Тайна похищенной карты 8 page

— Можешь назвать любым именем бухту.

— Бухту?

— Да. Этой бухте нужно дать христианское имя.

Антонио ни во что не ставит «честь», оказанную ему да Гамой. Но он понимает, что должен изобразить благодарность. В любом случае, он добился признания. Антонио надеется, что это сослужит ему хорошую службу по окончании похода, когда да Гама станет распределять вознаграждение.

Он слишком долго размышляет, так что да Гама напоминает ему:

— Христианское имя.

Антонио стряхивает задумчивость и решительно произносит:

— Хелина. Я бы хотел назвать бухту в честь святой Хелины, капитан-майор.

Наши дни

Лиссабон, Португалия

Они втиснулись за угловой столик бара на первом этаже отеля. Возвращаясь в «Ритц» на такси, Мара не проронила ни слова. Всю дорогу она думала только об одном, полагая, что и Бен ломает над этим голову.

Они заказали напитки, и больше она не могла сдерживаться:

— У европейских картографов было слишком много сведений, которых в то время они еще не могли знать. Но откуда-то они все-таки их получили.

— Я думаю о том же.

— Но не могли же европейские мореплаватели узнать о новых землях из китайской карты, пролежавшей под землей на маршруте Шелкового пути больше пяти веков. Абсурд какой-то.

— Если только путешественники в Азию не слышали рассказы о китайских морских походах, которые потом поведали в Европе. Эрманно высказывал подобное предположение, да и профессор говорил, что португальские правители разослали повсюду своих шпионов, как раз для сбора таких сведений.

— Верно.

Оба замолчали. Каждый потягивал из своего бокала, обдумывая версию.

— Строить гипотезы, конечно, интересно, но я думаю, нам это не поможет отыскать Диаша, — сказала Мара.

Бен продолжал молчать. Мара догадалась, что пытливость ученого, намеренного изменить историю своими находками, заставляла его пойти по этому пути дальше. Но он был ей нужен в команде.

— Я знаю, трудно отказаться от исследования такой интересной побочной версии, как эта, но думаю, все-таки придется. По крайней мере, пока мы не добудем карту.

Бен неохотно согласился. Они поднялись на лифте в свои номера. Мара едва успела зайти в комнату, как у нее зазвонил мобильный. Это оказался Джо. У нее появилась надежда услышать какие-то новости о Диаше или Ричарде, которые подскажут, что предпринять дальше.

Она ответила.

— Слышала когда-нибудь о Комитете национальной политики? — спросил Джо.

— Нет. Похоже на какой-то университетский научный совет, — спокойно ответила Мара, обходя номер.

Она раздвинула занавески, чтобы взглянуть на прекрасный вид: заходящее солнце освещало памятник маркизу де Помбалу, реку Тежу и замок Святого Георга. Мара открыла дверь на террасу и вышла.

— Ты, должно быть, думаешь, что это кучка умников-профессоров, которые запираются в одном кабинете и, попивая паршивый кофе, строят грандиозные теории.

Мара поспешила его прервать, пока он не оседлал своего любимого конька, заведя обычную тираду насчет бесполезности академических знаний.

— Что-то в твоем тоне подсказывает мне, что этот комитет занимается совсем другим.

— Как ты догадалась?

Мара хохотнула.

— Итак, чем же все-таки он занимается?

— Те, кто в него входит, запрыгивают в свои частные самолеты и встречаются время от времени, чтобы обговорить такие пустяки, как, скажем, президентские выборы. Только на прошлой неделе они слетали на остров Амелия, что во Флориде, где за бокалами мартини, вероятно, зарубили нескольких сенаторов. — Его тон стал серьезным. — Это секретный клуб крайних христианских консерваторов и их политических союзников.

Республиканцы, президентские выборы, унылый старомодный курорт: все признаки ее клиента.

— Позволь, я сама скажу, кто был на той встрече. Ричард Тобиас.

— Угадала.

— Это как раз по его части. Правда, я никак не думала, что он поддерживает крайне правых. Я всегда считала его более умеренным республиканцем вроде моего отца.

Хотя про себя она подумала, что отец вполне мог бы изменить свои политические воззрения, если бы его пригласили присоединиться к элитной всевластной клике вроде этого комитета.

— С тех пор как они с твоим отцом творили чудеса в Бостоне, он сделал резкий уклон вправо.

Джо завел тираду о несгибаемых республиканцах, кандидатуры которых якобы поддерживал Ричард.

Мара его перебила:

— Причем тут деятельность Ричарда и его намерение скрыть от меня истинный вид карты?

— А сама что думаешь?

Мара улыбнулась. Джо не боялся охладить ее немного, когда она теряла терпение.

— Давай рассуждать. Если Бен сказал правду по поводу карты, то она могла бы служить доказательством, что китайцы открыли большую часть света, включая Америку, раньше европейцев. Китай в таком случае попытается поднять вокруг карты общественный шум, провозглашая свое историческое преимущество. Китайцы также могут связать былую славу первооткрывателей с теперешним «новым» Китаем. Если Ричард на самом деле настолько консервативен, то в его политической программе не найдется места для идеи, что Америку открыли китайцы задолго до европейцев. — Она хмыкнула. — Представь себе лицо Ричарда, если Новую Англию придется переименовать в Новый Китай.

— В самую точку.

Мара продолжала рассуждать:

— В таком случае Ричард захочет получить карту. И уничтожить ее. — Она помолчала. — Пожалуй, последние слова возьму обратно. Он припрячет карту. Такая ценность может однажды пригодиться.

— Верно понимаешь.

— Но причем здесь я?

— Я бы сказал, ты отвечаешь за розыск украденной вещи.

— А как насчет укрывательства? Если он в курсе моих взглядов, то понимает, что я не пойду против закона и захочу вернуть карту китайской стороне. Или заключить сделку, по которой на его долю достанется почет первооткрывателя, а карта тем не менее останется под контролем китайцев. Я никогда не соглашусь на то, чтобы карта осталась у него в тайнике.

— Вот этим я как раз сейчас и занимаюсь. А пока суд да дело, будь поосторожнее с Тобиасом. Общение с ним сведи до минимума.

— Постараюсь.

— Но вернемся к китайцам — видела своего друга?

— В последнее время — нет. Но я предпринимала все меры предосторожности, которым ты меня научил.

— Он там, Мара. Просто стал более внимательным, с тех пор как ты заметила его в «Ритце».

Солнце закатилось за горизонт, отбросив последний отблеск на террасу. Похолодало. Мара вернулась в свою неубранную комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Раскладывая вещи по местам, она рассказывала Джо о встрече с профессором. Он притворно зевал, пока она пересказывала урок истории об эпохе Великих открытий, ордене Христа и всех странностях, отмеченных на первых картах мира. Но потом она упомянула виконта Томара.

— Я откуда-то знаю это имя, — сказал Джо.

— Помимо всего прочего, это довольно известный португальский коллекционер карт. Я пытаюсь добиться с ним свидания. Открой досье, составленное Кэтрин.

Слушая вполуха Джо, который зачитывал биографию Томара, она наклонилась, чтобы подобрать с пола туфлю. И тут она что-то увидела. Прозрачная пленка, которой она заклеила ящики стола — один из маленьких трюков Джо, — была порвана. Мара провела пальцем по шву. Да, ящики действительно кто-то открывал. Можно предположить, что в номере убирала горничная, хотя в то утро она повесила на дверь табличку «Не беспокоить».

Очень осторожно Мара выдвинула ящик. В начале дня она разложила в нем кое-какие мелочи в особом порядке, оставив все важные документы при себе. Ящик стола служил лишь проверкой, роются в ее вещах или нет.

Все предметы вроде бы остались на своих местах. Вроде бы. Одна ручка оказалась не в том отделении, и ничего не значащая брошюра теперь лежала криво. Кто-то явно обыскал ее комнату.

Лето и осень 1421 года и зима 1422 года

Индийский океан, восточное побережье Африки и мыс Доброй Надежды

Армада покидает Малайзию и разделяется на пять флотов. Корабли под командованием адмирала Чжоу заходят во все известные порты Индийского океана и Арабского моря, чтобы вернуть посланников на родину. Используя для скорости северо-восточный муссон, они направляются к восточному берегу Африки.

Многие из моряков ходили по этому маршруту раньше. Для них такое путешествие обычное дело, тем более что небеса послали им хорошую погоду и благоприятные ветры. Но Чжи по-другому воспринимает плавание. Он дни и ночи занят — снимает показания компаса, рассчитывает широту по звездам, без устали составляет лоции.

Мастер Чэнь не может обойтись без Чжи, а потому не отпускает его на берег. Для Чжи остается одно утешение — Юань, рулевой, у которого меньше работы в портах, и он пользуется этим, уходя в увольнения. Во время вечерних прогулок Чжи по палубе Юань рассказывает ему о варварских городах, разыгрывая целые сценки, подсмотренные на чужбине. Чжи слушает, как моряки меняют свои личные запасы фарфора, шелка и лаковых изделий на слоновую кость, пряности и драгоценные камни. Он слушает рассказы о невиданных животных: жирафах, фу-лу в черно-белую полоску и страусах. Он восхищается, услышав от Юаня о рубинах, сапфирах и бриллиантах, преподнесенных королем Каликута адмиралу Чжоу в качестве дани императору Юнлэ.

Юань со всеми подробностями описывает религиозные обычаи в портовых городах, населенных в основном мусульманами. Он рассказывает Чжи, как в дни богослужений торговля на рынках прекращается до полудня. Вместо работы люди постятся, совершают омовения в розовой воде, умащаются благовониями и маслом и отправляются в храм для молитвы. Чжи дивится этим обычаям: на родине терпимо относятся к его вероисповеданию, но, разумеется, ни о каком прекращении работы ради молитвы не может быть и речи.

Чжи узнает, что флот адмирала Чжоу не собирается останавливаться в Мекке, и ему больно. Еще мальчишкой в Куньяне он слушал рассказы паломников, возвратившихся из святого города. Они говорили о Большой мечети с божественным залом, переливающимся золотом и цветными камнями. Они рассказывали о чудесном аромате мечети, построенной из глины, смешанной с розовой водой. Они описывали, как обходили вокруг Каабы[8]и в ответ на особо настойчивые просьбы демонстрировали маленькие лоскутки черного шелка, срезанные с покрывала.[9]Слушая рассказы паломников, Чжи мечтал отправиться на молитву под призыв, раздающийся с четырех башен Большой мечети. Быть так близко и не совершить паломничества, когда другие тратят на это годы, путешествуя по земле, кажется ему святотатством. А ведь еще один паломник в семье только добавил бы славы роду Ма.

Чжи хранит в памяти рассказы Юаня, чтобы после передать их Кэ — сам Юань никогда бы не смог рассказать обо всем девушке. Чжи и Кэ оба остаются на борту корабля при заходе в порты — хотя причины у них разные, — и ему нравится рассказывать ей об экзотической жизни на берегу. Она восторженно хлопает в ладоши, когда он описывает странных животных, до которых Юань дотрагивался на рынке, и недоверчиво округляет глаза, слушая подробный рассказ о драгоценных камнях с куриное яйцо, которые король Каликута преподнес адмиралу Чжоу. И хотя она радуется миру, о котором слушает, Чжи видит молоденькую девчонку, спрятанную под густым гримом, сложной прической и шелковыми нарядами. И он печалится, что им обоим пришлось принести жертвы ради этого путешествия.

Однажды вечером Чжи знакомится с мореходными лоциями для прохода вдоль восточного африканского побережья в Кению, а оттуда — в Мозамбик. Мастер Чэнь прерывает его работу, приказывая тотчас явиться на капитанский мостик. Чжи торопится исполнить приказ и видит на палубе адмирала Чжоу со всеми его заместителями и остальными членами навигационной команды. Небывалое явление: по протоколу требуется, чтобы они отчитывались адмиралу в его личных покоях. Чжи почтительно падает на колени и остается так стоять, пока один из заместителей адмирала не позволяет ему подняться.

Адмирал держит в руке свиток. Чжи узнает императорскую печать, которую помнит еще по годам своей службы в Главном церемониальном управлении. Адмирал объявляет:

— Его императорское величество император Юнлэ доверил нам, его никчемным слугам, важную миссию. Наш флот закончит развозить послов по восточному побережью Африки. Затем, согласно пожеланию императора, чтобы армада адмирала Чжэна посетила все земли под небом и взяла с них подати, мы отправимся на юг, до конца побережья Африки. Оттуда мы продолжим поход, взяв курс на запад, чтобы отыскать землю Фусанг и присоединить ее к владениям его императорского величества.

Чжи выслушивает адмирала и видит, как обычно сдержанный мастер Чэнь вздрагивает. Все китайские мореплаватели когда-то слышали легенду о земле Фусанг. Тысячу лет тому назад один буддийский монах по имени Хой Шен вернулся из далекого путешествия в двадцать тысяч ли, во время которого, по его словам, он обнаружил цивилизованную страну, богатую медью, но без железа. Монах назвал это место в честь деревьев, там произраставших. Деревья давали необычные темно-красные плоды и обеспечивали людей корой для изготовления бумаги, ткани и домов.

Чжи понимает, почему мастера Чэня охватывает дрожь. После Мозамбика придется плыть без лоций и карт. Это означает руководствоваться слухами и наставлениями, передаваемыми из уст в уста арабскими моряками. Это означает идти вперед, полагаясь лишь на заявления буддийского монаха тысячелетней давности.

Адмирал продолжает:

— Вы никому не расскажете об этой миссии. Повторяю, никто из остальных членов команды не должен знать, что мы ищем Фусанг.

Адмирал покидает мостик, заместители тянутся за ним цепочкой. Никому из штурманской группы не приходится объяснять причину такого запрета. Адмирал предвидит панику, которая начнется среди моряков, если они узнают, какой опасный маршрут им предстоит. Лучше всего скрывать цель похода как можно дольше.

Небольшая группка удаляется в кубрик, чтобы спланировать дальнейшие действия. Чжи падает духом при виде опытных моряков, потрясенных перспективой вести флот в неведомые воды. Все вспоминают, что им известно из трудов Хой Шена о мире за пределами африканского побережья, но скудость сведений лишь доказывает, как мало они могут сделать. Мастер Чэнь прекращает свою нервную болтовню и решает, что им следует сосредоточиться на составлении известного маршрута и пока не думать об остальном.

Они приплывают к восточному побережью Африки и возвращают оставшихся послов. Хотя Индийский океан они пересекают с относительной легкостью, Чжи со страхом думает о дальнейшем путешествии. Страхи приходят к нему раньше, чем к остальной штурманской группе.

В ночь, когда они покидают Мозамбик, стоит кромешная тьма, но небо ясное. Чжи несет обычную вахту, один. Однако он знает, что остальная команда штурманов сидит у себя по каютам и ждет, наблюдает, молится. Чжи поднимается на мостик и, как положено, достает нефритовый диск для обнаружения Полярной звезды. Он осматривает горизонт, но не видит путеводной звезды. Он не тревожится, ибо звезда ускользала от него и прежде. Он снова пытается ее найти. Еще раз. И еще раз. Звезда пропала.

Чжи торопится разбудить мастера Чэня. Мастер, одевшись впопыхах, мчится с ним на мостик. Опытной рукой мастер берет нефритовый диск и осматривает горизонт. Оба надеются, что виноват Чжи по своей неопытности, но оба ошибаются. Полярной звезды нет. А без нее им никак не определить широты. Они пока еще могут воспользоваться созвездием Южный Крест для определения направления, а также компасом, но в остальном они лишены проводника.

Мастеру Чэню и Чжи ничего другого не остается, как проинформировать адмирала Чжоу. Мастер собирается с силами и возвращается к себе в каюту, чтобы надеть форму. Оба приближаются к покоям адмирала, Чжи почтительно отстает от мастера на несколько шагов.

Охранник требует назвать причину, по которой он должен прервать сон адмирала. Ему рассказывают, что исчезла Полярная звезда, и он мгновенно будит командира. Мастеру Чэню и Чжи позволяют войти.

Оба низко кланяются адмиралу, который сидит на стуле в форме подковы в глубине каюты, на небольшом расстоянии от вошедших. Адмирал только что встал с постели, однако полностью одет: на нем длинный красный халат и высокий черный головной убор. Вперед выходит вице-адмирал и приказывает доложиться. Мастер Чэнь вполголоса сообщает вице-адмиралу о происшествии. Адмирал громко возвещает, не поднимаясь со стула:

— Пусть священник помолится Ма Цзу. Морская богиня укажет нам путь.

Мастер Чэнь и Чжи ожидают у закрытых дверей в молельню. Появляется священник и тут же проворно скрывается в покоях адмирала — торопится передать ему ответ Ма Цзу. За ним следуют оба штурмана. Им кажется, что проходит целая вечность, прежде чем вице-адмирал распахивает перед ними дверь.

— Мастер Чэнь, адмирал Чжоу приказывает вам и дальше следовать южным курсом.

Мастер осмеливается задать вопрос:

— Используя для определения направления только компас и Южный Крест?

— Разве приказ адмирала не ясен? Или вы полагаете, что знаете больше, чем сама Ма Цзу? — Вице-адмирал недоволен.

— Разумеется, вице-адмирал, — низко кланяется мастер Чэнь. — Простите вашего нижайшего слугу. Мы исполним приказ адмирала.

Через несколько дней пути на юг корабли набирают скорость, когда их подхватывает течение и несет за собой. После еще одного совещания и молитвенной службы адмирал приходит к выводу, что Ма Цзу благоволит к ним. Адмирал приказывает флоту держать выбранный курс.

На следующую ночь, когда Чжи осматривает небо в поисках Южного Креста, он замечает Юаня. Ему не сказали о планах найти Фусанг, но он, как рулевой, знает, что они вошли в неизвестные воды.

Чжи подходит к нему и старается, чтобы их не увидел ни один любопытный матрос. Юань делает шаг вперед и говорит:

— Мой друг, Чжи, я уверен, ты понимаешь, что мы лишились покоя. Мы прошли Мозамбик и все же продолжаем плыть дальше. Наверняка ты знаешь, куда мы идем. — Глаза Юаня уже не сияют как обычно.

Чжи не может солгать Юаню; рулевой и девушка Кэ — единственные друзья, которые у него появились за долгие месяцы путешествия, и Юань единственный, кто не сторонился его. Чжи хочет сказать ему правду, но понимает, что не имеет на это права.

— Я не могу тебе ответить.

— Но ты знаешь?

— Да.

— Тебе приказали молчать?

— Да.

Юань не просит Чжи нарушить клятву.

— Ты можешь нас хоть чем-то успокоить?

— Только тем, что мы в руках самой Ма Цзу.

Юань понимающе кивает и уходит. Чжи остается один на один с незнакомым ночным небом.

В течение нескольких дней корабли несет течение. Вокруг вздымаются высоченные волны. Страх охватывает моряков, и адмирал приказывает беспрерывно молиться, чтобы умилостивить Ма Цзу.

Однажды утром, на рассвете, во время вахты Чжи замечает, что волны стихают. Ветер приносит уже знакомый ему запах — первый признак, что они приближаются к земле. Он подает сигнал команде, и дозорный издает крик.

На горизонте показываются вздымающиеся вверх и в то же время плоские горы. На расстоянии видно, что они образуют полукруглую оконечность в кольце бурных белых волн. Чжи догадывается, что они достигли мыса, возможно крайней точки Африки.

Команда ликует при виде земли. Над головами кружат и кричат морские птицы. Привычный вид должен был успокоить Чжи, но ему почему-то не по себе. Словно флот достиг конца света.

Наши дни

Томар, Португалия

Мара потеряла целый день, пытаясь добиться встречи с виконтом Томаром. В отчаянии она упомянула об этом Ричарду, а тот связался со знакомым португальским политиком, который знал Габриэла да Косту по совместной работе, когда они всеми правдами и неправдами добивались для Португалии места в Европейском союзе. Этот знакомый Ричарда, Паулу Монтьеру, раздобыл для них приглашение на благотворительный праздник, устроенный виконтом Томаром.

Мара и Бен сидели в лимузине, преодолевавшем крутой подъем извилистой дороги к томарскому замку и монастырю Ордена Христа. Праздник проходил в бывшей резиденции предков Томара недалеко от Лиссабона. Виконт, предпочитавший жить затворником, согласился устроить это мероприятие только потому, что все собранные деньги предполагалось пустить на реставрацию комплекса, ставшего с недавних пор объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО. В обмен на роскошное приглашение с гравировкой фирма Мары сделала пятизначную дотацию в фонд Томара.

После крутого поворота на узкой дороге Мара увидела башни замка и огромные каменные укрепления, поднимавшиеся прямо из горы. Комплекс располагался на правом берегу реки Набан. С каждым скрипом тормозов на новом развороте открывался очередной вид, и Мара любовалась бастионами, парапетами, орудийными и сторожевыми башнями, нависшими над склоном, как древние часовые. Замок смотрелся как на картинке. Не замок — а декорация из фильма.

— Никак не ожидала, что он окажется таким внушительным, — сказала Мара.

— Томарский замок был оплотом португальских тамплиеров вплоть до четырнадцатого века, когда Папа разогнал орден. Тогда же он перешел к ордену Христа, — не замедлил сообщить Бен, глядя в окно.

— Вот как?

— Да, — повернулся он к ней с улыбкой на лице. — Я провел весь день за книгами. А вы чем занимались? Бегали по магазинам в поисках платья?

Сумерки скрыли, как покраснела Мара. Она действительно бездарно потратила несколько часов, подбирая платье для праздника, и теперь невольно одернула подол. Плод ее усилий — черное платье без бретелей от Аны Салазар.

— Очень смешно, — сказала она, изображая, что сердится.

— На вас оно хорошо смотрится, — заметил Бен, отчего Мара покраснела еще больше.

Она не обратила внимания на комплимент. Уж очень беззаботным тоном он был сделан. Невольное партнерство и взаимные откровения способствовали тому, что между Марой и Беном установились вполне комфортные отношения. Настолько комфортные, что Маре приходилось все время себя одергивать.

— Вы помните, что профессор Силва упоминал о том, как Папа в тысяча триста двадцать третьем году передал имущество тамплиеров ордену Христа?

Мара кивнула.

— Томарский замок — один из тех объектов тамплиеров. Когда португальские правители подчинили себе орден Христа, то начали вносить в томарский комплекс архитектурные изменения. Первым был принц Генрих.

— Какие изменения?

— Принц Генрих пристроил галереи для томарских монахов, а также рыцарей ордена Христа. После смерти Генриха строительный пыл несколько поугас вплоть до тысяча четыреста девяностых и начала тысяча пятисотых, когда эстафету Генриха подхватили Мануэл Первый и Жуан Третий. С помощью архитекторов Диогу ди Арруда и Жуана ди Каштилью эти короли внесли большие изменения в архитектуру комплекса. Они придали Шароле более четкую форму креста и добавили еще больше галерей. Все это было сделано в ознаменование португальских морских открытий, совершенных под флагом ордена Христа.

— Что такое Шарола?

— В конце тысяча сотых годов тамплиеры построили в Томаре восьмиугольную церковь и назвали ее Шарола. По легенде, она построена по образцу иерусалимской церкви Гроба Господня. Тамплиеры, а после них рыцари ордена Христа молились в Шароле перед тем, как отправиться в поход. — Он рассмеялся. — Некоторые слухи даже утверждают, что тамплиеры нашли Святой Грааль и спрятали его в Шароле.

Лимузин остановился. Водитель объяснил, что подъезжать к комплексу ближе автомобилям запрещено. Мара и Бен выбрались из лимузина во тьму, освещенную лишь луной и блеском вечерних нарядов и драгоценностей других гостей. Мара разгладила платье, слегка помявшееся после долгой поездки, а Бен поправил галстук-бабочку.

— Как я выгляжу? В порядке? — спросил он, поворачиваясь к Маре.

Мара расхохоталась при виде бабочки, стоящей вертикально.

— Ужасно. Позвольте, я поправлю.

Она потянулась к галстуку, впервые за весь вечер внимательно разглядывая Бена. Окончательно отмыв остатки археологической пыли, укротив непослушные волосы и заменив очки с толстыми стеклами на контактные линзы, он выглядел красавцем.

Мара и Бен посмотрели в глаза друг другу, и она сразу отстранилась, пробормотав, что нужно еще найти вход в замок. Она пошла вперед, Бен быстро ее догнал.

Они не знали, куда идти, поэтому последовали за более информированными парами к узкому арочному входу, прорубленному в толстой каменной кладке замка. Подойдя поближе, Мара различила табличку с названием «Солнечные ворота» — это был один из двух входов в томарский комплекс. Они дождались своей очереди, а затем протиснулись сквозь ворота и оказались на широкой гравийной дорожке. Мара не понимала по-португальски, зато умела читать по лицам гостей, особенно женщин, не слишком довольных необходимостью подвергать свои платья от Ива Сен-Лорана и Шанель суровым средневековым испытаниям.

Пройдя сквозь ворота, Мара и Бен были вознаграждены чудесным видом, освещенным прожекторами: ко входу в комплекс пролегла аллея из подстриженных кустов и фигурных деревьев. Всю дорогу до крутой лестницы, ведущей к основанию здания странной формы с колокольней наверху, Мару и Бена сопровождал хруст гальки под изящными шпильками дам.

— Шарола, — прошептал Бен.

Мара удивилась. Она ожидала увидеть величественное знаменитое здание, а не приземистую постройку.

Мара и Бен вместе с толпой подошли к лестнице. Мара видела, как дамы пошатываются на неровных, почти волнистых ступенях и крепко цепляются за локти своих кавалеров. Она посмеялась про себя, решив, что вполне способна подняться по лестнице без посторонней помощи. Бодро преодолела несколько ступеней, но тут ее каблук застрял в трещине вековой давности, и она рухнула вперед, больно приземлившись на ладони. Когда Бен наклонился, чтобы помочь ей подняться, она ожидала услышать язвительную насмешку, но он ничего не сказал, и она приняла его протянутую руку. Для того, кто был воспитан рациональными учеными, Бен неизменно демонстрировал понимание и доброту.

На входе пажи собирали приглашения. Маре и Бену они объяснили на ломаном английском, что гостям разрешено веселиться во всех открытых помещениях комплекса, за исключением Шаролы и церкви, предназначенных только для осмотра.

Мара и Бен вышли на крытую галерею, облицованную сине-белой эмалевой плиткой. Галерея окружала со всех сторон внутренний двор, где играл струнный квартет. Ночная прохлада не препятствовала дамам с голыми плечами кружить, разметая пышные юбки, вокруг лимонных деревьев и лаванды в центре двора.

Мара взяла бокал с подноса официанта и узнала, что они находятся на Моечной галерее, одной из пристроек принца Генриха. С бокалами в руках они с Беном прошли в соседнюю галерею, называвшуюся Кладбищенской, которая, по словам Бена, также была построена по инициативе Генриха. Она служила местом захоронения монахов монастыря и рыцарей ордена Христа.

Не веря своим глазам, Мара увидела, как какой-то мужчина в смокинге затушил сигарету о резное каменное надгробье, встроенное в простую стену галереи. Мара направилась к нему, чтобы отчитать его как следует, но, поймав ее гневный взгляд, мужчина ретировался прежде, чем она успела подойти. Мара наклонилась, чтобы смахнуть пепел бумажной салфеткой, которую достала из сумочки. В надписи, сделанной на латыни, она разобрала имя да Гама. Мара перевела взгляд на Бена, и тот пояснил, что плита принадлежит Диогу да Гаме, одному из братьев мореплавателя Васко.

Разряженная публика повалила в соседнюю Новую ризницу, и Мара с Беном поплелись за ними. Маре показалось, будто она шагнула в рыцарскую сокровищницу: высокий цилиндрический свод, деревянная обшивка, украшенная затейливым мерцающим узором из золота, щиты с гербами, квадратные красные кресты и необычного вида глобусы.

Мара вытянула шею, чтобы разглядеть все лучше. Бен проследил за ее удивленным взглядом.

— Интересно, что все это значит? — спросил он.

— Да. Некоторые символы кажутся знакомыми, — ответила она.

— А вы их уже видели. В Морском музее.

Он напомнил ей, что характерный красный крест служил эмблемой ордена Христа и развевался на всех парусах португальских судов в эпоху Великих географических открытий — это и был главный символ всех открытий. Странного вида глобус представлял собой армиллярную сферу, навигационный прибор, считавшийся личной эмблемой короля Мануэла I. На щите были изображены маленькие щиты, выложенные в центре крестом и окаймленные замками, — это означало обширные завоевания португальцев.

— Все вместе эти символы провозглашали суверенитет Португалии. Во всяком случае, во времена Мануэла.

Мара уже начала сомневаться, что вообще найдет здесь виконта Томара, когда они свернули за угол и сразу наткнулись на очередь, выстроившуюся, чтобы поприветствовать хозяина праздника. Пристроившись в самом конце вереницы, Мара принялась наблюдать, как пожилой господин здоровается со своими гостями. Рядом с ним стояла пожилая дама в королевском фиолетовом платье и великолепных рубинах — тиаре и серьгах. Мара решила, что это, должно быть, виконтесса Томар. Хозяин приема надел поверх смокинга красную ленту с золоченым крестом, прикрепленным на правом плече, и золотой звездой со множеством ассиметричных лучей на левом лацкане. Мара вспомнила, что это крест ордена Христа.