Глава 1. Сталин одержал победу над своими последними оппонентами в руководстве партии в тот же день, когда началось утверждение его программы ускоренного развития

«ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ» И «ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ОТ УСПЕХОВ»

Сталин одержал победу над своими последними оппонентами в руководстве партии в тот же день, когда началось утверждение его программы ускоренного развития страны и связанных с ним глубоких общественных преобразований. Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором были разбиты Бухарин, Рыков, Томский и их сторонники, завершился 23 апреля 1929 года и в этот же день открылась XVI Всесоюзная конференция ВКП(б), на которой было принято постановление «О пятилетнем плане развития народного хозяйства». Ныне часто утверждается, что Сталин навязал партии и стране свой курс ускоренного развития. На самом деле пятилетний план получил единодушную поддержку делегатов конференции, а также миллионов коммунистов и беспартийных, стремившихся найти быстрый путь преодоления экономического отставания страны. Одним из докладчиков

о пятилетке был А. И. Рыков, и это демонстрировало поддержку вчерашними оппозиционерами сталинского курса.

Если на XV съезде (декабрь 1927 года) Сталин говорил о «рекордном темпе» развития народного хозяйства СССР в последние годы по сравнению с ведущими капиталистическими странами (7,3% за год), то в соответствии с пятилетним планом эти темпы еще более возрастали. Планом предусматривалось выделить 19,5 миллиарда рублей на капитальное строительство в промышленности (включая электрификацию), то есть в 4 раза больше, чем за предшествующие пять лет. При этом 78% этой суммы направлялось в тяжелую промышленность. При росте валовой продукции всей промышленности в 2,8 раза, производство средств производства должно было увеличиться в 3,3 раза, в том числе машиностроение — в 3,5 раза. Задания пятилетки по строительству электростанций существенно превосходили задания плана ГОЭЛРО, принятого в 1920 году: вместо строительства 30 электростанций за 10— 15 лет намечалось за 5 лет построить 42.

Выполнение программы ускоренного экономического развития предполагалось добиться прежде всего за счет быстрого роста производительности труда (в 1928/29 году — на 17%). Поскольку новой техники было недостаточно, эту задачу можно было решить путем более эффективного использования людских резервов. Новое пополнение рабочего класса, главным образом за счет бывших крестьян, только в 1929 году составило 4,3 миллиона. Теперь их надо было превратить в хорошо работающих тружеников промышленности. Еще до принятия пятилетнего плана 21 февраля 1929 года ЦК ВКП(б) обратился ко всем парторганизациям с закрытым письмом «О поднятии трудовой дисциплины», а 6 марта постановление Совнаркома ужесточило меры против прогульщиков и других нарушителей трудовой дисциплины, вплоть до увольнения. Впрочем, привычка к тяжелому деревенскому труду помогала миллионам новых рабочих приспособиться к порядкам на промышленном производстве.

Природная же смекалка бывших сельских тружеников проявлялась в растущем рационализаторстве. В конце 1928 — начале 1929 года был проведен Всесоюзный смотр производственных совещаний, в которых приняли участие половина рабочих страны. Постановление Совнаркома в июле 1929 года упростило порядок рассмотрения и внедрения подобных предложений, обязало администрацию оказывать техническую помощь и улучшить систему премирования.

Еще в 1926—1927 годы на предприятиях Москвы, Ленинграда, Урала были созданы первые бригады «ударного труда». В январе 1929 года в стране появились сотни ударных бригад. Одновременно с начала 1929 года стало поощряться развитие социалистического соревнования. При этом соревновались друг с другом предприятия различных городов и районов страны. 9 мая 1929 года ЦК ВКП(б) опубликовал постановление «О социалистическом соревновании фабрик и заводов». Трудовой подъем создавал атмос-

феру энтузиазма, который был характерен для первых сталинских пятилеток. Строители социалистического общества были готовы самоотверженно трудиться и идти на жертвы.

Выполнение заданий пятилетки зависело не только от трудовых усилий рабочих и их энтузиазма, но во многом и от того, сумеет ли сельское хозяйство страны обеспечить промышленность различными видами сырья, а быстро увеличивавшееся городское население — продовольствием. Эта задача могла быть решена путем роста товарной сельскохозяйственной продукции в колхозах и совхозах, поскольку урожайность в них была выше, чем в среднем по стране, на 15—30%. Хотя их доля к концу пятилетки должна была составить не более 20% от общего числа крестьянских хозяйств, они должны были произвести 43% товарной продукции зерна благодаря высокому уровню механизации сельских работ. Если в 1927/28 году промышленность выпустила 1,3 тысячи тракторов, то в 1929/30 году было намечено произвести 9,1 тысячи, при этом львиная доля этой продукции направлялась в совхозы и колхозы. В мае 1929 года был утвержден план создания 102 машинно-тракторных станций (МТС), строительство их началось осенью того же года.

Сначала предполагалось, что коллективизация единоличных хозяйств будет осуществляться агитационно-демонстрационными методами. Такую роль играл, например, созданный в Сальских степях совхоз «Гигант», на полях которого работали 342 трактора, 9 комбайнов, 63 грузовых автомобиля. Только в 1929 году более 50 тысяч крестьян Северного Кавказа, Поволжья и других регионов ознакомились с условиями труда и жизни в этом показательном совхозе. Аналогичную роль выполнял и ряд других колхозов и совхозов, вооруженных современной сельскохозяйственной техникой. Предполагалось, что по мере роста производства сельскохозяйственной техники, химических удобрений и увеличения числа агрономов и других квалифицированных тружеников села деревня будет постепенно коллективизироваться. За пять лет намечалось коллективизировать до 5—6 миллионов крестьянских хозяйств, к концу пятилетки должно было сохраниться до 19—20 миллионов единоличных хозяйств.

Однако по мере выполнения заданий пятилетки по развитию индустрии стало ясно, что при сохранявшемся объеме сельскохозяйственной продукции многие стройки могут остаться без необходимого сырья, а трудящиеся быстро растущих городов — без продовольствия. Темпы развития колхозов и совхозов были меньше, чем темпы роста промышленного производства и городского населения. Поэтому «чрезвычайные меры» по изъятию хлеба, начавшие практиковаться в 1928 году, в 1929 году ужесточились. Постановлениями ВЦИК и СНК РСФСР от 28 июня и 5 августа 1929 года сельским Советам разрешалось в административном порядке накладывать на кулаков, отказывавшихся продавать излишки хлеба государству, штраф в размере пятикратной стоимости подлежащих сдаче продуктов. При неуп-

дате штрафа их имущество конфисковывалось, а сами они подлежали выселению. Результатом этих мер было изъятие у кулаков 3,5 миллиона тонн хлеба, что и обеспечило выполнение плана по хлебозаготовкам к 20 декабря 1929 года.

Изъятие «излишков хлеба» и экспроприация имущества богатых крестьян сопровождались ускоренной коллективизацией. За июнь — сентябрь 1929 года число крестьянских хозяйств, вошедших в колхозы, возросло почти вдвое — с миллиона до 1,9 миллиона. Несмотря на очевидную неподготовленность мер по «социалистическому преобразованию деревни» в техническом и организационном отношении, 12 августа 1929 года Отдел сельского хозяйства ЦК ВКП(б) провел совещание, на котором было принято решение об ускоренной коллективизации. Уровень коллективизации в стране вырос с 3,9% в начале 1929 года до 7,6% к концу года. Таким образом, более трети задания пятилетнего плана было выполнено уже к концу сентября 1929 года. Сначала массовая коллективизация распространилась в тех районах страны, где еще в 1928 году были государственные или кооперативные МТС и окрепшие колхозы. К началу октября 1929 года в стране было 25 районов, где было обобществлено 80% земли и объединено более половины всех крестьянских хозяйств. Особенно активно коллективизация проводилась на Северном Кавказе, Среднем и Нижнем Поволжье, Украине, то есть в житницах. Здесь в колхозы вступило от 8,5 до 19% крестьянских хозяйств, что означало почти полное выполнение пятилетнего плана по коллективизации для всей страны.

В своей статье «Год великого перелома», написанной к XII годовщине Октябрьской революции, Сталин уверял, что «в колхозы пошел середняк», что «крестьяне пошли в колхозы, пошли целыми деревнями, волостями, районами». Однако он игнорировал то обстоятельство, что многие крестьяне шли в колхозы под сильным давлением или даже под угрозой насилия. Неудивительно, что коллективизация стала вызывать активное сопротивление со стороны не только богатых крестьян, но и середняков, которые к тому же никогда не были уверены в том, что и они не будут зачислены в «кулаки». Среди задержанных за теракты против колхозов «кулаки» составляли лишь половину, а остальными были середняки и даже бедняки. Поданным многотомной «Истории КПСС», в Ленинградской области только за сентябрь и октябрь было совершено 100 террористических актов; в Средневолжском крае — 353, в Центрально-Черноземной области с июля по ноябрь — 749, в том числе 44 убийства. Только в Российской Федерации в 1929 году было зарегистрировано около 30 тысяч поджогов колхозного имущества. В различных районах страны создавались организации сопротивления коллективизации. Только на Северном Кавказе возник ряд подпольных организаций: «Союз хлеборобов», «Союз борьбы за освобождение крестьян», «Добровольно-освободительная армия» и другие. На Украине повстанческая организация готовила одновременное

выступление в 32 селах разных районов республики. Эти организации выступали под лозунгами: «Ни одного фунта хлеба Советской власти», «Все поезда с хлебом — под откос».

В Кабардино-Балкарской и Чеченской автономных областях сопротивление коллективизации переросло в вооруженные восстания. Это не было удивительно, так как в этих областях Северного Кавказа постоянно сохранялись вооруженные формирования, выступавшие против властей. Крупное восстание произошло в декабре 1929 года и в Красноярском округе. Мятежники захватили ряд населенных пунктов страны. Там, где они временно установили власть, Советы были разгромлены, а многие партийные и советские активисты убиты. Власти принимали меры по подавлению вооруженного сопротивления. Все шире применялись и «профилактические» меры: семьи кулаков выселяли в Сибирь и на Север Европейской территории страны. Как сообщалось на январском (1933) пленуме ЦК ВКП(б), к октябрю 1930 года в северные районы страны была выслана 115 231 семья. (Скорее всего эти данные были заниженными.)

Хотя еще в октябре 1927 года Сталин решительно осуждал «политику раскулачивания», «политику восстановления комбедов», «политику восстановления гражданской войны в деревне», в поддержке которой он обвинял лидеров объединенной оппозиции.

Правда, состояние гражданской войны в стране фактически не прекращалось. Нэп был лишь формой перемирия между силами социализма и капитализма, а поэтому вопрос «кто кого?» никогда не снимался с повестки дня. Сталин имел основания заявлять, что «партия не отделяет вытеснения капиталистических элементов деревни» (которая, по его словам, велась на протяжении 1920-х годов) «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, от политики ограничения капиталистических элементов деревни». При этом экономическая, или «холодная» война между городом и деревней то и дело перерастала в горячую войну. Описывая положение в деревне в середине 1920-х годов, Сталин в октябре 1927 года говорил: «Наших председателей волостных исполнительных комитетов и вообще сельских работников не всегда признавали и нередко подвергали террору. Селькоров встречали обрезами. Кое-где, особенно на окраинах, мы имели бандитские выступления. А в такой стране, как Грузия, мы имели даже восстание». «Умиротворение деревни», о котором говорил Сталин осенью 1927 года, было кратким и фактически прекратилось к концу этого же года, когда крестьяне стали отказываться сдавать хлеб по невыгодным для них ценам и оказывать сопротивление властям. По мере распространения с начала 1928 года принудительных хлебозаготовок сопротивление крестьянства властям возрастало и к концу 1929 года вылилось в многочисленные, хотя и разрозненные вооруженные восстания.

«Союз рабочих и крестьян», который, по словам Сталина, являлся одним из принципов ленинизма и политики Советского государства, под-

вергался серьезному испытанию. Этот принцип подчеркивал коренное отличие российских большевиков от западноевропейского социализма, рожденного в городской среде и сохранившего характерное для потомственных горожан отчужденное отношение к крестьянству. Сталин осуждал позицию партий II Интернационала за их «равнодушное, а то и отрицательное отношение к крестьянскому вопросу». Сталин противопоставлял этому отношению, позицию Ленина, который, по его словам, исходил из «признания в рядах большинства крестьянства революционных способностей и... возможности их использования в интересах пролетарской диктатуры».

Вместе с тем было очевидно, что, отдавая должное революционным возможностям крестьянства, Ленин и Сталин видели в нем неравноправного союзника. Сталин писал: «Прав ленинизм, рассматривающий трудящиеся массы крестьянства, как резерв пролетариата». Таким образом, в союзе с крестьянством рабочий класс играл ведущую, руководящую роль, а крестьянство — ведомую, подчиненную роль «резерва пролетариата», или, по другому высказыванию Сталина, роль «материала для экономического сотрудничества с пролетариатом».

Поскольку крестьянство рассматривалось как вспомогательная сила, формы союза с ним не раз пересматривались руководством партии в зависимости от конкретных ситуаций. В своей работе «О трех основных лозунгах партии по крестьянскому вопросу» Сталин имел основания заявлять, что союз со всем крестьянством отвечал лишь задаче борьбы за свержение царизма и победу буржуазно-демократической революции. Как подчеркивал Сталин, после начала Февральской революции 1917 года этот союз перестал распространяться на всех крестьян. Тогда был выдвинут лозунг: «Вместе с беднейшим крестьянством, против капитализма в городе и деревне при нейтрализации среднего крестьянства, за власть пролетариата». Лишь в 1919 году на VIII съезде партия отказалась от политики «нейтрализации середняка» и приняла лозунг «опираясь на бедноту и устанавливая прочный союз с середняком — вперед за социалистическое строительство». В то же время этот лозунг предполагал сохранение враждебного отношения к части деревенского населения — «кулакам».

Выдвигая в 1920-е годы лозунги «лицом к деревне» и «смычка с деревней», руководство партии стремилось ослабить влияние кулаков на остальную часть крестьянства. В то же время скрытое недовольство Советской власти в деревне или открытые выступления крестьян против нее в 1920-х годах свидетельствовали о том, что середняк идет за кулаком, и это способствовало недоверию властей к крестьянству в целом. Это недоверие проявлялось в классовом составе партии. Несмотря на то что более 80% населения страны было сельским, а горожане составляли менее 20%, подавляющее большинство ВКП(б) были жителями городов. При этом доля крестьян в партии год от года сокращалась: в 1921 году — 26,7%, в

1925-м — 24,6%, в 1929-м — 19,4%. Такое сокращение происходило прежде всего за счет того, что доля крестьян, вступивших в партию в годы Гражданской войны во время службы в Красной Армии, уменьшалась по мере роста числа городских рабочих после «ленинского призыва».

Политическая база партии в деревне была слабой. Выражая беспокойство в связи с этим обстоятельством в октябре 1924 года, Сталин признавал: «Есть тоненькая ниточка партийных ячеек в деревнях. Затем идет столь же тоненькая ниточка беспартийных крестьян, сочувствующих партии. А за ней тянется океан беспартийности, десятки миллионов крестьян, которых не связывает и не может связать с партией тоненькая ниточка беспартийного актива. Этим, собственно, и объясняется, что ниточка эта не выдерживает, рвется нередко, и вместо соединяющего моста образуется глухая стена между партией и беспартийными массами в деревне». На 1 июля 1929 года на 25 миллионов крестьянских дворов приходилось менее 340 тысяч коммунистов. В некоторых местностях одна партийная ячейка приходилась на три-четыре сельсовета. При этом 45% деревенских коммунистов в 1929 году составляли либо колхозники —меньшинство среди крестьян, либо городские рабочие, проживавшие в сельской местности.

Однако руководство партии исходило из того, что даже крестьянами-коммунистами надо руководить из города. После XV съезда партии на постоянную и временную работу в деревню было направлено около 11 тысяч партийных, советских и кооперативных работников. После ноябрьского пленума 1929 года в деревню было командировано еще 27 тысяч партийцев (их называли «25-тысячниками») для того, чтобы они возглавили создаваемые колхозы и МТС. В течение 1930 года в села сроком на 1—2 месяца было направлено около 180 тысяч городских рабочих. Получалось, что 340 тысяч деревенских коммунистов рассматривались как второсортные партийцы, неспособные проводить политику партии в деревне самостоятельно, без руководства коммунистов из города. В романе «Поднятая целина» Михаил Шолохов верно показал расстановку сил в казацком селе, где двумя местными коммунистами Разметновым и Нагульновым руководит рабочий-партиец Давыдов, приехавший из города.

Не умаляя энергии этих представителей динамичного рабочего класса страны и самоотверженности профессиональных партийных работников, направленных в деревню, следует учесть, что эти люди, как правило, либо уже оторвались от крестьянской жизни, либо, будучи потомственными рабочими, никогда ее не знали, а потому им надо было многому учиться, прежде чем они смогли бы разбираться в сельском хозяйстве. В то же время в своем отношении к крестьянам они нередко вели себя как спесивые и самоуверенные менторы. Многие советские горожане, командированные для проведения коллективизации, даже те, кто сравнительно недавно обрел городскую прописку, ощущали себя в деревне без удобств урбанизированной жизни как белые колонизаторы, оказавшиеся в краях, населенных

дикими людоедами. Хотя многие из горожан лишь недавно стали атеистами, они видели в религиозности крестьян проявление диких суеверий и старались направить верующих на «путь истинный», закрывая церкви, мечети или иные помещения религиозного культа. Чтобы доказать нелепость религии, командированные горожане нередко издевались над верой людей, снимая кресты с церквей или совершая иные кощунства.

Не скрывая своего отвращения к «отсталости» крестьянской жизни, многие горожане, поражались в деревне обилию и доступности продовольственных продуктов, приобретение которых в городе требовало немалых усилий. Им казалось несправедливым, что средний крестьянин обладает чуть ли не даровым хлебом и молоком, овощами и фруктами. Горожане спешили «восстановить справедливость», соединяя продовольственные запасы в коллективное владение и изымая из него максимум для поставок городу. Рабочим, командированным из центральных промышленных районов страны в Казахстан, казалось вопиющей несправедливостью то, что чуть ли не каждая семья у казахских скотоводов владела большим стадом баранов и овец. Они стремились перераспределить этот мелкий рогатый скот в пользу колхозов или государства, не учитывая того, что каждая семья местного населения могла физически выжить, лишь имея такое стадо.

При этом горожане-коммунисты подводили под городские антикрестьянские предрассудки идейно-теоретическую базу в виде марксистских положений о превосходстве пролетариата как класса, не имеющего собственности, над крестьянством как классом собственников. Между тем эти положения игнорировали специфику крестьянского труда и крестьянской культуры, вклад крестьян, а различия в положении крестьян объясняли исключительно классовой борьбой.

Поэтому зачастую крестьяне, добившиеся немалых успехов прежде всего благодаря своим знаниям и трудолюбию, зачислялись пришлыми горожанами в «эксплуататоры», подлежавшие раскулачиванию и ликвидации как класса. Политика, проводившаяся на основе таких вульгарных представлений о крестьянстве, не могла не нанести огромный ущерб деревне.

До начала коллективизации Сталин осуждал вульгарные представления о крестьянах. Выступая 22 октября 1924 года на совещании секретарей деревенских ячеек при ЦК РКП(б), он подчеркивал, что «необходимо изменить в корне самый подход к крестьянам». Он требовал, чтобы «коммунист научился подходить к беспартийному как равный к равному. В том, чтобы не командовать, а чутко прислушиваться к голосу беспартийных. В том, чтобы не только учить беспартийных, но и учиться у них. А учиться нам есть чему у беспартийных». Выступая на оргбюро 6 апреля 1925 года, Сталин говорил: «Крестьянин нередко относится к комсомольцу несерьезно, насмешливо. Происходит это потому, что крестьянин считает его оторванным от хозяйства, невеждой, лодырем». По словам Сталина, это

естественное недоверие крестьян к городским людям объясняется тем, что «крестьянин больше всего верит тому, кто сам ведет хозяйство и знает более или менее толк в хозяйстве. Вот почему я думаю, что центром нашей деятельности в деревне должна служить работа по созданию актива из самих крестьян, откуда партия могла бы черпать новые силы». В то время Сталин не считал необходимым посылать в деревню спешно сколоченные «рабочие бригады» и неподготовленных «25-тысячников» для руководства деревенскими коммунистами. В то же время многочисленные предупреждения Сталина о недопустимости администрирования в деревне свидетельствовали о том, что осуждаемое им отношение к крестьянам было широко распространено в партии.

Однако в конце 1929 года Сталин поддержал вмешательство в сельское хозяйство людей, которые мало смыслили в этом деле. В своей статье «Год великого перелома» он объявлял, что руководство рабочего класса является решающим фактором в проведении коллективизации. Он писал: «Объясняется... небывалый успех колхозного строительства,...тем, что это дело взяли в свои руки передовые рабочие нашей страны. Я имею в виду рабочие бригады, десятками и сотнями рассеянные в основных районах нашей страны». Такое изменение в позиции Сталина связано прежде всего с тем, что одна форма «союза пролетариата с крестьянством», господствовавшая до 1928—1929 годов, еще раз сменилась другой. Судя по его «Наброску плана брошюры», «перелом» означал переход от неустойчивого перемирия с богатыми крестьянами к войне против них.

Осуждая ныне методы проведения коллективизации как антигуманные, следует в то же время учитывать историческую неизбежность подобных мер в период революционных преобразований. Анализируя опыт подобных преобразований, выдающийся социолог Питирим Сорокин вывел закон «кар и наград», с помощью которого господствующая политическая сила стремится добиться единства общества. Он писал: «Чем устойчивее шаблоны поведения антагонистических частей группы или антагонистических групп, тем более жестокими должны быть кары и обильными награды, чтобы сломить сопротивление антагонистической группы или части группы, связать ее в одно целое и вообще привести ее поведение к одному знаменателю. Чем менее устойчивы эти шаблоны, тем мягче должны быть санкции». «Шаблоны поведения» крестьянства России отличались необыкновенной устойчивостью, а господствующие социальные и политические силы (пролетариат и коммунистическая партия) стремились сломить сопротивление антагонистической группы богатых крестьян, чтобы объединить общество в одно целое во имя быстрого превращения страны в высоко развитую великую державу. Закон «кар и наград» Сорокина объясняет историческую неизбежность «жестоких кар», применявшихся руководством Советской страны по отношению к носителям «устойчивых шаблонов поведения» «антагонистических» групп населения.

Как и многие революции, сталинская «революция сверху» привела к необъявленной гражданской войне. Целью этой войны Сталин провозгласил «ликвидацию кулачества как класса». Выступая 27 декабря 1929 года на конференции аграрников-марксистов, он объяснил, почему еще недавно осуждал планы вернуться к раскулачиванию. Сталин считал, что политика «ограничения эксплуататорских тенденций кулачества» была до определенного времени правильной, что «пять или три года назад предпринять такое наступление на кулачество... было бы опаснейшим авантюризмом». Тогдашние предложения оппозиции начать «политику немедленного наступления на кулачество» означали, по его мнению, «политику царапанья с кулачеством», «декламацию», «пустозвонство». Он заявил, что «наступать на кулачество — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги».

Нельзя сказать, что Сталин первым заговорил о необходимости «начать наступление» на «кулаков». Рой Медведев совершенно справедливо обратил внимание на то, что в октябре 1927 года не кто иной, как Бухарин заявил: «Теперь вместе с середняком и опираясь на бедноту, на возросшие хозяйственные и политические силы нашего Союза и партии, можно и нужно перейти к более форсированному наступлению на капиталистические элементы, в первую очередь на кулачество». Потом же Бухарин стал опасаться последствий этого «наступления» и старался оттянуть его начало. В. Кожинов указывал, что «главным в полемике Бухарина со Сталиным, продолжавшейся с января по ноябрь 1929 года, был тезис о том, что «чрезвычайные меры в отношении крестьянства ведут к катастрофе, к гибели Советской власти». В конечном счете Бухарин преодолел свои опасения и в статье «Великая реконструкция», опубликованной в «Правде» 19 февраля 1930 года, писал, что «мы переживаем... крутой перелом с чрезвычайным обострением классовой борьбы... повсюду началось продвижение пролетарских отрядов. Но наиболее отчаянная борьба идет именно в деревне. Здесь быстро и победоносно развивается антикулацкая революция». Бухарин утверждал, что с кулаком «нужно разговаривать языком свинца». Таким образом, все руководящие деятели партии, даже те из них, кого обвиняли в «кулацком уклоне», поддержали «антикулацкую революцию». За объявление войны богатым крестьянам и ускоренную коллективизацию выступали и рядовые коммунисты, и значительная часть городского рабочего класса (при активной поддержке сельской бедноты), а фактически большинство горожан, заинтересованных в дешевых продуктах питания.

Сталин же, который достиг своего положения благодаря тому, что отстаивал интересы этих людей, обязан был реагировать на их настроения. Столь же жестко он был связан и историческими условиями — необходимостью в ускоренном преобразовании страны, оказавшейся под угрозой новой войны с внешним противником. Перед Сталиным стояла ди-

лемма: либо остановить коллективизацию и сорвать выполнение пятилетнего плана, либо продолжить коллективизацию, невзирая на то, что она приняла совершенно незапланированные темпы и формы, превратившись фактически в новую гражданскую войну. Он выбрал, естественно, второй вариант, поскольку первый считал гибельным для страны.

В результате страна снова разделилась на два лагеря. Правда, теперь «армиям» пролетариата противостояли «кулацкие» семьи. Операции против кулачества сопровождались «насаждением колхозов и совхозов» на «освобождаемой» территории.

На покоряемой территории было «освобождаемое» население (бедняки). Здесь было немало и тех, кто готов был сотрудничать с наступающими «армиями» пролетариата (деревенские коммунисты, главным образом в колхозах; беспартийные сельские активисты Советов). Преобладание «пролетарских» сил над «кулацкими» позволяло им сравнительно легко «окружать» противника и брать его «в плен»: богатых крестьян арестовывали целыми семьями и направляли как военнопленных в места заключения. Середняки представляли собой то большинство населения страны, которое в ходе этой гражданской войны не поддерживало ни одну из противоборствующих сторон и страстно желало прекращения военных действий. Как и всегда во время гражданской войны, в отношении этого большинства проводилась политика угроз, чтобы добиться от него повиновения. Как и всякая гражданская война, коллективизация сопровождалась многочисленными жертвами, разграблением конфискованного имущества у кулаков, часто бессмысленными разрушениями и жестокостями.

В пролетарской «армии», как и положено, были «солдаты» («рабочие бригады», которые «покоряли» деревню) и «офицеры» (сначала 11 тысяч партийных работников, а затем 25 тысяч председателей колхозов). На отдельных «фронтах» наступления пролетарскими «войсками» командовали «генералы»: А.А. Андреев в Северо-Кавказском крае, Е.Я. Бауман в Московской области, И.М. Варейкис в Центрально-Черноземной области, Ф.И. Голощекин в Казахстане, С. В. Косиор на Украине, М.М. Хатаевич в Средне-Волжском крае, Б.П. Шеболдаев в Нижне-Волжском крае, Р.И. Эйхе — в Сибири. Все они входили в своеобразный «генеральный штаб» — комиссию по коллективизации, созданную 5 декабря 1929 года. В нее были также включены Г.Н. Каминский, И.Е. Клименко, Т.Р. Рыскулов, Я.А. Яковлев и другие.

Н. А. Иваницкий в своей книге «Коллективизация и раскулачивание» рассказал, как был создан «боевой штаб» во главе с М.М. Хатаевичем, куда вошли председатель крайисполкома, крайпрокурор и представитель реввоенсовета Приволжского военного округа Аналогичные штабы создавались в округах и районах. В книге приведено постановление бюро Средне-волжского крайкома ВКП(б) от 20 января 1930 года, больше похожее на приказ наступающей армии: «1) Немедленно провести по всему краю мас-

совую операцию по изъятию из деревни активных контрреволюционных антисоветских и террористических элементов в количестве 3000 человек. Указанную операцию закончить к 5 февраля. 2) Одновременно приступить к подготовке проведения массового выселения кулацко-белогвардейских элементов вместе с семьями, проведя эту операцию с 5 по 15 февраля. 3) Считать необходимым провести выселение кулацких хозяйств вместе с семьями в количестве до 10 000 хозяйств».

Как комментирует материалы Иваницкого Вадим Кожинов, «все это показалось недостаточным, и через восемь дней, 29 января 1930 года, было признано «необходимым довести общее количество арестованных до 5 тыс. вместо ранее намеченных 3 тыс. человек, а выселенных семей — до 15 тыс. (против 10 тыс.). Указывалось, что «работа по изъятию путем ареста кулацких контрреволюционных элементов должна быть развернута во всех районах и округах вне зависимости от темпа коллективизации». Кроме того, «движение в деревне за снятие колоколов и закрытие церквей должно быть охвачено партийным руководством... 30 января краевой штаб решил всю операцию по изъятию кулацкого актива заключить к 3 февраля, а «тройке» при ГПУ было дано указание с 4 февраля приступить к рассмотрению дел наиболее злостных элементов, приговоры вынести и реализовать не позднее 10 февраля». Для осуществления этой операции привлекались и части Красной Армии. Краевой штаб «вынес решение о выдаче коммунистам оружия». Как считает Н.И. Иваницкий, «речь шла о развязывании гражданской войны в Поволжье». (Стоит добавить, что Поволжьем гражданская война не ограничилась.)

Такие действия не могли не вызывать протестов не только со стороны тех, кто подлежал выселению и «ликвидации как класс», но и всех здравомыслящих людей в Деревне. Известно, что в первые же месяцы ускоренной коллективизации Сталин получил около 50 тысяч писем, в которых выражались протесты и возмущение против того, что творилось в деревне. Почему же Сталин, который так внимательно прислушивался к мнению людей, особенно тех, кто был не согласен с ним, игнорировал эту волну отчаяния и возмущения? Можно предположить, что голоса протеста и возмущения в Кремле были менее слышны, чем голоса тех, кто поддерживал коллективизацию. Если против коллективизации выступали крестьяне, то их протесты воспринимались скорее всего с недоверием, поскольку в партии считалось, что даже коммунисты-крестьяне нуждаются в покровительстве и надежном контроле со стороны коммунистов-пролетариев, а на деле коммунистов, проживавших в городах и необязательно занятых «пролетарским» трудом. Руководство же партийных организаций в республиканских, областных и районных центрах было уверено в правоте своих действий. Для него было бы так же нелепо осуждать действия против кулаков и методы коллективизации, как красным командирам в годы Гражданской войны осуждать боевые операции против войск Колчака, Дени-

кина и Юденича. Мнение секретарей обкомов и райкомов, командированных в деревню партийцев было для Сталина более веским, чем жалобы крестьян, пострадавших от коллективизации.

Судя по поведению Сталина и других руководителей страны, включая бывших вождей «правых», в высших эшелонах власти в конце 1929 года преобладала уверенность в том, что ускоренная коллективизация осуществляется успешно и приносит сплошные блага. Ноябрьский (1929) пленум ЦК ВКП(б), обсудив итоги коллективизации, одобрил ее дальнейшее ускорение. Проведение коллективизации было поручено вновь созданному всесоюзному Наркомату земледелия во главе с Я.А. Яковлевым (Эпштейном). Вместе с тем приняв решение о подготовке кадров для деревни — «организаторов, агрономов, землеустроителей, техников, финансово-счетных работников», пленум фактически признавал, что ни технической, ни организационной базы для налаживания высокопродуктивного сельского производства еще не было. (На этом пленуме Бухарин, Рыков, Томский обратились с покаянным письмом, в котором курс партии признавался правильным. Однако Бухарин был выведен из состава Политбюро, а Рыков, Томский и Угланов были предупреждены о том, что «при первой же попытке с их стороны продолжить борьбу против линии партии к ним будут применены более строгие меры».) Быстрое создание колхозов оправдывалось более чем сомнительными аргументами, что «простое сложение крестьянских орудий производства» якобы приведет к необыкновенному росту продовольственной продукции. Опираясь на ненадежные сведения об успехах в неких колхозах «в районе Хопра в бывшей Донской области», Сталин уверял аграрников-марксистов, что «простое сложение крестьянских орудий в недрах колхозах дало такой эффект, о котором и не мечтали наши практики... Переход на рельсы колхозов дал расширение посевной площади на 30,40 и 50%». Этот «головокружительный эффект» Сталин объяснял тем, что «крестьяне, будучи бессильны в условиях индивидуального труда, превратились в величайшую силу, сложив свои орудия и объединившись в колхозы».

На самом деле «головокружительный эффект» был лишь в сознании тех, кто организовывал и проводил коллективизацию. Между тем сам же Сталин в своих теоретических работах указывал на то, что тактический успех гибелен для кампании, если он не соответствует стратегическим возможностям.

5 января 1930 года было принято постановление ЦКВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В соответствии с ним предусматривалось осуществить сплошную коллективизацию на Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге к осени 1930 года и не позднее весны 1931 года. Хотя коллективизацию в других зерновых районах намечалось завершить осенью 1931 года или весной 1932 года, ее темп был существенно ускорен во всех регионах страны. Если к концу

1929 года уровень коллективизации составлял 7,6%, то к 20 января 1930 года он достиг 21,6%. На 1 февраля колхозы объединяли уже 32,5% хозяйств. Если на Украине, Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге к концу 1929 года было коллективизировано от 8,5 до 19%, то к концу января коллективизацией было охвачено 25% хозяйств на Украине, 41 % на Средней Волге, 46% на Северном Кавказе, 67% на Нижней Волге. В феврале 1930 года темпы коллективизации продолжали нарастать. К 20 февраля около 50% крестьянских хозяйств страны было коллективизировано.

Во многих районах понятие «кулак» толковалось довольно широко и было раскулачено до 15% крестьянских хозяйств. Как отмечалось в «Истории КПСС», «к середнякам, отказавшимся вступить в колхозы, применялись административные меры... Вместо объединения крестьян в сельскохозяйственные артели многие партийные и советские организации, особенно в Сибирском крае и Уральской области, стали создавать коммуны, принудительно обобществляя мелкий продуктивный скот, птицу и даже предметы быта... В некоторых районах получила распространение идея строительства колхозов-гигантов, которые создавались административным путем по решениям Советов и партийных организаций».

Нельзя сказать, что руководство партии не замечало опасностей «тактического успеха». 30 января 1930 года ЦК партии направил всем партийным организациям директиву, в которой говорилось: «С мест получаются сведения, говорящие о том, что организации в ряде районов бросили дело коллективизации и сосредоточили свои усилия на раскулачивании. ЦК разъясняет, что такая политика в корне неправильна. ЦК указывает, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения, результатом и частью которого является раскулачивание».

На другой день, 31 января, узнав о планах Хатаевича по ускоренной коллективизации на Средней Волге, Сталин вместе с Молотовым и Кагановичем направил ему телеграмму:«Ваша торопливость в вопросе о кулаке ничего общего с политикой партии не имеет. У вас получается голое раскулачивание в его худшем виде».

К этому времени крестьянские выступления против раскулачивания и коллективизации приняли еще более широкие масштабы. Только с января по март 1930 года в Сибири произошло 65 крестьянских восстаний. В течение 1930 года на Средней Волге произошло 718 крестьянских групповых выступлений против коллективизации. На Ставрополье вспыхнул вооруженный мятеж. Восстания происходили также на Украине, особенно в приграничных западных районах республики, в ряде районов Армении, Азербайджана, в Карачаевской и Чеченской автономных областях, в Дагестане и в некоторых республиках Средней Азии. Страна оказалась под угрозой всесоюзной «Жакерии».

Другой и более распространенной формой сопротивления коллективизации явилось массовое разрушение продовольственного фонда страны.

Крестьяне, записанные в колхозы или ожидавшие такой записи, не желали сдавать свой скот в общее хозяйство и начали его забивать. Только в январе и феврале 1930 года было забито 14 миллионов голов крупного рогатого скота. За 1928—1934 годы поголовье лошадей в стране уменьшилось с32 миллионов до 15,5 миллиона, крупного рогатого скота—с 60 миллионов до 33,5 миллиона, свиней — с 22 до 11,5 миллиона, овец — с 97,3 миллиона до 32,9 миллиона. И как следствие резко уменьшилось производство и потребление мяса в стране. Бурный рост городского населения лишь усугублял нехватку мясных продуктов. В 1929 году горожанин потреблял в среднем 47,5 кг мяса, в 1930 году — 33 кг, в 1931 году— 27,3кг, в 1932 году — менее 17 кг. Нехватка мясных продуктов лишь отчасти компенсировалась увеличением потребления картофеля и хлебопродуктов. Таким образом, одна из главных задач коллективизации — обеспечение полноценным питанием растущего населения городов — потерпела крах.

2 марта 1930 года в «Правде» была опубликована знаменитая статья Сталина «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения». В ней он, с одной стороны, с удовлетворением констатировал быструю коллективизацию, обращая внимание на выполнение плана по хлебозаготовкам и заготовке семян для яровых посевов. Он утверждал, что коллективизация в зерновых районах была хорошо подготовлена, так как там «крестьяне имели возможность убедиться в силе и в значении новой техники, в силе и значении новой, коллективной организации хозяйства». И делал вывод:«Коренной поворот деревни к социализму можно считатъ уже обеспеченным».

С другой стороны, обращая внимание на «теневую сторону» достигнутых успехов, Сталин осуждал действия властей на местах, которые не были предусмотрены планами ускоренной коллективизации. Он признал нарушение принципа добровольности вступления в колхозы и игнорирование «разнообразия условий в различных районах СССР», приведя в пример методы коллективизации в северных районах страны и в Туркестане.

Кроме того, Сталин критиковал стремление распространить сельскохозяйственную коммуну как наилучшую форму коллективного хозяйства. Он подчеркивал, что не коммуна, а сельскохозяйственная артель является «основным звеном колхозного движения», но в артели «не обобществляются: приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т.д.» Подтверждая это положение Сталина, «Правда» одновременно с его статьей опубликовал текст Примерного устава сельскохозяйственной артели.

В этих «искривлениях» Сталин увидел опасность для коллективизации, особенно для решения зерновой проблемы. Он напоминал, что это является «основной задачей, но ее решение поставлено под угрозу теми, кто сгоняет крестьян в коммуны. Он обвинял «ретивых обобществителей» в «разложении и дискредитации» колхозного движения и осуждал их действия,

«льющие воду на мельницу наших классовых врагов». Как и прежде, он осуждал грубую атеистическую пропаганду: «Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, «революционеров», которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола, — подумаешь какая ррреволюционность!»

Статья Сталина, а затем опубликованное 14 марта 1930 года постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении» означали отказ от попыток завершить сплошную коллективизацию сельского хозяйства страны в ближайшие месяцы. Начался стремительный выход сотен тысяч крестьян из колхозов и роспуск многих колхозов. Если к 1 марта 1930 года коллективизированными было более половины всех крестьянских хозяйств, то в мае 1930 года их осталось 23,4%. В 2 раза сократилось число коллективизированных хозяйств и на Нижней Волге, составив 37,5%. Лишь на Северном Кавказе уровень коллективизации превысил половину, составив 58,1%. Попытки коллективизировать крестьянские хозяйства штурмом провалились.

3 апреля 1930 года «Правда» опубликовала «Ответ товарищам колхозникам» Сталина, в котором он подтвердил свои взгляды, высказанные в статье «Головокружение от успехов». Анализируя ошибки, допущенные при проведении коллективизации, он прежде всего говорил о допущении «насилия в области хозяйственных отношений с середняком». Он резко осудил «кавалерийские наскоки... при решении задач колхозного строительства». В своем «Ответе» Сталин объявил о существовании новой категории «уклонистов» — «левых загибщиков», которых обвинил в том, что «они не знают законов наступления», что «они не понимают, что наступление без закрепления завоеванных позиций есть наступление, обреченное на провал». Эти ошибки «левых загибщиков», по словам Сталина, дискредитировали политику руководства страны и создали «благоприятную обстановку для усиления и укрепления правого уклона в партии». Он заявил, что ««левые» загибщики являются объективно союзниками правых уклонистов».

В то же время из «Ответа» Сталина было ясно, что он не намерен отказываться от ликвидации кулачества как класса. Подкрепляя свою позицию соответствующими высказываниями Ленина, Сталин был категоричен: «Кулак есть враг Советской власти. С ним у нас нет и не может быть мира... Мы будем вести дело к тому, чтобы окружить его и ликвидировать». Одновременно он подтверждал верность программе коллективизации. Он подчеркивал, что «теперь внимание работников должно быть сосредоточено на закреплении колхозов, на организационном оформлении колхозов, на организации деловой работы в колхозах». Таким образом, несмотря на серьезное поражение в ходе коллективизации, Сталин через год после провозглашения программы революционных преобразований и ускоренного развития страны был уверен в правильности выбранного курса и намеревался продолжать его.

Date: 2015-09-05; view: 267; Нарушение авторских прав