Возникновение и развитие периодической печати во Франции (XVII век – 70-е годы XVIII века). Отличительные особенности французской журналистики

По своему основному характеру французская пресса резко отличается от английской. Правда, и во Франции столичные газеты олицетворяют собой всю национальную печать – и, пожалуй, даже в большей степени, чем в Англии; тем не менее они не образуют той мощной, сплоченной, покоящейся на прочном фундаменте, организации, для которой единственным образцом служит лондонская пресса. Французская журналистика гораздо более походит на вечно колеблющуюся поверхность моря, постоянно меняющую свой вид. Государственные порядки во Франции рушатся, законодательные гарантии и финансовая обеспеченность гибнут, и газеты целыми десятками исчезают бесследно. Немногие из них, переживающие катастрофы и продолжающие существовать при новом порядке вещей, принуждены бывают отступаться от своих прежних воззрений и приноравливаться к целям, преследуемым новыми правителями. Под напором политических событий партийная группировка сбивается до неузнаваемости, руководящее влияние переходит к дотоле малоизвестным органам, вся физиономия парижской журналистики неожиданно и резко изменяется. Это заставляет нас признать за парижской прессой отсутствие постоянства и большую подвижность. Но она значительно превосходит английскую изяществом, остроумием, темпераментом и неподражаемым искусством ежедневно набрасывать пеструю, хотя и не всегда верную картину мировой жизни в данный момент.

Благодаря этим свойствам национального гения французская печать быстрее и легче германской и английской прошла первые ступени своего развития. Уже первый французский листок шел дальше простого сообщения известий и старался возбудить в обществе сочувствие к определенным идеям. Притом же он мог опираться на чужой опыт, так как в Германии печатные газеты начали выходить на тринадцать лет ранее, а в Англии Буттер основал свой еженедельник за десять лет до его появления. Основатели первой французской газеты могли поэтому руководствоваться несколькими образцами и с самого начала располагали более богатым материалом, чем первые немецкие газеты.

Основателем первой французской газеты был врач Теофраст Ренодо[20], родом из Лудена, в графстве Пуату, где он заслужил всеобщие симпатии своим человеколюбием и своими трудами по общественному призрению бедных. Несмотря на свою принадлежность к гугенотам, Ренодо, по приказу кардинала Ришелье, был призван в 1624 г. в Париж на пост главного начальника государственных благотворительных учреждений. Гражданские войны того времени довели до крайних пределов нищету и бедствия среди низших слоев населения; Ренодо деятельно заботился об устройстве общественных работ и доставлении заработка голодающим через организацию особых посреднических бюро. Он был инициатором открытия даровой поликлиники для бедных, а также основателем академии для лиц, получивших школьное образование. В этих академиях читались лекции по физике, математике, морали и др. Многосторонняя деятельность навела его на мысль издавать газету. Он хотел таким образом способствовать поднятию уровня просвещения в обществе и развитию общественных и государственных интересов. Своим первым долгом он считал защиту молодой монархии от посягательств феодальной аристократии и отстаивание религиозной терпимости против католического духовенства. Таким образом, с самого начала Ренодо поставил своей задачей, наряду с распространением известий, также и проведение в жизнь известной политической программы. Это позволяет нам признать изданную им газету первой политической газетой в современном смысле этого слова. Она выходила с 30 мая 1631 г. под названием «La Gazette» сначала в размере четверти листа о четырех страницах, потом в октавном формате. Первого января 1762 г. она получила название «Gazette de France»; под этим названием она выходит и по настоящее время. До Великой французской революции она появлялась еженедельно; цена за номер в розничной продаже равнялась одному су; абонемента[21] еще не существовало; экземпляры газеты продавались открыто. Во время революции она стала выходить два раза в неделю, а впоследствии была преобразована в ежедневную газету.

Уже первый номер «Gazette» был богат содержанием; большинство сообщений касалось Германии и приходило из Шлезии, Штеттина, Вены, Любека, Франкфурта-на-Одере, Гамбурга, Лейпцига, Майнца и Франкфурта-на-Майне; внутренние корреспонденции на первых порах ограничивались придворными известиями. Анонсы и публикации не принимались; но несколько лет спустя Ренодо, идя навстречу многочисленным желаниям, а также в интересах своего осведомительного бюро, основал самостоятельный справочный листок, приблизительно соответствовавший отделу для публикаций в наших современных газетах.

Ренодо прекрасно сознавал трудности, с которыми ему придется сталкиваться при издании газеты. «Если боязнь не понравиться современникам препятствовала многим писать историю своего столетия, – говорил он в обращении своем к читателю в первом номере, – то насколько опаснее для писателя представляется затея писать историю той самой недели, даже того самого дня, когда его будут читать? Вспомните при этом тот короткий срок, который ставит мне ваше нетерпение, и я сильно ошибусь, если даже самый строгий критик не найдет слова снисхождения по отношению к произведению, которое должно быть закончено в течение четырех часов, которые остаются мне для ознакомления с полученным материалом, его сводки и печатания». Далее он обещает быть правдивым в своих сообщениях, хотя здесь же оговаривается, что за точность своих известий он не всегда может поручиться. Среди многих, поспешно составленных сообщений легко могут заключаться и такие, которые потребуют поправки; поэтому он в таких случаях просит лиц, лучше него осведомленных, взяться за перо и исправить вкравшиеся неточности.

Предприятие Ренодо имело успех. В особенности Ришелье не скупился на знаки своей милости его инициатору. Он сразу понял, какие услуги газета может оказать его политическим планам, и всеми мерами старался упрочить ее положение, снабжал редакцию необходимыми техническими средствами, доставлял ей деятельных сотрудников и сам нередко помещал в газете специально для нее написанные статьи. Сверх того, он присылал Ренодо копии с заключенных договоров и капитуляций, с посольских докладов и донесений об осадах и битвах, но, разумеется, лишь те из них, которые он находил нужным обнародовать. Сотрудником Ренодо был не только Ришелье, но и сам король Людовик XIII, много лет сряду доставлявший ему весьма обстоятельные корреспонденции. Сотрудничество короля сначала не было известно и обнаружилось лишь благодаря заметке иезуита Гриффэ в «Histoire de Louis XIII»[22]; черновые наброски, по которым король писал свои статьи, вслед за этим были собраны, переплетены в двух томах и отданы на хранение королевской библиотеке. Этими сведениями исчерпывалось долгое время все, что было известно о драгоценных манускриптах, и несмотря на тщательные изыскания, их не удавалось найти, покуда, наконец, в 1894 г. редактор «Temps», при разборе старинной библиотеки, случайно не наткнулся на одну рукопись, содержавшую сообщения о походах в Лотарингию, Пикардию и Лангедок за 1633–1642 гг. Предполагают, что в другом томе собраны политические статьи короля. При сопоставлении манускриптов с соответствующими статьями «Gazette» было сделано любопытное открытие, что корреспонденции своего царственного сотрудника Ренодо перепечатывал отнюдь не дословно, а он делал в них нередко значительные исправления и сокращения. Весьма ценным сотрудником «Gazette» был также генеолог Гоцие, переписывавшийся со всей Европой и охотно делившийся с редакцией получаемыми им известиями. Несмотря на эти благоприятные условия, положение «Gazette» было не из легких. Государи соседних стран препятствовали ее распространению среди подвластного им населения, что в 1633 г. заставило Ренодо обратиться к ним в газете с просьбой изменить свое отношение к ней и указать им на бесполезность попыток задерживать его известия, так как в них кроется нечто, напоминающее собой способность горного потока, сила которого только увеличивается от возводимых на его пути препятствий. И внутри страны, в Париже, у газеты было много врагов и завистников, но козни их не причиняли ей особого вреда при жизни Ришелье и Людовика XIII. Со смертью последнего начались преследования Ренодо: у него было отнято право врачебной практики в Париже, академия его была закрыта; та же участь постигла его осведомительное бюро; в смутное время восстания Франции он нигде не мог добиться признания своих прав. Только со своей газетой он оставался неразлучен; несмотря на все трудности, он продолжал издавать ее при помощи своих сыновей Якова и Евзебия; но она давала одни убытки, и когда Ренодо 25 октября 1653 г. скончался, 70 лет от роду, один из его современников сказал: «Он умер нищим, как умирают великие». В посвященном его памяти некрологе, помещенном в «Gazette», отмечались крупные заслуги Ренодо перед родиной. «Потомство не забудет помянуть его имени, – читаем мы тут, – наряду с именами величайших деятелей нашего времени. Он выдавался своими огромными познаниями, своим врачебным искусством и многими другими сторонами своего гения, посвященными всеобщему благу. Его бескорыстие позволяло ему довольствоваться своей славой». Эта уверенность в благодарности потомства оправдалась: на месте деятельности Ренодо, в Париже, на Rue de Latèce, напротив Palais de Justice, ему поставлен памятник, характеризующий его как журналиста и благодетеля бедных.

Дальнейший рост периодической печати во Франции совершался весьма медленно, что объясняется отчасти малограмотностью населения в XVII и XVIII столетиях, отчасти же тем, что правдивое слово о народных бедствиях и из года в год возраставшей дезорганизации всей государственной жизни представляло большую опасность. Возникавшие в провинции мелкие листки поэтому сплошь незначительны и бесцветны. Таковы «Journal de Havie» (1757), «Petites Atiiches de la Gironde» (Бордо, 1758), «Journal de Rouen» (1762), «L'Union d'Jonne» (Сен, 1771), «Journal de Maine-et-Loire» (Анжер, 1773) и др. Наконец, в 1777 г. в лице «Journal de Paris» Франция получила первую крупную ежедневную газету. Но, по-видимому, она не имела широкого распространения. Более благоприятные для журнализма времена настали при первом разливе французской революции, когда законодательное собрание в 1791 г. декретировало свободу печати. Ежедневные газеты вырастали, как грибы после ливня, многие из них сразу и исчезали. Из 73 или даже, по другим источникам, сотни газет, появившихся в эти бурные дни, большинство осталось неизвестными для потомства даже по имени. Наибольшей популярностью пользовались: «Ami du peuple», «Orateur du peuple», «Patriote français», «Publiciste parisien», «Le défenseur de la constitution», «Révolution de France», «Tribun du peuple», некоторые другие, выходившие при ближайшем участии главных деятелей революции, каковы Марат, Камиль Демулен, Робеспьер и др.

Этот разгул революционной журналистики вскоре, однако, был остановлен властной рукой Наполеона после переворота 18 брюмера[23] (7 ноября 1799 г.), очутившегося у кормила правления и немедленно разгромившего всю французскую печать. Он прекратил около 60 изданий. Декретом 27 нивоза VIII г. (17 января 1800 г.) дальнейший выход разрешался лишь для тринадцати газет. Эти меры были вызваны ясным пониманием силы и влияния прессы и нежеланием первого консула считаться с общественным мнением и неблагожелательной критикой. Он старался отвлечь внимание масс от политики и пробудить в них интерес к роскоши и блеску публичных увеселений. Для развлечения парижан он ввел в моду балы, преследуя при этом цель, чтобы, как он говорил своим приближенным, «газеты имели о чем писать; и покуда они будут заниматься этим, они оставят политику в покое, а этого-то мне и надо.

Пуская парижане веселятся и танцуют, только бы они не смели совать свой нос в планы правительства».

Сделавшись императором, Наполеон поставил печати еще более тесные рамки. В заседании сената 12 декабря 1809 г. он сделал следующее заявление: «Типография – это арсенал, который не должен быть доступен всякому. По моему мнению, право пользования им должно быть предоставлено лишь тем лицам, которые пользуются полным доверием правительства. Тот, кто печатно обращается к публике, похож на оратора, выступающего перед собранием, и, конечно, никто не станет оспаривать у власти права препятствовать подстрекательству народа к мятежу и волнениям». Несколько месяцев спустя разгром печати был увенчан декретом 5 февраля 1810 г., введшем во всем ее объеме прежнюю цензуру. Была учреждена генеральная директория по делам печати и книготорговли, которой вменялось в обязанность воспрещать все, что так или иначе затрагивало вопросы об «обязанностях подданных к верховной власти и государственным интересам». В личный состав директории, помимо директора, входил целый ряд цензоров, среди которых распределялись функции инспирирования, контроля и пресечения. Но и эти меры показались Наполеону недостаточными, и 3 августа 1810 г. появился эдикт, предписывавший в каждом департаменте французской империи разрешать к печатанию лишь одну газету по указанию местного префекта. Число политических газет в Париже было сокращено до четырех. Это были «Gazette de France», «Journal de Paris», «Journal de l'Empire» (до 1805 г. называвшаяся «Journal des Débats et des Décrets») и «Moniteur universel». Некоторым влиянием пользовался, однако, лишь один «Moniteur», основанный в 1789 г. книгопродавцем Жозефом Панкуком. Это был официальный орган; с 1810 г. он выходил в издании цензурного ведомства. Его текст заключал в себе директивы для всей французской печати, а с 24 мая 1811 г. и для газет тех германских стран, которые находились в союзных отношениях с Наполеоном. Соответственный декрет коротко и ясно постановляет: «Издание каждой газеты, печатающей неопубликованные в «Монитере» сообщения, немедленно будет прекращено». После падения Наполеона «Moniteur» целые десятилетия с трудом влачил свое существование, но при Наполеоне III снова занял блестящее положение и в литературном отношении далеко ушел против прежнего. Сент-Бев напечатал в нем свои «Lundis»[24], Теофиль Готье, Александр Дюма, Арзен Гуссэ, Абу и многие другие были его сотрудниками. В эпоху третьей республики «Moniteur» окончательно лишился своего влияния; он, правда, еще старался вернуть себе его, примкнув к реакционной оппозиции, но в 1901 г., за недостатком читателей, должен был прекратиться навсегда.

В эпоху реставрации, при Бурбонах, пресса сначала снова получила некоторые льготы. Людовик XVIII заискивал перед обществом своими либеральными мероприятиями, «октроировал»[25] – на самом деле был вынужден октроировать – конституционную хартию, разрешавшую печати ограниченную свободу, но уже с 1818 г. он вступил на другой путь. Новый закон о печати 1819 г. требовал внесения залога в 10000 франков за право издания ежедневной газеты и 5000 франков за издание еженедельников; сверх того, постановлял заключение в тюрьму за нарушение цензурных правил. Эти распоряжения вызвали всеобщее негодование и привели к учреждению «Общества друзей свободы печати», вскоре упраздненного полицией. Дальнейшее ухудшение положения газет связано с убийством герцога Беррийского. «В интересах общественной безопасности» в 1820 г. временно была введена предварительная цензура, а несколько времени спустя министр юстиции Пейроннэ внес на рассмотрение палаты законопроект о полицейском надзоре за периодической печатью, принятый ею, несмотря на энергичное противодействие либералов, 19 января 1822 г. Наконец, королевским ордонансом[26] 16 августа 1824 г. была учреждена постоянная цензура, подлежавшая ведению особой комиссии при департаменте внутренних дел; все газеты и периодические издания должны были поступать на предварительное рассмотрение комиссии; ни одна статья не могла печататься без ее разрешения. Ордонанс 16 августа, впрочем, не долго оставался в силе. После смерти Людовика XVIII 16 сентября 1824 г. и коронации Карла X снова наступили либеральные веяния, и ордонанс 29 сентября 1824 г. упразднил цензуру. Но и новый король, по примеру своего предшественника, скоро заменил тактику либеральных уступок открытой борьбой с обществом, обнаружив при этом полную политическую близорукость и такие реакционные вожделения, на которые не решался даже его брат. В июле 1830 г. были опубликованы знаменитые шесть ордонансов, из которых первый должен был совершенно уничтожить свободу печати. Но, как известно, эти ордонансы послужили сигналом к взрыву революции, в результате которой не стало ни Карла X, ни его династии.

Правительство июльской монархии в первое время всеми силами старалось доказать свою верность либеральному режиму; покушение Фиески на жизнь короля в 1835 г. дало ему повод провести в палате законопроекты, предоставлявшие исполнительной власти весьма широкие прерогативы. Один из новых законов постановлял, что для законности обвинительного вердикта по делам печати достаточно простого большинства голосов присяжных взамен прежнего большинства двух третей голосов; другой увеличивал денежные взыскания за преступления в печати с 10000 до 50000 франков. Выступления против особы короля и существующего образа правления почитались за государственную измену и, как таковые, подлежали юрисдикции палаты пэров. Кроме издателей газет, за отдельные статьи привлекались к ответственности и авторы их и, при особенно важных обвинениях, виновные карались ссылкой. Наконец, и залог за издание крупных политических газет с 48000 был повышен до 100000 и даже за политическими карикатурами установлен строгий надзор.

Эти «драконовские законы», как называет их один современник, наложили на печать тягчайшие оковы: но политическая жизнь к тому времени достигла уже той степени интенсивности, при которой насильственное стеснение прессы не могло задержать ее развития.

Начало новой эпохи французской журналистики совпало со вступлением на престол Людовика XVIII. Появились ультрароялистические газеты: «Drapeau blanc», «Conservateur» и «Quotidienne»; к «Moniteur'y» присоединились министерские «Publiciste» и «L'Etoile»; крупной либеральной партией были вызваны в жизнь: «Censeur Еuгорeon», «L'Indépendant», «Courrier Franzais», «Constitutionnel», «Aristarque». Руководителями этих либеральных газет были почти все выдающиеся деятели того времени: Конт, Дюное, Кератри, Бенжамен Констан, Этьен, Тиссо и др. В «Constitutionnel» в 1821 г. появились первые пробы пера молодого Тьера. При Людовике-Филиппе[27] возникли радикальный «L'Etat», в котором сотрудничали и легитимисты[28] и социалистическая «Reforme». Одновременно социалистический еженедельник «Phalanx» был превращен в ежедневную газету. Кроме того, появились либеральные «La Presse» (1833), «Siècle» (1836) и «Patrie» (1842), а в 1832 г. строго католический «Univers», долгое время редактированный Луи Вейо (умер в 1883 г.).

Но ни одна из этих газет не выходила из рамок посредственности; это удалось лишь одному листку, возникшему во время революции и счастливо перебравшемуся через пороги и стремнины императорской эпохи в эпоху реставрации, уже названному выше «Journal des Débats». Он появился в свет в 1789 г. в виде совершенно невзрачного листка. Адвокат Гольтье де Биоца, депутат Клермона (в Оверни), посылавший своим избирателям письменные отчеты о деятельности Национального собрания и парижских событиях, по настоянию друзей, открывавших ему весьма заманчивые перспективы, решился отпечатать их в Версале. 29 августа 1789 г. они вышли впервые под названием «Journal des Débats et des Décrets». Но вскоре мелкий листок утратил характер письма и быстро разросся до размеров газеты; романист Луве (известный и ныне как автор «Фоблаза») и писатель Бургейль несколько лет с большим искусством руководили им, а в 1799 г. продали ее братьям Бертенам за 20000 франков. Главным сотрудником и ревнителем газеты сделался старший брат, Луи-Франсуа Бертен (родился в 1766 г., умер в 1841 г.). Но ее возрастающее влияние вызывало неудовольствие Наполеона, и он всячески старался ее притеснять, заставил принять название «Journal de l'Empire» и, наконец, конфисковав ее декретом 18 февраля 1811 г., передал ее обществу на паях, состоявшему из двадцати членов-пайщиков. Восемь паев принадлежали полиции, остальные 16 были распределены среди приближенных императора. Каждый пай уже тогда давал 21000 франков ежегодной прибыли. На место главного редактора был назначен драматург Этьен. Но, как известно, господство Наполеона продолжалось уже недолго, и в 1814 г. Бертен снова вступил во владение газеты и возвратил ей ее прежнее название. После этого наступил период наибольшего расцвета «Journal des Débats». Он занял одно из первых мест во французской журналистике и под редакцией целой плеяды выдающихся ученых получил чисто академический характер. С особенным успехом управлял газетой талантливый Устацад Сильвестр де Саси, вменявший себе в особую заслугу соблюдение в самом разгаре газетной войны безупречной корректности и изящества стиля. Как сторонник порядка и законности, он вступился за монархию, удачно сочетая роялистические принципы с идеей всестороннего прогресса. Когда ультрароялисты склонили короля Карла X на сторону безудержной реакции, когда князю Полиньяку 8 августа 1829 г. был вручен портфель министра иностранных дел, в газете 10 августа появилась знаменитая статья «Malheureuse France, malheureux roi»[29], за которую Бертен сначала был осужден дисциплинарным присутствием при министерстве юстиции, но затем оправдан по приговору королевского суда («cour royale»). Этот процесс наделал много шума, сильно пошатнув положение Бурбонской династии. Еще более видную роль газета сыграла во время июльской монархии. Ламартин справедливо заметил, что «она разделяла, казалось, власть монархии». И действительно, вся Франция прислушивалась к ее словам.

На всех вечеринках так называемого «высшего света» оживленно комментировались мнения «Débats» по различным злободневным вопросам, и представители умственной аристократии Франции почитали за честь числиться в рядах ее сотрудников. Среди них особенно выдавались Шатобриан, Виллемэн, Сальванди, Нордье, Жюль Жанен, «le prince de la critique»[30], печатавший в «Débats» свои блестящие фельетоны, и др. Неслыханное дотоле новшество – включение в газетный текст беллетристических произведений, – быстро получившее права гражданства в прессе всего мира, было введено впервые на столбцах «Débats». В 1830 г. он напечатал несколько мелких рассказов, но потом перешел к крупным романам: «Парижские тайны» Евгения Сю, «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» Дюма-отца и другие поочередно появлялись на его столбцах и упрочили за ним огромную популярность. Некоторое время «Débats» пришлось выдержать серьезную конкуренцию с основанной Эмилем де Жирарденом в 1883 г. «La Presse», понизившей общепринятую для больших газет подписную цену на год с 80 франков до 40 и располагавшей первоклассными литературными силами в лице Бальзака, Теофиля Готье, Виктора Гюго, мадам Гей и др. Но вскоре между ними и Жирарденом возникли значительные разногласия, и после некоторых существенных промахов репутация газеты сильно пошатнулась. Редактором «Débats» во времена его блеска был сын старшего Бертена, Арманд Бертен (родился в 1801 г., умер в 1854 г.).

Date: 2015-09-05; view: 1566; Нарушение авторских прав