Мясная порода мамонтов

Будкин сидел за рулем и довольно хехекал, когда "запор" особенно сильно

подкидывало на ухабах. Усердно тарахтя, "запор" бежал по раздолбанной

бетонной дороге. Параллельно бетонке тянулись рельсы, и некоторое время

слева мелькали заброшенные теплушки. За ними влажной сизой полосой лежала

Кама. Небо было белое и неразличимое, словно его украли, только

полупрозрачные столбы света, как руины, стояли над просторной излучиной

плеса. В текучем и водянистом воздухе почти растворился дальний берег с

бурыми кручами песка и косой фермой отшвартованной землечерпалки. На реке

бледно розовел одинокий бакен.

Бетонка и рельсовый путь вели на завод. Уже началась дамба, и справа от

дороги в голых низинах блестели плоские озера на заливных лугах. В этих

озерах заканчивался рукав затона. Заросли кустов и редкие деревья вдоль

обочины стояли голые, прохудившиеся, мокрые от холодной испарины утреннего

тумана.

Служкин и Надя сидели на заднем сиденье "запора". Надя держала Тату,

одетую в красный комбинезон, а Служкин читал газету, которой была закрыта

сверху сумка, что стояла у него на коленях.

-- Будкин, -- раздраженно сказала Надя, -- если ты на шашлыках будешь

пить, я обратно с тобой не поеду. Пойду с Татой пешком.

-- Фигня, -- хехекнув, самоуверенно заявил Будкин. -- Я по этой дороге

полным крестом миллион раз ездил. К тому же чего мне будет с двух бутылок

красного вина на троих. Это Витус сразу под стол валится, когда я

только-только за гармонь хватаюсь.

-- Ну скажи ему что-нибудь, папаша! -- Надя гневно взглянула на

Служкина, и Служкин виновато вздохнул.

-- Пишут, что в бассейне Амазонки нашли секретную базу фашистов времен

Второй мировой, -- сказал он.

-- И чего там на ней? -- поинтересовался Будкин. -- Секретные фашисты?

Будкин лихо свернул на фунтовый съезд, уводящий в кусты.

-- Цистерна, а в ней семнадцать тонн спермы Гитлера.

-- К-кретин!... -- с бессильным бешенством выдохнула Надя.

"Запор" продрался сквозь акацию и, весь облепленный серыми листьями,

точно камуфляжем, выехал на площадку у берега затона. Площадку живописно

огораживала реденькая роща высоких тополей. Площадка была голая и синяя от

шлака. Посреди нее над углями стоял ржавый мангал, валялись ящики. Вдали в

затоне виднелся теплоход -- белый-белый, вплавленный в черную и неподвижную

воду, просто ослепительный на фоне окружающей хмари, походивший на спящего

единорога. Все вылезли из машины: Будкин ловко вынул наружу Тату, а Служкин

долго корячился со своей сумкой.

-- Ну и чего здесь хорошего? -- мрачно огляделась Надя.

-- Традиция у нас -- есть шашлыки именно на этом месте, -- пояснил

Будкин. -- Летом тут хорошо, травка всякая. Мы без трусов купаемся -- никого

нет.

-- Только на это у вас ума и хватает...

-- Надя, а мы приехали? -- спросила Тата.

-- Приехали, -- убито вздохнула Надя.

Тата присела и начала ковырять лопаткой плотно сбитый шлак.

-- Так, -- деловито распорядился Будкин. -- Сейчас я, как старый

ирокез, пойду за дровами, а ты, Надюша, доставай мясо из уксуса и насаживай

на шампуры.

-- Я тебе домохозяйка, что ли? -- возмутилась Надя.

-- Надю-ша, не спорь! -- игриво предостерег ее Будкин, обнимая за талию

и чмокая в щеку. -- Мужчина идет за мамонтом, женщина поддерживает огонь.

-- Кто тут мужчина-то? -- с презрением спросила Надя.

-- Поговори мне еще! -- прикрикнул на нее Будкин. -- Хоу!

Он метнул в тополь маленький туристский топорик. Топорик отчетливо

тюкнул, впиваясь в ствол. Будкин нырнул в машину, включил на полную мощь

встроенный магнитофон, а затем развинченной, боксерской трусцой, не

оглядываясь, побежал за топориком и в рощу.

-- Хам, -- заметила Надя, подняла сумку и понесла к мангалу.

-- Папа, а песок не копается, -- сказала Тата.

-- Да бес с ним... Пойдем лучше на корабли смотреть, -- предложил

Служкин. -- Давай садись мне на шею.

-- Не урони ее! -- издалека крикнула Надя.

С Татой на плечах Служкин вышел на тракторную колею и двинулся к

кораблям.

-- Папа, а куда Будкин пошел?

-- На охоту за мамонтом. Он его на шашлык порубит, мама пожарит, и мы

съедим. Мамонт -- это слон такой дикий, волосатый.

-- А ему больно будет?

-- Нет, что ты, -- успокоил дочку Служкин. -- Он специальной породы --

мясной. Когда его на шашлык рубят, он только смеется.

-- А почему мы его не видели, когда на машине ехали?

-- Ты не видела, а я вот видел. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты,

-- размером с нашего Пуджика.

-- А Пуджика можно на шашлык порубить?

-- Конечно, -- заверил Служкин. -- Только для этого его надо долго

откармливать отборными мышами, а он у нас ест одну лапшу и картошку.

Служкин дошел до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись

скулой в шлаковый отвал -- словно спал, положив под щеку вместо руки всю

землю. Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые

иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо

вонзенными в тело сраженного мамонта.

-- А что корабли на земле делают? -- спросила Тата.

-- Спят. Они как медведи -- на зиму выбираются на берег и засыпают. А

весной проснутся и поплывут -- в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А

может, и в Океан Бурь.

-- А мы на них будем плавать?

-- Обязательно, -- заверил Служкин.

С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье

лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей

тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны. Заводские

корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла

обойма "ракет", издалека похожих на свирели. В черной, неподвижной воде

затона среди желтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой

заводоуправления наверху.

Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а

Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно,

что он рассказывает Наде о чем-то веселом. По воде до Служкина донесся Надин

смех. Непривычный для него смех -- смех смущения и удовольствия.