ДЕЙЕНЕРИС 3 page

Теон с Вексом, юным Фреем и Гиниром Красноносым двинулся вверх по ручью. Они с Вексом ехали по одному берегу с парой собак, Красноносый и Уолдер Фрей, тоже с собаками, – по другому. Волки могли вылезти на любой стороне. Теон искал следы, помет, сломанные ветки – все что угодно. Им попадалось множество оленьих, лосиных и барсучьих следов, Векс спугнул пьющую из ручья лисицу, Уолдер – трех кроликов, одного из которых успел подстрелить. На высокой березе виднелись следы медвежьих когтей, но лютоволки исчезли бесследно.

Чуть дальше, говорил себе Теон. За тем дубом, за тем пригорком, за поворотом ручья они непременно найдутся. Он упорствовал, хотя было уже ясно, что пора возвращаться. Тревога грызла его. Была середина дня, когда он с неохотой повернул Улыбчивого назад.

Оша и эти несчастные мальчишки как‑то провели его. Как она это сделала – пешая, обремененная калекой и малым ребенком? Каждый час увеличивал вероятность того, что им удастся уйти. Стоит им только добраться до деревни... Северяне никогда не откажут в приюте сыновьям Неда Старка, братьям Робба. Им дадут лошадей, снабдят их провизией. Мужчины будут спорить за честь защитить их, и весь треклятый север сплотится вокруг них.

Волки ушли вниз по течению, только и всего. Теон цеплялся за эту мысль. «Рыжая сука учует, где они вышли из воды, и мы снова пустимся в погоню».

Но один взгляд на лицо Фарлена отнял у Теона всякую надежду.

– Медведю бы их скормить, твоих шавок, – больше они ни на что не годны. Жаль, у меня медведя нет.

– Собаки не виноваты. – Фарлен стоял на коленях между мастиффом и своей драгоценной рыжей сукой, обнимая их. – Проточная вода запаха не держит, милорд.

– Должны же были волки где‑то вылезти из ручья!

– Ясное дело – выше или ниже. Если мы будем продолжать, то найдем это место, только в какую сторону податься?

– Не знал, что волк способен бежать по воде несколько миль, – сказал Вонючка. – Человек – иное дело, если он знает, что за ним охотятся. Но волк?

Кто их знает. Эти твари – не простые волки. Надо было сразу с них шкуру содрать.

Когда они съехались с Гариссом, Мэрчем и Аггаром, история повторилась. Охотники прошли полпути до Винтерфелла, но так и не нашли места, где Старки расстались с волками. Собаки Фарлена казались раздосадованными не менее чем люди, они тщетно обнюхивали деревья и камни, огрызаясь друг на друга.

Теон не смел сознаться в своем поражении.

– Вернемся к ручью и поищем снова. На этот раз пойдем до конца.

– Мы их ни за что не найдем, – сказал вдруг юный Фрей, – пока с ними лягушатники. Эти подлые болотные твари сражаются не как порядочные люди – они прячутся и пользуются отравленными стрелами. Ты их не видишь, а они тебя да. Те, кто уходил за ними в болото, никогда оттуда не вышли. А дома у них движутся, даже замки вроде Сероводья. – Малец беспокойно оглядел зелень, обступившую их со всех сторон. – Может, они сидят где‑то здесь и слушают, что мы говорим.

Фарлен засмеялся:

– Мои собачки учуяли бы в этих кустах кого угодно и накинулись бы на них, не успел бы ты ветер пустить, парень.

– Лягушатники пахнут не как все люди, – упорствовал Фрей. – Они болотом пахнут, как лягушки или стоячая вода. Под мышками у них мох растет вместо волос, а жрать они могут один ил.

Теон уже собрался послать мальчишку подальше вместе с его россказнями, но тут вмешался мейстер Лювин.

– История гласит, что болотные жители сблизились с Детьми Леса в те дни, когда древовидцы хотели обрушить воды на Перешеек. Возможно, они и в самом деле обладают тайным знанием.

Лес вдруг стал казаться темнее, чем раньше, как будто облако набежало на солнце. Глупый мальчишка может молоть что угодно, но мейстеры, как известно, народ ученый.

– Единственные дети, до которых мне есть дело, это Бран и Рикон, – рявкнул Теон. – Возвращаемся к ручью.

На миг он испугался, что они не подчинятся ему, но старая привычка возобладала, и они угрюмо повиновались. Мальчишка Фрей держался пугливо, как кролики, попавшиеся ему в кустах. Расставив людей по обоим берегам, Теон направился вниз по течению. Они ехали много миль, медленно и осторожно, то и дело спешиваясь и ведя за собой лошадей на зыбкой почве, давая «никуда не годным шавкам» обнюхивать каждый куст. Там, где ручей запрудило упавшее дерево, им пришлось объехать глубокую зеленую заводь, но след лютоволков так и не нашелся. Похоже, они просто уплыли вниз по ручью. «Вот поймаю вас, тогда наплаваетесь вволю, – злобно думал Теон. – Обоих отдам Утонувшему Богу».

В лесу стало темнеть, и Теон Грейджой понял, что он побит. Либо лягушатникам в самом деле известна магия Детей Леса, либо Оша пустила в ход какую‑то хитрость одичалых. Он продолжал гнать своих лошадей по лесу, но, когда последний свет померк, Джозет наконец набрался мужества сказать:

– Это бесполезно, милорд, – так мы только лошадей перекалечим.

– Джозет прав, – сказал мейстер Лювин. – Блуждая по лесу с факелами, мы ничего не добьемся.

Желчь жгла Теону глотку, а в животе словно клубок змей шевелился. Если он заявится в Винтерфелл с пустыми руками, можно с тем же успехом надеть на себя дурацкий колпак – весь Север будет над ним потешаться. А уж когда отец с Ашей прознают...

– Милорд принц, – сказал, подъехав к нему, Вонючка, – может, Старки здесь и вовсе не проходили. На их месте я подался бы на северо‑восток. К Амберам. Те крепко стоят за Старков, но до их земель далеко. Мальчишки должны были приютиться где‑то поблизости – я, пожалуй, даже знаю где.

Теон посмотрел на него подозрительно.

– Говори.

– Знаешь мельницу на Желудевой? Мы останавливались там, когда меня вели в Винтерфелл пленного. Мельничиха продала нам сена для лошадей, а старый рыцарь возился с ее ребятами. Там‑то, думаю, Старки и прячутся.

Теон знал эту мельницу и даже позабавился пару раз с мельничихой. Ни в мельнице, ни в ней ничего примечательного не было.

– Почему именно там? Здесь поблизости будет с дюжину селений и острогов.

Белесые глаза Вонючки весело блеснули.

– Почему? Не знаю. Но они там, я чувствую.

Теону надоели его выверты. И что за пакостные у него губы – точно два червяка любятся.

– О чем ты? Если ты что‑то от меня утаиваешь...

– Милорд принц! – Вонючка спешился и знаком пригласил Теона сделать то же самое, а после раскрыл мешок, который захватил с собой из Винтерфелла. – Вот погляди‑ка.

В темноте становилось трудно что‑то разглядеть. Теон нетерпеливо сунул руку в мешок и натолкнулся на мягкий мех и грубую колючую шерсть. Палец что‑то укололо – Теон зажал эту штуку в кулак и вытащил пряжку в виде волчьей головы, серебряную с янтарем. Тогда он понял.

– Гелмарр, – позвал он, думая, кому из них можно довериться. Нет, пожалуй, никому. – Аггар, Красноносый – едете с нами. Остальные могут вернуться с собаками в Винтерфелл – мне они больше не нужны. Я знаю, где прячутся Бран и Рикон.

– Принц Теон, – умоляюще сказал мейстер Лювин, – вы ведь помните свое обещание? Будьте милосердны.

– Милосердным я был утром. – (Пусть лучше меня боятся, чем смеются надо мной.) – Пока они не рассердили меня.

ДЖОН

Огонь светился в ночи на склоне горы, как упавшая звезда, – но был краснее звезд и не мигал, только вспыхивал ярко и снова превращался в тусклую, слабую искру. В полумиле впереди и двух тысячах футах выше, прикинул Джон, – как раз там, откуда хорошо видно всякое движение на перевале.

– Караульщики на Воющем перевале, – подивился самый старший из них. В юности он служил оруженосцем у короля, и братья до сих пор звали его Оруженосец Далбридж. – Хотел бы я знать, чего боится Манс‑Разбойник?

– Знал бы он, что они развели костер, он бы с этих бедолаг шкуру содрал, – заметил Эббен, коренастый и лысый, весь в буграх мускулов, точно камнями набитый.

– Огонь там наверху – это жизнь, – сказал Куорен Полурукий, – но может стать и смертью. – Им он запретил разводить огонь, как только они вошли в горы. Питались они холодной солониной, сухарями и еще более твердым сыром, спали одетыми, сбившись в кучку под грудой плащей и меха. Джону вспоминались холодные ночи в Винтерфелле, когда он спал вместе со своими братьями. Эти люди ему тоже братья, хотя вместо постели у них земля и камень.

– У них, должно быть, рог есть, – сказал Каменный Змей.

– Этот рог не должен затрубить, – ответил Полурукий.

– Попробуй заберись туда ночью. – Эббен поглядел на далекую искру сквозь расщелину скал, где прятались черные братья. Небо было ясное, и горы высились, черные на черном, – только их снеговые шапки белели при луне.

– Да, падать высоко будет, – сказал Куорен. – Думаю, идти надо двоим. Там, наверху, наверно, тоже двое – чтобы сменять друг друга.

– Я пойду. – Разведчик по прозвищу Каменный Змей уже проявил себя лучшим среди них скалолазом – он просто должен был вызваться.

– И я, – сказал Джон Сноу.

Куорен посмотрел на него. Ветер выл, пролетая через перевал над ними. Одна из лошадей заржала, скребя копытом тощую каменистую почву.

– Волк останется с нами, – сказал Полурукий. – Он белый, и его при луне хорошо видно. Вот что, Каменный Змей, как управитесь, брось вниз горящую головню. Мы увидим ее и придем.

– Идти, так прямо сейчас, – сказал Каменный Змей.

Оба взяли по длинной свернутой веревке, а Каменный Змей захватил еще мешок с железными колышками и обмотанный плотным фетром молоток. Лошади остались в укрытии вместе со шлемами, кольчугами и Призраком. Джон, став на колени, потерся лицом о морду волка.

– Жди меня тут, – приказал он. – Я вернусь за тобой.

Каменный Змей шел впереди, маленький и жилистый. Ему уже почти пятьдесят, и борода у него поседела, но он был сильнее, чем казался, а ночью видел лучше всех известных Джону людей. Сейчас этот его талант придется кстати. Горы, днем серо‑голубые, тронутые инеем, с наступлением темноты почернели, а восходящая луна побелила их серебром.

Двое черных братьев пробирались в черной тени черных скал, поднимаясь вверх по извилистой тропе, и их дыхание стыло паром в черном воздухе. Джон чувствовал себя почти голым без кольчуги, зато ее тяжесть не давила на плечи. Они продвигались медленно, с трудом. Поспешишь – можешь сломать лодыжку, если не хуже. Змей точно чуял, куда поставить ногу, но Джону приходилось напрягать все свое внимание.

Воющий перевал на самом деле представлял собой целый ряд перевалов, длинную тропу, которая то огибала ледяные вершины, то спускалась вниз, в долины, почти не видящие солнца. Разведчики не встретили ни единой живой души с тех пор, как оставили за собой лес. Клыки Мороза – одно из самых жестоких мест, созданных богами, и человеку оно враждебно. Ветер здесь режет, как ножом, а ночью воет, словно мать по убиенным детям. Малочисленные деревья криво торчат из расщелин. Тропу часто пересекают полуразвалившиеся карнизы, увешанные сосульками, похожими издали на длинные белые зубы.

Но Джон Сноу не жалел, что отправился сюда. Здесь встречались и чудеса. Он видел, как блещет солнце в маленьких замерзших водопадах, видел россыпь цветов на горном лугу – голубые холодянки, алые зимовки, высокую красновато‑золотистую дудочную траву. Видел пропасти, глубокие и черные, наверняка ведущие в преисподнюю, и проехал на коне по выветренному природному мосту, где по бокам не было ничего, кроме неба. Орлы, гнездящиеся на высотах, кружили над долинами на серовато‑голубых крыльях, почти неотличимых от небес. Сумеречный кот скрадывал барана, дымком струясь по склону горы, выжидая время для прыжка.

«Теперь мы тоже готовимся прыгнуть». Хотел бы Джон двигаться так же уверенно и тихо, как тот кот, и убивать так же быстро. Длинный Коготь висел у него за спиной, но неизвестно, хватит ли места, чтобы его вынуть. Для схватки в тесноте Джон имел два кинжала. У караульщиков тоже, конечно, есть оружие, а он ничем не защищен. Любопытно знать, кто к исходу ночи окажется сумеречным котом, а кто бараном.

Долгое время они придерживались тропы, вьющейся по горе все вверх и вверх. Костер временами пропадал из виду, но каждый раз появлялся опять. Каменный Змей выбрал путь, по которому лошади нипочем бы не прошли. Кое‑где приходилось прижиматься спиной к холодному камню и двигаться боком, как краб, дюйм за дюймом. Даже в более широких местах тропа была коварной – того и гляди попадешь ногой в трещину, или споткнешься на осыпи, или поскользнешься на замерзшей ночью луже. Один шаг, потом другой, твердил себе Джон. Один, потом другой – тогда не упадешь.

Он не брился с тех пор, как они покинули Кулак Первых Людей, и усы над губой заиндевели. Уже два часа поднимались они, и ветер сделался так неистов, что оставалось только пригибаться, держась за скалу и молясь, чтобы тебя не сдуло. «Один шаг, потом другой, – повторил Джон, оправившись от особенно свирепого натиска. – Один, потом другой, и я не упаду».

Они уже забрались так высоко, что вниз лучше было не смотреть. Внизу ничего, кроме зияющей пустоты, вверху ничего, кроме луны и звезд. «Гора – все равно что мать, – сказал ему Змей несколько дней назад, во время другого, более легкого подъема. – Прильни к ней, прижмись лицом к ее груди, и она тебя не уронит». Джон тогда пошутил – всегда, мол, хотел выяснить, кто была его мать, и думать не думал, что найдет ее в Клыках Мороза. Теперь ему было не до шуток. «Один шаг, потом другой», – думал он, цепляясь за камень.

Тропа внезапно оборвалась, упершись в массивное плечо черного гранита. Тень скалы при ярком лунном свете казалась черной, как устье пещеры.

– Теперь прямо вверх, – тихо сказал Змей. – Надо подняться выше их. – Он заткнул перчатки за пояс и обвязал одним концом веревки себя, а другим Джона. – Лезь за мной, когда веревка натянется. – И разведчик полез вверх, перебирая руками и ногами так быстро, что Джон глазам своим не верил. Длинная веревка медленно разматывалась. Джон следил за каждым движением Змея, замечая, за что тот держится руками, и на последнем витке веревки тоже снял перчатки и стал карабкаться, только намного медленнее.

Змей пропустил веревку вокруг выступа, на котором сидел, дождался Джона и снова двинулся вверх. На конце их связки теперь не оказалось удобного места, поэтому Змей достал молоток и несколькими ловкими ударами вбил в трещину колышек. Звуки, хотя и тихие, вызвали такое гулкое эхо, что Джон сморщился, уверенный, что одичалым тоже слышно. Змей прикрепил к колышку веревку, и Джон полез за ним. «Соси грудь горы, – напоминал он себе. – Не смотри вниз. Перемести вес выше ног. Не смотри вниз. Смотри на скалу перед собой. Правильно, возьмись рукой вот здесь. Не смотри вниз. Передохнешь вон там, на карнизе. Главное – добраться до него. Никогда не смотри вниз».

Однажды нога, на которую он слишком сильно оперся, скользнула, и сердце остановилось в груди, но боги сжалились над ним, и он удержался. Джон чувствовал, как холод из камня сочится в его пальцы, но не смел надеть перчатки – перчатки скользят, как бы туго ни сидели на руке, ткань и мех мешают чувствовать камень, это может стоить ему жизни. Обожженная рука закоченела и начала болеть. Потом он сорвал ноготь большого пальца, и оттуда потекла кровь. Джон мог лишь надеяться, что к концу подъема сохранит все свои пальцы.

Они взбирались все выше и выше, две черные тени, ползущие по освещенной луной скале. С нижней точки перевала их всякий мог разглядеть, но от костра одичалых их скрывала гора. Одичалые были уже близко, Джон это чувствовал, но думал не о предстоящей схватке с ничего не подозревающим врагом, а о своем брате в Винтерфелле. «Бран – вот кто был верхолаз. Мне бы десятую долю его отваги».

В двух третях пути наверх стену рассекала кривая трещина. Змей подал руку, чтобы помочь Джону влезть. Он снова надел перчатки, и Джон сделал то же самое. Разведчик мотнул головой влево, и они проползли по трещине около трехсот ярдов, пока не увидели тусклое оранжевое зарево за краем утеса.

Одичалые развели свой костер в выемке над самой узкой частью перевала – впереди у них был отвесный обрыв, позади скала прикрывала от ветра. Эта‑то скала и позволила черным братьям подобраться к ним на несколько футов. Джон и Змей, лежа на животе, смотрели сверху на людей, которых им предстояло убить.

Один из них спал, свернувшись клубком под грудой шкур. Джон видел только его волосы, ярко‑рыжие при свете костра. Другой сидел у огня, подкладывая в него ветки и сварливо жалуясь на ветер. Третий наблюдал за перевалом, где нечего было видеть – сплошная огромная чаша тьмы, окаймленная снеговыми плечами гор. Рог был у него.

Так их трое. Джон на миг заколебался. Один, правда, спит. Впрочем, будь их двое, трое или двадцать, он все равно должен сделать то, для чего пришел. Змей, тронув его за руку, указал на одичалого с рогом, а Джон кивнул на того, кто сидел у костра. Странное это чувство – выбирать, кого убьешь. Полжизни он провел с мечом и щитом, готовясь к этому мгновению. Может, Робб чувствовал то же самое перед своей первой битвой? Но раздумывать об этом не было времени. Змей с быстротой создания, давшего ему прозвище, сиганул вниз, обрушив целый град щебня. Джон выхватил из ножен Длинный Коготь и устремился следом.

Все произошло в мгновение ока. После Джон восхищался мужеством одичалого, который первым делом схватился не за меч, а за рог и уже поднес его к губам, но Змей выбил у него рог своим коротким мечом. Противник Джона вскочил на ноги, ткнув вперед головней. Джон отскочил от опалившего лицо жара, заметив краем глаза, что спящий шевелится. Надо было поскорее прикончить своего. Джон ринулся навстречу головне, держа меч обеими руками. Валирийская сталь рассекла кожаный верх, мех, шерсть и тело, но одичалый, падая, вырвал у Джона меч. Спящий сел под своими шкурами. Джон выхватил кинжал, сгреб его за волосы и приставил лезвие к подбородку.

– Да это девушка.

– Одичалая, – сказал Змей. – Зарежь ее.

Джон видел в ее глазах страх и огонь. По белому горлу из‑под острия ножа струилась кровь. Один укол – и кончено. От нее пахло луком, и она была не старше его. Джон почему‑то вспомнил Арью, хотя никакого сходства между ними не было.

– Ты сдаешься? – спросил он, сильнее нажав клинком.

А если она не сдастся?

– Сдаюсь, – дохнув паром, сказала она.

– Тогда ты наша пленница. – Джон отвел кинжал.

– Куорен о пленных ничего не говорил, – возразил Змей.

– Но и не запрещал их брать. – Джон отпустил девушку, и она отползла назад.

– Воительница. – Змей показал на длинный топор рядом с меховой постелью. – Она тянулась к нему, когда ты ее схватил. Моргни только, и она вгонит его тебе между глаз.

– А я не буду моргать. – Джон ногой отшвырнул топор подальше. – У тебя имя есть?

– Игритт. – Она приложила руку к горлу и уставилась на окровавленную ладонь.

Джон спрятал кинжал и выдернул Длинный Коготь из тела убитого им человека.

– Ты моя пленница, Игритт.

– А тебя как звать?

– Джон Сноу.

– Плохое имя, – поморщилась она.

– Имя бастарда. Моим отцом был лорд Эддард Старк из Винтерфелла.

Девушка ответила ему настороженным взглядом, а Змей хмыкнул.

– Раз она пленница, говорить полагается ей, а не тебе. – Разведчик взял из костра длинную ветку. – Да только она не станет. Я знавал одичалых, которые откусывали себе язык, лишь бы не отвечать на вопросы. – Змей бросил горящую ветку вниз, и она, крутясь, полетела во мрак.

– Надо сжечь тех, кого вы убили, – сказала Игритт.

– Для этого нужен костер побольше, а большие костры чересчур ярко горят. – Змей всматривался в ночь, ища проблески света. – Здесь поблизости еще есть одичалые?

– Сожгите их, – настаивала девушка, – а то как бы снова не пришлось браться за мечи.

Джон вспомнил мертвого Отора и его холодные черные руки.

– Она дело говорит.

– Есть другой способ. – Змей снял с убитого им одичалого плащ, сапоги, пояс и кафтан, взвалил труп на плечо и швырнул вниз с обрыва. Миг спустя оттуда донесся тяжелый мокрый удар. Змей раздел второй труп, и они с Джоном, взяв мертвеца за руки и за ноги, отправили его вслед за первым.

Игритт молча смотрела на это. Она была старше, чем показалось Джону с первого взгляда, – лет двадцати, невысокая, кривоногая, круглолицая и курносая. Рыжие вихры торчали во все стороны. Она могла показаться толстой, но виной тому были многочисленные одежды из шерсти, кожи и меха. Если снять с нее все это, она будет худенькой, как Арья.

– Вас послали следить за нами? – спросил Джон.

– За всеми, кто придет.

Змей погрел руки над огнем.

– Что у вас там, за перевалом?

– Вольный народ.

– Сколько вас?

– Сотни и тысячи. Столько ты еще не видал, ворона. – Она улыбнулась, показав неровные, но очень белые зубы. Она не знает, сколько их всего.

– Зачем вы собрались здесь, в горах?

Она промолчала.

– Что нужно в Клыках Мороза вашему королю? Без еды вы тут долго не протянете.

Она отвернулась.

– Вы намерены идти к Стене? Когда?

Она смотрела в огонь, словно не слыша его.

– Знаешь ты что‑нибудь о моем дяде, Бенджене Старке?

Игритт не отвечала. Змей засмеялся.

– Сейчас язык выплюнет – не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Низкий рык прокатился во мраке. Сумеречный кот, понял Джон, и тут же услышал другого, поближе. Он достал свой меч и прислушался.

– Нас они не тронут, – сказала Игритт. – Они за мертвыми пришли. Коты чуют кровь за шесть миль. Они не уйдут, пока не обгложут трупы дочиста и не разгрызут кости.

Звуки их пиршества отдавались эхом от скал, и Джону стало не по себе. У костра его разморило, и он вдруг понял, как сильно устал, но уснуть не посмел. Он взял пленную и теперь должен ее охранять.

– Они тебе не родственники, эти двое? – тихо спросил он.

– Такие же, как и ты.

– Я? О чем ты?

– Ты сказал, что ты бастард из Винтерфелла?

– Ну да.

– А кто твоя мать?

– Женщина, как у всех. – Так ему ответил однажды кто‑то из взрослых – он уже не помнил кто.

Она снова улыбнулась, сверкнув белыми зубами.

– Разве она не пела тебе песню о зимней розе?

– Я не знал своей матери и песни такой не знаю.

– Ее сложил Баэль‑Бард, стародавний Король‑За‑Стеной. Весь вольный народ знает его песни, но, может быть, у вас на юге их не поют.

– Винтерфелл – это не юг.

– Для нас все, что за Стеной, – это юг.

Об этом он как‑то не думал.

– Наверно, все зависит от того, откуда смотреть.

– Конечно.

– Расскажи мне свою сказку, – попросил Джон. Пройдет несколько часов, пока Куорен поднимется к ним, – авось сказка поможет ему не уснуть.

– Пожалуй, она тебе не понравится.

– Все равно расскажи.

– Ишь какая храбрая ворона. Так вот: до того, как стать королем вольного народа, Баэль был великим воином.

– То есть грабителем, насильником и убийцей, – фыркнул Каменный Змей.

– Все зависит от того, откуда смотреть. Старк из Винтерфелла хотел отрубить Баэлю голову, но не мог его поймать, и это бесило Старка. Однажды в своем озлоблении он обозвал Баэля трусом, который нападает только на слабых. Баэль, услышав об этом, решил преподать лорду урок. Он перебрался через Стену и по Королевскому Тракту пришел зимней ночью в Винтерфелл – пришел с арфой, назвавшись Сигерриком со Скагоса. Сигеррик на языке Первых Людей значит «обманщик» – великаны до сих пор говорят на этом наречии.

Певцов и на севере, и на юге встречают радушно, поэтому Баэль ел за столом лорда Старка и до середины ночи играл ему, сидящему на своем высоком месте. Баэль пел и старые песни, и новые, которые сочинял сам, и делал это так хорошо, что лорд сказал ему: проси в награду чего хочешь. «Я прошу только цветок, – сказал Баэль, – самый прекрасный цветок из садов Винтерфелла».

Зимние розы как раз расцвели тогда, а нет цветов более редких и драгоценных. Старк послал в свою теплицу и приказал отдать певцу самую прекрасную из этих роз. Так и сделали. Но наутро певец исчез... а с ним девица, дочь лорда Брандона. Постель ее была пуста, и лишь на подушке лежала оставленная Баэлем голубая роза.

Джон никогда не слышал прежде эту историю.

– Это который же Брандон? Брандон‑Строитель жил в Век Героев, за тысячи лет до Баэля. Был еще Брандон‑Поджигатель и его отец Брандон‑Корабельщик, но...

– Брандон Бездочерний, – отрезала Игритт. – Ты будешь слушать или нет?

– Ладно, рассказывай.

– Других детей у лорда Брандона не было. По его велению черные вороны сотнями вылетели из своих замков, но ни Баэля, ни девушки так и не нашли. Больше года искали они, и, наконец, лорд отчаялся и слег в постель. Казалось, что род Старков прервется на нем, но однажды ночью, лежа в ожидании смерти, лорд Брандон услышал детский плач. Лорд пошел на этот звук и увидел, что дочь его снова спит в своей постели с младенцем у груди.

– Значит, Баэль вернул ее назад?

– Нет. Они все это время пробыли в Винтерфелле, в усыпальнице под замком. Дева так полюбила Баэля, что родила ему сына... хотя, по правде сказать, его все девушки любили за песни, которые он пел. Но одно верно: Баэль оставил лорду дитя за сорванную без спроса розу, и мальчик, когда вырос, стал следующим лордом Старком. Вот почему в тебе, как и во мне, течет кровь Баэля.

– Ничего этого не было.

– Было или не было, песня все равно красивая. Мне ее пела мать. Такая же женщина, как и твоя, Джон Сноу. – Игритт потрогала оцарапанное кинжалом горло. – Песня кончается на том, как лорд находит ребенка, но у этой истории есть и другой конец, печальный. Тридцать лет спустя, когда Баэль стал Королем‑За‑Стеной и повел вольный народ на юг, молодой лорд Старк встретил его у Замерзшего Брода... и убил, ибо у Баэля не поднялась рука на родного сына, когда они сошлись в поединке.

– А сын, выходит, убил отца.

– Да. Но боги не терпят отцеубийц, даже тех, кто не ведает, что творит. Когда лорд Старк вернулся с поля битвы и мать увидела голову Баэля у него на копье, она бросилась с башни. Сын ненадолго пережил ее. Один из его лордов содрал с него кожу и сделал из нее плащ.

– Вранье все это, – уже уверенно ответил Джон.

– Просто у бардов правда не такая, как у нас с тобой. Ты просил сказку – вот я и рассказала. – Игритт отвернулась от него, закрыла глаза и, судя по всему, уснула.

Куорен Полурукий явился вместе с рассветом. Черные камни стали серыми, а восточный небосклон – индиговым, когда Змей разглядел братьев внизу. Джон разбудил свою пленницу и, держа ее за руку, спустился к Куорену. Тропа с северо‑западной стороны горы была, к счастью, много легче той, по которой они со Змеем поднимались. В узком ущелье они дождались братьев с лошадьми. Призрак, почуяв хозяина, ринулся вперед. Джон присел на корточки, и волк любовно стиснул ему зубами запястье, раскачивая руку туда‑сюда. Игритт вытаращила на них побелевшие от страха глаза.

Куорен ничего не сказал, увидев пленницу, а Змей только и проронил:

– Их было трое.

– Мы видели двоих, – сказал Эббен, – вернее, то, что коты от них оставили. – На девушку он смотрел с явным подозрением.

– Она сдалась, – счел нужным заметить Джон.

– Ты знаешь, кто я? – с бесстрастным лицом спросил ее Куорен.

– Куорен Полурукий. – Рядом с ним Игритт казалась совсем ребенком, но держалась храбро.

– Скажи правду: если бы я сдался вашим, что бы мне это дало?

– Ты умер бы медленнее.

– Нам нечем ее кормить, – сказал командир Джону, – и сторожить ее некому.

– Впереди опасно, парень, – добавил Оруженосец Далбридж. – Стоит один раз крикнуть там, где надо молчать, – и нам всем крышка.

– Стальной поцелуй ее успокоит. – Эббен вынул кинжал.

У Джона пересохло в горле, и он обвел их беспомощным взглядом.

– Но она мне сдалась.

– Тогда сам сделай то, что нужно, – сказал Куорен. – Ты родом из Винтерфелла и брат Ночного Дозора. Пойдемте, братья. Оставим его. Ему будет легче без наших глаз. – И он увел их навстречу розовой заре, а Джон и Призрак остались одни с одичалой.

Он думал, что Игритт попытается убежать, но она стояла и ждала, глядя на него.

– Ты никогда еще не убивал женщин? – Джон покачал головой. – Мы умираем так же, как мужчины, но тебе не нужно этого делать. Манс примет тебя, я знаю. Есть тайные тропы – твои вороны нас нипочем не догонят.

– Я такая же ворона, как и они.

Она кивнула, покоряясь судьбе.

– Ты сожжешь меня после?

– Не могу. Дым далеко виден.

– Ну что ж, – пожала плечами она. – Желудок сумеречного кота – еще не самое плохое место.

Он снял со спины Длинный Коготь.

– Ты не боишься?

– Ночью боялась, – призналась она, – но солнце уже взошло. – Она отвела волосы, обнажив шею, и стала перед ним на колени. – Бей насмерть, ворона, не то я буду являться тебе.

Длинный Коготь, не такой длинный и тяжелый, как отцовский Лед, был, тем не менее, выкован из валирийской стали. Джон приложил клинок к шее Игритт, чтобы отметить место удара, и она содрогнулась.

– Холодно. Давай быстрее.

Он поднял Длинный Коготь над головой обеими руками. Надо сделать это с одного раза, вложив в удар весь свой вес. Самое малое, что он может дать ей, – это легкая, чистая смерть. Он – сын своего отца. Ведь так? Ведь так?

– Ну давай же, бастард. Моей храбрости надолго не хватит. – Удара не последовало, и она повернула голову, чтобы взглянуть на него. Джон опустил меч и сказал:

Date: 2015-09-05; view: 292; Нарушение авторских прав