ЛЮБОВЬ БИ 5 page

– Вы готовы сегодня вечером отдаться, Эммануэль? В первый раз он назвал ее по имени, она постаралась обуздать то чувство, которое пробудил в ней этот вопрос, заданный к тому же таким небрежным тоном. Она ответила так же небрежно:

– Да!

– Почему? – И все очки, набранные Эммануэль, оказались проигранными, прежнее смущение вернулось к ней. Марио поспешил задать следующий вопрос:

– Вы вообще легко уступаете мужчинам? Она почувствовала себя посрамленной. Неужели все эти разглагольствования были лишь для того, чтобы унизить ее? Но она все‑таки попыталась поднять свои акции, – Совсем наоборот, – отрезала она с необычной для нее горячностью, – Я вам говорила, что у меня много любовниц, но я не сказала, что много любовников. Чтобы совсем вас убедить (тут ее голос дрогнул – Эммануэль не любила лгать и не любила тех, кто вынуждал ее к этому), скажу, что у меня вообще не было ни одного любовника. Теперь вы понимаете, что мне нечего было рассказывать на этот счет мужу? По крайней мере до сегодняшнего ужина, – добавила она с нахальной улыбкой.

Похвалившись своей добродетелью, она подумала, что, собственно, и не лжет. В самом деле, можно ли называть любовниками тех, кто овладел ею по очереди в ночном самолете? Мари‑Анж определенно сказала, что они не считаются. Да и сама она мало‑помалу начала сомневаться в подлинности того, что произошло с нею в ночном пространстве между небом и землей; она была неверна там своему мужу не более, чем когда воображаемые любовники овладевали ею в момент слияния с Жаном.

И вдруг ярко блеснуло у не в сознании: а если бы она забеременела от одного из этих незнакомцев? Она была бы не прочь, но теперь это не имело уже никакого значения.

Интерес Марио между тем возрастал.

– Вы не смеетесь надо мной? Мне ведь показалось, возможно, я ослышался, что вы любите «также и мужчин»?

– Ну да. Я ведь замужем. И я вам только что сказала, что сегодня вечером я готова принадлежать другому мужчине.

– В первый раз, значит.

Кивком головы Эммануэль сполна подтвердила свою полуложь. И сразу же мысль о том, что Мари‑Анж рассказала Марио, обожгла ее. Но, нет, судя по всему, Марио ничего не знает.

– Может быть, я могла бы сделать это и раньше, но тогда никто мне не предлагал.

Смысл этого «тогда» был понят. Марио взглянул на нее с улыбкой и тут же бросился в контратаку.

– А почему вы хотите изменить мужу? Он вас физически не удовлетворяет?

– О нет, – прервала вопросы Эммануэль, возмущенная таким предположением, – Жан – отличный любовник. Наоборот…

– А, – сказал Марио. – Наоборот. Вот это интересно. Не могли бы вы объяснить это «наоборот»?

Она разозлилась. Он провел с ней великолепное собеседование, чтобы доказать ей, что Жан сам хочет, чтобы она завела любовника и, кажется, совсем позабыл об этом.

Но почему, спросила она себя, я так легко согласилась изменить Жану сегодня? Откуда впервые в жизни и так внезапно появилось столь жгучее желание стать неверной женой? Она хотела этого, не переставая в то же время страстно любить Жана. Наоборот… Что же произошло с нею? Прерывистым голосом она произнесла:

– Этого я не могу… Это оттого, что я счастлива… Это.., это потому, что я люблю его! Марио склонился над нею.

– Иными словами, вы хотите обмануть мужа не оттого, что он вам надоел, не по минутной слабости, не потому, что вы хотите ему отомстить, – наоборот, потому, что он сделал вас счастливой. И это происходит потому, что он научил вас любить красоту. Любить физическое наслаждение, когда плоть мужчины соединяется с вашей, проникает в вас. Он научил вас прекрасному обмороку любви, когда мужская нагота сокрушает вашу наготу. Благодаря ему вы поняли, что жизнь обновляется, когда вы поднимаете руки, чтобы сбросить блузку, или кладете их на бедра, чтобы расстегнуть юбку и предстать великолепной статуей перед обожающим взором. Он научил вас, что любовь умножает ваше тело, не оставляя его в одиночестве. Он научил вас понимать, что прекрасное не в том, чтобы ждать, пока вас разденут другие руки, а естественно и просто, с радостью и торжеством обнажиться самой и шагнуть навстречу предназначенному для вас телу. Что нет другого счастья и другой судьбы.

Завороженная Эммануэль слушала этот монолог, не зная, должна ли она немедленно поступить согласно изложенной только что программе. Она пристально посмотрела в глаза Марио, протянула ему бокал.

– Вот поэтому вы отдадитесь? – закончил Марио. Она утвердительно кивнула.

– И вы скажете своему учителю, что он может гордиться вами?

Она сразу же утратила ясность, в голосе послышалась тревога.

– О нет! – И после некоторого размышления:

– Не сразу… Марио снисходительно усмехнулся.

– Я вижу. Надо, чтобы вы научились…

– Господи! Чему же еще я должна научиться?

– Наслаждению рассказа, более тонкому, более рафинированному, чем наслаждение тайны. Настанет день, когда вкус ваших похождений станет еще слаще от того, что вы будете долго, с деталями более жгучими, чем самые горячие ласки, рассказывать внимательному слушателю и вновь переживать испытанную вами радость. Но не будем ничего торопить, и пока вы можете утаить от вашего мужа тот успех, какого добилась его ученица. Впрочем, – улыбка его стала лукавой, – стоит подождать, пока эти успехи станут настоящими: тем приятней будет для него сюрприз. Но надо, чтобы во время обучения не он, а другой был вашим наставником, вашим проводником, вашим гидом. Пути эротизма слишком круты, и предоставленная самой себе ученица рискует струсить или свернуть не на ту дорожку. Как вы считаете? На этот явно риторический вопрос ответа не последовало, и Марио продолжал:

– Но знайте, что ученица должна быть безгранично настойчивой и упорной. Никакой проводник не может заменить вам вашу волю: он только укажет вам дорогу, а уж ваше дело – идти по ней твердым, уверенным шагом, ясно представляя себе, куда она ведет. Посвящение в искусство – это скорее труд, чем удовольствие. Когда‑нибудь воспоминание об этих трудах будет вам радостно и приятно. Но сегодня вы должны свободно принять очень тяжелое решение. Готовы ли вы испробовать все?

– Все? – осторожно переспросила Эммануэль. Ей припомнилось, что несколькими днями раньше Мари‑Анж употребила в разговоре с ней почти такие же многозначащие слова.

– Все, – кратко ответил Марио.

Что могло значить это «все»? Очевидно, ей предстояло отдаться всем капризам Марио, покориться ему. Но если она готова стать его любовницей, не все ли равно, что он будет с ней проделывать? С некоторой долей иронии она подумала, что ее ментор несколько переоценивает достоинства своего метода, если надеется с помощью тех экспериментов, что он ей предложит, сразу же «переменить» Эммануэль. У нее, правда, почти не было практики с мужчинами, но она была уверена, что для того, чтобы «перемениться», «мутировать», женщине нужно что‑то большее, чем причуды ее партнера. Ох, уж эта мужская самоуверенность!

Но почему же ей не хочется, чтобы о ее знакомстве с Марио узнал Жан? Марио, наверное, не ошибается в мотивах, побуждающих Жана именно так вести себя с женой, как он себя ведет. И вдруг ей пришла в голову мысль, еще не очень‑то ясная, так, что‑то забрезжило:

«обманывать» любимого мужа было удовольствием особенным, каким‑то нежным, тонким; раньше она об этом не помышляла, но тем более взволновало оно ее теперь. Вполне возможно сказала она себе, что в мире эротизма соучастие мужа в адюльтере есть самое высшее и самое утонченное распутство. Но ведь она еще не вступила в этот мир! И пока она еще не постигла те законы, о которых говорил Марио, ей хотелось чего‑то более привычного и простого. Пристальный взгляд Марио смущал ее. Она переменила положение, показав ноги так, как она умела это делать. Марио говорил ей о любви с двумя мужчинами, наверное, он хочет предложить себя и Квентина. «Пусть, – подумала она, – я соглашусь!». Она предпочла бы иметь дело с Марио, а Квентин, раз уж от него нельзя отказаться, мог бы быть просто зрителем, ведь и этой роли Марио придавал большое значение. Во всяком случае, она не будет противиться замыслам хозяина дома. Где‑то в подсознании она, может быть, хотела и Квентина. Ведь Марио так расхваливал любовь втроем…

– Но вы занимались, по крайней мере, любовью с несколькими женщинами? – услышала она вопрос своего героя и опять удивилась его способности читать ее мысли. Она молчала; Марио снова начал читать стихи, она плохо его слушала, но поняв, что он говорит о женских ногах, обрадовалась – ноги, значит, привлекли его внимание.

– С несколькими женщинами, – вернулся к прежнему сюжету Марио. – Я имею в виду одновременно.

– Да, – ответила Эммануэль.

– о, – воскликнул он. – Вы не столь уж невинны!

– А почему я должна быть невинной? Я никогда на эту роль не претендовала, – заявила Эммануэль с нервным смешком.

Самое худшее, если заподозрят в добродетели. Недостаточно показывать голые ноги, чтобы к ней относились с уважением, она сейчас вскочит на диван и окажется вся голая. Она еле подавила в себе это желание. Но если и подобная демонстрация не убедит ее хозяина, у нее в запасе есть еще что‑то, чему она научилась под душем. Она вся полыхала, но итальянец оставался невозмутим. Он, кажется, предпочитает эротизм теоретический эротизму практическому… Но допрос еще не кончился.

– А как это происходило, когда вы были с двумя женщинами?

Нетерпение сжигало Эммануэль. Чтобы покончить с этим устным экзаменом, она принялась рисовать картины, где воображению было отведено куда больше места, чем реальности. Но Марио нельзя было удивить смелыми образами.

– Все это кажется мне детскими игрушками. Пора взрослеть, моя дорогая.

И тогда, желая отомстить ему, не понимая, чем она рискует, она выпалила:

– А вы? Вы сами‑то лучше всего управляетесь с мальчиками?

Марио не проявил ни малейшего признака смущения. Голос его звучал негромко, но уверенно:

– Дорогая моя, мы вам скоро это покажем. Он что‑то сказал по‑английски Квентину. Боже мой, перепугалась Эммануэль, неужели они прямо здесь начнут свой показ.

Date: 2015-09-05; view: 291; Нарушение авторских прав