Часть 2. Практическое приложение урока 3 page

Но оппозиция трудосберегающему оборудованию не ограничивается, даже сегодня, лишь неучами от экономики. Не далее как в 1970 году появилась книга столь высоко ценимого автора, что впоследствии он получил Нобелевскую премию в области экономики. В книге он выступал против внедрения трудосберегающих машин в развивающихся странах на том основании, что они «снижают спрос на рабочую силу»!⁰⁰⁵ Из этого утверждения следует логический вывод: для максимального увеличения количества рабочих мест труд должен быть как можно менее эффективным и производительным. Это предполагает, что бунтовщики-луддиты в Англии, в начале XIX века громившие чулочновязальные машины, паровые ткацкие станки и настрижное оборудование, в конечном счете, были правы.

Можно привести массу цифр, свидетельствующих, сколь глубоко заблуждались технофобы прошлого. Но от этого не будет никакой пользы, пока мы не поймем корень этих заблуждений. Ибо статистика и история бесполезны применительно к экономике, если они не дополняются в основе своей дедуктивным исследованием фактов, а именно: что означает в данном случае понимание того, почему последствия от внедрения в прошлом оборудования и других трудосберегающих устройств должны были наступить. В ином случае технофобы будут утверждать (что они фактически и делают, когда им указывают на то, что пророчества их предшественников оказались абсурдными): «Да, это могло быть очень хорошо в прошлом, но современные условия отличаются кардинальным образом; сегодня мы не можем позволить себе более разрабатывать трудосберегающие машины». Г-жа Элеанора Рузвельт даже писала в своей статье от 19 сентября 1945 года, распространенной агентством по различным газетам для одновременной публикации: «В настоящее время мы достигли такой точки, когда трудосберегающие машины хороши лишь в той степени, насколько они не лишают работы занятых на ней людей».

Если бы действительно верным было то, что внедрение трудосберегающего оборудования является причиной постоянно растущей безработицы и нищеты, то вытекающий из этого логический вывод был бы революционным не только для технической сферы деятельности, но и для всей концепции цивилизации. Мы должны тогда не только рассматривать весь последующий технический прогресс как бедствие, но и все предыдущие достижения технического прогресса не менее ужасными. Каждый день мы пытаемся сократить усилия, необходимые для достижения поставленной цели. Каждый из нас пытается сэкономить свой труд и средства, необходимые для достижения цели. Каждый работодатель — в равной мере это относится и к мелкому, и к крупному предпринимательству — постоянно пытается достичь наилучших результатов более экономичным и эффективным путем, то есть, экономя труд. Каждый разумный рабочий старается минимизировать необходимые усилия для выполнения своей работы. Наиболее честолюбивые из нас настойчиво пытаются добиться повышения результативности в заданный период времени. Технофобы, будь они логичны и последовательны, должны были бы отказаться от завоеваний прогресса и мастерства, расценивая их не только как бесполезные, но и ошибочные. Зачем же для перевозки груза из Чикаго в Нью-Йорк пользоваться железной дорогой, если можно задействовать гораздо больше людей, навьючив их грузом?

Подобные ошибочные теории никогда не отражают логической последовательности, но поскольку на практике их все-таки придерживаются, то они наносят огромный вред. Поэтому попытаемся разобраться, что же на самом деле происходит при внедрении технических усовершенствований и трудосберегающих машин. В зависимости от конкретных условий, доминирующих в той или иной отрасли или временном периоде, в каждом случае детали будут разниться. Но мы рассмотрим гипотетический пример, который включает в себя основные возможности.

Предположим, производитель одежды узнает о существовании оборудования, при помощи которого можно изготавливать тот же объем продукции пальто при вдвое сокращенных затратах труда. Предприниматель устанавливает прогрессивное оборудование и увольняет половину рабочих.

На первый взгляд это выглядит как очевидное снижение занятости. Но для производства внедренного оборудования требовался труд, и здесь, наоборот, мы видим рабочие места, которые в ином случае бы не существовали. Однако производитель предпочтет оборудование лишь в том случае, если оно позволит шить, например, костюмы более высокого качества с трудозатратами, вдвое меньшими прежних, или же если качество костюмов останется на прежнем уровне, но себестоимость их снизится. Если допустить последнее, то мы не можем одновременно полагать, что количество труда, необходимое для производства оборудования, было эквивалентно числу уволенных, как и количеству труда, которое производитель одежды надеется сэкономить в долгосрочной перспективе благодаря использованию оборудования, в противном случае предприниматель никакой экономии не достиг бы и, естественно, не стал бы применять оборудование.

Итак, нам осталось разобраться с итоговым снижением занятости. При этом мы должны иметь в виду реальную возможность того, что даже первым эффектом от внедрения трудосберегающего оборудования может стать итоговый рост занятости, ибо производитель одежды, как правило, планирует получить экономию средств от приобретения оборудования в долгосрочной перспективе возможно, пройдет несколько лет, прежде чем оборудование «окупит себя».

После того как применение оборудование обеспечило экономию, достаточную для компенсации его стоимости, у производителя одежды становится больше прибыли, чем прежде. (Мы полагаем, что он продает свою продукцию по такой же цене, как и его конкуренты, а не дешевле.) Здесь может создаться впечатление, что занятость труда в чистом виде снизилась, выиграл же лишь производитель, капиталист. Но именно благодаря дополнительной прибыли впоследствии должно выиграть общество. Производитель должен использовать эту дополнительную прибыль по меньшей мере одним из трех способов, а возможно, воспользуется всеми тремя 1) использует дополнительную прибыль для расширения своей деятельности путем приобретения нового оборудования для производства большего количества пальто, 2) инвестирует дополнительную прибыль в какую-нибудь другую отрасль, 3) истратит дополнительную прибыль для роста своего собственного потребления. Какое бы направление он ни выбрал, его действия повышают занятость

Другими словами, производитель в результате своей экономии получает прибыль, которой у него ранее не было. Каждый сэкономленный на прямой заработной плате прежним изготовителям пальто доллар он платит теперь в форме косвенной заработной платы или производителям нового оборудования, или рабочим другой отрасли, куда он инвестирует свой капитал, или производителям нового дома или машины, которые он приобретает, или драгоценностей и мехов для жены. В любом случае (если только он не бесцельный скопидом) он в косвенной форме предоставляет столько рабочих мест, сколько перестал предоставлять напрямую.

Но на этом дело не заканчивается, да и не может закончиться. Если предприимчивый производитель достигает большей экономии в сравнении со своими конкурентами, то он либо будет расширять свои операции за их счет, либо и сами конкуренты начнут приобретать оборудование. Следовательно, больше работы будет опять же предоставлено производителям оборудования. Но обостренная конкуренция и оснащение производства будут приводить к снижению цен на пальто. Прежних больших прибылей у тех, кто внедряет новое оборудование, больше не будет. Норма прибыли производителей, использующих новое оборудование, начнет снижаться, в то время как производители, не внедрившие оборудование, могут вообще оказаться без прибыли. Другими словами, сбережения начнут перемещаться в сторону покупателей пальто — к потребителям.

Поскольку же пальто стали дешевле, покупать их будет большее число людей. Это означает, что для изготовления такого же количества пальто, как и раньше, требуется меньше рабочих, и теперь производится в сравнении с прошлым большее количество пальто. Если спрос на пальто, используя терминологию экономистов, «эластичен», то есть, если падение цены на пальто становится причиной расходования населением большей общей суммы на приобретение этого вида продукции, чем ранее, то тогда большее число людей может быть занято даже в производстве пальто, чем до внедрения трудосберегающих машин. Мы уже видели, как это реально происходило в истории на примере производства чулок и другой текстильной продукции.

Но новая занятость не зависит от эластичности спроса на тот или иной конкретный товар. Предположим, что при том, что цена на пальто была значительно снижена — допустим со 150 до 100 долларов, — дополнительно ни одно пальто не было продано. Результатом этого станет то, что в то время как покупатели обеспечены новыми пальто в той же мере, что и ранее, но теперь у каждого из них после покупки будет оставаться 50 долларов, которые ранее у него не остались бы. А следовательно, человек потратит эти 50 долларов на что-то другое, чем повысит занятость в других областях.

Итак, в конечном итоге ни механизация, ни технологические усовершенствования, ни автоматизация, ни экономия и повышение производительности труда не лишают людей работы.

Но, безусловно, не все изобретения и открытия являются трудосберегающими машинами. Некоторые из них, например точные инструменты, или нейлон, люситы⁰⁰⁶, клееная фанера и пластмассы любых видов, просто улучшают качество продукции. А такие, как, например, телефон или самолет, выполняют операции, которые непосредственно человеческий труд не может претворить никаким образом. Другие же вызывают появление таких объектов и услуг, например рентгеновские установки, радиоприемники, телевизоры, кондиционеры и компьютеры, которые в противном случае просто не существовали бы. Но в приведенном выше примере мы выбрали именно тот тип оборудования, который был особым объектом для современной технофобии.

Можно, конечно, и далее выдвигать доводы в обоснование того, что машины в итоге не лишают людей работы. Иногда утверждается, например, что машины создают новые рабочие места, которые в ином случае отсутствовали бы. При определенных условиях это может быть верным. Определенно, они могут создавать огромное количество новых рабочих мест в отдельных отраслях. Статистические данные по текстильной индустрии XVIII века как раз относятся к этому случаю. Современные показатели, вне сомнений, поражают ничуть не меньше. В 1910 году в молодой автомобильной промышленности США было занято 140 тысяч человек. В 1920 году, по мере совершенствования продукции и снижения издержек ее производства, в отрасли было занято уже 250 тысяч человек. В 1930 году, на фоне совершенствования производства и снижения издержек продолжался, занятость в отрасли составила 380 тысяч человек. В 1973 году численность занятых достигла 941 тысячи человек. К 1973 году 514 тысяч человек были заняты в производстве самолетов и узлов к ним, а 393 тысячи человек — электронных компонентов. И так происходило в любой новой отрасли, по мере того, как изобретение совершенствовалось и издержки производства снижались.

По большому счету можно сказать, что машины в огромной степени увеличивают число рабочих мест. Население мира сегодня в четыре раза больше того, каким оно было в середине XVIII века, перед бурным развитием промышленной революции. Можно определенно сказать, что машины дали толчок приросту населения, ибо без машин мир не мог бы прокормить такое количество людей. Поэтому можно сказать, что три жителя нашей планеты из четырех обязаны машинам не только работой, но и своей жизнью.

Кроме того, ошибочно рассматривать функцию или результат применения машин прежде всего в создании рабочих мест. Действительный результат применения машин заключается в росте производства, росте стандарта жизни, росте экономического благосостояния. Нет никакой премудрости в обеспечении полной занятости, даже (или в особенности) при самой примитивной экономике. Полная занятость — самая полная занятость; продолжительная, изнурительная и непосильная занятость — именно она характерна для наиболее отсталых в индустриальном отношении стран. Там, где существует полная занятость, новые машины, изобретения и открытия не способны — пока не пройдет достаточного времени для роста населения — обеспечить большую занятость. Они скорее принесут вместе с собой большую незанятость (здесь я имею в виду добровольную, а не принудительную незанятость), ибо люди могут позволить себе работать меньшее количество часов, тогда как детям и старикам более нет необходимости трудиться.

Машины, повторюсь, способствуют росту производства и повышению стандарта жизни. Этоможет достигаться одним из следующих двух способов: либо благодаря эксплуатации машин товары становятся дешевле для потребителей (как в примере с пальто), либо же благодаря им повышается уровень заработной платы вследствие роста производительности труда рабочих. Или, другими словами, либо благодаря применению машин возрастает в денежном выражении заработная плата, либо через снижение цен увеличивается объем товаров и услуг, которые можно приобрести за аналогичную в денежном выражении заработную плату. Иногда эти оба процесса идут одновременно. Что в действительности происходит, во многом зависит от денежной политики, проводимой в стране. Но в любом случае машины, изобретения и открытия ведут к росту реальных доходов населения.

Прежде чем мы завершим эту тему, необходимо сделать одно предупреждение. Величайшим достоинством классических экономистов было то, что они изучали вторичные последствия, концентрировали свое внимание на изучении воздействия данной экономической политики или развития в долгосрочной перспективе и на все сообщество. Но такой подход был и их недостатком: демонстрируя долгосрочный и широкий подход, они иногда упускали из виду краткосрочный и узкий подход. Они слишком часто были склонны минимизировать или вообще забывать о непосредственном воздействии того или иного развития на отдельные группы. Как мы уже видели, например, многие из английских вязальщиков чулок пережили реальные трагедии в результате внедрения новых чулочновязальных машин, одного из самых ранних изобретений промышленной революции.

Но подобные факты из прошлого и их современные аналоги привели некоторых авторов к противоположной крайности — изучению лишь непосредственного влияния прогресса на определенные группы. Из-за внедрения какой-нибудь новой машины Джо Смита увольняют с работы. «Следите за Джо Смитом, — настаивают эти авторы, — никогда не теряйте его из виду». И далее они следят лишь за судьбой Джо Смита, забывая при этом о Томе Джонсе, только что получившем работу в сфере производства новой машины; о Тэде Брауне, только что получившем работу по управлению оборудованием; о Дэйзи Миллер, которая теперь может приобрести пальто за полцены. И именно потому, что такие авторы думают только о Джо Смите, они заканчивают защитой реакционной и бессмысленной политики.

Да, мы не должны забывать о Джо Смите. Внедрение новой машины лишило его работы. Возможно, он вскоре найдет новую работу, может быть, даже лучше прежней. Но не исключено также, что многие годы своей жизни он посвятил приобретению и совершенствованию определенных навыков, которые больше рынку не нужны. Следовательно, Джо Смит теряет то, что годами взращивал в себе, свое старое умение, так же, как, возможно, его предыдущий работодатель потерял свои инвестиции в старое оборудование или процессы, неожиданно вышедшие из употребления. Джо Смит был квалифицированным рабочим и получал заработную плату квалифицированного рабочего. А теперь он неожиданно стал неквалифицированным рабочим и в настоящее время может надеяться только на заработную плату неквалифицированного рабочего, поскольку единственное умение, которое у него было, теперь не требуется. Конечно, мы не можем и не должны забывать о Джо Смите. Он являет собой одну из тех личных трагедий, которые, как мы увидим, порождаются практически любым промышленным и экономическим прогрессом.

Задаваться вопросом, какой точно подход в отношении Джо Смита необходим — предоставить ли ему возможность самостоятельно приспосабливаться к новым условиям, выплатить ли ему пособие при увольнении или компенсационную выплату по безработице, включить ли его в список на получение пособия по безработице, обучить ли его за счет правительства новой профессии, — все это уведет нас слишком далеко от цели нашего рассмотрения. Основной урок — попытка увидеть все глобальные последствия любой экономической политики или развития — непосредственное воздействие на отдельные группы и долгосрочное воздействие на общество в целом.

То, что мы посвятили столь значительное место рассмотрению этой темы, связано с тем, что наши выводы, связанные с воздействием нового оборудования, изобретений и открытий на занятость, производство и благосостояние, являются решающими Если в этих вопросах мы заблуждаемся, то вряд ли сможем хоть что-то правильно понять в экономике.

Глава VIII. Схемы роста занятости

Я уже ссылался на разнообразные примеры профсоюзных методов борьбы за обеспечение занятости путем искусственного создания рабочих мест и нормализацию нагрузки на одного рабочего путем раздувания штатов Эти действия профсоюзов, а также терпимость общества к таким мерам проистекают из той же фундаментальной ошибки, что и боязнь внедрения машин. Она базируется на убежденности в том, что более эффективный способ производства продукции ведет к уменьшению рабочих мест, и на естественном выводе из этого о том, что менее эффективный способ ведения дел создает рабочие места.

Общие черты с этой ошибкой имеет убежденность в том, что в мире существует фиксированный объем работ, которые необходимо выполнять, и что если мы не можем выработать какие-то более сложные пути их осуществления, то по крайней мере можно подумать о такой схеме «расширения занятости», при которой было бы задействовано как можно больше людей.

Эта ошибка проистекает из обоснования детальной специализации труда, на котором настаивают профсоюзы Эта специализация в сфере строительства печально известна в крупных городах. Укладчикам кирпича не разрешают использовать камни для труб: этой деятельностью должны заниматься каменщики. Электрик не может демонтировать монтажную доску для фиксации контакта и потом сам установить ее обратно: это специальная работа, и не важно, сколь простой она может быть, которую должен выполнять плотник. Водопроводчик не будет вынимать и вставлять обратно кафельную плитку, чтобы устранить подтекание душа: это работа плиточника.

Неистовые схватки между профсоюзами по разделению «сферы полномочий» разыгрываются за эксклюзивное право на определенные типы «пограничных» работ. В заявлении, подготовленном Американскими железными дорогами для Комитета по административным процедурам при министре юстиции и генеральном прокуроре США, приводились многочисленные примеры, на основании которых Национальный совет по железнодорожному регулированию постановил, что каждая отдельная операция на железной дороге, независимо от ее значимости — будь то, например, разговор по телефону или закрепление костыля в стрелке, его изъятие, — является эксклюзивной собственностью определенного класса служащих. Если же случится так, что служащий другого класса в ходе выполнения своих непосредственных обязанностей выполнит подобные операции, он не получит за них дополнительную заработную плату, однако, находящийся в отпуске или незанятый представитель класса, на который возложено выполнение такого вида работ, должен получить соответствующую выплату заработной платы за то, что он не был вызван для ее выполнения.

Верно и то, что лишь немногие могут получить выгоду за счет всех нас от детальной и произвольной специализации труда при условии, что оно относится только к их отдельному случаю. Но поддерживающие такой подход в целом, не учитывают того, что его широкое применение всегда ведет к росту издержек производства; что он приводит в итоге к меньшим объемам произведенных работ и товаров Съемщик дома, вынуждаемый к найму двух людей, чтобы сделать работу одного, действительно предоставляет занятость дополнительно еще одному человеку. Но ровно на столько же у него становится меньше денег, которые он мог бы потратить на что-то, что могло бы обеспечить занятость кому-то еще. Поскольку, например, за устранение неисправности душа ему пришлось платить двойную цену, он решил не покупать новый свитер. «Работа» не делает общество богаче. Так, один день необоснованной занятости плиточника означает один день безработицы для вязальщика свитеров или оператора станка. Съемщик дома, однако, стал беднее. Вместо того, чтобы иметь отремонтированный душ и новый свитер, у него лишь отремонтирован душ. И если мы будем рассматривать свитер как часть национального благосостояния, то стране будет не хватать одного свитера. Это символизирует итоговый результат усилий по созданию дополнительной работы путем произвольного подразделения труда.

Но существуют и другие схемы «расширения занятости», часто предлагаемые представителями профсоюзов и законодателями. Наиболее распространенное из них предложение — законодательным способом сократить рабочую неделю. Аргументация при этом состоит в том, что это «расширит занятость» и «предоставит больше рабочих мест». Сокращение рабочей недели и введение штрафных санкций за сверхурочные работы стали главными пунктами предлагаемыми для внесения в действующий Федеральный закон о почасовой заработной плате. Существовавшее ранее в штатах законодательство запрещало использование труда женщин или шахтеров более, скажем, 48 часов в неделю, что обосновывалось уверенностью в том, что большая продолжительность трудовой недели опасна для здоровья и морального состояния работника. Некоторые из схем были основаны на убеждении, что большая продолжительность пагубно сказывается на производительности труда. Но пункт в федеральном законе о том, что работодатель должен платить рабочему 50%-ную надбавку к его обычной почасовой ставке за все часы в неделю, превышающие 40 часов, не основывался в первую очередь на том, что, скажем, 45 часов в неделю опасны для здоровья или отрицательно скажутся на производительности труда. При внесении этого пункта отчасти надеялись увеличить заработок рабочего в неделю, а отчасти надеялись на то, что наниматель откажется от идеи регулярно использовать чей-либо труд более 40 часов в неделю, что вынудит его нанять дополнительных рабочих. На момент написания этих строк существует множество схем по «предотвращению безработицы» путем введения 30-часовой, или четырехдневной рабочей недели.

В чем состоит реальное воздействие таких планов, навязываемых отдельными профсоюзами или законодательным путем? Этот вопрос будет яснее, если мы рассмотрим два случая. Первый — сокращение стандартной продолжительности рабочей недели с 40 до 30 часов без изменения почасовой ставки оплаты труда. Второй — сокращение рабочей недели с 40 часов до 30, но с существенным увеличением почасовой ставки с целью сохранения недельной заработной платы для уже нанятых отдельных рабочих.

Рассмотрим первый случай, когда рабочая неделя сокращена с 40 до 30 часов без изменений в почасовой оплате. Если имеется значительная безработица в тот момент, когда этот план начинает действовать, вне сомнений, он обеспечит дополнительную занятость. Мы, однако, не можем предположить, что дополнительная занятость возрастет настолько, что обеспечит прежний объем фонда заработной платы и прежнее количество человеко-часов, если только мы не станем делать маловероятных допущений, что в каждой отрасли имелся абсолютно одинаковый уровень безработицы и что вновь нанимаемые работают в среднем не менее производительно, по сравнению с прежде здесь работавшими. Но предположим, что мы делаем эти допущения. Допустим, необходимое дополнительное количество рабочих с соответствующими навыками имеется и использование труда новых рабочих не увеличит производственные издержки Каков же будет результат от сокращения рабочей недели с 40 до 30 часов (без какого-либо повышения почасовой ставки)?

Итак, будет занято большее число рабочих, но каждый из них будет работать меньшее количество часов, а поэтому роста человеко-часов не будет наблюдаться. Вряд ли произойдет какое-либо значимое увеличение и объема производства Совокупный фонд заработной платы и «покупательная способность» не станут больше. Даже при самых благоприятных допущениях (которые будут редко реализовываться на практике) произойдет лишь то, что ранее занятые рабочие будут фактически субсидировать ранее безработных рабочих. Для того, чтобы каждый «новый» рабочий получал три четверти от долларовой заработной платы в неделю, которую получали рабочие ранее, «старые» рабочие сами будут теперь получать лишь три четверти от своей заработной платы в неделю. Верно, что «старые» рабочие станут теперь работать меньшее количество часов, но приобретение большего свободного времени по такой высокой цене, по-видимому, не является их решением достижения этой цели: это жертва, навязанная им в обеспечение работой других людей.

Профсоюзные лидеры, требующие более короткой рабочей недели для «расширения занятости», обычно понимают это и поэтому выдвигают свое предложение в форме, предполагающей для каждого совмещение несовместимого. Необходимо сократить продолжительность рабочей недели с 40 до 30 часов, говорят они нам, чтобы обеспечить большее количество рабочих мест, однако для компенсации укороченной недели необходимо повысить почасовую ставку на 33,33%. Нанятые рабочие, скажем, ранее получали в среднем 226 долларов за 40 часов работы в неделю; теперь же, чтобы они могли получать те же самые 226 долларов всего за 30 часов работы, почасовая ставка оплаты должна возрасти в среднем более чем на 7,53 доллара.

Каковы будут последствия реализации такого плана? Первое и наиболее очевидное последствие будет заключаться в росте издержек производства. Если мы допустим, что при 40-часовой рабочей неделе рабочие получали менее уровня производственных издержек, цен и возможных прибылей, то тогда они имеют возможность оплаты труда по возросшей почасовой ставке без сокращения продолжительности рабочей недели. То есть, другими словами, они могли бы работать такое же количество часов и получать каждую неделю заработную плату, возросшую на одну треть, вместо получения той же самой заработной платы за 30-часовую рабочую неделю. Но если при 40-часовой неделе рабочие уже получали максимально возможную заработную плату при имеющемся уровне производственных издержек и цен (и сама по себе безработица, с которой они пытаются бороться, является признаком того, что они уже получают даже больше этого уровня), то тогда возрастание производственных издержек в результате роста на 33,33% почасовой ставки оплаты будет намного больше того, что текущее состояние цен, производства и издержек сможет выдержать.

Результатом более высокой заработной платы будет поэтому намного большая, чем ранее, безработица. Наименее эффективные фирмы будут выброшены из бизнеса, а наименее квалифицированные рабочие потеряют свою работу. Производство сократится по всему циклу. Более высокие издержки производства и недостаточное предложение будут вести к росту цен, и, следовательно, рабочие смогут купить меньше на ту же самую долларовую зарплату. С другой стороны, возросшая безработица снизит спрос и таким образом будет способствовать снижению цен. Что в итоге произойдет с ценами на товары, будет зависеть от того, какая затем последует денежная политика. Но если будет проводиться политика денежной инфляции, при которой цены будут подняты настолько, чтобы можно было выплачивать повышенную почасовую ставку, это явится лишь скрытой формой сокращения реального уровня заработной платы, при котором произойдет возврат с точки зрения количества товаров, которые можно приобрести, к тому же реальному уровню, что и раньше. Результатом будет то же самое, что и в случае сокращения продолжительности рабочей недели без повышения почасовой ставки. А последствия этого мы уже обсудили.

Схемы «расширения занятости», вкратце, основываются на том же виде заблуждения, которое мы уже рассматривали. Люди, которые поддерживают такие схемы, думают только о занятости, которой они могут обеспечить отдельных людей или группы; они не утруждают себя размышлениями, каким будет в целом воздействие на всех людей.

Схемы «расширения занятости» основываются также, как мы уже упомянули, на ложном допущении того, что существует фиксированный объем необходимых работ. Большей ошибки трудно себе представить. Пока имеются неудовлетворенные потребности или желания человека, не могут существовать ограничения в необходимых объемах работ, способствующих их удовлетворению. В современной товарной экономике большая часть работ исполняется при оптимальных соотношениях уровня цен, издержек производства и заработной платы. Эти соотношения мы рассмотрим ниже.

Глава IX. Сокращение армии и бюрократов

Когда после каждой великой войны намечается демобилизация вооруженных сил, всегда возникает сильное беспокойство: а хватит ли всем рабочих мест? не станут ли бывшие военные безработными? И это понятно, поскольку при предстоящей демобилизации миллионов людей частному бизнесу требуется какое-то время, чтобы вновь принять их на работу, хотя в прошлом, до войны, этот процесс прошел на удивление быстро. Страх возможной безработицы возникает потому, что люди видят лишь одну сторону процесса.

Они видят бывших солдат, появляющихся на рынке труда. Откуда возьмется «покупательная способность», чтобы обеспечить их занятость? Если мы допускаем, что государственный бюджет является сбалансированным, то тогда ответ прост. Правительство прекращает финансирование армии. Налогоплательщикам будет разрешено оставить себе средства, которые ранее изымались у них в виде налога на финансирование солдат. Следовательно, налогоплательщиков появятся дополнительные средства для покупки дополнительных товаров. Другими словами, гражданский спрос возрастет, а это обеспечит занятость дополнительной рабочей силе, которую представляют собой бывшие солдаты.

Date: 2015-09-05; view: 262; Нарушение авторских прав