Глава 8. Сны на тему привязанности: кошмары, которые учат оплакивать и отпускать

На небо не явишься с сухими глазами.

Томас Фуллер

Пока вы не знаете, как умереть, и снова возвращаетесь к жизни, вы печальный путешественник на этой темной земле.

Иоганн Вольфганг Гете

Чарльз Тарт, прославившийся своими исследованиями в области изучения сознания, провел простой эксперимент с группой студентов. Он поставил на середине комнаты бумажный стаканчик и попросил всех встать вокруг него. Студентам нужно было внимательно смотреть на стаканчик и изучать его. Затем, спустя тридцать секунд, один из студентов отделился от группы и растоптал стаканчик. Участники эксперимента были расстроены, «испытывали боль и страдали» из-за потери стаканчика! Мы чувствительные существа. Мы можем любить и желать почти все, что мы слышим, чувствуем, касаемся, ощущаем или видим – даже бумажный стаканчик.

В этом мы очень похожи на наших далеких предков, шимпанзе. Африканские охотники так ловят обезьян: они кладут приманку в выдолбленную тыкву. Обезьяна может просунуть лапу в отверстие, чтобы взять приманку, но, сжав ее в кулаке, не может вытащить лапу, потому что для этого отверстие слишком узкое. Не желая выпускать еду, обезьяна не может выбраться из ловушки. Охотник подходит к ней и с легкостью ловит сетью. Точно так же, как обезьяны, мы часто слишком долго держимся за то, что кажется важным, и в результате сами себя лишаем свободы и радости жизни.

Мораль этой истории в том, что мы будем страдать до тех пор, пока не примем непостоянство на глубоком внутреннем уровне. «Отречься от мира, – сказал Аиткен Роши, – значит не избавиться от него, а принять тот факт, что все заканчивается».

Этот принцип лежит в основе обряда тибетских монахов, которые неделями собирают сложнейшие и красивейшие мандалы из цветных песчинок, только для того, чтобы, закончив, разрушить их. Их цель – сохранить ясное сознание и полностью наслаждаться процессом творчества, не привязываясь к его результату. Какой была бы наша жизнь, если бы мы смогли жить по этому принципу? Если бы мы наслаждались каждым моментом жизни сейчас, а не жили прошлым, тоскуя по тому, что у нас когда-то было, или будущим, планируя то, что у нас будет?

Наши сны всевозможными способами пытаются донести до нас ответы на эти вопросы и уроки, необходимые нашему сознанию. Кошмары о потере или привязанности – самые болезненные и страшные, потому что мы отчаянно цепляемся за свои ценности. Сила нашего желания отождествить себя с различными людьми и вещами просто поразительна.

Но с точки зрения Источника, наши страдания – результат отождествления себя с эго и его привязанностями – будь то деньги, собственность, статус, роль, собственный имидж или идеалы. Все эти вещи или мысли образуют формы, которые, как напоминают нам буддисты, преходящи.

Поэтому нашему эго так страшно. Интуитивно мы понимаем, что практически все те вещи, по которым мы привыкли себя определять, постепенно и незаметно исчезают. С точки зрения эго избавление от привязанностей равносильно самоуничтожению. Мы должны вновь и вновь напоминать себе, что мы – это не наше эго или атрибуты, с которыми оно отождествляется.

Моя подруга, многие годы страдавшая от приступов ярости на дороге, после нескольких аварий, едва не ставших для нее фатальными, пришла на медитацию и обрела такой внутренний мир и покой, что на обратном пути домой вдруг осознала, что не злится ни на кого из проезжающих мимо. Сначала она очень обрадовалась, а потом почувствовала моментальную, но сильную панику, задав себе вопрос, кто же тогда ведет сейчас ее машину? Кто она, если не та женщина, которая ругалась как сапожник и которую все знали как такого «сапожника»? Кто она, если не человек, знавший, как защитить себя от всех этих гонщиков-придурков? Паника скоро закончилась. Она вновь ощутила покой, испытанный во время медитации, где она освободилась от привязанности к самооценке «яростной королевы дорог». Часто блаженный и радостный опыт покоя наполняет пустоту, где нас когда-то заперла наша старая самооценка.

Это была, как согласились все, в том числе и она, потеря к лучшему, и все-таки она пугала, потому что уменьшала ее эго – ее самооценку.

Так или иначе, даже в буквальном разрушении всего заключено божественное сообщение. Мы призваны пережить в опыте нечто, намного более глубокое и обширное, чем наша ограничивающая идентификация и привязанности.

Это вечный урок, которому учат многие духовные традиции и наши сны.

Часто сны преподают нам урок избавления от привязанностей и умения отпускать, погружая нас в драму потери, смерти и разрушения. Поэтому в кошмарах так много пожаров, взрывов и наводнений. Это изображения вещей и мыслей, к которым мы привязаны и с которыми себя отождествляем. Сны советуют оплакать потери, освободиться от них и, сделав это, обрести больший покой и удовлетворенность, чем мы могли себе когда-либо представить. Потому что после каждой большой потери, оплаканной и полностью пережитой, мы на один шаг приближаемся к бесформенному сознанию, такому сознанию, которое показывает, что не нужно стремиться ничего удержать, и позволяет больше ценить простоту жизни и ее простую красоту. «Если вы не плакали горько, – сказал Аджан Чах, – вы не начали медитировать». (Больше о бесформенном сознании – в третьем и четвертом разделах.)

Но успешному оплакиванию мешают наши установки. Вы уже знаете, что наибольшей проблемой для избавления от привязанностей является то, что с точки зрения нашего эго мои привязанности – это я. Я – мать, учитель, сестра, «хороший человек», жертва, спаситель нуждающихся и королева дорог. Нам кажется, что, избавившись от вещей и мыслей, из которых мы сложили свою самооценку, мы растворимся и исчезнем. Мы путаем то, что мы есть, с нашим эго и телом.

Существуют и другие преграды для успешного оплакивания. Плач – не самая уважаемая эмоция в нашей культуре. Сколько людей прячут слезы, стыдясь их или смущаясь? К сожалению, культурный миф, который присутствует в нашей жизни, не понимает и не принимает, что в основном то, что происходит, не подвластно контролю нашего эго. «Сдаться» и принять наши потери считается провалом. Грусть и слезы редко получают одобрение и часто воспринимаются как признак эмоционального расстройства. Когда умирает любимый человек, нередко врачи и даже родственники предлагают нам, скорбящим об умершем, пройти лечение. Сильные эмоции, особенно те, которые признают нашу беспомощность и неизбежность изменения, потери или смерти представляются угрозой.

Мы воспринимаем опыт потери как личный провал, свидетельство нашей несостоятельности, как что-то, чего нужно стыдиться, и отказываем самим себе в сочувствии к своей боли. «Что посеешь, то и пожнешь!» Эти самообвинения и отсутствие сочувствия – формула для развития депрессии, неистовствующей в нашем обществе.

Однако депрессия и та грусть, которую мы испытываем, избавляясь от привязанностей, далеко не одно и то же. Мы испытываем депрессию, потому что в глубине души считаем себя виновными в своей потере – в том, что не удержали все под своим контролем – а, оплакивая свою потерю, мы принимаем ее, понимая, что она не в нашей власти.

Люди часто говорят мне: «Когда мне грустно и я плачу, я чувствую себя так, словно вернулся домой, к моему подлинному „Я“». Это опыт сочувствия к нашим собственным страданиям. Парадокс оплакивания заключается в том, что, когда мы позволяем себе грустить и оплакивать потерю, не обвиняя себя в ней, нам становится не хуже, а лучше.