Глава 6. Вернувшись домой с весеннего тинга, Бьярни незамедлительно начал готовиться к походу

Вернувшись домой с весеннего тинга, Бьярни незамедлительно начал готовиться к походу. У Сигмунда имелся хороший корабль на пятнадцать весел по борту. Найти достаточно спутников не составляло труда: кончалась пора стрижки овец, весенние полевые работы были завершены, и мужчины всех побережий Морского Пути охотно шли в поход с достойным вождем. В итоге набралась дружина около сорока человек.

С Бьярни ехали Ивар хёльд и его сын Ульв – рослый, худощавый, нескладный на вид, но довольно сильный парень с продолговатым лицом и недоверчивыми глазами. Он как будто вечно высматривал, не хочет ли кто‑нибудь нанести ему обиду, и высмеивал всех, чтобы отбить охоту его задевать. Еще в прошлом году Ульв сам сватался к Ингебьёрг, но успеха не добился – та ожидала, что вот‑вот к ней посватается Арнвид, и сына хёвдинга считала более подходящим женихом. Ульв, весьма упрямый и самолюбивый парень, тяжело переживал отказ, а узнав, что в ту же сторону нацелился и Бьярни, выразительно хохотал и высмеивал всю эту затею. Когда же выяснилось, что Бьярни собрался за доказательствами своего происхождения, Ульв не на шутку перепугался. А вдруг дело сладится и вчерашний раб получит‑таки руку йомфру Ингебьёрг?

– Я непременно поеду с тобой, отец! – говорил он Ивару хёльду. – И сам посмотрю, каковы они на вид, эти его королевские родичи!

Было видно, что парня терзает жестокая ревность и боязнь, как бы честь, ускользнувшая от него, не досталась другому, да еще вчерашнему рабу. Но при своем болезненном самолюбии Ульв все же не был плохим человеком, и с Бьярни они всю жизнь ладили. Ульв относился к нему со снисходительным дружелюбием, признавал многие его достоинства и не раз говорил: «Эх, Бьярни, родился бы ты свободным, цены бы тебе не было!» Теперь же, когда Бьярни превратился в его соперника, Ульв сразу ощетинился, стал держаться натянуто и замкнуто, и Бьярни не сомневался, что эти колючие глаза не упустят ни одного его промаха.

В условленное время все было готово. Им везло и с погодой, и с ветром, и даже с попутчиками: за день до намеченного отплытия в округу Камберг пришел караван из шести торговых и двух боевых кораблей, шедший на Тюленьи острова. Это было как раз по пути, и торговцы охотно согласились, чтобы к ним присоединился еще один дреки с дружиной, способной защитить их от вандров и прочих охотников до чужого добра.

По пути на север никак нельзя было миновать берега Фьялленланда. Во время остановок на ночлег Бьярни на всякий случай осведомлялся у местных, где их конунг, но те никаких вестей о нем не имели.

– Он еще в конце прошлого лета в море ушел, и где его носит, только Ньёрд и знает, – вздохнул хозяин усадьбы, куда их пустили ночевать. – А всеми делами у нас заправляет Эрнольв Одноглазый, ланд‑хёвдинг. Он конунгу родич, вот он его и оставил вместо себя. А где он сам – уж как бы мы хотели это знать!

Бьярни подумал, что мог бы рассказать фьяллям много любопытного об их конунге, но воздержался. Незачем доставлять им такое удовольствие. Вот когда рассказ о справедливой мести, последовавшей за всеми преступлениями Фьялленландского Жеребца, сможет доставить удовольствие самому Бьярни – тогда пожалуйста.

Многочисленность и хорошее вооружение спутников действительно сослужило торговцам добрую службу. Вожди племени вандров, которое считают диким даже фьялли, всю теплую половину года проводят, плавая вдоль берегов, и выслеживают добычу себе по зубам. С двумя из них однажды пришлось сразиться: один корабль кварги очистили от людей, вождь со второго перерубил канаты и вырвался. И Бьярни, и Ульв выступили достойно, хотя общая доблесть и общая победа не изгнали из их отношений взаимную настороженность. Будь Бьярни, как раньше, всего лишь сыном рабыни, после такого приключения Ульв непременно хлопал бы его по плечу и хвалил, что не струсил и хорошо бился. Теперь же он только хмыкал и приговаривал, что королевский внук и не может держаться иначе, иначе он не королевский внук, а жалкий раб. Бьярни понимал его чувства и не обижался.

Они спорили по любому поводу: где и как вставать на ночь, куда идти за дровами, зайти или не зайти вон в ту усадьбу на холме, сделать остановку на пару дней для охоты и рыбной ловли или купить припасов и незамедлительно идти дальше. Ивар хёльд, Кари Треска (этот пошел в поход в качестве воспитателя Бьярни, сам себя задним числом назначив на эту должность, потому что молодому человеку в первый поход негоже идти без воспитателя) и Альвгрим Брод, воспитатель и дальний родич Ульва, всеми силами старались примирять их в спорах. Более зрелые и опытные мужи понимали: в одном походе они все равно что в одной лодке.

Дойдя вдоль длинного побережья до крайней северной точки, корабли повернули и двинулись на запад через открытое море. Дул попутный ветер, и всего на второй день они прибыли на Тюленьи острова – весьма знаменитое место. Первоначальное население было здесь такое же пестрое и смешанное, как и на Козьих островах: его составляли какие‑то ответвления уладских племен, выходцы из Морского Пути и темноволосые потомки народа круитне, но этих здесь насчитывалось совсем мало. Но, в отличие от Козьих, Тюленьи острова лежали на самом коротком пути через море от сэвейгов к уладам, поэтому бойкими сэвейгами были освоены раньше и плотнее. Их язык здесь преобладал, и правитель островов назывался ярлом. Он не происходил из рода конунгов, и власть его не была наследственной: каждый новый ярл просто отнимал ее у предыдущего, поскольку оказывался сильнее. Но ярл Тюленьих островов никому не платил дань, зато собирал подати и со своего населения, и с многочисленных торговых кораблей. Здесь имелся собственный торг, и уладские рабы там стоили вдвое дешевле, чем в Винденэсе. Летом ярл сам ходил в походы на уладов и эриннов, а потом продавал на торгах Морского Пути и собственную добычу, и перекупленное у других вождей. Короче, богатством и влиянием властители Тюленьих осторов превосходили иных конунгов, но грабить их никто не пытался, поскольку они же были и первыми разбойниками в Западных морях.

Сейчас, в начале лета, во владениях Эйфинна ярла, нынешнего властителя этих мест, толпилось множество разного народа. Здесь собирались все желающие идти в поход на уладов, здесь разрозненные дружины объединялись в целое войско и выбирали из своих вождей самого достойного и удачливого. Встречались торговцы со всего известного света, покупая и продавая все то, чем уладские земли обменивались с землями Морского Пути, – главным образом соль, шерсть, кожи, изделия из бронзы и драгоценных металлов. Не успел «Синий Змей» найти себе место у причала, как его уже ждали какие‑то люди с расспросами, кто его хозяин, куда намеревается плыть и не хочет ли присоединиться к походу славного и непобедимого Торгрима ярла по прозвищу Отчаянная Голова. Вот где пригодился острый язык Ульва: он очень ловко дал всем приставалам понять, что их головы достаточно отчаянны сами по себе и для подвигов в чужой отчаянности не нуждаются.

Правда, этот же самый отчет пришлось дать Эйфинну ярлу: любой корабль, плавающий в подвластных водах без его ведома, он считал вражеским. Это был рослый, сильный, как медведь, мужчина лет пятидесяти, рыжеволосый, полуседой, с голубыми глазами навыкате и выпуклым упрямым лбом. Лицо и руки его носили следы многочисленных ранений, на щеке слева имелся след от ожога, из‑за чего борода росла неровно, что и дало ему прозвище Паленый. Но, несмотря на возраст, он и сейчас оставался одним из лучших бойцов Морского Пути, в поединке с которым не захотели бы сойтись и многие молодые. Чувствуя себя богом Западных морей, он не трепетал ни перед какими именами и званиями, но с гостями обходился довольно приветливо, с оттенком грубоватого дружелюбия. Рассказ Бьярни о его зимних приключениях и цели поездки он выслушал с любопытством и ничему не удивился. Живя уже много лет на самом оживленном перекрестке морских дорог, он знал немало таких историй.

– Все это могло быть, остров Клионн и правда немало разоряли уже лет тридцать назад! – согласился он. – И могли увезти оттуда даже королевскую дочь. У рига Миада Эброндоэ много детей – дочерью больше или меньше, я за ними не слежу. Но если вы хотите туда попасть, вам надо держаться восточнее и постараться попасть в течение Тропа Мананнана – оно вас принесет к нужному месту. Кстати, Торвард конунг тоже бродит где‑то в наших краях. Он заходил ко мне в первые недели лета. Ушел вроде на Зеленые острова, хотя кто знает, куда его занесет? Но весьма вероятно, что вы его снова встретите.

– И эта встреча кончится не так, как ему бы хотелось, – заверил Бьярни.

– Любому другому я сказал бы, что он бахвалится, потому что одолеть Торварда в бою мог бы разве что я сам! – сказал Эйфинн ярл и наклонился со своего сиденья, не менее высокого и богато украшенного резьбой, чем трон любого из конунгов Морского Пути. – Но говорят, что он проклят и удача от него отвернулась. Сейчас его может одолеть кто угодно, даже бывший сын рабыни. И осторожнее на Зеленых островах, – добавил он, – это мой вам добрый совет. Я с ними знаюсь уже лет тридцать, а все еще не научился различать, где там правда, а где наваждения.

С этими словами он кивнул им и отвернулся. За его столом каждый день сидели десятки гостей, которых стоило послушать.

Через пару дней, исправив кое‑какие повреждения корабля, запасшись свежей водой и дав отдохнуть гребцам, кварги снова вышли в море. Им предстоял трехсуточный переход до ближайшей суши, и Кари, сидевший за кормчего, старательно следовал указаниям бывалых людей из Эйфинновой дружины, чтобы не пропустить течение, которое здесь называли Тропой Мананнана. Что за Мананнан, никто из кваргов не знал. Но это действительно была тропа: вода течения, когда они наконец в него попали, отличалась от прочей по цвету.

– Вода тут какая‑то зеленая. Видно, потому, что ведет прямиком к Зеленым островам! – решил Кари.

Дул попутный ветер, корабль под цветным парусом шел хорошо, гребцы оставались без дела и могли сколько угодно смотреть по сторонам. На второй день рядом с «Синим Змеем» долго плыл косяк каких‑то крупных незнакомых рыб с зеленовато‑голубой чешуей: они держались вровень с кораблем, не отставая, и по очереди выпрыгивали из воды, словно старались разглядеть, что за чудный зверь появился в их родных водах. А потом, словно по приказу, весь косяк ушел на глубину и пропал.

Ближе к вечеру Стейн Пепельный, один из хирдманов Бьярни, стал вдруг кричать, что видит в волнах красивую девушку. Все бросились к нему, а он кричал: «Да вот же она, как вы ее не видите!» Никто ничего не видел, кроме воды, а он уверял, что красивая девушка в цветном платье шла к кораблю прямо по воде и улыбалась ему. Бьярни тут же приказал на всякий случай связать Стейна, пока тот не прыгнул за борт. Парня связали, и он до самой ночи тосковал и упрекал всех, что они и сами не видят женщину, и ему не дают посмотреть. Только к утру он пришел в себя и сам уже не мог сказать, правда ли он ее видел или ему померещилось.

На третий день ближе к вечеру показалась земля. Это уже был какой‑то из уладских островов, но был ли это нужный им остров Клионн, никто не мог сказать. В последний день ветер переменился, и их явно снесло к югу, так что остров мог оказаться другой. Даже Ивар хёльд, самый опытный среди них мореход, никогда не бывал дальше Тюленьих островов.

– Пристанем к берегу и там разберемся, – решил Бьярни. – Должны же там быть какие‑то люди.

Чем ближе они подходили, тем приветливее выглядела земля. На берегах виднелись высокие холмы, покрытые яркой сочной травой и тенистыми рощами; нередко мелькал белыми и серыми пятнами пасущийся скот, а в других местах удавалось разглядеть оленей или косуль. Наконец показалась довольно широкая река, и Бьярни решил зайти в нее. Парус пришлось спустить, гребцы налегли на весла. Они поднялись по течению примерно на роздых и нашли удобное место для причаливания. Корабль пристал, дружина сошла на берег, чтобы обсудить дальнейшие действия. Здесь и решили остановиться на ночлег. Хирдманы принялись устраивать стан: поставили несколько шатров, кто‑то отправился в заросли за сушняком, Торир Упряжка волок с корабля большой черный котел и мешок с толченым ячменем на кашу.

– Нужно идти дальше, пока не найдем какой‑нибудь поселок! – говорил Ульв.

– Но уже темнеет, а ходить в темноте по незнакомой стране опасно! – возражал Бьярни.

– Так ты боишься? Зачем тогда было плыть в такую даль, сидел бы дома!

– Я не боюсь, но не хочу выглядеть дураком! Мы даже не знаем, куда попали. Здесь вроде бы безопасно, надо переночевать, а утром пойдем дальше, пока не найдем людей и не выясним, куда мы попали.

– Зачем ночевать в незнакомом месте под открытым небом! А вдруг местные набросятся на нас, пока мы будем спать?

– Но мы же оставим дозоры!

– Много нам помогут дозоры, если тут будет целое войско! Нас тут защищает только воздух, а делать укрепления из кораблей нельзя, потому что, если их изрубят, нам будет не на чем вернуться назад!

– Ах, ты уже думаешь о возвращении! Не хочешь ли повернуть назад прямо сейчас, пока никто на нас не набросился? Сидел бы дома.

– Это я сидел бы дома? Да уж, ты бы только обрадовался, если бы мог пересидеть пару ночей тут в кустиках, а потом вернуться и рассказывать о своих славных королевских родичах! – Ульв сплюнул под ноги. – Не дождешься! Ты ведь приехал сюда доказывать свою доблесть и благородное происхождение? Вот и доказывай. Пойдем захватим какой‑нибудь поселок, посмотрим, что из добычи тут можно взять, тогда я увижу, по крайней мере, раб ты или свободный!

– Захватить? – Бьярни так возмутила глупость этого предложения, что он почти не заметил оскорбительных слов. – Как мы можем начинать войну, не выяснив, куда попали? А что, если это владения моих родичей? Как я после этого буду с ними объясняться? Ты даешь такие советы, что сам Локи не придумал бы хуже!

– Вот так ты и будешь с ними объясняться – как победитель! – процедил Ульв. – Я даю тебе отличные советы, да только ты, по твоей привычке мыслить по‑рабски, не понимаешь этого! Или ты правда думаешь, что твой дед‑король до сих пор глядит в море и плачет по своей увезенной дочери, что все его потомки в трех поколениях мечтают получить от нее весточку? Что все они очень обрадуются, когда ты тут появишься да еще станешь, чего доброго, требовать своей доли наследства? Да они знать тебя не захотят! Ты разве не слышал, что сказал Эйфинн ярл? У твоего деда, рига Миада, если он действительно твой дед, было много детей. И наверняка у него сейчас больше наследников, чем земель. И очень им нужно, чтобы им на голову свалился еще один! Они даже разговаривать с тобой не станут. А вот если ты сперва сам захватишь положенную тебе долю наследства, тогда разговор пойдет совсем другой! Ты думаешь, я вздорный дурак и мешаю тебе прославиться, чтобы только тебе не досталась драгоценная йомфру Ингебьёрг? Ошибаешься, победитель конунга фьяллей! Мне будет очень приятно и почетно считаться твоим родичем – или почти, если ты окажешься потомком и наследником уладских королей. Или сделаешь себя им – тогда мне будет в общем‑то все равно, какого деда ты внук на самом деле! Я себе не враг, тем более что с такой родней я и для себя найду жену получше, чем Ингебьёрг! – Ульв усмехнулся. – Возьми сам то, что считаешь по праву своим, иначе никто ничего тебе не даст! А уж когда возьмешь, они сами будут рады подтвердить твое родство и права. И только лучше будет, если ты перед этим перебьешь всех прочих охотников до твоего наследства. Ну, ладно, потом можешь сделать вид, что ничего о вашем родстве не знал! – Ульв опять ухмыльнулся. – Я тебе даю отличные советы, и дураком будет тот, кто этого не видит.

Бьярни промолчал. По лицам мужчин вокруг было видно, что их эти доводы если не убедили сразу, то заставили взглянуть на дело по‑другому и крепко задуматься.

– Вот так‑то! – с покровительственным видом, понимая свою победу, хмыкнул Ульв и даже чуть было не потрепал Бьярни по плечу. – А ты думал, все будет как в саге:

«Лук благородный герою вручил он… [14]» А заодно и земли пяти королевств, подумаешь, какая мелочь! Мы не в саге. Ты бы там, у Эйфинна ярла, не на девок глазел, а слушал, что бывалые люди рассказывают. В жизни так просто королевств не раздают. По крайней мере, не сыновьям рабынь!

Бьярни, не желая продолжать этот бесполезный и унизительный спор, отвернулся к костру, склонился и стал раздувать еле‑еле тлеющее пламя.

И вдруг из ближайших зарослей раздался громкий вопль сразу многих голосов. Едва успев вскинуть голову, лихорадочно моргая от дыма, который, как назло, порыв ветра бросил прямо ему в лицо, Бьярни увидел мчащегося на него человека – и это удивительное зрелище в первый миг показалось ему мороком. По виду еще совсем молодой парень, с развевающимися на бегу многочисленными длинными косами, с маленьким круглым щитом и коротким мечом несся к Бьярни, и свирепое выражение лица не позволяло сомневаться в его самых решительных намерениях. Краем глаза замечая движение вокруг, не имея времени даже вынуть меч из ножен, Бьярни безотчетным движением подхватил с земли топор, которым Альрик рубил сучья, да так и бросил возле костра, и метнул его в улада.

И почти попал – топорик чиркнул по краю черного просмоленного щита, вынудив нападавшего уклониться. Но скорость бега тот поневоле замедлил, и Бьярни этого хватило, чтобы вскочить. Быстрым ударом ноги он опрокинул котел, так что вода выплеснулась под ноги уладу, и тот невольно отшатнулся, опасаясь, что в котле окажется кипяток.

Благодаря этому Бьярни выиграл расстояние – теперь его более длинный меч доставал до противника, а короткий уладский меч до него – нет. И Бьярни, не теряя времени, осыпал нападавшего градом ударов со всех сторон. Ловко действуя щитом, тот пытался прикрыться, но Бьярни, не давая тому подойти ближе, изо всех сил старался действовать быстрее – и четвертый или пятый удар достиг цели. Конец клинка задел бедро противника, тот покачнулся, а Бьярни тут же нанес последний удар по шее. Улад упал, а Бьярни быстро огляделся. Все случилось так стремительно, что он едва успел сообразить, что происходит.

И оглянулся он очень вовремя – другой улад, более рослый и плечистый, но тоже со множеством косичек и в рубахе лилово‑розового цвета, как раз в этот миг издал боевой клич, от которого непривычные к такому кварги подпрыгнули, и метнул в Бьярни копье с красным древком.

Увернувшись, Бьярни подхватил красное копье, которое воткнулось в землю неподалеку от него, взял его в левую руку и стал отбивать им удары, будто щитом. Получалось не так здорово, но какое‑то время продержаться было можно. Он пятился, пытаясь снова увеличить расстояние и получить преимущество благодаря длине своего клинка, но длинные руки его рослого противника уравнивали их возможности. К тому же, не имея никакого защитного снаряжения, кроме маленького круглого щита, улад так быстро и ловко двигался, что Бьярни едва успевал уворачиваться и отбивать его удары.

Вот улад мощным ударом сломал древко копья в руке Бьярни, и тот остался вовсе без защиты. Издав дикий вопль, улад приготовился прыгнуть – и вдруг рядом свистнула стрела и вонзилась ему в грудь.

Бьярни быстро оглянулся: часть его хирдманов добралась до корабля, нашла и снарядила свои луки и теперь осыпала длинноволосых противников градом стрел. Иначе едва ли что‑то вышло: тех было не так много, как показалось поначалу, но они двигались так быстро и совершали такие немыслимые прыжки, перелетая через пытающихся окружить их многочисленных противников, что к ним не удавалось подступиться. Никому из кваргов, бившихся на берегу, не удалось даже ранить кого‑то из уладов, несмотря на то что тех было вчетверо меньше.

Но вот четыре человека, держа в руках круглые щиты и мечи, зажали одного из уладов, не давая ему двигаться, и наконец зарубили. Другого пробило метко брошенное Ульвом копье. Бьярни тоже схватил свой щит и кинулся туда, где Берг Борода, Асгрим и Свейн Лосось пытались так же зажать еще одного улада – но тот так быстро вертелся между ними, нанося мощные удары по щитам и буквально отбрасывая противников, что у них ничего не выходило.

Вдруг навстречу Бьярни метнулась серая тень, сверкнули злые звериные глаза, перед лицом лязгнули челюсти – Бьярни увидел волка! «Оборотень!» – мелькнула первая уверенная мысль. Он ничуть не сомневался, что облик волка принял один из этих диких удальцов. Волк прыгнул снова, но Бьярни, хоть и чувствовал в душе холодный ужас перед ворожбой, увернулся и взмахнул мечом. Удар пришелся зверю по одной из задних лап. С отчаянным визгом тот покатился по земле… и пропал.

На земле не осталось серого косматого тела – лишь несколько пятен крови, но и те быстро втянулись в песок и исчезли. И Бьярни уже казалось, что волк ему только померещился, – в глазах мелькали цветные огни, голова кружилась.

Стараясь овладеть собой, он огляделся и кинулся туда, где теснили своего противника Свейн, Берг и Асгрим. Еще на бегу Бьярни бросил обломок копейного древка тому в ноги – улад споткнулся, упал на колено, и тут же ему на голову обрушилась секира Свейна Лосося. Это был уже немолодой, опытный воин, на силу и присутствие духа которого всегда можно было положиться. Поэтому он, не теряя времени на торжество победы, тут же обернулся и побежал на помощь к Хрингу Остроге. Бьярни устремился за ним.

Что‑то черное метнулось ему прямо в лицо, и показалось, будто кто‑то швырнул огромную черную тряпку. Острые когти скользнули по голове, и Бьярни едва успел вскинуть щит, чтобы уберечь глаза. Только он выглянул из‑за щита, как жесткие перья хлестнули его по лицу. Над ним кружила крупная ворона, пытаясь ударить клювом в глаз.

Опять ворожба! Преисполняясь негодованием и отвращением, Бьярни взмахнул мечом – и тот встретил сопротивление легкого птичьего тела. На песок упал обрубок крыла с несколькими крупными перьями. Раздался жуткий вопль – и птица исчезла.

Казалось, что весь берег полон криков, треска щитов и звона клинков, что здесь сражается не менее сотни уладов – везде мелькали их яркие одежды, татуировки на напряженных мышцах, блестела бронза, которой было украшено все их оружие, метались многочисленные косички. Один из них отбивался от троих, прижавшись спиной к большому дубу. Бьярни кинулся туда, пытаясь обойти дуб и напасть на улада сзади. Но за деревом к нему бросилось что‑то белое – и Бьярни почти не удивился, рассмотрев, что это телка, белая как снег, но с рыжими ушами и красными глазами. В глазах ее горела истинно волчья злоба, которая у телки, мирного домашнего животного, производила еще более жуткое впечатление, чем у настоящего лесного хищника. Не подпуская телку ближе, Бьярни ловко ударил ее копьем в глаз. И телка пропала, как туман. Только земля содрогнулась под ногами, словно весь мир подпрыгнул и грузно упал на прежнее место.

Бьярни выбежал из‑за дуба и завертелся, выискивая нового противника. И не сразу осознал, что уладов больше не осталось. Восемь или девять тел лежало на песке и траве возле реки.

– Двое ушли, – с сожалением сказал Ивар хёльд, вытирая лезвие своего меча подолом рубахи одного из убитых. – Вот ведь прыткие тролли! И скачут, и вопят, и вертятся, так что уши закладывает и в глазах рябит.

– Тяжело нам здесь придется, – пробормотал Кари Треска. Он еле дышал – все‑таки для человека на шестом десятке прыткие улады оказались слишком неудобным противником. Он и уцелел‑то главным образом потому, что благодаря численному преимуществу кваргов мог почти не участвовать в схватке. – Их было десять, а нас сорок. А если их будет сто?

– Чего они на нас набросились‑то? Мы ж им еще ничего не сделали!

– А вот такой они народ! Ты думал, всю добычу тебе на берег вынесут и с поклонами вручат?

Кварги принялись перевязывать раны. У них обнаружился и один убитый – Ламби, работник из усадьбы Эльвира хёльда. Парень не слишком уверенно владел оружием, и уладская секира пробила ему грудь.

– Нам еще повезло, что всего один убитый, – заметил Ивар хёльд. – Могло бы быть гораздо больше.

– Наши мечи длиннее. – Свейн Лосось приложил собственный меч к одному из тех, что остались на земле возле мертвых тел. – Смотри, на целую ладонь. Им, чтобы ударить, надо гораздо ближе подойти. А если они подходят, ударить можем мы, – а на них ни кольчуг, ни стегачей.

– Конечно, в стегаче так не поскачешь, – хмыкнул Ульв, вытирая обильный пот, но не торопясь снимать собственный стегач.

– Надо запомнить на будущее.

– Зато наши мечи тяжелее! – Бьярни поднял осиротевший уладский меч и прикинул вес на руке. – А этими можно действовать гораздо быстрее. И конец у них острый – можно и рубить, и колоть.

– Это не меч, это… свинорез какой‑то! – Свейн Лосось тоже поднял уладский меч и внимательно осмотрел со всех сторон. – Только свиней колоть.

– Надо уж нам постараться, чтобы не оказаться тут теми свиньями, которых запросто переколют!

Двигаться сегодня дальше никто не хотел: дружине и особенно раненым требовался отдых, да и ночь была уже близка. Однако возле их стоянки вода оказалась такой грязной и мутной, словно тут прошло целое стадо коров, и приходилось идти искать чистую воду где‑нибудь подальше. Взяв по ведру, Бьярни и Ульв вдвоем тронулись вверх по течению. На плечах они несли копья и внимательно оглядывались, опасаясь нового нападения, но ничего подозрительного не замечали.

В одном месте в реку впадал ручей – прозрачная струя сбегала по камням и лилась с уступа маленьким водопадом. Подойдя ближе, они уже хотели подставить ведра под струю, как вдруг один из крупных черных камней возле источника пошевелился, и оба парня с изумлением увидели, что это человек! Возле воды сидела, скрючившись, старуха, одетая в черное. И когда она к ним повернулась, Бьярни и Ульв разом охнули – такой уродины им не приходилось видеть никогда в жизни! С покрытого морщинами, искривленного и перекошенного лица на них смотрел только один глаз. На камень старуха опиралась согнутым обрубком левой руки, а когда она пошевелилась, стало видно, что и правой ноги у нее нет по самое колено.

Вид этого чудовища привел обоих парней в такое оцепенение, что они застыли, не в силах двинуться. Вокруг уже темнело, и сама старуха казалась скорее каким‑то ночным демоном – еще одним злым духом этой удивительной страны.

– К‑к‑то т‑ты? – с трудом выговорил Бьярни.

– Я – хозяйка этой воды, – проскрипела старуха. – Никто не зачерпнет из этого источника, не уплатив мне.

– У‑уплатив? – Ульв с трудом сглотнул. – Т‑так бы и сразу сказала. – Он попытался усмехнуться, но у него получился какой‑то дикий оскал. – А то сидишь тут, как ворона…

Бьярни вспомнил ворону, которая нападала на него во время битвы с уладами. Старуха была на нее очень похожа.

– Какую плату ты требуешь? – спросил он.

– Один из вас должен сойтись со мной, – невозмутимо ответила та.

Ульв уронил ведро и выругался.

– Да я лучше сдохну, чем подойду к такой карге ближе чем на пять шагов! – Он снова подобрал ведро и кивнул Бьярни. – Пойдем поищем другую воду.

Пятясь и не решаясь повернуться к старухе спиной, они удалились с поляны и прошли еще немного выше по течению. Здесь снова обнаружился ручей. Оглядевшись хорошенько и ничего подозрительного не увидев, Ульв и Бьярни приблизились и подставили ведра под струю.

В ведра упало несколько капель, и вода исчезла. Они в изумлении подняли головы: никакого ручья больше не было, лишь мокрые камни блестели в последних лучах заходящего солнца.

– Никто не возьмет моей воды, не уплатив положенную цену, – проскрипел рядом уже знакомый голос.

И старуха снова обнаружилась поблизости – она сидела над ручьем чуть выше, чем стояли парни.

– Ах ты тварь! – Ульв тут же метнул в старуху свое копье.

Та исчезла. Копье, похоже, даже пролетело через то место, где она сидела, но оно уже оказалось пустым. И сколько Ульв ни искал копье, оно исчезло тоже, будто старуха прихватила его с собой.

– Это какой‑то местный дух, – стараясь сдержать дрожь, сказал Бьярни. – Я и во время битвы его видел. Лучше бы с ним не ссориться, а то будет хуже.

– Да что же делать, если эта дрянь сама привязалась! И еще копье мое уперла.

Ульв ругался, но голос его невольно дрожал. Оглянувшись еще раз на опустевшее русло ручья, Бьярни взял ведро и наклонился к реке, пытаясь зачерпнуть оттуда.

Но под ногами его был только мокрый песок. Глубокая вода отодвинулась, так что здесь не вышло бы зачерпнуть даже ложкой, не то что ведром. Бьярни сделал несколько шагов вперед, но его башмаки по‑прежнему ступали по влажному песку, а вода блестела где‑то вдали.

Ульв, видя это дело, схватил свое ведро и бегом бросился вперед. Пробежав по широкой полосе мокрого песка, он прыгнул на глубину – и растянулся все на том же песке.

Бьярни хотел сказать ему, чтобы не мучился – вода все равно уйдет. А волна вдруг вскипела, накатила, будто из‑под земли, и накрыла Ульва с головой.

Парень забился, захлебываясь, Бьярни бросился вперед, пытаясь ему помочь, – оба они отчаянно забарахтались, вдруг оказавшись в глубокой холодной воде. Оба, разумеется, отлично умели плавать, как все прибрежные жители Морского Пути, но не успели сообразить – вода швырнула их на камни и снова исчезла! Словно река выплюнула какой‑то невкусный кусочек, случайно ей попавшийся.

Мокрые насквозь, чувствуя боль во всем теле от удара о камни и землю, оба парня едва сумели встать, поддерживая друг друга. Одно из ведер исчезло, второе валялось поодаль – в нем осталось воды примерно с полкружки.

Тяжело дыша, Бьярни и Ульв сели на камни, свесив руки и уронив головы. Вокруг темнело, лес стоял стеной, и они оба уже не знали, где осталась их стоянка, корабль, дружина. Все тело болело, голова кружилась. Река по‑прежнему несла свои воды в трех шагах впереди, но теперь у них не было никакого желания к ней приближаться. Эта река была живым существом, коварным и недружественным. Весь мир вокруг стал другим – казалось, что сам лес по краям поляны не более чем морок, а что там на самом деле, лучше вообще не знать. И лучше не думать, а есть ли в этом новом мире «Синий Змей», Ивар хёльд с прочей дружиной и даже сам Морской Путь.

– Никто не возьмет моей воды, не уплатив положенную цену, – раздался рядом уже знакомый ненавистный голос.

Бьярни устало поднял голову. Одноглазая, одноногая и однорукая старуха в черном сидела в трех шагах.

Ульв при этом звуке вдруг вскинулся, швырнул в нее ведро, вскочил и бросился в чащу.

– Стой! – крикнул Бьярни. – Заблудишься, пропадешь!

– И никто не выйдет из моего леса, не уплатив положенную цену, – невозмутимо добавила старуха, не сводя с него своего единственного глаза.

– Чего ты хочешь? – обессиленно вымолвил Бьярни. После драки с уладами, блуждания по лесу и приключений возле взбесившейся реки, мокрый и разбитый, он не чувствовал уже ни страха, ни тревоги, ни даже отвращения – только желание, чтобы весь этот ужас поскорее кончился.

– Ты должен сойтись со мной.

– Я согласен. – Бьярни безнадежно махнул рукой. – Только дай мне воды, выпусти моего человека из леса и позволь нам найти дорогу к своим.

– Хорошо. Возьми воды.

Бьярни подобрал ведро. Сзади зажурчало. Оглянувшись, он увидел, как прозрачная струя снова сбегает с берега. Он подставил ведро – оно стало наполняться, вода никуда не делась.

– Спасибо тебе, – устало выговорил Бьярни, которого мать научила всегда благодарить любого за любое доброе дело.

– И тебе спасибо, – сказала старуха.

Ее мертвый глаз мигнул и открылся. Теперь она смотрела на него двумя глазами, и это сморщенное лицо уже не казалось таким жутким.

– Бьярни! – раздался где‑то за деревьями голос Ульва. – Бьярни, где ты? В какой стороне?

– Я здесь, – слабо крикнул Бьярни.

– Сейчас он найдет тебя. И даже свое ведро, – пообещала старуха, и Бьярни увидел второе ведро – оно качалось в мелкой волне у берега и скребло деревянным боком о камни.

– Спасибо, – безотчетно поблагодарил он.

– И тебе спасибо, – важно ответила старуха и встала.

И Бьярни увидел, что у нее имеются две целые ноги.

– А еще я помогу тебе пройти туда, куда тебе нужно, – продолжала старуха. – Вы убили восьмерых моих детей, и я не хочу, чтобы они гибли и дальше. Ты наделен сильной удачей, и я не хочу, чтобы они страдали. Утром вы пойдете вверх по течению, и никто больше не преградит вам путь.

– Спасибо, – совсем ошалело пробормотал Бьярни.

Эта карга – мать тех длинноволосых прыгучих парней?

Ведьма протянула к нему руки благословляющим жестом, и Бьярни увидел, что обе руки у нее тоже целые. Теперь это была вполне обычная старуха, а не тот ночной демон, и он даже подумал, что ничего потустороннего в ней нет…

– Ты пообещал мне свою любовь, и я приду за обещанным, когда настанет срок, – сказала она. – Я знаю: ты не тот, кто забывает обещания.

Вдруг старуху окутало мягкое белое сияние. И Бьярни, и вышедший в это время из‑за деревьев Ульв – совсем не с той стороны, куда было убежал, – одновременно увидели одно и то же. Старуху скрыло светящееся облачко, а когда оно рассеялось, на ее месте оказалось совсем другое существо – молодая обнаженная женщина изумительной красоты. На плечах ее сидели две белые птицы, а длинные волосы струились, как ручьи, и одевали ее сплошным покровом, сквозь который, однако, было хорошо видно манящее и пленительное тело.

Оба парня разом открыли рот. А женщина улыбнулась им и исчезла. Сияние померкло, вокруг было почти темно. Рядом журчал ручей, и Бьярни все так же держал на весу ведро, полное воды, забыв его поставить и не замечая тяжести.

– Так что же она сразу не сказала? – пробормотал Ульв. – С такой красоткой и я бы…

– С такой красоткой любой дурак бы, – отрешенно ответил Бьярни. – Но она нас не захотела. Ей нужно было только согласие. Как знак того, что мы признаем ее власть.

– Ничего такого я не признаю, – пробурчал Ульв.

Но Бьярни его не слушал, стараясь понять, во что он ввязался. Что за существо с ним говорило? Который облик у него настоящий? Уродливая старуха? Юная красавица? Черная птица? Бурная река? Чем ему на самом деле придется заплатить за два ведра воды?

Обратную дорогу они нашли довольно легко. Завидев людей, Ульв принялся было, захлебываясь и глотая слова, рассказывать об их приключениях, но получалось так путано и бессвязно, что он быстро сбился и беспомощно оглянулся на Бьярни, призывая на помощь. Но Бьярни только пожал плечами. Все это уже казалось ему каким‑то мороком. И тем более он не собирался никому рассказывать, что в обмен на ведро воды пообещал загадочному местному духу свою любовь.

Всю эту ночь, первую свою ночь на Зеленых островах, Бьярни почти не спал, вспоминая чудесную женщину с белыми птицами на плечах. Однако кем бы ни было это таинственное создание, в главном оно не обмануло. Ночь прошла спокойно, и наутро кварги поплыли дальше вверх по реке. Чем ближе к истокам, тем уже и мельче становилась река, и кварги радовались, что их корабль не так велик и имеет не очень глубокую осадку. Сейчас, весной, вода стояла еще достаточно высоко, но в более узких местах весла задевали за противоположные берега.

Несмотря на эти сложности и странности, Бьярни все больше и больше нравилась земля Клионн. Вдоль реки везде простирались густые леса, и на берегу в местах водопоев виднелось множество звериных следов. На пышных лугах паслись коровы, овцы, козы, иногда попадались и лошади, хотя более мелкой породы, чем разводили у него на родине. На холмах тут и там мелькали деревушки – небольшие, из десятка или двух десятков причудливых круглых хижин, сплетенных из прутьев и обмазанных глиной, под соломенными кровлями. Завидев большой корабль со множеством чужих людей, население пряталось, но нападать на пришельцев никто не пытался.

В полдень, когда они сделали небольшой привал, из леса снова вышли улады. Помня вчерашнее происшествие, кварги продолжали путь в стегачах и шлемах, держа все оружие и щиты под рукой. Возможно, поэтому сегодняшние улады, видя грозный вид пришельцев, не стали нападать, а предпочли начать с переговоров. Их было трое. Волосы у них свисали почти до пояса и были заплетены во множество косичек, самым причудливым образом скрепленных между собой. Также у всех троих имелись бороды, что не позволяло принять их за женщин, хотя на каждом была надета только длинная рубашка, весьма похожая на женскую, но короче, открывающая голые ноги, обмотанные ремнями обуви. Широкие кожаные пояса их были украшены золотом, серебром и даже цветными камнями, а на поясах висело по мечу и ножу с бронзовыми рукоятями.

Бьярни вышел вперед. Пришельцы держались пока спокойно, хотя выглядели воинственно и надменно.

– Привет вам! – сказал Бьярни по‑уладски. – Кто вы такие, о мужи из лесной чащи?

– Привет и вам! – надменно отозвался тот, что стоял посередине.

Видимо, это был среди них главный. Совсем еще молодой, среднего роста даже для невысоких уладов, он был ниже Бьярни на целую голову, но недостаток роста вполне возмещали мощные, развитые мускулы, на плечах украшенные татуировкой в виде красного дракона – символа королевской власти в уладских землях. Его рубаха была обшита широкими полосами красного шелка, а на шее блестело золотое ожерелье.

– Я – Киан сын Форгала! – заявил пришелец. – Я – славный среди фениев земли Клионн, прославленный подвигами, и пять мужей всегда сражаются по мою правую и левую руку.

Он повел рукой, и Бьярни увидел, как из‑за деревьев опушки с каждой стороны от троицы показались еще по четыре такие же длинноволосые, бородатые фигуры в разноцветных длинных рубашках. Кварги тем временем, спешно изготовившись к бою, выстроились позади Бьярни и напряженно вслушивались в разговор на чужом языке, в любое мгновение готовые броситься вперед.

– А меня зовут Бьярни сын Сигмунда, с полуострова Квартинг, что на юге Морского Пути. У вас нашу землю называют Лохланн, – ответил Бьярни.

– Нетрудно увидеть, что вы из Лохланна, – с усмешкой сказал Киан. – Ведь служба наша в том и состоит, чтобы стеречь побережья нашей земли от лохланнских разбойников и истреблять их везде, где мы их встретим. И когда бы ни высадились враги на наших берегах, ни разу не ложился я спать, не подложив под колено голову врага!

– А позволь спросить тебя: кто правит этим островом? – с замиранием сердца задал вопрос Бьярни. – Здесь был когда‑нибудь король по имени Миад Эброндоэ, Железная Рука?

– Правит здесь доблестный и славный риг Миад, по прозвищу Железная Рука, – с гордостью подтвердил длинноволосый.

– Был только один король с таким именем? Сколько ему лет?

– Его почтенные годы уже не позволяют ему возглавлять воинов, идущих на битву. Но риг‑фенидом земли Клионн является его сын, Сенлойх Буилле Блайд.

– А много у него сыновей?

– Было когда‑то семеро, с благословения богини Клионы, но четверо уже погибли в битвах, навек прославив свой род, осталось трое.

– У них уже есть свои дети?

– Конечно, богиня Клиона благословила их добрыми женами и прекрасными детьми.

Бьярни не стал спрашивать, сколько же этих детей, но если богиня Клиона благословила детей не менее щедро, чем самого Миада, то число его потомков должно перевалить за пять десятков… Опомнившись, Бьярни поймал себя на мысли, что прикидывает надежды на наследство, и одернул сам себя. Он что, за королевством сюда приехал? Нет. Бьярни и раньше не думал, будто его мать может сказать неправду, но все же известие, что король по имени Миад Эброндоэ существует на самом деле, еще жив и к тому же находится на этом самом острове, принесло ему такое облегчение, точно дело, ради которого он приехал, уже сделано. Теперь нужно всего лишь, чтобы король подтвердил их родство и чтобы Ульв это слышал. Хорошо бы получить какой‑нибудь подарок, чтобы показать его Ингебьёрг, а больше ничего ему и не нужно.

– Никто не ответит на твои вопросы лучше, чем я, ибо мне и многим из моих братьев риг Миад приходится дедом, – продолжал Киан. – Нам доверил он оберегать подступы к своему жилищу, бругу Айлестар, и никто не пройдет здесь, не сразившись со мной. Ибо по пять мужей бьются на каждой моей руке, и в каждом сила трех воинов и подвиги девяти героев!

Бьярни безотчетно попытался умножить в уме пять на три и на девять, но бросил глупый подсчет. Ведь это люди его предполагаемого деда, рига Миада! Драться с ними, что бы там ни бурчал Ульв, Бьярни не собирался, а значит, надо попробовать договориться мирно.

– Но почему я должен биться только с тобой и твоими пятью мужами на каждой руке? – спросил Бьярни. – Этого мало, чтобы показать мою доблесть.

– На тебя наложен такой зарок? – с понимающим видом уточнил Киан. – Ты не должен принимать вызов, если сражается менее сорока мужей? Я вижу, у тебя тут не меньше сорока, да?

Бьярни улыбнулся, не сразу найдя ответ. От матери он знал об уладском обычае, согласно которому на каждого приличного человека наложен тот или иной зарок, нарушение которого ведет к скорой гибели, и все, с кем тому приходится встречаться, должны уважать эти зароки, пусть даже самые нелепые. Но его позабавило, как легко и быстро Киан придумал зарок для своего собеседника, сделав выводы совершенно на пустом месте. Судя по рассказам матери, все улады обладают пылким воображением, соединенным с некоторой наивностью, и эти рассказы пока подтверждались.

– Скажем так, я не хочу сражаться, не переговорив сначала с самим королем этой земли, с ригом Миадом Эброндоэ, – ответил Бьярни. – Либо он даст мне сорок противников, либо ни одного – на меньшее я не согласен. Ты можешь отвести меня к нему?

– Еще бы я не мог отвести тебя к нему! Мой долг призывает меня туда, ибо все фении острова Клионн собираются сейчас к озеру Водяного Гиацинта, где живет риг Миад.

– А почему они собираются?

– На землю богини Клионы напал суровый и безжалостный враг – Брикрен Биле Буада мак Лугайд, риг острова Снатха. Огромное войско привел он с собой, и мой дядя, Сенлойх Буилле Блайд мак Миад, вождь фианны земли Клионн, затрубил в Рог Сбора, сзывая фениев всех лесов и побережий на битву.

– Значит, ты сейчас идешь к нему?

– Да, я с моими людьми иду к нему, дабы сразиться и отбить нападение.

– Позволь мне с моими людьми следовать за тобой, и я обещаю никому на этой земле не причинять вреда, пока не встречусь с ригом Миадом.

– Так что происходит? Кто эти чучела? Мы будем сражаться или нет? – Ивар и прочие кварги вокруг Бьярни изнывали от любопытства, не выпуская, однако, из рук оружия.

– Я готов проводить тебя к нему, но еще ты должен пообещать, раз уж я проведу тебя на Лох Айлестар, не нападать и не требовать битвы ранее, чем риг Миад сразится с ригом Брикреном, – добавил Киан.

Это Бьярни пообещал, и дальше десяток косматых островитян отправились с ними на «Синем Змее». По дороге Бьярни успел о многом расспросить новых спутников, хотя не мог бы поклясться, что все понял. Фении, как оказалось, были чем‑то вроде «морских конунгов», только на суше. В братство воинов‑охотников вступали в основном младшие сыновья, которым не приходилось ожидать наследства, зато среди них были потомки королей и иных знатных вождей. Всю летнюю половину года, от Праздника Костров до Праздника Мертвых, они жили в лесу, питаясь дичью, и охраняли берега от нападений как сэвейгов, так и других уладских и эриннских вождей. Зимой они обычно устраивались в доме какого‑нибудь короля, и тот принимал их как самых желанных гостей. Киан очень охотно рассказывал про обычаи фианны, про испытания, которым должен подвергнуться каждый желающий туда вступить, об их невероятных способностях и умениях, так что Бьярни едва успевал переводить наиболее поразительные подробности.

– Фении знают прием с яблоком, прием боевого грома, прием с клинком, прием с копьем, прием с веревкой, прыжок кота, прыжок лосося, метание шеста, прием вихря смелого повелителя колесницы, прием удара рогатым копьем, прием быстроты, прием колеса, прием сильного дыхания, геройский клич, геройский удар и встречный удар, бег по копью и стойку на острие его, геройский изгиб острия копья! – с гордостью перечислял Киан, радуясь случаю поразить чужеземцев доблестью своего племени.

Бьярни переводил, кварги слушали, украдкой ухмыляясь.

– Может, это все полезные приемы, но тогда непонятно, почему наши грабят их каждое лето, а не они наших! – сказал как‑то Кари Треска. – Самый лучший прием – крепкий шлем, хорошая кольчуга, надежный щит и хороший меч! Ну, и руки, чтобы все это держать! Тогда посмотрим, каков будет против этого всякий там геройский прыжок рогатого кота на острие копья, ха‑ха! С яблоком в заднице!

Этого, разумеется, Бьярни островитянам не переводил.

С неменьшим восторгом Киан перечислял своих родичей, бывших украшениями фианны. Длинные волосы, не стриженные от самого рождения, и борода, не бритая тоже никогда, с самого ее появления, считалась залогом силы фения, а остричь и обрить его означало лишить силы и подвергнуть такому позору, после которого фений умирал, не дожидаясь, пока волосы вырастут снова. Штаны, как оказалось, здесь тоже носили исключительно короли, а все остальные обходились длинной рубахой. На ней имелся разрез от ворота до самой талии, который позволял, в случае жаркой погоды или для битвы, снять ее с плеч и обвязать рукава вокруг пояса, а подол в этих случаях тоже подтягивали повыше и закрепляли, чтобы не путался в ногах. Когда же рубашка бывала надета как полагается, разрез закреплялся застежкой вроде тех, какими скрепляли плащи и рубахи сами сэвейги, но у уладов эти застежки иной раз бывали огромны! У некоторых спутников Киана кварги видели на груди застежки, бронзовые, железные или даже серебряные, у которых кольцо было размером с блюдо, а игла длиной с локоть. В случае необходимости эту иглу можно было использовать в качестве короткого меча, для чего она была соответствующим образом откована и заточена. Будучи же, как у Киана, отлита из серебра и покрыта густым узором с позолотой и красными гранатами, эта застежка представляла собой такое сокровище, что о подобных вещах слагались целые сказания.

Бьярни однажды представил себя – нестриженого, небритого, со смуглыми от загара ногами и в точно такой же длинной рубахе, с огромной застежкой‑мечом на груди. Вышло весьма и весьма похоже на Киана, чему не стоит удивляться, ведь они – двоюродные братья! У Киана были такие же рыжеватые волосы, такое же продолговатое лицо с высоким лбом и серыми глазами. Бьярни смотрел на Киана, с внезапно нахлынувшим трепетом видя в нем самого себя, только прожившего другую жизнь. Родись он, Бьярни, на родине матери, он стал бы точно таким! Киан, разумеется, не мог знать его мыслей и посчитал потрясенный и задумчивый вид чужака следствием своих рассказов, после чего еще больше возгордился.

Но объявлять об их родстве Бьярни не спешил. Он помнил язвительные, но здравые и справедливые предостережения Ульва и хотел сперва посмотреть, что за люди здесь обитают и чего от них можно ожидать.

Еще до вечера впереди показалось широкое озеро, окруженное зелеными холмами плавных очертаний.

– Это и есть Лох Айлестар! – сказал Киан. – Вон, там, на холме, видишь брох? Это и есть бруг Айлестар, дом рига Миада!

Вся долина по берегам озера и склоны ближайших холмов представляли собой один большой воинский стан. Везде стояли шатры, шалаши и кожаные палатки, везде дымили костры, висели над огнем чернобокие котлы, помахивали хвостами привязанные лошади. Между кострами сидели, лежали, ходили люди – иные выглядели как обычные работники, только в таких же длиннополых рубашках с разрезом на груди и в грубых плащах из толстой шерсти, а иные, длинноволосые, были собратьями Киана. При виде большого чужого корабля все это воинство мигом подхватило оружие и сбежалось к берегу, оглашая воздух боевыми кличами. Сами улады не строили крупных судов и между своими островами плавали на лодках, плетенных из прутьев и обтянутых коровьими шкурами, которые здесь называли куррах или коракль, поэтому узнать лангскип своих врагов‑сэвейгов им не составляло труда.

– Они подумали, что вы и есть те враги, которых мы ждем, – пояснил Киан. – Но вам не стоит ни о чем тревожиться, ведь мы с вами обменялись клятвами безопасности.

Видно было, какой гордостью наполняет его душу вид многочисленного и грозного войска. Общим счетом тех, кого Бьярни видел, было около пяти сотен человек. Если это воинство со всего острова, то хёльды и «большие бонды» округи Камберг, всерьез снарядив общее войско на пяти‑шести кораблях, без труда завоевали бы это королевство, а Сигмунд стал бы здесь королем не хуже любого из здешних.

Киан мак Форгал первым сошел на берег. Многословно приветствуя всех собравшихся, он поведал им о встрече с Бьярни и о желании того повидаться с ригом Миадом. Вслед за тем пришельцам позволили сойти с корабля и повели на холм, причем фениев вокруг собралось уже не меньше сотни. То ли из любопытства, то ли из недоверия, но все они считали своим долгом сопровождать тех врагов, которые уже имелись в их распоряжении, хотя Бьярни на их месте предпочел бы оставить часть на побережье в ожидании настоящего неприятеля.

Королевское жилище на холме представляло собой высокую каменную башню, сложенную из крупных серо‑белых известняковых валунов, покрытую дерновой крышей. Кварги смотрели на это сооружение, открыв рты: в странах Морского Пути было много строительного леса и там не возводили каменных построек. Вокруг башни теснились строения попроще – круглые хижины с плетеными стенами и такие же круглые домики из досок, вкопанных стоймя, разные хозяйственные постройки. Все вместе и составляло бруг – так здесь называли усадьбу знатного человека, иной раз укрепленную земляной стеной на деревянной основе или валом.

Войдя внутрь, кварги оказались в довольно просторном помещении, где посередине располагался очаг, а в дальнем конце виднелось роскошное ложе с резными столбами. Чуть впереди, перед очагом, стояло резное кресло на возвышении, на котором сидел, как понял Бьярни, сам риг Миад. Больше тут не имелось никакой обстановки, но Бьярни сейчас было не до этого.

Король Миад и правда выглядел достаточно старым, чтобы годиться Бьярни в деды. Когда‑то, надо думать, он был высокого роста, но спина его уже сильно согнулась, правое плечо выпячивалось вперед, и голову он держал немного набок. Его длинные, тоже, видимо, никогда не стриженные волосы и борода оказались совсем седыми, но светло‑голубые глаза смотрели умно и пристально. Он единственный мог похвастаться таким предметом одежды, как штаны – узкие, с золотым шитьем понизу, а поверх них имелась длинная рубашка и такое же длинное верхнее платье прямого покроя, без рукавов, с золотой бахромой на подоле. На плечах у него был плащ с крупной золотой застежкой, а на седых волосах золотой венец тонкой работы. Бьярни с трудом удержал рот закрытым – именно о таком короле рассказывала ему в детстве мать, но все считали, что это не более чем сказки. И вот такого короля Бьярни видел перед собой.

Рядом с Миадом стоял рослый мужчина лет сорока, с большим рогом у пояса. И Бьярни сам догадался, что это, надо думать, Сенлойх Буилле Блайд мак Миад, королевский сын и предводитель всех фениев острова Клионн. Его длинные волосы были разделены на множество прядей, из которых иные были заплетены в косы, а иные просто закручены каким‑то хитрым образом и перевязаны ремешками, что вместе составляло удивительное сооружение, причудливое, но в то же время довольно устойчивое.

С другой стороны от короля располагался мужчина примерно тех же лет – Махдад Галугвалт мак Миад, старший королевский сын и помощник во всех мирных делах. Остальных Бьярни не успел разглядеть, но голова кружилась от сознания, что он вдруг оказался в немаленькой толпе близких родственников, причем все – королевской крови!

– Привет вам, чужеземцы! – сказал риг Миад. – Славно будет вам у нас, пока будет между нами мир, так пусть и вам будет хорошо в нашем доме!

– Приветствую тебя, повелитель земли Клионн, и пусть боги благословят твой дом! – ответил Бьярни.

– Я вижу, что вы лохланнцы. Зачем же вы прибыли к нам?

– Меня увело из дома желание повидать чужие страны и узнать, как живут другие народы, – ответил Бьярни. В Морском Пути такое желание служило достаточным основанием для самого далекого путешествия, но он не знал, как воспримут его здесь. – Я еще там, за морем, на Квартинге, немало слышал о тебе, твоей земле и твоем роде, риг Миад. Прибыв на землю Клионн, захотел я повидаться с тобой и узнать, таков ли ты, как о тебе говорят.

– Да, немало славных дел совершилось в нашем краю, на берегах Лох Айлестар! – Миад улыбнулся и закивал. Ему не показалось странным, что о его островке идет широкая слава за морями. – Мы могли бы показать тебе немало забавного и поучительного, чужеземец, но сейчас не лучшее время для пиров и увеселений. Богиня Морриган, Владычица Мертвых, моет окровавленные дышла своей боевой колесницы в светлых водах Клионы, и сестра ее, богиня Бодб, распростерла над нашей землей черные крылья войны. Может быть, ты уже слышал, что на нас напал риг Брикрен мак Лугайд, по прозвищу Биле Буада, Дерево Побед?

– Я слышал об этом. Но позволь мне спросить, какая причина была ригу Брикрену нарушить мир?

– У него есть причина, ибо седалище его жаждет воссоединиться с Каменным Троном Луга. Когда Зелеными островами еще правил сам Луг, трон его стоял на вершине горы под название Ло‑Риген, Королевское Место, что на острове Голуг. И он завещал своим детям, что только тот, кому будут принадлежать все пять наших островов, может называться ард‑ригом, то есть верховным владыкой Зеленых островов, и по праздникам принимать почести, сидя на Королевском Месте. Не так уж много ард‑ригов после Луга знало оно, ибо мало мужей, способных подчинить себе и Снатху, и Ивленн, и Банбу, и Голуг, и Клионн. Вот и риг Брикрен, завоевав остров богини Голуг, второй своей целью поставил землю Клионн. Потому и собрались вокруг меня все эти благородные мужи, чтобы под водительством моих сыновей дать бой ригу Брикрену и отстоять нашу землю.

– Всякий скажет, что дело ваше справедливо и боги не лишат вас покровительства, – учтиво ответил Бьярни. – В таком случае не позволишь ли ты и мне выступить в этой битве на твоей стороне? Мои люди неплохо обучены и хорошо вооружены, и ручаюсь, что мы окажем вам помощь в сражении.

– А сколько ты хочешь за это получить? – тут же спросил Махдад. – Вы, лохланнцы, всегда требуете так много, будто сражаетесь золотыми мечами!

– Ну, зачем ты сразу о плате? – Король с неудовольствием покачал головой. – Неужели ты не видишь, Махдад, что перед тобой – благородный юноша, сын знатных родителей, учтивый, любознательный, сведущий, искусный в беседе и, несомненно, отважный в бою? Зачем ты сразу говоришь о цене, словно перед тобой пастух, принесший продавать голову сыра?

– Ты прав, король, я не думаю о плате, – сказал ему Бьярни. – Моя цель – быть полезным тебе и завоевать твою дружбу. А чем ты захочешь наградить меня после победы, я предоставлю решать тебе самому.

– Вот отличный ответ! – риг Миад воодушевился. – Я так и знал, что в его душе нет места корыстным помыслам. Как тебя зовут, юноша?

– Бьярни сын Сигмунда.

– А где ты так хорошо научился нашему языку? Ты раньше жил при каком‑то из королевских дворов?

– Нет, риг, но моя мать родом с одного из этих островов, она научила меня языку, а также преданиям и обычаям уладов.

– Пусть позовут Элит, – распорядился Миад, обернувшись к слугам, которые выстроились, как здесь было принято, у западной стороны помещения. – Я хочу, чтобы она увидела этого человека.

– Не слишком ли ты торопишься, риг? – Махдад с подозрением оглядывал Бьярни, и предостережения Ульва сейчас казались справедливыми, как никогда. – Мы совсем не знаем этого человека, мы никогда не слышали ни о нем, ни о его роде! Никто не может за него поручиться, а ты хочешь принять его в доме и позволить биться с нами в одном строю!

– За него говорит мое сердце. – Миад снова улыбнулся Бьярни. – Осторожность, Махдад, украшает короля, но подозрительность никого не красит.

Что ответил Махдад и ответил ли, Бьярни не слушал. По лестнице из верхнего помещения спускалась девушка, и перед его мысленным взором встала та волшебная женщина с белыми птицами на плечах. Две пряди ее золотистых волос были обернуты вокруг головы, третья спущена по спине. Узкое платье из шелка цвета молодой травы оставляло обнаженными тонкие руки и подчеркивало очертания бедер, плеч и груди. Лицо у нее было красивое, хотя черты казались несколько жестковаты, серые глаза из‑под прямых черных бровей смотрели умно и решительно. Во всем ее облике таилось что‑то неуловимое, стихийное, словно перед тобой не женщина, а отражение цветка в воде, и в то же время ее не по‑женски твердый и пристальный взгляд проникал в душу, и сразу делалось ясно – эта девушка умеет подчинять своей воле. По виду мягкая, как свежий, только что распустившийся лист, она была тверда, как стальной клинок.

– Это… хозяйка воды! – воскликнул Бьярни и невольно сделал шаг назад. Сходства было на самом деле не так уж много, но в той женщине с птицами, которая явилась ему ночью возле реки, и в этой девушке было нечто общее, и он не верил, что не та загадочная незнакомка стоит перед ним, снова переменив облик.

– Как ты узнал? – Девушка удивилась, но тут же улыбнулась, точно ей понравилась его находчивость. – Разве ты меня знаешь?

– Вот Элит, дочь моего сына Форгала, – сказал Миад. – Элит Элга, Элит Айлестар, как мы зовем ее, Элит Благородная, Элит Водяной Гиацинт.

– Но она… так похожа…

– На кого? – спросила сама Элит, улыбаясь.

– Я видел… по пути сюда… волшебную женщину, которая многократно меняла свой облик, и на плечах ее сидели две белые птицы. Она называла себя хозяйкой воды. Ты так похожа на нее… Это не ты?

По всему помещению, полному людей, пробежал гул.

– Ты встречался с Клионой Белых Холмов? – изумленно спросил король Миад и даже приподнялся с кресла. – Отчего же ты сразу не рассказал нам?

– Клионой Белых Холмов? – теперь уже Бьярни удивился. – Кто это?

– Это богиня нашего острова и его душа, – ответила ему Элит. – Где же ты видел ее?

Пришлось Бьярни рассказать о своем первом приключении на этой земле. Его несколько смущало то, что он согласился «соединиться» с уродливой старухой, но по лицам хозяев он понимал, что дело слишком важное и лучше рассказать все начистоту. Хоть будешь знать, с чем столкнулся.

Но никто не стал над ним смеяться. Напротив, Бьярни ощутил, что благодаря этому рассказу значительно вырос в глазах уладов.

– Она показалась тебе в истинном облике, – с удивлением проговорила Элит. – И она попросила тебя о любви! За последние двадцать лет ты первый удостоился такой чести!

Она заглянула в глаза Бьярни, и его пробрала дрожь. Точно так же, словно рассматривая саму душу сквозь внешние покровы, смотрела на него та. Ему хотелось протянуть руку и прикоснуться к девушке, чтобы убедиться, живая она или видение, но он не смел, будто прикосновение земного, смертного человека может разрушить, изгнать из мира эту волшебную, таинственную красоту. Но при этом видение было чарующе осязаемо: тонкий шелк плотно облегающего платья позволял видеть мельчайшие подробности ее сложения, и у Бьярни пересохло в горле от яркой привлекательности ее высокой округлой груди, которой как будто было тесно под узким платьем, стройных бедер, тонких изящных плеч. Низкий широкий вырез позволял видеть выступающие ключицы – иные могли бы назвать ее слишком худощавой, даже костлявой, но именно это почему‑то придавало Элит в глазах Бьярни особую острую прелесть. Многое в ней, особенно в фигуре, не совпадало с общепринятыми представлениями о красоте – и делало красоту неповторимой, свойственной только ей, захватывающей настолько, что от этого можно было сойти с ума. Это была истинная дева из Иного мира, приходящая, чтобы дарить блаженство – и губить смертного своей ранящей прелестью.

Элит тоже рассматривала его так, будто хотела понять, что же он такое, этот пришелец из‑за морей.

– А ты действительно… не она? – решился спросить он.

– Она – моя мать, – ответила Элит и опять улыбнулась. – Я понимаю, почему Клиона Белых Холмов отметила тебя – ты от рождения наделен высокой судьбой и сильной удачей. Я вижу, как дерево твоей судьбы вырастает из мрака и тянется все выше и выше, как прекрасные белые цветы распускаются на зеленых ветвях и сень их покрывает целую страну… Я приветствую тебя в нашем доме и знаю, что радость и удачу ты принес нам.

Покрывает целую страну… Бьярни слушал эту речь, глядя в серые глаза красавицы, и у него было то же странное чувство, что и вчера на берегу реки – будто он мгновенно перенесся в какой‑то иной, волшебный мир. Эта девушка говорила так, будто все о нем знала, будто сама была норной, обещающей ему добрую судьбу. Самой юной и прекрасной из норн, той, в чьих руках будущее. Ведь она почти предрекла, что он сам станет королем – предрекла то, о чем он запретил себе даже мечтать. И с каждым мгновением в душе Бьярни крепло убеждение: в мире, где живет такая девушка, возможны любые чудеса.

Но пока положение дел выглядело весьма тревожным. Оказалось, что войско рига Брикрена уже высадилось на острове Клионн и до назначенного сражения остался только один день. Он прибыл с острова Голуг, который уже успел покорить, убив, как он объявил, тамошнего рига и пленив его наследников. Войско Брикрена на целой сотне легких куррахов перебралось еще вчера, и утром риг Миад принял посла от Брикрена, который объявил о намерениях своего господина и предложил назначить день битвы. Для Миада это все не было неожиданностью, потому что о честолюбивых устремлениях Брикрена он давно знал и следил за его достижениями.

– А ваши семьи не в родстве? – спрашивал Бьярни, стараясь получше вникнуть в здешние дела.

– Конечно же в родстве! – смеялась Элит, которая весь вечер от него не отходила. – Риг Брикрен мак Лугайд – троюродный племянник нашего деда Миада, а значит, четвероюродный дядя мне и моим братьям.

Она употребила уладское слово, обозначавшее родственника по женской линии, а такое родство здесь считалось более уважаемым, чем по мужской. «И мне он тоже дядя!» – добавил про себя Бьярни, отметив это.

– Так всегда и бывает! – добавил Сенлойх мак Миад. Несмотря на грозный и угрюмый вид, который придавали ему многочисленные перепутанные косички из темно‑рыжих волос и борода, это был вполне дружелюбный и веселый человек. – Враждующие роды нередко заключают между собой браки, чтобы примириться. Так было, когда наш прадед Финтан Могучий Бросок, сын Аэдана, отдал свою дочь Гормфлат в жены Руадлому Могучему Лососю с острова Снатха. Ведь тогда Руадлом пытался сесть на Каменный Трон, захватив нашу землю. И тогда наши роды примирились с помощью этого брака.

– Но теперь это родство наделало нам новых бед, потому что риг Брикрен тоже потомок Финдабайр дочери Атлухайма, как и мы, и требует свою долю наследства, – смеясь, добавила Элит.

– Для войны не нужно иного повода и причины, кроме доблести воинов! – закричал Киан, уже порядком пьяный, и все фении поддержали его дружными криками.

– А риг Брикрен не хотел бы закончить дело так же, как его дед? – Бьярни посмотрел на Элит и улыбнулся. – Может быть, это понравилось бы ему даже больше, чем обладание Каменным Троном! По крайней мере, будь я на его месте… – начал он и осекся, испугавшись, что это будет принято за дерзость.

Но Элит поняла его и благосклонно улыбнулась: для нее было естественно, что все видевшие ее хоть раз мечтают завладеть таким сокровищем.

– Может быть, многие хотели бы увести с собой красивую телочку и у многих есть золотая пшеница для посева на священном поле, но только я сама выберу того, кто придется мне по нраву! – ответила Элит и посмотрела на него так многозначительно, что у Бьярни забилось сердце.

Эта девушка была его двоюродной сестрой, но он знал об этом, а она нет. Однако, впервые увидев ее лишь сегодня и не привыкнув к мысли о родстве, он еще не мог смотреть на нее как на сестру и невольно видел в ней женщину – прекраснейшую из всех, что когда‑либо рождались на свет. В отличие от другой знат

Date: 2015-09-05; view: 262; Нарушение авторских прав