Глава 13. Шар желаний

Гайдабуров бросился пить так поспешно, словно до этого никогда не пробовал спирта. Но если раньше он не пьянел, то теперь спирт произвел на него страшное действие. Впрочем, не меньшее он произвел и на Березина, который пришел в дикий восторг.

Они долго хохотали под кустом боярышника, дрыгая ногами, и даже пробовали ползти в сторону стены, но постоянно заваливались на бок и тыкались в кусты или в камни. Отчего им становилось еще веселее. Впрочем, бутылку спирта они прикончили еще до того, как очнулся Бараско, иначе бы им не миновать головомойки.

— Что это было? — спросил Бараско оторопело, ища на Костином лице ответа. — Вроде как женщина?

— «Тень»… — потерянно ответил Костя. — «Великая Тень», которая отрывает головы…

У него было такое ощущение, что он потерял единственную любовь, которая у него больше в жизни никогда-никогда не повторится.

Впрочем, похоже, что Бараско испытывал то же самое. Глаза у него сделались пустыми, как у голодного койота.

— Не-е-е… — мечтательно вздохнул он. — «Тень» была с конской гривой. Я таких женщин в жизни ни разу не видел. «Великая тень» не может быть женщиной.

— Она может быть кем угодно, — равнодушно ответил Костя, испытывая такое ощущение, словно его предали в самых сокровенных чувствах.

— «Великая тень» не может быть женщиной, — упрямо повторил Бараско, — потому что тогда это не любовь, а страх.

— Ред, — отвлек его Костя, кивая на зев ущелья, — там, кажется, кто-то лежит в АЗК.

— Да-да… — согласился Бараско. — Надо посмотреть… — Но его явно волновало другое.

Он поднялся, оглядываясь, словно ожидал получить пинка под зад. Костя вдруг почувствовал, что отныне Бараско относится к нему не так, как прежде, а с пиететом, ведь не у каждого в друзьях числится «Великая тень».

— А ты, кажись, излечился, — мимоходом заметил Бараско, ища взглядом рыжеволосую незнакомку у себя за спиной.

— Да?! — обрадовался Костя и лихорадочно ощупал лицо. — У тебя есть зеркало?!

— Я похож на того, кто смотрится в зеркало? — кисло осведомился Бараско, зачем-то меняя свой грязный бинт на платок красного цвета и приглаживая вечно непослушные волосы заскорузлой ладонью.

— Нет, не похож, — согласился Костя и побежал туда, где оставил Березина и Гайдабурова.

От Гайдабурова ничего нельзя было добиться. Он безостановочно икал, и каждый раз на его белом лице проявлялось все больше красок, пока оно не стало красным, как помидор. Но в следующее мгновение все вернулось на круги своя: болезненная бледность залила его черты, и Гайдабуров стал прежним Гайдабуровым, который должен быть постоянно пьяным, чтобы не броситься на кого-либо и не высосать из него душу. Зато Березин удивил Костю тем, что вытащил из своих глубоких карманов замызганную женскую косметичку голубого цвета с рисунком в цветочек.

— Осторожно! — предупредил он заплетающимся языком. — Это все, что осталось от моей жены.

Открывая косметичку, Костя ожидал увидеть, все, что угодно, вплоть, до крохотного трупика жены Березина, но обнаружил лишь косметические принадлежности и со страхом взглянул на себя в овальное зеркальце. На него глядел совершенно незнакомый человек: загорелый, с чуть ошалевшими глазами. Уши у него были красными, а губы пунцовыми. Фу-у-у… понял Костя, выздоровел. Даже рука перестала ныть. Он осторожно пошевелил ею и тут увидел в зеркале, как Бараско подает ему странные знаки.

Костя побежал, но не к нему, а прочь, потому что на высоте метров трех вдоль дороги спокойно и размеренно плыл, жужжа, «рок судьбы». По поверхности бочки-контейнера пробегали голубоватые искры, готовые превратиться в смертоносные молнии.

Костя свернул влево. «Рок судьбы» поплыл ему навстречу. Костя поменял направление и побежал вправо по склону горы. «Рок судьбы» повторил маневр. Костя прибавил скорости, но понял, что ему не избежать встречи, упал, обхватил голову руками. Бочка-контейнер приблизилась, жужжа, как пылесос. В какой-то момент Костя перестал что-либо соображать, потому что, казалось, жужжание приникло ему в череп и высасывает последние силы.

«Бах!» «Бах!» Бараско попытался отвлечь на себя внимание «рока судьбы» и выстрелил по нему дважды из подствольника. Но, как известно, «рок судьбы» на подобные выстрелы не реагирует.

Вдруг кто-то заорал над ухом у Кости:

— Вали отсюда, дерьмовая жестянка!

Пьяный Березин набрался храбрости и поносил «рок судьбы» самыми последними словами.

Пару раз «рок судьбы» замирал, словно выбирая, кого поразить, а потом вдруг вывернулся наизнанку, и на Костю посыпался самый разнообразный хабар. Случилось то, что случается раз в сто лет, если не реже — «рок судьбы» подарил человечеству шикарный хабар.

Бараско с Березиным передрались из-за какой-то маленькой гантели. Гайдабуров, между тем, стащил у них из-под носа хабар, похожий на бутылку, открыл ее и, не долго думая, выпил содержимое. Бараско с Березиным перестали ссориться и с ожиданием воззрились на него. А Гайдабуров, моргая глазами, прислушивался к себе, потом шмыгнул носом и сказал, протягивая им бутылку:

— Наш спирт лучше! Никто не хочет?

— Ты что, звезданулся? — спросил Березин, щека его дергалась от возмущения. — А вдруг это тормозная жидкость какого-нибудь звездолета?

— Да нет, — уверенно возразил Гайдабуров, — на тормозную не похоже. Тормозную я пил. Какой-то ликер типа «шартрез».

— «Шартрез» — это порода кошек, — со знанием дела сообщил Бараско.

— Ну да, я и говорю, — безропотно согласился Гайдабуров и икнул.

Вдруг он пал на колени и несколько секунд неподвижно стоял, потом произнес: «Ой!» и рухнул ниц, разбросав в стороны руки.

Бараско потрогал у него пульс на шее и произнес:

— Готов…

— Должно быть, печень не выдержала, — философски резюмировал Березин, стоя над другом. Он вспомнил их пьянки в самоволках, в скрытом стремление изменить судьбу. Но видно, действительно, не судьба — Березин, то бишь Чепухалин, и его друг Гайдабуров все равно стали офицерами и докатились до такой жизни, что пили всякую неземную гадость.

В этот момент их обстреляли: «Тук-тук». Пара пуль ударила в камень выше по склону. Вслед за ним донеслось эхо выстрелов. Пьяный Березин все-таки сообразил, что надо упасть на землю.

— «Макар»! — уверенно определил Бараско, проползая между валуном и кустом боярышника.

Костя полз за ним. Ему совсем не улыбалось оставаться одному. Позади охал и ахал пьяный Березин. Его проблема заключалась в том, что он не мог ползти по прямой, а еще он подозревал, что Бараско не вернется назад, поэтому Березин усиленно боролся с опьянением, но в голове у него от этого не становилась светлее.

Он полз до тех пока, пока не ткнулся головой во что-то мягкое. А так как он очень боялся отстать от товарищей, то решил переползти через препятствие. И он уже почти преодолел его и только тогда сообразил, что этим препятствием является мертвец. На него глядела не кто иной, как мадам Рахиль Яковлевна Нищета в костюме АЗК. И если у Березина оставались какие-то сомнения, то они рассеялись, когда его взгляд упал на фарфоровый оскал старухи. Ее зубы, которые ему понравились, еще когда она его пытала, сияли неземным светом. Должно быть, это тоже какой-нибудь хабар, решил Березин, и недолго думая, запустил руку в рот покойнице. Челюсти несколько раз укусили его чисто механически, но через несколько секунд он все же стал обладателем универсальных зубов, которые подходили любому человеку. Конечно, Березин об этом даже не подозревал. Он сполоснул зубы в ближайшей луже и вставил себе в рот. И — о, чудо! Фарфоровые словно приросли к его челюстям. Больше Федор Березин никогда не шепелявил.

Между тем, Бараско и Костя обследовали пропускной пункт, который создала Рахиль Яковлевна Нищета. Судя по всему, ее дела шли совсем неплохо. В центральном бункере, чуть левее КПП, они обнаружили сейф, доверху набитый рублями. Прав был покойный Гайдабуров, подумал Бараско, нас давным-давно опередили, тем более, что, судя по всему, здесь прошли и третья, и восьмая роты, а потом и вообще весь экипаж славного бронепоезда «Смерть врагам СВ!!!», а вслед за ними все-все сталкеры из Зоны, а также «туристы» и прочие любители острых ощущений.

— Но кто же расправился со всесильной Рахиль Яковлевной Нищетой? — удивлялся Бараско.

Внезапно страшная догадка осенила его, и они стали рыскать по укреплениям.

Джангер в черной папахе умирал. Он почти вылез из «ведьминого студня», дополз до ступеней и начал палить, стараясь привлечь к себе внимание. За ним тянулся голубоватый фосфоресцирующий след. Они нашли его в туннеле с табличкой «Зона». В глубине голубыми сполохами горел «студень». Это был знаменитый ход в Дыру, о котором все говорили, но никто не знал, где он находится.

— Братцы, — стонал Джангер, — убейте ради Христа! У меня патроны кончились.

На груди у него все еще висел страшный талисман — гуттаперчевая кисть левой руки с большими желтыми ногтями. Видно, от судьбы не уйдешь, понял Бараско.

— А что ты здесь делаешь? — спросил он.

— Мы пришли и убили людей Рахиль Яковлевны Нищеты. И ее тоже убили.

— Кто вас послал?

— Мой хозяин.

— А кто у тебя хозяин?

— Сидорович. Слышал о таком?

— Слышал, дорогой, слышал. А потом что произошло?

— А потом Сидорович запустил в этот туннель «ведьмин студень», и нам некуда было бежать.

— От кого?

— Я умираю, я вам все скажу: пришла настоящая хозяйка этих мест — «Великая Тень». Она убивала всех без разбора. Она сказала, что не любит, когда людьми овладевает жадность.

— Она так и сказала?

— Она так и сказала, — подтвердил Джангер. — Жаль, что я тебя тогда не убил! Жаль! А-ха-ха-ха!!! Ой, немеет душа. Ой, немеет! Пристрелите меня. Пристрелите!!!

Его нижняя часть тела стала мягкой, как сырая резина. Как только «ведьмин студень» добирался до сердца, человек умирал от паралича сердечной мышцы.

— Ладно, Джангер, я зла на тебя не держу, — сказал Бараско. — Ты хороший сталкер. Пусть меня Зона сожрет, если вру!

— А ты великий черный сталкер! А-ха-ха-ха!!! Вот и объяснились. Ой, ой… Душа моя устала терпеть. Убей меня быстрей!

— Прощай, Джангер! — с этими словами Бараско сунул ему в его единственную руку РГО с выдернутой чекой.

Они быстро покинули подвал. Березин от вида сталкера, попавшего в «ведьмин студень», почти протрезвел.

— Что у тебя с лицом? — спросил Бараско, когда они вышли на свежий воздух.

— А что у меня с лицом? — в свою очередь спросил Березин.

— А-а-а… — удивился Бараско. — Зубы. Вечные зубы Рахиль Яковлевны Нищеты.

Березин хотел похвастаться, что у него на банковском счету лежат несколько сотен тысяч долларов и что он может купить себе сколько угодно таких зубов, даже сделанных из самого первоклассного хабара, но удержался от бахвальства, подумав, что нехорошо хвалиться, когда рядом умирает человек.

В этот момент в подвале прозвучал взрыв. Бараско перекрестился:

— О покойниках плохо не говорят, но Джангер был хитрованом и авантюристом. Своей смертью такие не умирают. Рано или поздно он бы все равно погиб в какой-нибудь крысиной норе.

Дальше их путь лежал через стальную дверь. За ней часть черной стены была разрушена, и ее неровные края нависала над их головами, как Эверест. Костя попытался разглядеть ее вершину, но кроме угловатых выступов, ничего не увидел. Все терялось в мрачных тучах. Изнутри черная стена казалась сделанной из желтовато-черных кристаллов. Какую же силу нужно было иметь, чтобы развалить ее? — удивился Костя.

Навстречу дул ветер, и впереди простиралась равнина с редкими ржавыми холмами.

Вдруг они услышали топот и спрятались за валуны, изготовив оружие к бою. Но оно им не понадобилось, потому что появился встрепанный Гайдабуров с ошалелыми глазами. Он выбежал из-за стены и стал кричать благим матом, как заблудившийся в пустыне:

— Ау-у-у! Братцы! Ау-у-у! Где вы?!

— Здесь мы, — сказал Бараско, появляясь из-за груды камней.

— А мы думали, ты помер! — больше всех удивился Березин.

— Я тоже думал, что помер, — радостно признался Гайдабуров. — Но, кажись, излечился. Вот, смотрите, — он подставил на всеобщее обозрение свою правую щеку. Видите, розовая?

— Розовая… — подтвердил Березин. — А левая еще серая.

— Зато уши теплые! — с восторгом сообщил Гайдабуров, потрясая хабаром-бутылкой.

— Дай потрогать! Точно! Теплые! — с видом знатока сообщил Березин. — И нос тоже. Дай я тебя обниму.

Они обнялись, и с Березиным ничего не случилось.

— Ну-у-у… — вздохнул Гайдабуров, — тогда я дальше не иду…

— Почему?! — удивились все.

— Не хочу искушать судьбу. Мое желание сбылось. Вернусь домой и займусь сельским хозяйством.

— Ты что?! Бросаешь нас в самый ответственный момент? — возмутился Березин.

— Я три года жену не видел, — объяснил Гайдабуров. — А кого мы встретим по пути к «шару», неизвестно. И что там произойдет, тоже неизвестно.

— А как же ты вернешься? — спросил Бараско. — До Большой земли вон сколько пилить.

— Через туннель, на двери которого написано «Зона». Там какой-то мертвец лежит без головы.

— А куда делся «ведьмин студень»? — удивился Бараско.

— Нет там ничего. Все чисто. Фонари горят. Я немного прошел — в глубине дневной свет виден.

Они обнялись, и Гайдабуров ушел, прикладываясь к бутылке с лекарством и распевая какую-то глупую песню. А ведь спьяну дойдет, подумал Бараско. Точно дойдет.

* * *

Внутри Сердца Дыры «планшетник» не работал. Калита крутил его так и эдак. Ничего не получалось: открывались только отдельные куски местности, словно «планшетнику» не хватало энергии. В конце концов Калита плюнул и приказал собираться.

Жора Мамыра испуганно отозвался:

— Командир! Командир!

— Что еще?!

Жора угрюмо молчал.

Калита в сердцах сунул «планшетник» в карман, поднялся и вышел в горницу. Со стола, конечно, никто не убрал, и запах стоял не очень приятный.

Калита нацедил в рюмку помидорного рассола и, крякнув, выпил.

— Чего случилось-то?

Хотя по растерянному лицу Жоры и так было видно, что дела из рук вон плохи.

— Андрей… вот… — Жора протянул записку.

«Ухожу. Не верю я ни в какие шары. И вам не советую. Уходите, пока живы. Дай Бог, свидимся. Дубасов».

— Тьфу ты, черт! — в сердцах выругался Калита.

— Но это еще не все, — сказал Жора.

— А что еще?

— Сергей тоже ушел, но записку не оставил.

— Час от часу не легче, — произнес Калита и на это раз, не закусив, выпил самогона.

Жора сел в углу, но ни к самогону, ни к еде не притронулся.

— Может, Серега до ветра пошел?

— Да я уже три раза все обыскал.

— Понятно… — вздохнул Калита.

— Связь тоже не работает.

— Ясно.

— Я еще кое-кого видел.

— Ну не тяни!

— Сидоровича.

— Сидоровича? Этот паук уже сюда добрался?

— Добрался, только его убили.

— Убили?!

— Да, километров в пяти отсюда.

— Ну и что будем делать?

— Я не знаю, командир. Вы решайте.

— Сейчас по голове дам. Я же просил обращаться ко мне на «ты».

— Я не могу. Я не привык.

— Давай на «ты», но с уважением и без фанатизма.

— Есть, командир, на «ты».

— Что с Сидоровичем?

— Да я пока Серегу искал, на соседний хутор наткнулся. Он там, в погребе, его гранатами забросали.

— Сидорович всегда любил погреба. Это его и погубило.

Калите нисколько не было жаль Сидоровича. Он безбожно доил сталкеров и мелко интриговал. Сколько из-за него погибло людей, можно было со счета сбиться.

— Почему, чем ближе к цели, тем больше смертей? — наивно спросил Жора.

Он поймал себя на мысли, что уже сутки не думает о Юлечке. Значило ли это конец любви? И надо ли искать новую? Наверное, я просто безнравственный, ужасался он своему падению.

— Закон подлости, — не раздумывая, брякнул Калита.

У него появилась идея. Ее надо было проверить. Из оружия у них осталось два АК-74М, гранатомет РПГ-27 и одна «муха». Пропали девятимиллиметровый «винторез» и ручной пулемет ПКМ со всеми магазинами.

Для серьезного боя маловато. Серьезный бой для нас — могила, думал Калита, вытряхивая содержимое рюкзака. Он искал запалы для гранат и батарейки для фонарика.

— Вещи не берем. По фляжке воды и куску хлеба. Идем налегке. Какая дорога?

— Обычная, грунтовая. Но я шел перелесками.

Молодец, подумал Калита. Кое-чему научился. Но хвалить Жору не стал — рано. Это не главное, подумал Калита. А главное сейчас — выяснить, что делал здесь Сидорович. Если это Сидорович, конечно.

И опять было раннее утро. И опять холодная роса лежала на желтеющей траве. Калита так спешил, что даже позабыл умыться и почистить зубы. Жора брел за ним, как во сне. Он переживал из-за потерянной любви. Юлечка, Юлечка, думал он. Где ты? Неужели обнимаешься с гадким Лыткиным? От этой мысли у Жоры сами собой сжимались огромные кулаки. Убью гада, мечтал он, представляя, как это произойдет. А потом ее, неверную, брошу. Сердце его сладко ныло.

Калита был более прозаичен. Логика, думал он. Логика нарушена! Зачем, спрашивается, Сидоровичу сидеть внутри Сердца Дыры? Ведь он обычный купец! Снабжал сталкеров оружием и боеприпасами. Скупал хабар. И, что самое примечательное, как только открылась Дыра, тут же рванул сюда. Зачем зря рисковать-то? Только разве что он мазохист? Но на мазохиста Иван Каземирович Сидорович не был похож.

Дорога, которая выбежала из хутора, обогнула холм и привела их лесополосе, за которой желтело подсолнечное поле. Поле было заброшенным, и вперемешку с подсолнечником на нем росли сорняки, исторгающие в воздух миллионы летающих семян. От этого казалось, что наступила не осень, а июнь и цветут тополя.

Калита еле растолкал приунывшего Жору, выспрашивая у него дорогу. Жора отвечал односложно, пребывая в прострации.

— О-о-о… — все понял Калита. — Ну-ка, хлебни!

Он заставил Жору выпить самогона.

— Ну, Андрей Павлович… — слабо отбивался Жора, хватая ртом воздух.

— Какой я тебе Андрей Павлович?! Сейчас по голове дам. Закусывай! — и вдобавок заставил проглотить ложку-другую консервированного паштета.

Жора давился, бормотал извинения нес полную околесицу о разбитом сердце. Калита слушал целую минуту.

— Хватит страдать! — приказал он. — Мы в двух шагах от цели, а ты думаешь о бабах!

— Она не баба… — жалобно пробормотал Жора и покраснел.

— Ну ладно, ладно, — смилостивился Калита. — Это я так… пошутил. Показывай, где ты шел?

— Да вот за тем перелеском.

— Идешь за мной шаг в шаг. Смотришь под ноги. Хватит ворон считать!

— Слушаюсь, Андрей Павлович!

— По голове получишь!

Жора только вздохнул:

— Больше не буду…

Поле было бескрайним. Оно загибалось за горизонт. Кое-где торчали купы деревьев — отличное место для засады или наблюдения, подумал Калита и приказал страдающему Жоре не высовываться. Его аромидная форма не адаптировалась к свету местности и больше подходила для болота и летнего леса, а не для осени и степи. Да, собственно, Жора и не рвался. Хорошо еще, что солнце позади нас, думал Калита, разглядывая купы деревьев в бинокль. Если там кто-то есть, пойду и возьму языка. Но, судя по всему, за перелеском никто не наблюдал. А значит, вояж Жоры в деревню прошел незаметно, если в деревне вообще кто-то есть, рассуждал Калита. Эти его рассуждения были развеяны, когда они прошли километра два и увидели логово Сидоровича. Небольшая деревня лежала возле озера и была скрыта пышной шапкой садов. Место было очень удобным.

Калита опустил бинокль, и они тронулись дальше по хоженой тропинке. И вдруг Жора поведал:

— Я не здесь шел…

— Как «не здесь»? — удивился Калита. — А где?

— А вот там… вдоль озера.

— А что же ты молчишь?! — разозлился Калита.

— Да какая разница, где идти? — беспечно ответил Жора.

— Тебе, может, и все равно, а я еще жить хочу.

— Андрей Павлович!

— Без фанатизма! — напомнил Калита.

— Товарищ командир, в деревне никого не было!

— Это ничего не значит, — наставительно сказал Калита, нагибаясь и рассматривая тропинку.

Жора тоже нагнулся:

— Что там, товарищ командир?

Калита сам не понял, что его насторожило. Он только привычно подал знак «мина» — три поднятых пальца. Жора опасливо посмотрел себе под ноги и на всякий случай отступил назад. Но Калита показывал дальше, туда, где трава склонилась над тропинкой.

— Видишь?

— Нет.

— Да вон же.

Все стебли травы были согнуты под углом, и только один — параллельно земле. Не бог весть какая деталь, но только натренированный глаз Калиты был способен уловить отличие, да и оптика в шлемах помогла. Жора тоже увидел тоненькую проволочку желтого цвета.

— Натовская штучка, — сказал Калита. — У нас такой проволоки не делают, а гранаты наши, РГД-5.

Две РГД-5 не очень искусно были спрятаны в кустах и присыпаны листвой.

— Ерунда, — сделал шаг вперед Жора. — Я их вмиг сниму.

— Стой, где стоишь! — приказал Калита.

— Товарищ командир… Калита… — поправился Жора, — я их сотнями…

— Это не просто растяжка. Это растяжка для идиотов.

— Почему? — удивился Жора и собрался обидеться.

— Потому что ты ее снимешь в два счета. А вон, смотри, кусты акации. Что с ними?

— Вялые, листва пожухла.

— Сколько дней прошло?

— Не меньше трех.

— Правильно. Когда Дыра открылась?

— Примерно дней пять назад.

— Молодец, соображаешь. Здесь под акациями стоит система «охота», а растяжка — приманка для сталкеров. Решит такой сталкер, что умеет снимать растяжки. Снимет и пойдет дальше, а на поляне попадет в систему «охота», которая реагирует только на частоту шагов человека и на его вес. Корова пройдет — не взорвется, коза пройдет — не взорвется. По краям система не срабатывает, пропускает дальше, вглубь себя. А в центре начинают подпрыгивать «мины-лягушки». В таких ловушках целые группы погибали. Поэтому пойдем-ка мы с тобой в обход, через поле, хотя и дольше, и пыльнее. Здоровее будем.

— Как вы все это так, товарищ командир?.. — восхитился Жора.

— Потому что живу долго.

— Это точно, — с величайшим почтением согласился Жора.

И они поползли через поле до самого берега озера. Крайний дом хутора казался пустым. Рассохшийся и облупившийся, он стоял без окон и дверей. Но подбирались они к нему по всем правилам: по кратчайшему расстоянию, тихо, от укрытия к укрытию. Замерли у крыльца, поросшего одуванчиками. Целая колония одуванчиков торчала перед верандой, располагая к беспечности. На веранде царил солнечный рай. Раннее солнце проникало сквозь ветхие тюлевые занавески и ложилось на пол и стены правильными квадратами. Пахло брошенным жильем и пылью.

Калита знаками показал Жоре: иди налево, в глубь дома. Сам же он, готовый выстрелить в любого, ворвался в комнату, смотревшую на тропинку, по которой они с Жорой недавно шли. В комнате никого не оказалось. Калита опытным взглядом определил, что здесь была огневая точка. Перед дыркой в стене на полу лежал матрас, на котором отпечатались ножки от ручного пулемета и темнело пятно оружейного масла. Рядом валялась бутылка из-под «кока-колы», обертка от дешевой колбасы и сухой кусок батона.

Появился Жора и шепнул:

— Пусто. В задней комнате лежал раненый.

Калита пошел посмотреть и увидел матрас с заскорузлой коркой крови. Такое количество крови мог потерять только тяжело раненый человек.

— А потом его вытащили через окно, — сказал Жора.

Вдруг они увидели, как через огород идет сталкер в ветровке с капюшоном и со снайперской винтовкой В-94 на плече, которую нельзя было ни с чем спутать из-за длинного массивного ствола, набалдашника-пламегасителя и сошек.

Калита и Жора инстинктивно присели. Стоило сталкеру посмотреть в сторону дома, и они были бы обнаружены. К тому же дом не годился для обороны. Его стены не выдержали бы попадания даже пули калибра пять и сорок пять десятых миллиметра.

— Точно, никого не было? — спросил Калита.

— Ну точно, — стал пыхтеть от обиды Жора. — Я всю деревню перетряхнул. Я думал, Чачич здесь прячется.

Повезло нам, понял Калита: снайпер шел оттуда, где мы с Жорой только что прошли. От этой мысли Калита покрылся холодным потом. Стоило нам повести себя самоуверенней, лежали бы мы сейчас посередь поля холодные и не дергались.

Но приступ слабости длился всего мгновение. Большего Калита себе позволить не мог. Он подобрался к окну, аккуратно высунулся и долго рассматривал соседний двухэтажный дом и наконец пришел к выводу, что он тоже пуст.

— А зачем мы туда вообще идем? — спросил Жора.

— Не маячь перед окнами, — предостерег Калита и добавил: — Ты думаешь, почему Сидорович по подвалам и погребам прятался?

— Привычка такая.

— Нет. Жизненная необходимость.

— Какая жизненная необходимость? — глаза у Жоры от удивления сделались круглыми.

— Не человек он!

— А кто? — еще больше удивился Жора.

— Я думаю, инопланетянин, пришелец, чужак, чужой, какой-нибудь урод, да мало ли кто? В общем, не человек.

— Да ладно вам… ой, пардон, тебе, Калита.

— Молодец, — похвалил Калита. — Сейчас мы во всем разберемся.

Вряд ли это была хорошая идея: не разведав фланги, переться в центр хутора. Но другого выхода не было. Жора остался прикрывать, а Калита пробежал расстояние между домами и ласточкой нырнул в окно. «Муха», которую он таскал с собой, больно ударила по спине.

Как он и предполагал, в доме никого не было. Он подал сигнал, и через мгновение Жора был рядом. Дом был кирпичным, на первом этаже — огромная комната с высокими окнами, хрустальной люстрой под потолком, пыльным роялем в центре и двумя рассохшимися стульями.

Это и насторожило Калиту. Дом был очень удобным для наблюдения за местностью. Вот только почему-то на потолке темнели огромные пятна, словно на втором этаже пролили воду.

— Перед окнами не маячь, — еще раз предупредил Калита.

Зарядив подствольники, они стали подниматься по скрипучей винтовой лестнице, которая привела их к площадке. Справа и слева распахнутые стеклянные двери вели в неразграбленные комнаты. На окнах даже сохранились шелковые шторы, правда, кое-где от солнца и времени пришедшие в негодность. Тем не менее здесь был порядок. Даже пыль на телевизоре, музыкальном центре и мебели из карельской березы не портила общей картины. И все-таки было странно видеть среди деревенской нищеты такую роскошь. В другой комнате за двуспальной кроватью в трюмо они увидели свои отражения.

А я еще ничего, подумал Жора, бывает хуже, и горе меня не убило. Калите было все равно, как он выглядит. Его не покидало ощущение, что они не одни, что в доме присутствует еще кто-то. Конечно, он списывал эти страхи на свою мнительность. Но это чувство никогда его не подводило, поэтому он не собирался им пренебрегать в угоду браваде и секундной слабости.

— Стоп! — прошептал Калита, и Жора, который занес уже было ногу, чтобы войти в левую комнату и посмотреть на деревню, замер.

Калита сделал знак, чтобы он присел:

— Видишь?

Над полом, словно эфир, плавала странная прозрачная субстанция толщиной сантиметров десять.

— Что это такое? — от удивления Жора заговорил басом.

— Сам не знаю, — ответил Калита шепотом. — Но я чувствую, что от нее надо держаться подальше.

— Смотри, и здесь то же самое, — сказал Жора, заглядывая в другую комнату.

Ему показалось, что под кроватью субстанции даже больше.

— Сколько лет хожу по Зоне, никогда ничего подобного не видел, — признался Калита.

— Может, попробовать? — Жора достал из кармана монету.

Калита колебался мгновение:

— Давай, только без фанатизма.

Жора подбросил монету с таким расчетом, чтобы она упала подальше, у окна. Но монета даже не долетела до середины комнаты, а вспыхнула сиреневым пламенем, словно метеорит в атмосфере, и сгорела. Субстанция тотчас ожила, заволновалась, как озеро, на котором случился шторм, и потекла к выходу из комнаты.

— Бежим! — среагировал Жора.

Они кубарем скатились по лестнице и кинулись туда, откуда пришли. Путь отхода, однако, оказался отрезанным. С потолка вовсю капала субстанция, а в зале она лилось даже с люстры, наполняя воздух удушливым запахом. Свободным оставался выход через коридор, в конце которого виднелась высокая дверь с массивной бронзовой ручкой. Потолок в коридоре только еще начинал темнеть, но отдельные капли уже собирались вокруг светильника, а по стенам текло.

Жора бежал первым. Ударом ноги он с оглушительным треском выбил дверь, и они выскочили наружу, поводя автоматами из стороны в сторону. Справа виднелись каменные постройки, похожие на сарай и баню. Между ними был проход. Не раздумывая, Калита и Жора кинулись туда и прижались к стене.

— Смотри! — крикнул Жора.

Калита выглянул. Субстанция изливалась во двор, словно водопад, а на пороге дома по колено в этой самой субстанции стоял высокий, прозрачный человек. Если бы не солнце, его вообще невозможно было бы разглядеть. И только игра солнечного света делала его видимым. Лучи проникали сквозь человека, но отражаясь каким-то непонятым образом, окрашивали его прозрачное тело в желтоватый цвет.

Было такое ощущение, что он высматривает тех, кто его потревожил. Калита и Жора перестали дышать. Прозрачный человек постоял, постоял и ушел в дом. Субстанция послушно, как собака, уползла следом.

— Фу!.. — Калита перевел дух. — Если бы я знал, что здесь такое существо, то не поперся бы ни за какие коврижки.

Жору разбирал нервный смех. Сколько он ни ходил с Калитой по зоне в составе группы «Бета», но в такие переделки не попадал.

Вдруг раздался настолько зловещий звук, что они забыли обо всем на свете. Жора высунулся и инстинктивно выстрелил из подствольника на звук. Граната пробила шиферную крышу ближайшего сарая и взорвалась внутри.

— Ищи снайпера! — крикнул Калита, и они разбежались в разные стороны, потому что в следующий момент там, где они только что сидели, взорвалась граната.

Жора выскочил на улицу, ведущую к озеру, а Калита побежал огородами. Он заметил, откуда прилетела граната, да и сенсор движения у него в шлеме указал верное направление. Но сталкер, который пальнул в них, тоже не был дураком, и когда Калита заскочил за сарай, то увидел только его тень. Зато Жора не сплоховал, а словно пользуясь шестым чувством, вовремя занял позицию под старой телегой и короткой очередью свалил сталкера, который отступал под прикрытие деревьев на берегу озера.

Не останавливаясь ни на мгновение, Калита побежал между домами с таким расчетом, чтобы не маячить на вероятной линии огня. Он только успел крикнуть в микрофон, что бежит в центр, как сзади и чуть сбоку раздались выстрелы из РПГ-27. «Бух!», «Бух!» — с сухим треском рвались гранаты. Потом когда они стали падать не на шифер, а на землю, звук стал глуше, и слышно было, как осколки секут деревья.

Калита увидел снайпера, который бежал поперек соседнего двора. Он знал, что не достанет его, но все равно вскинул автомат и разрядил полрожка. После этого он побежал в сторону вероятного отступления снайпера, и тут их всех троих и увидел. Как он пожалел, что у него осталось всего полрожка патронов! Конечно, он поднял автомат, конечно, повел стволом так, чтобы пули легли веером, но даже не заметил, чтобы кого-то зацепил. После этого «муха» стала ему так мешать, что он не знал, как от нее избавиться. Уж слишком невыгодной была его позиция — как раз перед фасадом дома. И счет времени шел даже не на секунды, а на мгновения, которые он потратил на то, чтобы быстро-быстро уползти за толстую березу. А эти трое все не стреляли и не стреляли.

* * *

Костя позавидовал Гайдабурову. Он бы тоже ушел, да мужества не хватило. Он представлял, с каким презрением Бараско посмотрит ему в спину, а Березин выскажется в том смысле, что молодежь нынче пошла жидковатая. Поэтому Костя остался. Да и «анцитаур» молчал — не подсказывал, как лучше поступить. Последнее время он вообще не подавал признаков жизни, и Костя о нем даже забыл. Значило ли это, что никакой реальной опасности не существовало, он не знал.

Впереди простиралась унылая, безжизненная равнина, по которой когда-то текли реки.

— Смотрите, смотрите! — закричал он восторженно. — Второе солнце!

— Это не солнце, — едва взглянул Бараско. — Это «шар желаний».

Если настоящее солнце висело в зените, то «шар желаний» — над самым горизонтом. Был он оранжевым, как солнце, и очень смахивал на него.

— Ей богу, никогда ничего подобного не видел! — воскликнул Березин. — Ох, до него еще топать и топать… — и в раздумье почесал коротко стриженную голову, как будто спрашивая у себя, стоит ли идти туда.

Не лучше ли, пока не поздно, вернуться? — подумал он, но промолчал, потому что Бараско не выказывал никакого беспокойства, и Березин подумал, что, должно быть, Бараско знает, что делает.

Если бы Бараско признался, что впервые видит «шар», его бы авторитет дал трещину. По рассказам бывалых сталкеров он знал, что «шар» должен быть ярко-ярко-желтым, и, в отличие от солнца, на него можно смотреть, даже не щурясь.

Весь день они шли к «шару желаний», но, казалось, так и не приблизились ни на шаг. Ночь провели, трясясь от холода, вокруг крохотного костра из скудного хвороста, который с трудом насобирали в оврагах. А утром следующего дня, в довершение ко всему, поднялся ветер. Он нес мелкую, как мука, железную пыль. Небо затянула рыжая хмарь. К вечеру все кашляли, как туберкулезники, и плевались, словно завзятые курильщики.

Все чаще стали попадаться человеческие следы: кострища, пластиковые бутылки, пустые консервные банки и использованный хабар. И отхожие места — в таком количестве, что сразу стало ясно — прошли роты из славного бронепоезда «Смерть врагам СВ!!!» А потом потянулись могилы. С крестами и без крестов — просто холмики со звездами или воткнутыми штыками. К концу третьего дня они обнаружили десятерых расстрелянных. На груди у каждого лежала картонка с надписью «мародер». После этого чем дальше все трое шли, тем больше мрачнели.

— Они что, не знают, что у «шара» всего три желания? — злился Березин.

Фарфоровые челюсти у него сверкали, как унитаз в рекламе. Ночью они все же отвалились, и Березин едва не подавился. Он вскочил с гортанным криком, не понимая, что случилось, а Бараско с Костей принялись палить почем зря во все стороны, решив, что на них напали.

Косте все это стало порядком надоедать. Нет смысла бить дальше ноги. Пока не поздно, надо возвращаться. Но Бараско оставался спокойным, и Костя стал думать, что смысл «шара желаний» в отсутствии всяких желаний.

— Правда, командир? — не выдержал Березин. — Куда они все идут? Они что, не знают насчет трех желаний?

— В тот-то и дело, что знают, — ответил Бараско. — Поэтому-то и идут.

— А-а-а… — сообразил Березин и долго смеялся.

— Тебе в самом деле смешно? — поинтересовался Костя.

— Я представил, сколько миллионеров вернется из Зоны на Большую землю.

— Уверяю тебя, — сказал Бараско, который до этого все больше помалкивал, — ни одного.

— Почему? — удивился Березин.

Костя тоже вопросительно уставился на Бараско.

— Природа не потерпит. Начнется дикая инфляция, экономика рухнет. Думаешь, наши зря Зону караулят?

— Я подозреваю, что из-за этого в Америке и начался кризис, — выказался Березин.

— Зришь в корень. Как по-твоему, зачем американцы за «шарами» охотятся?

— Теперь понятно. Халява.

— Обвалили экономику дешевыми деньгами.

— И это понятно. У нас тоже обвалят.

— Черт с ней, с экономикой. Смотрите, кто-то идет! — заметил Костя.

Действительно, навстречу пылил, подпрыгивая, как мячик, сталкер. Его лунообразное лицо светилось от восторга. Он орал песни и матерился.

— Эй, чуваки! — обрадовался он и свернул к ним. — Табачка не найдется?

Бараско, который не курил, но таскал для таких целей пачку «парламента», дал ему закурить.

— Можно я возьму еще две? — спросил сталкер.

— Возьми, — кивнул Бараско.

— Вот спасибо, — обрадовался сталкер и засунул сигареты за уши. — А я тебя знаю.

— Откуда?

— Ты черный сталкер Бараско.

— Я тоже тебя знаю, — сказал Бараско. — Ты Денис Бурко из Макеевки.

— Да, я Бурко из Макеевки.

— Ну что там, Денис?

— Лучше не спрашивай. Там Вавилонское столпотворение. Но вы не торопитесь.

— Почему?

— Подождите, когда все подохнут.

— А ты почему вернулся?

— Я уже весь железный внутри. Слышите? — он постучал себя по широкой груди, которая отозвалась гулом, словно пустая бочка. — Кто за меня похлопочет, когда я стану инвалидом? Таких желаний нет. Поэтому я и ушел.

Все трое приуныли, думая об одном и том же. Березин не выдержал:

— Может, и мы пойдем домой?

— А «шар желаний»? — ехидно спросил Бараско.

— Ну и хер с ним! — воскликнул Березин. — Ты видел? Видел! — он потыкал в ту сторону, куда ушел Бурко. — Мы тоже станем железными. У меня вон нога третий день болит.

Костя покашлял и решил, что тоже надышался и наглотался железной пыли. И ноги у него тоже стали тяжелыми, словно налились свинцом.

Один Бараско ни в чем не признался, хотя по утрам просыпался с металлическим привкусом во рту.

Но когда они поднимались на очередной холм и увидели «шар» на горизонте, то забыли обо всех сомнениях.

Следующая пустыня была голубой: за голубыми холмами начиналась бескрайняя равнина, а там, где, по идее, должны были течь реки, торчали какие-то чушки. Бараско взялся за бинокль.

— Во, бля… — пробормотал он, настраивая резкость, — во, бля…

— Чего там? Чего там? — забеспокоился Березин, вырывая у него из рук бинокль.

— Ну что там? Ну что там? — канючил Костя, пока Березин не насмотрелся вдоволь.

Федор молча отдал ему бинокль и торжественно выругался:

— Ебическая сила!

Костя с жадным любопытством стал разглядывать равнину. Вначале он ничего не понял. Холмы, как холмы, из голубой глины, голые и безрадостные под низким серым небом. То ли река, то ли сухое широкое русло с сухими плесами. Потом стал различать какие-то темные столбики на ее поверхности и оторопел. Их было много. Сотни, может быть, тысячи. Они торчали, как опоры давно рухнувших мостов, до самого горизонта, над которым висел «шар желаний».

— Это «пластилиновые топи», — объяснил Бараско. Они непроходимые, — и отвернулся, чтобы не видеть мертвых сталкеров, которых считал братьями.

— Как же мы пройдем? — спросил Березин.

— Не как, а с помощью чего, — веско ответил Бараско.

Вечно за кого-то думать надо, вздохнул он.

— Ну не томи! — попросил Березин.

— Ох, и Костя! — крякнул Бараско, ухмыляясь. — Ох, и Костя!

— А чего я? — удивился Костя, не чувствуя за собой никакой вины.

— Кто же тебе помогает?

— Откуда я знаю? — удивился Костя.

«Шар желаний» светился даже сквозь тучи. Он стал больше и ярче. Идея попросить у него что-нибудь для мамы становилась все реальнее. Попрошу пятикомнатную квартиру в Измайлово и пару миллионов баксов. Вот обрадуется, подумал Костя. А себе внедорожник, и буду путешествовать. А что, хорошая идея!

— А помогла тебе твоя «Великая тень»! — заявил Бараско таким тоном, словно раскрыл государственную тайну.

— Она такая же моя, как и твоя, — огрызнулся Костя.

— Ой, не скажи, ой, не скажи, — покрутил стриженой башкой Бараско. — «Великая тень» разговаривает не с каждым. Да и «Рок судьбы» открылся не просто так, а к месту! Вот что интересно!

— Я ни сном ни духом… — сварливо заявил Костя.

Федор Березин ничего не понял из их разговора, потому что был пьян, когда появилась «Великая тень».

— Стойте! Стойте! — замахал он руками. — Я что-то пропустил?

Он посмотрел на них с огромным подозрением.

— Ничего существенного, — ответил Бараско, — кроме того, что наш Костя завел шашни с неведомой «Тенью» в женском обличье.

— Ебическая сила! — выругался Березин и осуждающе посмотрел на Костю. — Ну ты даешь! Нашел время!

Он едва не брякнул насчет своего «камбуна» по имени Гайсин. Но делать этого было нельзя ни при каких обстоятельствах, иначе пришлось бы рассказать и о генерале Лаптеве, и о событиях в дивизионе, и тогда все догадались бы, как он, Березин, сделал литературную карьеру. Все равно никто ничего не поймет, и будут говорить, что мне помогает нечистая сила. Поэтому Березин благоразумно промолчал.

— А пройдем мы с помощью вот этого! — Бараско извлек из кармана связку «куни-кори». — По три штуки на брата хватит, если бежать, конечно, будем.

Они спустились с голубых холмов, и им открылась следующая картина. Весь берег некогда полноводной реки был изрыт ходами сталкеров, которые рыли их из поколения в поколение. И везде среди кострищ валялись брошенная амуниция и оружие.

— Это «крысиные ходы», — сказал Бараско. — Мне рассказывал один старый сталкер. Теперь понятно, что это такое. Сталкеры здесь сидели в ожидании, когда затвердеет грязь. И конечно, ничего не дожидались. Они даже поливали ее специальными отвердителями. А когда кончалась еда, то просто шли и замерзали. Никто из них не дошел до «шара».

На берегу в крохотной пещерке с видом на «шар желаний» сидел не кто иной, как генерал-майор Чичвакин, безумным взглядом вперившись в «пластилиновые топи». Когда его костер затухал, он высыпал в него порох из патрона. Костер из рюкзаков и спальников вспыхивал на несколько минут, а потом снова затухал.

— Чичвакин, — спросил Бараско, — а ты почему не пошел?

Ничего не ответил генерал-майор Чичвакин и все так же безумно смотрел вдаль. Бараско помахал у него перед глазами рукой и констатировал:

— Спятил!

Бараско раздал каждому по три «куни-кори». Они оставили на берегу все лишнее, включая оружие, и побежали.

* * *

— Калита, ты где? — позвал Жора растерянно.

Калита вышел из-за дерева, делая вид, что отряхивается. Ему было стыдно — сплоховать перед мальчишкой.

— Я их тоже вначале испугался, — признался Жора. — И тоже стал стрелять.

Да он меня жалеет, хмыкнул Калита, стараясь скрыть конфуз, и посмотрел на троих сталкеров, застывших посреди двора. То, что они из клана северных, было ясно сразу, даже по одежде.

— Они Сидоровича и забросали гранатами. Пойдем покажу, — сказал Жора, стараясь не обидеть Калиту. Сам же просил обращаться к нему на «ты», подумал он, а теперь обижается. — Должно быть, они вначале его убили, а потом наткнулись на прозрачного человека, и он сделал их стеклянными.

Жора постучал по груди одного из сталкеров, показывая, как все просто:

— Словно настоящий хрусталь. Их убить невозможно.

— Ладно, — сказал грубо Калита. — Считай, что мы квиты.

— Да я не об этом, — сказал Жора с отчаянием в голосе.

— А я об этом. Я спас тебя от мины, ты спас меня от стеклянных людей.

— Да я как-то… — вовсе смутился Жора.

— Ладно, проехали, — сказал Калита. — Пойдем покажешь Сидоровича.

Они прошли мимо снайпера. Все-таки Калита его срезал длинной очередью. Снайперская винтовка В-94 валялась в траве.

За домом находился глубокий погреб, из которого пахло гнилой картошкой. Калита посветил фонариком. На гнилой лестнице и в узком коридоре было раскидано оружие и военная амуниция. Сидорович сидел, как всегда, в углу, подальше от солнечного света. От него ничего не осталось: ни трупа, ни костей, одна рыжая оболочка, покрытая белесыми волосами, венчик волос вокруг макушки, красный нос и огромные уши, как у вурдалака.

— Гляди, как оболочка от большой куклы?! Ха! — удивился Жора. — У нас такие в секс-шопе продаются.

Господи, подумал Калита, чего только в этой Дыре не увидишь. Тут тебе и стеклянные люди, тут тебе и пришельцы. Он взял палку и пошевелил оболочку. Из-под нее выскочила мышь и юркнула в угол.

— Кончился Иван Каземирович Сидорович, — констатировал Калита.

— Вы оказались правы, — согласился Жора.

— По голове получишь, — напомнил Калита.

— Спасибо, — радостно засмеялся Жора.

— За что спасибо?

— Спасибо, что снова стали ругаться.

— Пожалуйста, — ответил Калита, выбираясь из вонючего подвала. — Но по голове все равно получишь.

Жора с облегчением вздохнул и почему-то подумал о Юлечке. Теперь можно было спокойно думать, испытывая сладкую ноющую боль в сердце.

— Эй, — одернул его Калита, — у нас впереди еще «шар желаний», а ты расслабился.

— Жестоко ты со мной обходишься, — посетовал Жора.

— За одного битого двух небитых дают, — напомнил Калита.

И они двинулись к «шару желаний».

* * *

Ниоткуда выплывали «красные зарубки», плачущие кровавыми слезами. На них от усталости никто не обращал внимания. За этими знаками судьбы из «пластилиновой топи» то там, то здесь возникали «трикстеры» в виде сталкеров, которые кричали:

— Братцы, помогите! Помогите!!!

Несмотря на предупреждающие окрики Бараско, Березин пожалел одного такого, остановился, чтобы помочь, а тот, оскалившись, схватил его за руку и потянул за собой. Бараско, матерясь, подбежал, раздавил глиняную «пометы» на груди и накрыл шапкой-невидимкой Федора. Только так и выручил. Больше Федор ни на кого и ни на что не реагировал и не отвечал на вопросы, которые ему задавали вдруг ожившие сталкеры:

— Далеко ли до «шара желаний»? Скажи, пожалуйста, Чепухалин, товарищ Березин.

Березин молча шарахался от них. Стоило ответить, как «трикстеры», изображающие умирающих, задавали следующий вопрос и просили:

— Возьми нас собой, возьми! Пожалуйста, возьми!

И протягивали холодные мертвые руки, на которых, однако, вместо ногтей росли кровавые когти.

Бараско одни раз ошибся, решив, что это настоящий сталкер, протянул руку, но вовремя отдернул, потому что «трикстер» едва не впился в нее острыми, как шило, зубами.

К счастью, чем ближе они приближались к «шару желаний», тем меньше было и настоящих сталкеров, забредших так далеко в «пластилиновые топи», и «трикстеров», изображающих их. Метров за сто до твердой почвы закончилось действие последнего «куни-кори». Из последних сил они вылезли, клацая зубами от дикого неземного холода, и растянулись на берегу. А когда подняли головы, то увидели «шар желаний».

Все было, как в старой-старой книге. Казалось, ничего не изменилось. Тот же «шар желаний», та же брошенная стройка, тот же котлован, заросшими бурьяном и татарником, только экскаватор был не один, а два, и под ковшом каждого сидело по «дровосеку». Даже с высоты вала, окружающего стройку, ничего не было заметно. Просто все знали, что они сидят там испокон веков и будут сидеть еще столько же. И все знали, что они требуют жертв.

* * *

— Привет, Бараско! — крикнул Калита, присаживаясь на строительную плиту.

— Привет, привет! — отозвался Бараско, отдирая от себя холодную пластилиновую грязь. — И ты здесь, черный сталкер?

— Я! И мой товарищ, — счастливый Калита обернулся к Жоре.

— Подожди, подожди, это ведь ты черный сталкер? — уточнил Костя у Бараско.

— И я, и он, — объяснил Бараско. — Нас двое, — и добавил, заметив недоумение на лице Костя: — Пусть меня Зона сожрет, если вру!

— Как будем делить «шарик»? — спросил Калита.

— А чего его делить?! — удивился Бараско. — Вот он, забирай!

— Шутишь?! — крикнул Калита.

— Слышь, Федор пропал, — Костя дернул за рукав Бараско.

— Не до него сейчас, — ответил Бараско. — Поищи, но далеко не уходи.

Костя огляделся. Федора нигде не было видно. Он вернулся на берег, вспоминая, что происходило, когда они вылезли из «пластилиновой топи». Вначале они валялись уставшие, счищая с себя грязь, потом Федор, кажется, решил отлить.

— Федор! — позвал Костя и пошел по его следам.

Следы уходили в сторону. Видно, Березин свернул в тот момент, когда они пробирались в котлован. Сразу за косогором начинался длинный, пологий спуск в лощину, по которому неторопливо брел Федор.

— Федор! — снова крикнул Костя и побежал.

Березин оглянулся и тоже побежал к багряно-золотыми купам деревьев. Ему оставалось-то преодолеть сотню метров, и все его приключения остались бы в прошлом, о которым приятно будет вспомнить на досуге. Он уже мысленно сочинял новый роман о Зоне и Дыре.

— Стой! — крикнул Костя. — Да стой же!

Березин остановился, поняв, что от Кости просто так не отделаешься.

— Что случилось? — подбежал Костя, тяжело дыша.

За последние дни он здорово отощал и все время хотел есть.

— Я домой пошел, — Березин с тоской посмотрел в сторону юга.

— А «шар»? — наивно осведомился Костя. — «Шар»! Твоя мечта!

Березин попытался скрыть смущение под бравадой:

— Дался тебе этот «шар»! Пойдем лучше по домам, тогда у нас есть шанс остаться живыми.

— Ты дурака не валяй, расскажи, в чем дело! — потребовал Костя.

Тогда Березин ехидно спросил:

— А ты читал роман, как все произойдет?

Теперь настала очередь Кости задуматься.

— Знаешь, даже не дочитал, не понравилась мне эта книга.

— А зря, — назидательно сказал Березин. — Надо было все-таки дочитать, чтобы узнать, чем все кончится.

— А чем все кончится? Закажем свои желания и уйдем.

— Фигушки. Может, Бараско и уйдет, а ты нет.

— Почему?

— Потому что он тебя на заклание сунет «дровосеку».

— Не может быть! — не поверил Костя. — Ты хочешь сказать, вначале надо принести жертву?

— А зачем он, по-твоему, тебя с собой тащил? — спросил Березин, дивясь наивности Кости.

— Вместе пришли, вместе и подойдем, — ответил Костя, однако в его голосе появились сомнения.

— Ну, иди, а я домой, — Березин сделал шаг, чтобы нырнуть в осенний лес.

— А как же твое желание стать известным на весь мир?

— А я и так стану! То, что мне надо было, я уже увидел.

— Ну ладно, как хочешь, — вздохнул Костя.

Они расстались, пожав друг другу руки. Костя вернулся к Бараско вовремя: Калита и его напарник Жора что-то горячо обсуждали, показывая на ковш экскаватора.

— Что случилось? — спросил Костя.

— Не пойму, — ответил Бараско. — Кажется, они обнаружили кого-то из своих, кто попытался их опередить, да попал под топор «дровосека».

— С нашей стороны дорога свободна! — словно извиняясь, крикнул Калита.

Они с Жорой долго судили и рядили и пришли к выводу, что шлем с зеленоватым забралом в ковше экскаватора принадлежит Сергею Чачичу.

— Больше ни у кого такого шлема нет, — уверенно сказал Жора. — И чего Серега поспешил?

А вдруг это не Чачич, подумал Калита. Вдруг это кто-то другой, а нас таким образом заманивают в ловушку? Они стали спускаться в котлован. Жора беспечно шел впереди. Должно быть, он не читал книгу «Пикник на обочине».

— Ну все!.. — сказал Бараско в сердцах. — Теперь я свою Мартышку никогда не вылечу…

— Я пойду туда! — вдруг неожиданно для самого себя заявил Костя.

— Нет, не надо! — схватил его за рукав бушлата Бараско. — Какой смысл?

— Смысл в том, что у тебя будет здоровая дочь.

— Я не хочу такой ценой, — сказал Бараско обреченно. — Я уже привык.

— К чему?

— К ее болезни.

— Но ведь ты мечтал о лекарстве и планировал его добыть?

— Планировал… — признался Бараско. — Я много чего планировал в этой жизни, только ничего не вышло. Жизнь неудачника.

— Не говори так, — разозлился Костя. — Ты большой и сильный.

— Я надеялся, что ты со своим «анцитауром» пройдешь, где угодно, а теперь сомневаюсь.

— Тем более. Вылечишь дочь и тебе не надо будет странствовать по времени. Живи в своих шестидесятых и в ус не дуй.

Ему вдруг стало все равно, что с ним произойдет. Зачем мы тогда так долго перлись, чтобы прийти и испытать разочарование? Костя разозлился на Бараско. Он знал, что способен на героические поступки, но не думал, что это произойдет так быстро. Внезапно «анцитаур» нагрелся и принялся жечь ногу. Костя вытащил его из кармана и попытался выбросить. Но «анцитаур» прилип к ладони и стал красным, как вареный рак.

— Костя! Не надо! — крикнул Бараско. — Стой! Не ходи туда!

Костя никак не мог избавиться от камня судьбы, он готов был кричать от боли. Каждый шаг к «шару желаний» стоил ему неимоверных усилий. И вдруг, когда он оказался рядом с ковшом экскаватора, «анцитаур» буквально «впитался» в кожу. Это было странное ощущение, когда камень внутри тебя. Костя не успел в нем разобраться. Но главное, руку уже не жгло, правда, на ладони вскочили волдыри, но с такой болью можно было смириться. В этот момент он и увидел «дровосека». Он был похож на слона, притаившегося в изломанной тени экскаватора. Костя представлял его совсем другим, с рукой в виде ковша, а не с обычным топором, к лезвию которого прилипли чьи-то волосы.

— Мне очень надо! — сказал Костя, смело делая еще один шаг. — Мне и моему другу. Ты пропустишь нас?

«Дровосек» молчал. Но даже если бы он мог говорить, то ничего бы не объяснил, потому что умел только убивать, а думать он не умел и по привычке поднял топор, сделавшись похожим на сухое дерево, которое одной веткой опиралось о землю. Костя воспринял его действие в качестве разрешения пройти.

— Костя! — услышал он отчаянный вопль Бараско.

Костя не оглядываясь, махнул рукой и сделал последний шаг.