквозь камень слышался слабый плеск Камнегонки. При свете лампы Кейтилин разглядела кадку с нечистотами в одном углу и скрюченную фигуру в другом. Винный штоф стоял за дверью нетронутый. Вот тебе и схитрила. Хорошо еще, что тюремщик сам все не выпил.

Джейме прикрыл руками лицо, звякнув цепями.

– Леди Старк, – произнес он хрипло. – Боюсь, я не в том виде, чтобы принимать дам.

– Посмотрите на меня, сир.

– Свет режет мне глаза. Повремените немного. – Джейме Ланнистеру не давали бритвы с той ночи, как взяли его в Шепчущем Лесу, и он оброс косматой бородой, утратив сходство с королевой. Эта поросль, отливающая золотом при свете, делала его похожим на большого зверя, великолепного даже в цепях. Немытые волосы космами падали ему на плечи, одежда сопрела и превратилась в лохмотья, лицо побледнело и осунулось, но сила и красота этого человека до сих пор останавливала взгляд.

– Я вижу, присланное мной вино не пришлось вам по вкусу.

– Столь внезапная щедрость показалась мне подозрительной.

– Я могу отрубить вам голову, когда захочу. К чему мне травить вас?

– Смерть от яда можно представить как естественную – а вот притвориться, что моя голова сама собой свалилась с плеч, будет потруднее. – Он поднял на нее прищуренные зеленые кошачьи глаза, медленно привыкающие к свету. – Я предложил бы вам сесть, но ваш брат не позаботился снабдить меня стулом.

– Я вполне в состоянии постоять.

– Так ли? Вид у вас, должен заметить, ужасный, хотя, возможно, дело в освещении. – Он был скован по рукам и ногам так, что не мог ни встать, ни лечь поудобнее. Ножные кандалы крепились к стене. – Мои браслеты достаточно тяжелы для вас, или вы пришли, чтобы сделать их поувесистее? Я могу побренчать ими, если желаете.

– Вы сами навлекли это на себя. Мы поместили вас в башне в соответствии с вашим родом и положением, вы же отплатили нам тем, что попытались бежать.

– Тюрьма есть тюрьма. У нас под Бобровым Утесом есть такие, рядом с которыми эта покажется солнечным садом. Когда‑нибудь я надеюсь показать их вам.

«Если он и боится, то хорошо это скрывает», – подумала она.

– Человеку, скованному по рукам и ногам, следует выражаться более учтиво, сир. Я пришла не затем, чтобы выслушивать угрозы.

– Вот как? Зачем же тогда – чтобы поразвлечься немного? Вдовам, говорят, надоедает пустая постель. Мы в Королевской Гвардии приносим обет безбрачия, но я мог бы оказать вам услугу, если вы этого хотите. Налейте нам вина, снимите ваше платье, и посмотрим, гожусь ли я еще на что‑нибудь.

Кейтилин посмотрела на него с отвращением. Обитала ли когда‑нибудь столь порочная душа в столь красивом теле?

– Если бы вы сказали это при моем сыне, он убил бы вас.

– Разве что скованного. – Джейме погремел цепями. – Мы оба знаем, что ваш мальчик боится сойтись со мной в поединке.

– Пусть мой сын молод, но если вы принимаете его за глупца, то горько заблуждаетесь... и вы не очень‑то спешили послать ему вызов, когда стояли во главе войска.

– Старые Короли Зимы тоже прятались за материнскими юбками?

– Довольно, сир. Я пришла кое‑что узнать.

– С какой стати я должен отвечать вам?

– Чтобы спасти свою жизнь.

– Вы думаете, я боюсь смерти? – Эта мысль как будто позабавила его.

– А следовало бы. За ваши преступления вам уготовано место в самой глубокой из семи преисподних, если боги хоть сколько‑нибудь справедливы.

– О каких богах вы говорите, леди Кейтилин? О деревьях, которым молился ваш муж? Хорошо же они послужили ему, когда моя сестра сняла с него голову! Если боги есть, почему тогда в мире столько страданий и несправедливости?

– Из‑за таких, как вы.

– Таких, как я, больше нет. Я один в своем роде.

«В нем нет ничего, кроме надменности, гордыни и пустой отваги безумца. Я попусту трачу с ним время. Если и была в нем искра чести, она давно умерла».

– Ну что ж, не хотите со мной говорить – не надо. Можете выпить это вино или помочиться в него – мне дела нет.

Она уже взялась за дверь, но Джейме окликнул ее:

– Леди Старк. – Она обернулась. – В этой сырости все ржавеет, даже правила хорошего тона. Останьтесь, и я отвечу вам... но не даром.

Стыда у него нет.

– Узники не назначают цену.

– Мою вы найдете достаточно скромной. Ваш ключарь все время потчует меня ложью, притом неумелой. То он говорит, что с Серсеи содрали кожу, то такой же участи подвергается мой отец. Ответьте на мои вопросы, и я отвечу на ваши.

– Правдиво ответите?

– Так вам нужна правда? Осторожней, миледи. По словам Тириона, люди всегда требуют правды, но она редко приходится им по вкусу.

– У меня достанет сил выслушать все, что вы скажете.

– Что ж, как угодно. Но сначала, будьте добры... вина. У меня в горле совсем пересохло.

Кейтилин повесила лампу на дверь и пододвинула ему штоф и чашу. Джейме прополоскал вином рот, прежде чем проглотить.

– Кислятина – ну ничего, сойдет. – Он привалился спиной к стене, подтянув колени в груди. – Я слушаю вас, леди Кейтилин.

Не зная, сколько будет продолжаться эта игра, она не стала терять времени.

– Джоффри – ваш сын?

– Вы не стали бы спрашивать, если бы уже не знали ответа.

– Я хочу услышать его из ваших собственных уст.

– Да, Джоффри мой, – пожал плечами Джейме. – Как и весь прочий выводок Серсеи, полагаю.

– Вы сознаетесь в том, что были любовником своей сестры?

– Я ее всегда любил, а вы теперь должны мне два ответа. Мои родственники живы?

– Сир Стаффорд Ланнистер убит при Окскроссе, как мне сказали.

– А‑а, дядюшка Олух – так сестра его называла. Я спрашивал о Серсее и Тирионе – и моем лорде‑отце.

– Все трое живы. – (Но им недолго осталось, если будет на то воля богов.)

Джейме выпил еще вина.

– Спрашивайте дальше.

Осмелится ли он ответить на ее следующий вопрос, не солгав при этом?

– Как вышло, что мой сын Бран упал?

– Я выбросил его из окна.

Легкость этих слов на миг отняла у нее дар речи. «Будь у меня нож, я убила бы его на месте», – подумала она, но вспомнила о девочках и сдавленно выговорила:

– А ведь вы рыцарь, поклявшийся защищать слабых и невинных.

– Ваш мальчуган был слаб, спору нет, но не столь уж невинен. Он шпионил за нами.

– Бран никогда бы не стал этого делать.

– Что ж, вините своих драгоценных богов за то, что они привели мальчика к нашему окошку и показали ему то, что ему видеть не полагалось.

– Богов?! Да ведь это вы швырнули его вниз. Вы хотели, чтобы он умер.

– Не для того же я бросил его с башни, чтобы он стал здоровее. Конечно, я хотел, чтобы он умер.

– А когда этого не случилось, вы поняли, что ваше положение стало еще хуже прежнего, и дали вашему наймиту мешок серебра, чтобы Бран никогда уж больше не встал.

– Вот как? – Джейме надолго припал к чаше. – Не скрою, мы говорили об этом, но вы находились при мальчике день и ночь, ваш мейстер и лорд Эддард часто навещали его, его стерегла стража и даже эти проклятые лютоволки... мне пришлось бы прорубать себе путь через половину Винтерфелла. Да и к чему было трудиться, если мальчик все равно умирал?

– Если вы лжете мне, считайте нашу беседу законченной. – Кейтилин показала ему свои ладони. – Эти шрамы оставил на мне человек, пришедший перерезать Брану горло. Вы клянетесь, что не посылали его?

– Клянусь честью Ланнистера.

– Ваша честь Ланнистера стоит меньше, чем это. – Кейтилин пнула зловонную кадку, и оттуда пролилась бурая жижа, впитываясь в солому.

Джейме попятился, насколько ему позволила цепь.

– Отрицать не стану, но я никого еще не нанимал убивать за меня. Думайте что хотите, леди Старк, но если бы я хотел прикончить вашего Брана, то убил бы его сам.

Боги милостивые, а ведь он правду говорит.

– Если не вы послали убийцу, значит, это сделала ваша сестра.

– Я бы знал. У Серсеи от меня нет секретов.

– Тогда Бес.

– Тирион еще более невинен, чем ваш Бран, – уж он‑то никому не подглядывал в окна.

– Почему тогда убийца был вооружен его кинжалом?

– Что это за кинжал?

– Вот такой длины, – показала она, – простой, но изящно сделанный, с клинком из валирийской стали и рукояткой драконьей кости. Ваш брат выиграл его у лорда Бейлиша на турнире в день именин принца Джоффри.

Джейме налил себе, выпил и налил снова.

– Если выпить этого вина побольше, его вкус улучшается. Вы знаете, я припоминаю этот кинжал. Так Тирион выиграл его, вы говорите? Каким образом?

– Поставив на вас, когда вы вышли против Рыцаря Цветов, – сказала Кейтилин и тут же поняла, что ошиблась. – Или наоборот?

– Тирион на турнирах всегда ставил на меня, но в тот день сир Лорас выбил меня из седла. Я недооценил этого мальчика, но суть не в этом. Мой брат проиграл, но тот кинжал, как мне помнится, действительно сменил владельца. Роберт показал мне его в тот же вечер на пиру. Его величество любил сыпать соль на мои раны, особенно подвыпив, – а когда он бывал трезв?

Тирион сказал ей почти то же самое, когда они ехали через Лунные горы, а она ему не поверила. Петир клялся ей в другом – Петир, который был ей почти братом и любил ее так, что дрался на поединке за ее руку. Но рассказ Джейме не расходится с рассказом Тириона, а между тем они не виделись с тех пор, как уехали из Винтерфелла больше года назад.

– Вы хотите меня обмануть? – Где‑то здесь должна быть западня, иначе быть не может.

– Я ведь признался, что выкинул вашего драгоценного отпрыска за окно, – с чего бы я стал лгать насчет ножа? – Он осушил еще одну чашу вина. – Думайте что хотите – я давно уже не забочусь о том, что обо мне говорят. Теперь моя очередь. Братья Роберта вступили в войну?

– Да.

– Это слишком кратко. Расскажите подробнее, иначе в следующий раз получите столь же скупой ответ.

– Станнис идет на Королевскую Гавань, – неохотно молвила она. – Ренли убит своим братом у Горького Моста с помощью какой‑то черной магии.

– Жаль. Ренли мне скорее нравился, а вот Станнис – иное дело. Чью сторону приняли Тиреллы?

– Сперва Ренли, теперь не знаю.

– Ваш паренек, должно быть, чувствует себя одиноким.

– Роббу на днях исполнилось шестнадцать... он взрослый мужчина и король. Он выигрывает все свои сражения. Согласно последнему известию от него, он отбил у Вестерлингов Крэг.

– Но с моим отцом он еще не встречался, верно?

– Когда они встретятся, он и его побьет, как побил вас.

– Меня он застиг врасплох с помощью трусливой уловки.

– Не вам бы говорить об уловках. Ваш брат Тирион прислал сюда головорезов, переряженных посланниками, под мирным знаменем.

– Если бы здесь сидел один из ваших сыновей, разве его братья не сделали бы для него то же самое?

«У моего сына больше нет братьев», – подумала она, но не стала делиться своей болью с таким человеком.

Джейме выпил еще вина.

– Что такое жизнь брата, когда речь идет о чести, скажете вы? Но у Тириона хватает ума понять, что ваш сын ни на какой выкуп не согласится.

Этого Кейтилин не могла отрицать.

– Знаменосцы Робба скорее увидят вас мертвым, особенно Рикард Карстарк. Вы убили в Шепчущем Лесу двух его сыновей.

– Это которые с белыми солнцами? – Джейме пожал плечами. – По правде сказать, я хотел убить вашего сына – эти просто подвернулись мне под руку. Я убил их в честном бою, и любой рыцарь на моем месте сделал бы то же самое.

– Как вы можете считать себя рыцарем, нарушив все данные вами обеты?

Джейме снова потянулся за штофом.

– Их так много, этих обетов... язык устанет клясться. Защищать короля. Повиноваться королю. Хранить его тайны. Исполнять его приказания. Отдать за него жизнь. Повиноваться своему отцу, помимо этого. Любить свою сестру. Защищать невинных. Защищать слабых. Уважать богов. Подчиняться законам. Это уж чересчур – что бы ты ни сделал, какой‑нибудь обет да нарушишь. – Он хлебнул вина и на миг закрыл глаза, прислонившись головой к пятну селитры на стене. – Я был самым младшим из тех, кто когда‑либо носил белый плащ.

– И самым младшим, предавшим все, что стоит за ним, Цареубийца.

– Цареубийца, – медленно повторил он. – Такого царя убил, шутка сказать! – Джейме наполнил чашу. – За Эйериса Таргариена, второго этого имени, правителя Семи Королевств и Хранителя Государства. И за меч, раскроивший ему горло. Золотой меч, заметьте. Ставший красным от его крови. Цвета Ланнистеров – красное с золотом.

Он засмеялся, и она поняла, что вино сделало свое дело. Джейме выпил больше половины штофа и опьянел.

– Только такой, как вы, способен гордиться подобным деянием.

– Я уже говорил вам: таких, как я, больше нет. Ответьте мне вот на что, леди Старк: ваш Нед не рассказывал вам, как умер его отец? Или брат?

– Брандона удушили на глазах у отца, а затем убили и лорда Рикарда. – Мрачная история, и ей уже шестнадцать лет. Почему Джейме вдруг вспомнил об этом?

– Верно, убили – но как?

– Веревкой или топором, полагаю.

Джейме выпил еще и вытер рот.

– Нед, несомненно, щадил чувства своей милой, юной, хотя и не совсем невинной невесты. Вы хотели знать правду – так спросите меня. Мы заключили сделку, и я не вправе вам отказать. Спрашивайте.

– Мертвые от этого не воскреснут.

– Брандон был не такой, как его брат, верно? У него в жилах текла кровь, а не холодная вода. Он скорее походил на меня.

– Брандон ни в чем на вас не походил.

– Вам виднее – ведь вы с ним собирались пожениться.

– Он как раз ехал в Риверран, когда... – Странно, как сжалось ее горло при этих словах – после стольких лет. –...когда услышал о Лианне и повернул в Королевскую Гавань. Он сделал это, не подумав. – Ей вспомнилось, как бушевал ее отец, узнав об этом в Риверране, и обзывал Брандона рыцарственным дуралеем.

Джейме вылил остаток штофа в чашу.

– Он явился в Красный Замок вместе с несколькими спутниками и стал громко требовать, чтобы принц Рейегар вышел к нему. Но Рейегара не было в замке, а Эйерис послал стражу и арестовал их всех за покушение на убийство его сына. Все остальные, насколько я помню, тоже были сыновьями лордов.

– Этан Гловер был оруженосцем Брандона. Он единственный остался в живых. Остальные были Джеффори Маллистер, Кайл Ройс и Элберт Аррен, племянник и наследник Джона Аррена. – Странно, что она все еще помнила их имена. – Эйерис обвинил их в измене и вызвал их отцов ко двору держать ответ за сыновей. Когда же они прибыли, он убил без суда и сыновей, и отцов.

– Нет, суд состоялся – в своем роде. Лорд Рикард просил поединка, и король удовлетворил его просьбу. Старк оделся в доспехи, как для боя, думая, что будет сражаться с одним из королевских гвардейцев – возможно, со мной. Вместо этого его привели в тронный зал, подвесили к стропилам, и двое пиромантов Эйериса развели под ним огонь. Король сказал ему, что огонь выступает как боец от дома Таргариенов. Поэтому лорду Рикарду, чтобы доказать свою невиновность в измене, оставалось одно... не сгореть.

Когда огонь разгорелся, привели Брандона. Руки ему сковали за спиной, а шею обвязали мокрым кожаным шнуром, прикрепив его к приспособлению, привезенному королем из Тироша. Однако ноги ему оставили свободными и за самым пределом его досягаемости положили длинный меч.

Пироманты поджаривали лорда Рикарда медленно, то убавляя, то раздувая огонь, чтобы тот давал хороший ровный жар. Сначала на лорде вспыхнул плащ, потом камзол, и он остался в одних доспехах. Эйерис пообещал, что скоро он испечется... если только сын его не освободит. Брандон пытался, но чем сильнее он боролся, тем туже затягивалась веревка вокруг его горла, и в конце концов он удавил сам себя.

Что до лорда Рикарда, его доспехи раскалились докрасна, и расплавленное золото со шпор стало капать в огонь. Я стоял у подножия Железного Трона в своей белой броне и белом плаще, стараясь думать о Серсее. После сам Герольд Хайтауэр отвел меня в сторону и сказал: «Ты давал обет защищать короля, а не судить его». Таков был Белый Бык, верный до конца, хороший человек, не то что я.

– Эйерис... – Кейтилин чувствовала вкус желчи во рту. Столь жуткую историю, пожалуй, нельзя было выдумать. – Эйерис был безумен, вся страна это знала, но не пытайтесь уверить меня, что вы убили его, мстя за Брандона Старка.

– А я и не пытаюсь. Просто нахожу странным, что один человек любит меня за добро, которого я никогда не совершал, и столь многие ненавидят за лучший в моей жизни поступок. На коронации Роберта меня заставили преклонить колени перед королем вместе с великим мейстером Пицелем и Варисом‑евнухом, дабы государь простил нам наши прегрешения, прежде чем взять к себе на службу. А ваш Нед? Ему следовало бы поцеловать руку, убившую Эйериса, он же предпочел облить презрением зад, севший на трон Роберта. Мне сдается, Нед Старк любил Роберта больше, чем своего отца и брата... даже чем вас, миледи. Роберту‑то он никогда не изменял! – Джейме залился пьяным смехом. – Полно, леди Старк, – разве все это не кажется вам забавным?

– Ничего забавного в тебе я не вижу, Цареубийца.

– Опять эта кличка. Пожалуй, я все‑таки не стану с вами спать. Первым у вас был Мизинец, не так ли? Никогда не ем из чужой миски. Притом вы и в подметки не годитесь моей сестре. – Он уже не улыбался. – Я не спал ни с одной женщиной, кроме Серсеи, значит, я по‑своему вернее вашего Неда. Бедный старина Нед. Так чья же честь в итоге не стоит кадки с дерьмом? Как бишь зовут его бастарда?

Кейтилин отступила на шаг.

– Бриенна!

– Нет, не так. – Джейме перевернул штоф кверху дном, и кровавая струйка побежала по его лицу. – Сноу – вот как его звать. Какое белое имя... ни дать ни взять те плащи, которые давали в Королевской Гвардии после произнесения наших прекрасных обетов.

Бриенна, толкнув дверь, вошла в темницу.

– Вы звали, миледи?

– Дай мне свой меч, – протянув руку, сказала Кейтилин.

ТЕОН

Лес под ненастным небом стоял мертвый, застывший. Корни цепляли бегущего Теона за ноги, голые ветви хлестали по лицу, оставляя кровавые следы. Но он продолжал ломиться вперед, задыхаясь, стряхивая лед с веток. «Сжальтесь, – рыдал он». Сзади несся вой, от которого кровь стыла в жилах. «Сжальтесь, сжальтесь». Оглядываясь, он видел, что они приближаются – волки величиной с лошадь, но с детскими головами. «О, сжальтесь, сжальтесь». Из их пастей капала кровь, черная, как смола, прожигая дыры в снегу. Каждый шаг приближал их к нему. Теон пытался бежать быстрее, но ноги не слушались его. У всех деревьев были лица, и они смеялись над ним, а волки все выли. Он уже чуял горячее дыхание зверей, отдающее серой и гнилью. «Но они же мертвы, мертвы, – хотелось крикнуть ему, – я видел, как их убили, как их головы обмакнули в смолу...» – но изо рта вырывался только бессловесный стон. Затем что‑то коснулось его, и он обернулся с криком...