Глава 5. Классический труд Юлиуса Схелфиса о Собиборе. Критический анализ

Книга Юлиуса Схелфиса «Лагерь уничтожения Собибор» (Vernietigingkamp Sobibor), вышедшая впервые в Нидерландах в 1993 году, выдержала до сегодняшнего дня уже не меньше восьми переизданий. Под названием Vernichtungslager Sobibor она была в 1998 году опубликована на немецком языке,⁹⁵ а в 2006 году появился и английский перевод. ⁹⁶ В некоторых важных моментах между разными изданиями этой книги есть существенные различия. Ниже, в ходе рассмотрения, мы столкнемся с некоторыми из них. Для анализа мы избрали голландское издание 2008 года,⁹⁷ которое, по нашему предположению, отражает сегодняшние взгляды автора.

Интерес Юлиуса Схелфиса к Собибору связан с его личной очень трагической судьбой. 1 июня 1943 года он вместе с еще 3 005 голландскими евреями, включая его супругу Рахель и других родственников, был депортирован в Собибор. В составе примерно восьмидесяти заключенных его уже через несколько часов после прибытия направили в рабочий лагерь Дорухуча. После двухлетней одиссеи по лагерям Польши и Германии Схелфис был освобожден французскими войсками 8 апреля 1945 года в южнонемецком Файхингене. По его словам, он единственный из всей его партии заключенных остался в живых. (стр. 12,13)

«Лагерь уничтожения Собибор» благодаря обширной библиографии и множеству сносок производит с формальной точки зрения впечатление подлинно научного труда, отвечающего всем критериям настоящего исследования. В отличие от почти всех своих предшественников Юлиус Схелфис в описании «лагеря уничтожения» выступает в роли умного, рационально мыслящего прагматика, отбрасывающего весь ненужный балласт традиционной историографии, посвященной Собибору. Он полностью отказывается от пересказа страшных историй, которые сразу же отбивают желание у любого трезвомыслящего читателя верить, к примеру, сборнику Мириам Нович. Его эсесовцы хоть и избивают евреев палками и плетьми, если те работают недостаточно быстро, но никогда не запускают им крыс в штаны, не мочатся заключенным в рот и не разрывают руками младенцев. Да, автор пишет, что эсесовец Бредов «считался среди заключенных насильником, который часто издевался над ними» (стр. 284), но не выдумывает, как это было в книге Нович, что он-де ежедневно расстреливал по пятьдесят человек из автомата.

Пользуясь свидетельствами очевидцев, Схелфис избрал разумную тактику: он с самого начала выбрасывал из них невероятные пассажи. Например, в главе о восстании он много цитирует ключевого свидетеля Александра Печерского (у автора его фамилия пишется как «Petsjerski»), и английский перевод (1967 г.) его мемуаров, написанных в 1946 году, конечно, включен в библиографию, но Схелфис постарался избежать тех мест в мемуарах, которые показались бы слишком подозрительными внимательному читателю, знакомому с официальной версией событий в Собиборе. Исчезли, к примеру, ужасающее описание процесса уничтожения или выглядящее анахронизмом с точки зрения правоверной историографии утверждение, что еще в сентябре 1943 года в Собибор буквально через день прибывал эшелон с новыми депортированными, которых сразу же уничтожали.⁹⁸

Другими словами, Схелфис выборочно использует показания свидетелей, потому читатель, не знакомый с оригинальными источниками, не заподозрит подвоха.

Так же прагматично подходит Схелфис и к определению числа жертв лагеря. В отличие от Барбары Дистель и ее соратников он не настаивает упрямо на старой цифре в двести пятьдесят тысяч человек, ведь ее использование стало невозможным после обнародования радиограммы Хёфле. Он пишет:

«Годами считалось, что в лагерь уничтожения Собибор было депортировано от двухсот до двухсот пятидесяти тысяч евреев. Но новые исследования доказывают, что эту цифру необходимо существенно откорректировать в сторону уменьшения. [Новое] количество основывается на радиограмме Германа Хёфле, штурмбанфюрера СС, который был одним из руководящих функционеров «Акции «Райнхардт» в Люблине». (стр. 266)

Помимо 101 370 евреев, депортированных в Собибор в 1942 году, Схелфис выводит цифру депортированных в 1943 году. По его подсчетам, она составляет 68 795 человек, из них:

«Из комиссариата «Восточных земель» (Ostland)

(Лида, Минск и Вильнюс) 13 700

Из генерал-губернаторства 14 900

Из Нидерландов 34 313

Из Франции 3 500

Из Югославии (Скопье ⁹⁹ ) 2 382

Всего с 1 января 1943 по 14 октября 1943 года 68 795»

Итак, всего в Собибор, по словам Схелфиса, попало свыше ста семидесяти тысяч евреев. (Стр. 267)

Цифры о депортированных из Нидерландов и Скопье, приводимые Схелфисом, прекрасно подтверждаются документами и не вызывают поэтому никаких возражений. Что касается генерал-губернаторства, то он опирается на (очевидно, еще не опубликованное) исследование Питера Уитта. (Стр. 232) По Франции приводимое им количество примерно на полторы тысячи превышает названное Сержем Кларсфельдом в его классической книге Le Mémorial de la Déportation des Juifs de France («Книга памяти о депортации французских евреев»). Кларсфельд считает, что в Собибор было депортировано всего 2 002 еврея из Франции.¹⁰⁰ Но что касается оккупированных восточных территорий (СССР), то Схелфис основывает свои подсчеты исключительно на показаниях свидетелей;¹⁰¹ он исходит из шести эшелонов и еще «возможно, седьмой и восьмой партий». (Стр. 259) Из этого мы можем сделать вывод, что он не нашел документальных подтверждений об этих партиях депортированных, что, конечно, отнюдь не означает, что их не было. (Нет ни малейшего сомнения в том, что в Собиборе действительно был Александр Печерский и другие советские евреи, пусть даже нет документального подтверждения этих перевозок)

При таких обстоятельствах можно предположить, что названное Схелфисом количество в шестьдесят девять тысяч депортированных в 1943 году в Собибор евреев, может быть завышено на пару тысяч. Но порядок цифр, несомненно, верен.

Итак, что касается количества депортированных в Собибор евреев, у нас нет серьезных оснований критиковать откорректированную статистику Схелфиса. Но если кто-то хочет доказать, что все эти люди, за небольшим исключением, были там казнены газом, должен привести серьезные и неопровержимые доказательства того, что лагерь на самом деле был оборудован газовыми камерами для убийства людей. Потому давайте рассмотрим, как пытается решить эту задачу Юлиус Схелфис в той главе своей книги, которая так и называется «Газовые камеры».

На первых четырех страницах этой главы автор, опираясь на свидетельские показания, кратко описывает создание (якобы существовавших) газовых камер в Белжеце. Вначале он цитирует свидетельство 1945 года поляка Станислава Козака, работавшего, по его словам, на строительстве первой газовой камеры в Белжеце. По свидетельству Козака, это было здание размером двенадцать на восемь метров и высотой примерно два метра, разделенное деревянными стенками на три помещения. (Стр. 116) Затем Схелфис приводит еще несколько свидетельств о Белжеце и продолжает:

«Первые газовые камеры в Собиборе были построены по образцу Белжеца. […] Двигатель, производивший смертельный газ, был доставлен из Львова и подключен к трубопроводу. Эрих Фукс, доставивший машину, говорил об этом…». Дальше следует свидетельство бывшего эсесовца Эриха Фукса, которое тот сделал 2 апреля 1965 года на допросе в Дюссельдорфе. (Стр. 120)

За этим следуют другие показания бывших сотрудников лагерного персонала Собибора, сделанные ими в шестидесятых годах. Среди них свидетельство Эриха Бауэра от 6 октября 1965 года в рамках процесса по делу охранников Собибора в Хагене. Схелфис так комментирует высказывания Бауэра:

«Из его показаний следует, что газовые камеры Собибора были идентичны камерам Белжеца. В конце апреля состоялась пробная «газация». (Стр. 121)

Свидетелем этой пробной газации в очередной раз оказывается Эрих Бауэр. Большинство сносок к главе о «газовых камерах» ссылаются как раз на судебные процессы в ФРГ! Трудно найти более «убойный» аргумент в пользу того, что «улики», подтверждающие массовые убийства людей с помощью газа в Собиборе были сфабрикованы западногерманской юстицией через пару десятков лет после окончания войны.

Действительно, на свидетельские показания времен войны или первых послевоенных лет Схелфис никак не смог бы опереться, ведь никто из тогдашних свидетелей не рассказывал о здании, разделенном на несколько помещений, в котором убивали людей с использованием выхлопных газов. Если эти первые свидетели что-то и говорили об орудии убийства и о процессе уничтожения, то упоминали совершенно иные методы, прежде всего хлор или (в случае Печерского) таинственную «черную жидкость».¹⁰² Нынешняя версия – убийство узников выхлопными газами в здании, разделенном на несколько газовых камер, впервые была представлена в 1947 году «Комиссией по расследованию немецких преступлений в Польше», причем эта комиссия вовсе не подкрепляла это утверждение показателями свидетелей, а взяла его из доклада Герштейна о Белжеце. ¹⁰³

В самом начале книги Схелфиса мы наталкиваемся на такой воистину удивительный пассаж:

«Некоторые выжившие из Польши в 1944 году, незадолго до освобождения Польши, когда о процессах еще не могло быть и речи, давали показания о событиях в Собиборе и действовавших там преступниках. Они еще слишком страдали после пыток, поэтому приписывали названным ими палачам особенно жестокие преступления, в реальности которых уже не были уверены спустя многие годы. Некоторых преступников они знали только по именам. Эти показания нужно рассматривать как документы своего времени, а не как доказательный материал в юридическом смысле, где важна каждая подробность. Но несмотря на неточности они обладают большой ценностью, так как были записаны по горячим следам событий и не подвергались влиянию письменных или устных заявлений других людей». (Стр. 11)

Не догадываясь об этом, Схелфис одним этим абзацем выносит смертный приговор ценности свидетельских показаний о событиях в Собиборе. Если даже свидетели обвинения, дававшие свои показания в 1944 году или немного позже, «спустя годы» уже не знали, происходили ли преступления, о которых они заявляли, на самом деле или нет, как тогда можно признать неопровержимой правдой свидетельства, данные через два десятилетия после окончания войны? Кроме всего прочего, человеческая память со временем, как всем известно, не улучшается, а ухудшается.

Еще больший разоблачительный смысл содержит высказывание Схелфиса о том, что показания бывших свидетелей обладают большой ценностью, «так как были записаны по горячим следам событий и не подвергались влиянию письменных или устных заявлений других людей». Попросту говоря, эта фраза означает, что показания более поздних свидетелей на процессах пятидесятых и шестидесятых годов подвергались влиянию «письменных или устных заявлений других людей». Похоже, так это и было на самом деле, потому что в первые послевоенные годы ни один из этих свидетелей ничего не заявлял о существовании в Собиборе здания для казней, разделенного на несколько помещений, где евреев убивали выхлопными газами двигателя!

В унисон с другими ортодоксальными историками Схелфис заявляет, что с осени 1942 года трупы погибших в Собиборе выкапывали и сжигали под открытым небом. Его, похоже, совсем не смущают огромные технические трудности, связанные с кремацией ста семидесяти тысяч тел под открытым небом. Профессор Анджей Колас в 2001 году опубликовал доклад об археологических раскопках на территории бывшего лагеря,¹⁰⁴ но об этом факте Схелфис в голландском издании, вышедшем восемь лет спустя, ни словом не упомянул, что тоже наводит на размышления.

Книга Юлиуса Схелфиса, без сомнения, самая лучшая из всех, что могут служить опорой сторонникам официальной версии истории Собибора. Но это как раз тот случай, когда даже самое лучшее недостаточно хорошо. Так же, как и его предшественники, Схелфис не приводит ни одного доказательства того, что депортированные в Собибор евреи действительно были там убиты в газовых камерах, – просто потому что даже почетный доктор Амстердамского университета не может сделать такие доказательства из ничего.

Само собой разумеется, что критики официальной версии событий в Собиборе не могут не задаться вопросом, что же на самом деле произошло с теми евреями (почти сто семьдесят тысяч человек), которых привезли в Собибор. Ключ к этой загадке нам дает сам Схелфис. Процитируем лишь один, но достаточно длинный отрывок из его главы «Прибытие и отбор»:

«С определенного времени прием прибывающих эшелонов превратился в рутинную процедуру. […] Как только новоприбывшие выходили из вещевого барака, мужчин отделяли от женщин. Мужчин приводили в лагерь II, где они должны были сдать свою одежду, женщины делали то же самое в другой части лагеря. Если не сразу на рампе, то после этого один из эсесовцев выступал с кратким обращением к заключенным. Обычно, до его перевода в Треблинку, этим немцем был обершарфюрер СС Герман Михель. Заключенные-рабочие называли его доктором, потому что он с обращением к толпе выступал в белом халате. […] Михель говорил примерно так: «Сейчас идет война, потому все должны работать. Вас куда-нибудь направят. Там вам будет хорошо. Старикам и детям не придется работать, но они тоже получат достаточно еды. Вам надлежит держать свое тело в чистоте. Условия, в которых вас сюда везли, и пребывание такого большого количества людей в одном вагоне требуют от нас предпринять определенные гигиенические меры профилактики. Ваша одежда и багаж останутся под охраной. Вам нужно будет аккуратно сложить вашу одежду стопочкой и связать обувь попарно шнурками. Потом поставьте вашу обувь перед вашей сложенной одеждой. Ценные вещи, например золото, деньги и часы, сдайте вон там в киоске. Человек в окошке скажет вам номер, хорошенько его запомните, чтобы потом вы легко смогли найти свои вещи. Если мы после душа обнаружим у вас какие-то ваши ценные вещи, вас накажут. Мыло и полотенце вам не нужно брать с собой, потому что у нас все есть; на двух человек приходится одно полотенце. […]

Михель говорил совершенно убедительно, и его речь вводила людей в заблуждение. Рабочие-заключенные называли его не только доктором, но и пастором. Раз за разом он рассказывал, что это транзитный лагерь и дальнейшая отправка в Украину это просто вопрос времени. Иногда он говорил, что заключенных отправят в Ригу». (Стр. 90)

Вскоре после этого, как утверждает Схелфис, жестоко обманутые люди двигались в газовые камеры.

Но зачем был нужен весь этот спектакль? Чтобы предотвратить возможные попытки побега? Но они были бы безнадежны с самого начала, потому что охранники-украинцы «в большинстве своем были чересчур усердными и фанатичными конвойными» и «часто даже превосходили своих немецких инструкторов в жестокости». «Уже при прибытии эшелона они окружали местность, чтобы не дать новичкам возможности сбежать». (Стр. 53, 54)

Нужна ли была такая речь, чтобы предотвратить сопротивление? Вряд ли, ведь серьезного сопротивления трудно было ожидать от испуганных, ужасно уставших за длительную поездку людей. Они бы беспрекословно повиновались кратким и жестким приказам в грубой форме.

Для чего тогда такое обращение? Зачем эсесовец рассказывал новоприбывшим заключенным, что Собибор это транзитный лагерь, откуда их довольно скоро вывезут дальше в Украину или в Ригу? Для человека с логическим мышлением ответ на этот вопрос может быть только один.

Date: 2015-09-05; view: 346; Нарушение авторских прав