Таузар и Нефта

– Мы с вами, – говорил в этот вечер старший сержант Николь капралу Писташу и господину Франсуа, – прибыли в край фиников, самую настоящую, смею сказать, «Финикию», как называет эти места господин капитан и как наверняка назвали бы их старина Наддай и Козырный Туз, обладай они даром речи…

– Ну ты и скажешь, – отозвался Писташ. – Финики – везде финики, в Габесе ли, в Таузаре – на тех же пальмах растут. Не так ли, господин Франсуа?

Все, даже сам господин де Шалле, обращались к этому человеку не иначе как «господин Франсуа» – с таким достоинством он неизменно держался.

– Не знаю что и сказать, – серьезно ответил он, почесывая подбородок, который столь тщательно брил каждое утро. – Признаться, я не питаю слабости к этим фруктам. Может быть, они хороши для арабов, но не для нормандцев[83], к которым я имею честь принадлежать.

– Уж слишком вы разборчивы, скажу я вам, господин Франсуа! – воскликнул Николь. – Хороши для арабов, надо же! Скажите лучше: слишком хороши для них – где им по достоинству оценить это чудо! Финики! Да я отдал бы за них груши, яблоки, виноград, апельсины – все фрукты Франции!

– Ну уж! Они тоже не так плохи, – заметил Писташ, облизывая языком губы.

– Кто так говорит, – решительно заявил Николь, – тот никогда не пробовал настоящих джеридских фиников. Завтра я дам вам отведать самых отборных, прямо с дерева. Прозрачные, крепкие, восхитительные на вкус… Посмотрим, что вы тогда запоете! Да это же райские плоды!.. Думается мне, не яблоком, а фиником соблазнила Ева нашего праотца Адама.

– Возможно, – кивнул капрал, охотно принимавший на веру все, что говорил Николь.

– И не подумайте, господин Франсуа, – продолжал старший сержант, – что один я такого мнения о джеридских финиках. Не говорю уже о тех, что произрастают в оазисе Таузар, – их все считают бесподобными. Спросите капитана Ардигана и лейтенанта Вийета, уж они‑то понимают толк… Да спросите хоть Наддая и Козырного Туза!..

– Как! – удивленно спросил господин Франсуа. – Ваша лошадь и собака?

– Они их просто обожают. За три километра до оазиса оба уже учуяли аромат. То‑то завтра полакомятся!

– Ну что ж, – добродушно согласился господин Франсуа, – с вашего позволения мы с капралом тоже воздадим должное достойнейшим плодам Джерида.

Надо сказать, старший сержант ничуть не преувеличивал. Окрестности Таузара издавна славятся своими финиками. Более двухсот тысяч финиковых пальм в оазисе дают ежегодно восемь тысяч тонн отборных плодов, что составляет главное богатство края. Многочисленные караваны, выгрузив в Таузаре шерсть, камедь[84], зерно, увозят тысячи мешков этих ценных фруктов.

Понятно, что проект создания внутреннего моря взволновал жителей оазиса: они считали, что из‑за повышения влажности, которое повлечет затопление шоттов, благословенные фрукты утратят свои превосходные качества. Ведь именно благодаря сухости воздуха джеридские финики занимают первое место в мире. Следует также учесть, что они составляют основную пищу местных племен и в сушеном виде могут храниться бесконечно долго. Если же изменится климат, то джеридские финики будут не лучше тех, что выращивают на берегах Средиземного моря.

Были ли опасения оправданны? Мнения на этот счет разделились. Однако аборигены южного Алжира и южного Туниса протестовали против создания Сахарского моря, предвидя непоправимый ущерб, который нанесет им осуществление проекта капитана Рудера.

Примерно в то же время здесь начали приниматься меры для защиты оазиса от наступления песков. Было создано легкое ведомство, довольно широко развернувшее работу но посадке сосен и эвкалиптов[85]– примерно так же укрепляют песчаные берега во французских ландах. Однако подобные защитные работы должны вестись непрерывно, иначе пески, легко преодолевая зеленую преграду, продолжат свою разрушительную деятельность.

Наши путешественники находились в самом сердце тунисской солончаковой равнины, основные города которой – Гафса, Тамагза, Дегаш, Шебика и Таузар. Следует упомянуть также обширные оазисы Нефта, Удиан и Эль‑Хамма. Именно здесь экспедиции предстояло выяснить, на какой стадии замерли работы, начатые Франко‑зарубежной компанией и прекращенные из‑за непреодолимых финансовых трудностей.

Таузар насчитывает около десяти тысяч жителей. Здесь возделывается около тысячи гектаров земель. Основное ремесло – ткачество; в городе производятся бурнусы[86], покрывала, ковры. Как уже говорилось, сюда стекается множество караванов за великолепными плодами финиковых пальм, которые вывозятся тоннами. Как ни удивительно, в этом отдаленном уголке Джерида в большой чести просвещение – около шестисот детей посещают восемнадцать школ и одиннадцать завиетов [87]. Надо еще упомянуть, что в оазисе много религиозных сект[88].

Но ни лесá оазиса, ни другие его красоты не возбуждали любопытства господина де Шалле. Нечего и говорить, что все его внимание было приковано к каналу, пролегавшему в нескольких километрах от Таузара, – здесь он сворачивал к Нефте. Зато капитан Ардиган и лейтенант Вийет видели город впервые. День, проведенный ими в Таузаре, удовлетворил бы самых любознательных туристов. Французы в жизни не видели ничего очаровательнее маленьких площадей, узких улочек, домиков из разноцветного кирпича, образующего причудливые узоры, – право, именно это должно бы привлекать внимание художников, а не следы римской цивилизации, которых, кстати, в Таузаре немного.

Капитан Ардиган разрешил солдатам и унтер‑офицерам весь день свободно гулять по оазису, с обязательной явкой на поверку в полдень и вечером, порекомендовав, правда, держаться в пределах стоявшего в городе гарнизона: возобновление работ но затоплению шоттов могло вновь вызвать недовольство кочевых и оседлых племен Джерида, и кто знает, что придет им в голову…

Понятно, что старший сержант Николь и капрал Писташ отправились на прогулку вместе. Правда, Наддай остался в конюшне у полной кормушки, зато Козырный Туз радостно прыгал вокруг хозяина, осматриваясь и принюхиваясь, готовый вечером сообщить все новости своему лучшему другу.

Инженер, офицеры и солдаты чаще всего встречались на рынке Таузара, куда обычно стекаются и все жители оазиса. Этот большой базар напоминает походный лагерь: прямо под пальмами раскинуты палатки, покрытые циновками[89]или просто тонкой тканью, где сидят торговцы, а перед ними разложены привезенные караванами товары.

Николю и Писташу здесь довелось в очередной раз – не в первый и не в последний – отведать пальмового вина, известного в этих местах под названием «лагми». Этот дивный напиток готовят из сока пальмы; иногда у дерева отрубают верхушку, отчего оно неминуемо гибнет, но чаще просто делают надрезы на стволе, что не влечет столь пагубных последствий.

– Только не увлекайтесь, Писташ, – посоветовал старший сержант. – Это лагми весьма коварно…

– Что вы! Вино из фиников куда коварнее, – возразил капрал, знавший толк в этих делах.

– Согласен, – кивнул Николь, – но будьте осторожны и с этим напитком – он шибает в ноги не хуже, чем в голову.

– Не беспокойтесь, сержант. Смотрите‑ка, даже арабы подают дурной пример нашим солдатам.

Действительно, навстречу им шли трое местных жителей, покачиваясь из стороны в сторону, что вызвало у капрала вполне резонное замечание:

– А я‑то думал, этот их Магомет запретил правоверным пить…

– Да, Писташ, – улыбнулся Николь, – любое вино, кроме лагми! Говорят, для этого райского напитка, который можно найти только в Джериде, Коран делает исключение…

– А арабы, как я погляжу, вовсю этим пользуются! – воскликнул капрал.

Николь был прав – лагми не фигурирует в списках напитков, запрещенных сынам Пророка…

Главным деревом оазиса, несомненно, была пальма, но благодаря исключительной плодородности здешних почв сады изобиловали самыми разнообразными дарами земли. Речушка Бернук и ее многочисленные притоки катят под сенью пальм свои живительные воды; не поразительное ли зрелище: под огромной финиковой пальмой скрывается олива чуть поменьше, под ней – смоковница, еще ниже – гранатовое деревце, оплетенное побегами винограда, змеящимися среди колосьев пшеницы или зелени и овощей?

Вечером военный комендант любезно пригласил господина де Шалле, капитана и лейтенанта отужинать у него в крепости. Разговор за ужином, естественно, коснулся канала и многочисленных выгод, которые принесет местным жителям затопление тунисских шоттов. Комендант заметил:

– Вы совершенно правы, здешний народ не верит, что внутреннее море создается ему на благо. Мне случалось говорить об этом проекте с предводителями арабских племен – все, за редким исключением, настроены враждебно и не желают слушать доводов разума! Они боятся, что от перемены климата пострадает растительность в оазисах, особенно финиковые пальмы. Но ведь это не так… Самые авторитетные ученые утверждают обратное: воды моря обернутся в наших краях чистым золотом… Но эти чумазые так уперлись, что их не сдвинуть!

– Правда ли, что кочевники настроены непримиримей всех? – спросил капитан Ардиган.

– Конечно, – согласился комендант, – ведь они уже не смогут вести такую жизнь, как прежде… Особенно упорствуют туареги, это и понятно. Им не придется больше наниматься проводниками к караванщикам, да и грабить караваны на дорогах Джерида!.. Всю торговлю в этих краях будет осуществлять флот, и туарегам остается разве что сменить ремесло сухопутных бандитов на ремесло пиратов… Но в новых условиях их быстро прижмут к ногтю!

Поэтому нет ничего удивительного в том, что они при каждом удобном случае стараются нагнать страху на оседлые племена. Они рисуют им жуткие картины бедствий и разорения, которые повлечет отказ от образа жизни предков. Это даже не просто враждебность, это фанатизм[90], напрочь лишенный логики[91]. Правда, свойственная мусульманам покорность воле судьбы пока сдерживает брожение умов, но какое‑то время спустя может произойти страшный взрыв. Это же темные люди, что они могут понимать? В проекте создания внутреннего моря им видятся какие‑то колдовские чары…

Ничего нового комендант своим гостям не сообщил. Капитан Ардиган так и предполагал, что экспедиции нечего рассчитывать на радушный прием у племен Джерида. Но капитан хотел выяснить, не достигло ли их недовольство критической точки и не следует ли опасаться мятежа в районах Эль‑Гарсы и Мельгира.

– Что я могу вам ответить, – пожал плечами комендант. – Знаю только, что хотя туареги и другие кочевники совершали отдельные набеги, серьезной угрозы каналу они не представляют. Насколько нам известно, многие из них считают его делом рук шайтана – мусульманского дьявола и уповают на вмешательство высших сил… Впрочем, как знать, что себе думают эти люди – они ведь такие скрытные. Быть может, они ждут возвращения рабочих и возобновления работ, чтобы перейти к открытой агрессии.

– Но что они могут предпринять? – спросил господин де Шалле.

– Собравшись тысячами, они могли бы, господин инженер, засыпать часть канала, вернуть землю и песок в прорытое уже русло и преградить путь водам залива…

– Нашим предшественникам было куда легче прорыть канал, – отвечал господин де Шалле, – чем этим туземцам засыпать его. Если это им и удастся, то на очень небольшом отрезке.

– Чего‑чего, а времени у них будет более чем достаточно, заметил комендант. – Ведь затопление шоттов потребует доброго десятка лет, разве не так?

– Нет, господин комендант, – покачал головой инженер. – Я уже высказывал по этому поводу свое мнение, основанное не на каких‑то фантазиях, а на точных расчетах. Если за дело возьмется много людей, да еще с помощью машин, которыми мы располагаем, затопление Эль‑Гарсы и Мельгира займет не десять и даже не пять лет. Воды залива сами расширят и углубят русло. Как знать, быть может, даже Таузар, отстоящий от шотта на несколько километров, когда‑нибудь станет портом и водный путь свяжет его с Хамматом на будущем побережье Эль‑Гарсы! Надо уже подумать о защитных работах и набросать проекты портов как на севере, так и на юге – это одна из целей моей экспедиции.

Принимая во внимание серьезность инженера, его расчетливый, методический[92]ум, были все основания полагать, что это отнюдь не праздные мечтания.

Затем капитан Ардиган осведомился о предводителе туарегов, недавно бежавшем из габесской крепости. Не видели ли Хаджара в окрестностях оазиса? И что известно о его родном племени? А знают ли жители Джерида, что легендарный Хаджар вырвался на свободу? Не попытается ли он поднять среди арабов мятеж против создания Сахарского моря?

– На все эти вопросы, – вздохнул комендант, – я не могу с уверенностью ответить. Вне всякого сомнения, в оазисе знают о его побеге – эта новость наделала здесь не меньше шуму, чем его пленение, которое делает вам честь, капитан. Нет, я не слышал, чтобы этого мятежника видели в окрестностях Таузара, но мне говорили, что целая банда туарегов направляется к той части канала, что соединяет шотт Эль‑Гарса с шоттом Мельгир.

– У вас есть основания считать эти сведения достоверными? – спросил капитан Ардиган.

– Да, капитан, я получил их от одного из рабочих, оставшегося здесь после прекращения работ. Таких немало, они считают себя в какой‑то мере стражами канала и рассчитывают таким образом заслужить расположение новой администрации.

– Работы на этом отрезке практически закончены, – вмешался господин де Шалле, – но охрана должна быть вдвойне бдительной. Если туареги что‑то предпримут, то скорее всего именно там.

– Почему? – поинтересовался комендант.

– Потому что затопление Эль‑Гарсы волнует их меньше, чем затопление Мельгира. В первом шотте нет мало‑мальски значительных оазисов, тогда как во втором их немало, и все они должны исчезнуть под водами нового моря. Стало быть, туземцы попытаются помешать делу именно на втором канале, соединяющем два шотта. Я убежден, что там нужно принимать суровые меры.

– Как бы то ни было, – отозвался лейтенант Вийет, – после Эль‑Гарсы наш маленький отряд будет начеку.

– Еще бы, – решительно кивнул капитан Ардиган. – Однажды мы уже захватили этого негодяя, возьмем его и второй раз и, уж поверьте, будем охранять его лучше, чем в Габесе, пока военный суд не избавит от него страну навсегда.

– И чем скорее, тем лучше, – добавил комендант, – этот Хаджар имеет огромное влияние на кочевые племена и может поднять против нас все оазисы. Слава Богу, новое море уничтожит некоторые из гнезд мятежников в Мельгире!

– Да, уничтожит, но не все: согласно замерам капитана Рудера, в этом шотте были точки, лежащие выше уровня будущего моря, например, оазис Хингис с его главным городом Зенфигом.

На этом беседа и завершилась.

Расстояние между Таузаром и Нефтой – двадцать пять километров, и инженер намеревался покрыть его за два дня, заночевав на берегу канала. Этот отрезок канала отличается от проекта капитана Рудера и превращает район Таузара и Нефты, к удовольствию местных жителей, в своего рода полуостров между Джеридом и Эль‑Гарсой. Работы здесь закончились, канал был в прекрасном состоянии.

Маленький отряд вышел из Таузара рано утром первого апреля. Небо было затянуто облаками, которые, на более южных широтах, пролились бы обильным ливнем; но в этой части Туниса дождей можно было не опасаться, высокие облака делали палящую жару не столь невыносимой.

Всадники ехали по берегам уэда Беркук, пересекая его многочисленные ответвления по мостикам, построенным из обломков античных[93]памятников.

На запад, насколько хватало глаз, тянулась бесконечная серовато‑желтая равнина, и тщетно путники стали бы искать убежища от солнечных лучей, к счастью, смягченных облаками. На протяжении двух переходов в этот день отряд не встретил никакой растительности, кроме сухих кустов колючки, которую местные жители называют «дрис»[94]и до которой очень лакомы верблюды. Неоценимое подспорье для караванов по берегам Джерида.

От восхода до заката ничто не помешало продвижению экспедиции, во время ночлега ничто не потревожило сон путешественников. Только вдали, на северном берегу канала, показалось несколько групп арабов, направлявшихся в сторону Оресских гор, но это не обеспокоило капитана Ардигана, и он не попытался нагнать местных жителей.

Назавтра, второго апреля, караван продолжил путь к Нефте. Небо по‑прежнему было облачным, жара – сносной. По мере приближения к оазису ландшафт менялся, песчаная равнина уже не была такой бесплодной. Зеленели заросли алжирского ковыля, между которыми змеились небольшие уэды. Появилась и полынь, тут и там вздымались кактусовые изгороди, увитые бледно‑голубыми вьюнками. Затем на берегах появились рощицы олив и смоковниц, а на горизонте виднелись целые леса камедных акаций.

Фауну[95]этого края представляли в основном антилопы, стада которых уносились вдаль с такой скоростью, что мгновенно скрывались из глаз. Даже сам Наддай, что бы там ни думал его хозяин, не обогнал бы столь быстрых соперниц. Что до Козырного Туза, то пес заливался яростным лаем при виде раскачивающихся на ветках бесхвостых макак, которых немало в окрестностях шоттов. Попадались также буйволы и муфлоны[96], но охотиться на них не имело смысла: отряду предстояло запастись провиантом в Нефте.

Из крупных хищников в этой части Джерида чаще всего встречаются львы, которых путешественникам приходится опасаться. Но с тех пор, как были начаты работы по рытью канала, эти огромные кошки отступили к алжирской границе и в соседние районы Мельгира.

Больше, чем львов, приходилось остерегаться скорпионов и гремучих змей, которые кишмя кишели в окрестностях Эль‑Гарсы. Опасных рептилий здесь так много, что некоторые районы попросту необитаемы, как Джерид‑Телджа, некогда покинутый арабами. Разбив на ночь лагерь под сенью тамарисковой рощи, господин де Шалле и его спутники предались отдыху, не раньше, чем обеспечили самым тщательным образом свою безопасность. Надо сказать, что старший сержант Николь дремал вполглаза, чтобы дать поспать верному Наддаю, а Козырный Туз бодрствовал и принимался лаять при каждом подозрительном шорохе, предупреждая хозяина и друга о возможной угрозе.

Но и в эту ночь ничего не произошло. С первыми лучами солнца палатки были свернуты. Отряд по‑прежнему следовал на юго‑запад вдоль канала, который не отклонялся от этого направления с самого Таузара. Далее, на 207‑м километре, он сворачивал к северу, и от Нефты отряду предстояло двигаться вдоль меридиана. В Нефте путешественники были к вечеру того же дня.

Канал мог бы быть километров на пятнадцать короче, если бы можно было выйти от Таузара напрямик к восточной оконечности Эль‑Гарсы. Но с этой стороны преобладал исключительно твердый, каменистый грунт. Работы здесь потребовали бы даже больше времени и денег, чем на «Габесском пороге», к тому же высота местности здесь достигала тридцати пяти метров над уровнем моря. Поэтому после детального изучения местности инженеры компании отказались от первоначального проекта и наметили поворот на 207‑м километре к западу от Нефты. От этого пункта канал шел прямо на север. Третий, и последний, отрезок первого канала был уже почти закончен благодаря многочисленным впадинам на его пути, и выходил к Эль‑Гарсе почти в самой середине ее южного берега, впадая в своего рода бухту – одно из самых низких мест этого шотта.

Господин де Шалле и капитан Ардиган не собирались задерживаться в Нефте, решив, что достаточно будет провести в городке вечер и ночь, чтобы запастись провизией и отдохнуть. Сто девяносто километров, пройденные по прямой за шестнадцать дней от Габеса, нисколько не утомили людей и животных, и последний переход, отделявший отряд от Эль‑Гарсы, обещал быть легким. Инженер хотел достичь шотта в намеченный день – четвертого апреля.

По ландшафту, почве и растительности оазис Нефта почти не отличается от Таузара: то же скопление хижин под сенью пальм, такая же небольшая крепость, такой же гарнизон. Но этот оазис менее населенный – в нем насчитывается не более восьми тысяч жителей.

Французы и арабы радушно встретили маленький отряд и постарались разместить солдат и офицеров на ночлег как можно удобнее. Это и неудивительно: близость канала сулила Нефте многочисленные выгоды. Если раньше караваны направлялись от Таузара прямо к шотту, то новый торговый путь проходил через оазис. Нефта готовилась стать прибрежным городом у нового моря.

Нечего и говорить, что горожане окружили и тепло приветствовали главного инженера Общества Сахарского моря.

Однако, несмотря на все уговоры задержаться в городе хотя бы на сутки, господин де Шалле был непреклонен. Отъезд был назначен на завтрашнее утро. Капитана Ардигана беспокоили вести о волнениях туземцев в окрестностях второго канала, и ему тоже не терпелось добраться до Мельгира.

Солнце еще не показалось над горизонтом, а люди были уже собраны, лошади оседланы, повозки нагружены, и капитан отдал приказ выступать. Первый переход в двенадцать километров отряд двигался вдоль канала от Нефты до поворота, второй – от поворота до шотта Эль‑Гарса.

По пути не случилось ничего примечательного, и в шесть часов вечера капитан Ардиган скомандовал привал на берегу бухты, где уже полностью прорытый канал впадал в шотт.

Date: 2015-09-05; view: 258; Нарушение авторских прав