Свечи и маяки

В работе над книгой большую роль сыграл мой старший брат — поэт и священник Константин Кравцов. Вероятно, нам предстоит издать еще одно произведение об «Экспедиции», написанное уже им. Нижеследующий текст завершает эту книгу и начинает новую.

Когда у Анахарсиса, выходца из скифского царского рода, ставшего в Греции философом, поинтересовались, кого на свете больше — живых или мертвых, он спросил: «А кем считать плывущих?»

Если учесть, что вся наша жизнь — плаванье, то все, кто еще не ушел в вечность, — мореходы. Отличие между ними лишь в том, что кто-то остается дома, а кто-то пускается в рискованные экспедиции. Тот же Анахарсис, узнав, что ширина корабельных досок составляет четыре пальца, заметил: «Корабельщики плывут на четыре пальца от смерти».

Этими четырьмя пальцами и измеряется разница между теми, кто в море, и теми, кто на земле. Между живыми и живыми.

Нет мертвых, есть лишь те, кто в своем плавании ближе к неведомому берегу, и те, кто дальше. Те, кто остается в знакомых пределах, и те, кто устремляется в неизвестность. И открывает Новый Свет, и строит Новый Йорк, Новый Орлеан. Зажигает маяки…

Когда Кравцов и его друзья шли на катамаранах по пути Одиссея, с ними был такой случай. Около полуночи они пристали к острову, о котором было известно, что он давно покинут, что город на нем — город мертвых. Они поднялись на скалистый берег и увидели греческую церковь.

Отсвечивающий чешуей византийской мозаики двор, стена, проломленная рухнувшей на нее маслиной с блестящей под луной сухой листвой. Храм оказался открыт. Мореходы зашли внутрь и остолбенели: в церкви горели свечи!

Кто их зажег? Ангелы? Рыбаки? Пастухи, оставляющие пастись на покинутом острове коз? Не все ли равно? Главное, что есть те, кто зажигает свечи, для кого «храм покинутый — все храм».

Свечи и маяки… Между ними нет принципиальной разницы. Как нет ее и между ними и звездами. И конечно же, «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Кому? Живым. Но и в городе мертвых горят свечи. А значит — нет мертвых городов, как нет и мертвых людей. Любой город, однажды возникнув, становится городом солнца. Но не солнца Томмазо Кампанеллы, не солнца утопистов, а вот этого не людьми придуманного, нерукотворного светила.

Путешественники вышли из церкви и не сразу уснули в вытащенных на прибрежные камни спальных мешках. На рассвете их разбудило звяканье колокольчиков: пасшиеся на острове козы сбежались посмотреть на пришельцев. Восходящее солнце заливало разломы скал, помнящих корабли, осаждавшие Трою. Где-то у горизонта виднелся рыболовецкий катер. Не сплавать ли?.. — подумал Саша.

Через полчаса ошеломленные рыбаки долго смотрели ему вслед после того, как он, докурив их сигарету и обменявшись с ними парой слов по-английски, поплыл назад, к оставленным на камнях катамаранам.

В городе мертвых оказалась еще одна церковь, двор перед которой уже не радовал мозаикой — там серел бетон, на двери висел замок, и свечи внутри не горели. Обойдя пустынные кварталы (белый камень, красная черепица, ласточки и выгоревшая на солнце трава), команда вернулась на берег. Запустение, среди которого позвякивали колокольчики на шеях коз, возвращало к вопросу, ради разрешения которого и был затеян этот поход по пути хитроумного сына Лаэрта, вопросу, требующему немедленного решения: строить ли Город? Нужен ли он? Не превратится ли он лет через двадцать, тридцать, пятьдесят в такую же пустыню?

— Какие корабли лучше? — полюбопытствовал один из окруживших философа молодых ахейцев.

— Те, что вытащены на сушу, — улыбнулся Анахарсис.

Он был прав. Но юноша мог бы ответить словами с оранжевой футболки «Экспедиции»: «В гавани корабли в безопасности, но их строят не для этого». И тоже был бы прав. Есть правда рискующих и правда воздерживающихся от риска. Каждому — свое. Можно действовать (а каждое действие — риск), но можно и уклоняться от действия.

Мореходы втащили на борт видавшие виды спальники и поставили парус. Строить — не строить? Да, конечно же, строить! Наш удел — пытаться, остальное — не наша задача, как сказал один англичанин. Наша задача — идти путем Одиссея. Мы ничего не забыли? Значит, присядем — и в путь. В путь!

По рельсам, сходящимся где-то вдали за поездом,

И на океанском лайнере, где вы видите,

Как за кормой расширяется борозда,

Вы не станете думать, что с прошлым покончено

Или что будущее перед вами раскрыто.

С наступлением ночи в снастях и антеннах

Возникает голос, поющий на никаком языке,

И не для уха, журчащей раковины времен:

«Вперед, о считающие себя путешественниками!

Вы не те, кто видел, как удалялась пристань,

И не те, кто сойдет с корабля на землю.

Здесь, между ближним и дальним берегом,

Когда время остановилось, равно спокойно

Задумайтесь над прошедшим и будущим.

В миг, лишенный как действия, так и бездействия,

Вы способны понять, что в любой из сфер бытия

Ум человека может быть сосредоточен

На смертном часе, а смертный час — это каждый час.

И эта мысль — единственное из действий,

Которое даст плоды в жизнях других людей,

Но не думайте о грядущих плодах.

Плывите вперед, о путешественники, о моряки,

Вы, пришедшие в порт, и вы, чьи тела

Узнали дознание и приговор океана,

Любой исход — ваше истинное назначение».

Так говорил Кришна на поле брани,

Наставляя Арджуну. Итак, не доброго вам пути,

Но пути вперед, путешественники!

Т. С. Элиот

© Московская финансово-промышленная академия, 2011

[1]Прав или не прав… Я все еще капитан.

Date: 2015-09-05; view: 267; Нарушение авторских прав