Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Маленький Красный Дьявол: от Барнаула до Улаангома





 

 

Юэн: Мы подъехали к российской границе, настроившись на продолжительное ожидание. Группа поддержки уже была на месте, и Расс с удовольствием поведал нам, что мы прибываем в Россию как раз в разгар сезона клещей.

– Буквально накануне клещ укусил одного из выдающихся русских спортсменов, – говорил он. – Его доставили в лучшую клинику страны и сделали все возможное. Но бедняга все равно умер.

– Да, но мы делали прививку от клещевого энцефалита, – ответил я.

– Стопроцентной гарантии она все равно не дает, – возразил Расс.

– Нет, дает.

– Ладно, тогда, если не боитесь, можете разбивать лагерь.

– У Расса для нас всегда найдется благая весть, – сострил Клаудио, но Расс пропустил шутку мимо ушей.

– Да, валяйте, ночуйте в палатках, – продолжал он. – Сериалу это только пойдет на пользу. Классный сюжет: сначала вас парализует, потом вы утратите чувство обоняния, затем оглохнете и онемеете. А в конце концов, несмотря на все усилия врачей, вы все‑таки отдадите концы. Так что, парни, если есть желание разбить лагерь сегодня вечером – давайте, валяйте.

– Чувак, я двигаю в отель, – это подал голос Чарли. – Сейчас как раз проходит Мото Гран‑при, и в этом сезоне мы пропустили все заезды.

– Точно. Тогда договорились, – ответил я. – Сегодня ночуем в гостинице, и вовсе не из‑за энцефалита, потому что вставать лагерем мы все‑таки будем – сколько можно рассказывать страшилки: сначала были пауки, потом змеи, потом медведи, а теперь еще и клещи, – а потому, что мы хотим посмотреть Мото Гран‑при и чемпионат по супербайку. А еще я просто мечтаю выпить чашечку хорошего русского кофе.

Приветствуемые высоченным монументом советской эпохи – красная звезда на массивной белой колонне, – мы въехали в Россию. Все немедленно изменилось. Это было просто поразительно: словно кто‑то вдруг резко переключил изображение с черно‑белого на цветное. Ландшафт, люди, дома, дороги, поля – переменилось все. Как это получилось? Похоже, на этой стороне границы все каким‑то образом знало, что должно выглядеть по‑русски, тогда как на противоположной – все должно было выглядеть по‑казахски. Я размышлял над этим, когда Клаудио вдруг с визгом остановился. Мы все тоже встали.

– Что случилось, Клаудио? – спросил я.

– Я чуть не столкнулся с машиной лоб в лоб, – ответил он. – Еще б немного, и мне конец. Задремал. Просто дорога слишком легкая.

Было жарко, как в печке, градусов сорок, не меньше, и мы все разделись до маек, а Клаудио даже штаны расстегнул, и они хлопали на ветру.

– Забавно, – отозвался я, – я как раз думал о том, насколько в России дороги ровнее.

– Ага, а вот мне кажется, что это немного похоже на Монголию – нет, серьезно, – сказал Чарли.

– Откуда ты знаешь, как выглядит все в Монголии? – возразил я. – Мы ведь там еще не были. И, по‑моему, ничего не похоже.

– Ну, тогда на Казахстан.

– Да ничего подобного. Вовсе даже и не похоже на Казахстан. Что за ерунду ты говоришь? Какой Казахстан? Просто удивительно, как это отличается от Казахстана.

– Э… Ну да… Здесь больше зелени, но местность такая же плоская.

– Здесь совершенно по‑другому.

– Хорошо, пусть по‑другому, но все равно ведь плоско, – парировал Чарли.

– Не знаю, как ты, а лично я, едва пересек границу, как понял, что Казахстан кончился. Вот КПП, шлагбаум, ты въезжаешь в Россию, и все уже выглядит совершенно иначе. Это сразу бросается в глаза. Но ты, похоже, не согласен. Считаешь, что все осталось без изменений, а, Чарли?

– Ну… Вообще‑то… Да, стало больше деревьев и, наверное, здесь больше русских, чем было в Казахстане, потому что мы ведь все‑таки в России.

– Но трава‑то другая, и все другое. Смотри, поля действительно зеленые, потому что они орошаются.

– Все другое, – согласился Чарли. – Ладно, ты прав. Сдаюсь. Все другое.

Я повернулся к Клаудио:

– А ты что скажешь?

– Дороги ровнее. Нет выбоин.

– Тебя это не радует? Соскучился по выбоинам?

– Ну да, потому что так я хоть чем‑то занят. Плохая дорога не дает расслабиться. Лично мне обязательно нужно на чем‑то сконцентрироваться.

Стоя на обочине дороги голый по пояс, Чарли играл животом. Единственная разница между Казахстаном и Россией, как он считал, заключалась в том, насколько сильно тряслось в пути его брюхо.

– Это Казахстан, – объявил он и неистово потряс животом. – Это Россия, – он потряс много слабее, – а это будет Америка, – живот был совершенно неподвижен.

До чего же здорово было оказаться в России, после Казахстана она выглядела такой спокойной и цивилизованной. К вечеру мы уже были в Барнауле, сумасшедшем месте, напоминавшем мне городки времен золотой лихорадки начала двадцатого века. В Барнауле полным‑полно водителей‑лихачей, у которых машины вдобавок с правосторонним рулем (что объясняется близостью Китая и Японии), и мы стали свидетелями нескольких дорожных аварий в центре города. Хотя под мотоциклетными куртками и брюками у нас ничего не было, мы все равно изнывали от жары и обливались потом, а любой, кто понюхал бы наши ботинки, когда мы их сняли, немедленно лишился бы чувств. Мы приняли душ, привели себя в порядок и отправились в ресторанчик под названием «Рок‑н‑ролл» в надежде бурно провести вечерок. После долгих и изнурительных дней в седле настало время и повеселиться. Нам необходимо было отвести душу и погудеть ночью. Жизнь в Барнауле, в том числе и ночная, била через край, а большинство местных женщин из‑за жаркой погоды были скорее раздеты, чем одеты.

– Блин… Ты только посмотри на нее! – изрек Чарли, пялясь на фланировавшую мимо русскую девушку. – Ну, елки, да если встать здесь в любое время суток, мимо тебя за три минуты пройдут двадцать умопомрачительных красоток, и все в крошечных мини‑юбках и с длиннющими ногами. Офонареть!

В Барнауле оказалось действительно весело. Впервые за неделю воссоединившись с группой поддержки, мы уминали мексиканскую еду на террасе китайского ресторана, рассказывали всякие истории и вообще здорово проводили время. Мы с Чарли уже давно так не расслаблялись: просто веселились и вовсю дурачились.

– В «пампасах» тоже есть определенный смысл, – разглагольствовал Чарли, – дикая природа – это замечательно, но благодаря ей я понял, насколько же все‑таки люблю города.

К несчастью для него, в «пампасах» мы оказались буквально на следующий день. Пока мы ехали в Горно‑Алтайск, Чарли вел себя очень тихо и держался позади.

– Похоже, все идет не по‑моему, и мне нужно некоторое время, чтобы с этим свыкнуться, – объяснил он. Однако это могло быть и продолжением нашего спора во время выезда из города, когда я хотел ехать первым и в итоге заблудился. Сам Чарли практически всегда хотел быть первым. Большей частью меня это вполне устраивало, но порой мне надоедало плестись в хвосте.

– Не хватало еще, чтобы всю дорогу вокруг света меня вели, – заявил я. – Такого в планах не было.

Однако выходило так, что, когда бы я ни добивался своего, мы неизменно сбивались с пути. Чарли тут же шел на заправочную станцию, узнавал дорогу и снова вставал первым, не давая мне возможности исправить положение самому. Тем не менее, было так приятно ехать по раскаленным равнинам и через прохладные сосновые рощи. Все шло на редкость гладко. Проехав через лес, усеянный небольшими озерами, мы к концу дня прибыли в Горно‑Алтайск. Ночь мы провели в роскошной четырехэтажной даче. Она весьма походила на коттедж где‑нибудь в Альпах и, несомненно, некогда принадлежала КГБ. Мы понятия не имели, где и с кем находимся, но именно это мне и нравилось больше всего: мы просто оказались там, и нам объяснили, где поставить мотоциклы, и показали, где спать. Без всякой предварительной договоренности и излишней суеты.

На следующий день мы уже поднимались в горы по дороге, петлявшей через густые леса и сочные поля и вдоль извилистых речек в горных долинах, устланных розово‑пурпурным вереском. Когда мы разрабатывали маршрут, то даже не задумывались об этой части пути, однако это оказался лучший день езды из всех, какие мне довелось пережить.

– Вот тут надо всего лишь проскочить кусочек России между Казахстаном и Монголией, – говорили мы, даже не подозревая о яркой и самобытной красоте Алтая. Это был просто рай земной, поражавший воображение сменой ландшафта при каждом повороте. Красота не вероятная! Небольшие деревеньки на берегах рек. Дети и старухи ведрами набирают воду и несут ее домой, чтобы поливать огороды, а рядом лесорубы валят лес.

Как и накануне было жарко и душно. Хотя я и надел куртку и штаны на голое тело, пот лил с меня ручьем. Заметив горную речку, мы остановились, разделись и отправились купаться голышом.

– А‑а‑а‑а‑а! Куда подевался мой член? – завопил я, зайдя в речку и содрогнувшись от холода. Вода оказалась немногим теплее температуры замерзания, поскольку это был талый снег – речка‑то текла с гор. Ну, и мои гениталии отреагировали на ледяную воду соответствующим образом.

– Блин, я не пойду! – прокричал Чарли с берега. – Какого хрена лезть в такой собачий холод!

Но я заставил себя окунуться и смыть пот. Замерз я, естественно, при этом, как цуцик.

– А‑а‑а‑а‑а! Ногам так холодно! И член полностью исчез! – констатировал я.

Клаудио шагнул в речку, слегка морщась от холода, но держась при этом совершенно спокойно.

– Ногам сейчас хуже всего, – прокомментировал он, омывая водой тело, – наверное, потому, что им в ботинках было особенно жарко.

Наконец собрался с мужеством и Чарли. Осторожно ступая по камням, он резко окунулся и пулей выскочил обратно, вопя от холода.

– Потрясающее ощущение! Полная свобода! – воскликнул я, пока бежал нагишом по берегу к своему мотоциклу. – Три голых мужика в лесу! Нам надо обзавестись барабанами, луками и стрелами.

Самым лучшим в этом импровизированном купании было то, что мы избавились от маниакальной одержимости во что бы то ни стало следовать графику. Нам и в голову не пришло бы сделать подобную остановку неделей раньше, когда мы были твердо убеждены, что должны продолжать двигаться и выжимать из себя все возможное. Мы просто поняли, что совершенно бессмысленно уложиться в график и не пережить при этом никаких приключений. Мы отставали от плана на три с половиной дня, но теперь это уже не имело значения. Дни сливались один в другой. Впечатления становились глубже и ярче, но мы уже относились ко всему спокойнее.

Я фотографировал меньше, равно как и меньше говорил об увиденном и сделанном каждый день, поскольку уже не ощущал себя туристом или путешественником. Путешествие стало образом нашей жизни.

К концу дня, поняв, что из‑за петляющих дорог мы не доберемся вовремя до монгольской границы (а в семь часов вечера она закрывается), мы встали лагерем у еще одной речки. По спутниковому телефону мы связались с группой поддержки и договорились заночевать с ними вместе, впервые за все время путешествия. Дэвид, еще не изведавший блаженства ночевки на природе, любил повторять, что «неженки не спят в палатках», однако в тот вечер выяснилось, что он прихватил все что только можно, дабы сделать ночлег на открытом воздухе максимально комфортным. Судя по всему, неженки все‑таки спят в палатках. У Дэвида обнаружились два больших складных кресла для себя и Расса – продюсеры как‑никак – и маленькие для остальных, а также чересчур уж стильный металлический столик с гофрированной столешницей и двухконфорочная газовая плитка. Да уж, это было совсем не то бивачное снаряжение, к которому привыкли мы, аскеты.

Пока остальные собирали хворост и готовили на костре ужин из тунца и макарон со сладкой кукурузой, я впервые за все время порыбачил. Забросив удочку несколько раз, я так ничего и не поймал. Затем мы все вместе поужинали, сидя вокруг огромного костра. Мы смотрели на огонь, травили байки и просто болтали, а после часа ночи принялись распевать песни под звездным небом. За Василием, заведшим сибирскую песню, выступил Джим, спевший какую‑то чешскую, а потом и я с «Цветком Шотландии». То была чудесная ночь, и именно так я с самого начала и представлял себе сотрудничество с группой поддержки: встречаться каждые пять‑шесть дней, чтобы обменяться впечатлениями и обсудить, как продвигается путешествие, остальное время проводя, однако, врозь. Итак, все было превосходно. Мы вместе прошли через многое, и Дэвид, Расс, Джим, Василий и Сергей теперь стали нашими лучшими друзьями.

На следующий день мы продолжили подъем по перевалам меж заснеженных гор. Мы достигли вершины и увидели, что дальше дорога идет прямая, как стрела: огромное пространство разрезала узкая асфальтовая полоса, сбегающая с возвышенности, проходящая далее по долине и снова взбирающаяся наверх, на другую возвышенность – и ни одного изгиба, насколько охватывал взгляд. Впереди была Монголия. Ехать было очень легко, хотя после затянувшихся посиделок у костра от монотонности длинной и прямой дороги и клонило в сон. К тому времени, когда мы добрались до границы, я уже не мог бороться со сном и так и рухнул на бетон, предоставив Чарли и Клаудио разбираться с пограничниками.

Через два часа мы были уже на нейтральной территории. Позади нас – российская граница, сверкающая новехонькими зданиями из стали и бетона. Мы спустились с возвышенности к веренице ветхих деревянных лачуг, выглядевших так, словно их не красили лет пятьдесят, и асфальт мигом исчез из‑под наших колес, уступив место гравию. Перед нами простиралась монгольская граница, о которой нам неоднократно говорили, что для представителей Запада она закрыта. Этот КПП был предназначен строго для российских и монгольских грузовиков с товарами и, судя по всему, использовался довольно редко. Однако благодаря неимоверным усилиям нашего офиса в Шефердс‑Буш мы получили специальное разрешение – нам позволили въехать в Монголию с запада и добраться до Улан‑Батора, что на востоке страны, по маршруту, обычно закрытому для туристов. Быстро уладив формальности, мы въехали в Монголию. Стоило нам лишь сделать поворот, как тут же пришлось остановиться. Дорогу переходило стадо яков: пятнадцать‑двадцать крупных мохнатых животин. Мы доехали до полянки, где нас уже четыре дня поджидала Карина, наш местный посредник. Она очень обрадовалась, увидев нас, и повязала нам на мотоциклы голубые ленточки – так поступают монгольские шаманы, чтобы привлечь удачу. Я был полон решимости двигаться вперед самостоятельно, и, попив чаю, мы рванули дальше, договорившись с группой поддержки, что встретимся с ними через пять‑шесть дней у Белого озера.

Буквально через несколько минут по рации зазвучал голос Чарли:

– Блин, ты только посмотри на эти дороги, чтоб их! Да, мы как будто в каменном веке. Какого хрена мы сюда поперлись? – Да уж, такого мы никак не ожидали.

– Уж лучше песок, чем такой гравий, – отозвался я.

– А по мне даже грязь была бы лучше, просто засохшая грязь. Эти камни – просто кошмар.

Дороги и впрямь оказались ужасными. Они были едва прорезаны в ландшафте, и нам с трудом удавалось придерживаться их, однако на этом сходство с дорогами, встречавшимися нам ранее, и заканчивалось. Представьте себе этакую колею, проложенную редкими грузовиками да животными. Мы ехали параллельно по грязной равнине, и огромное небо отбрасывало тени миллиона оттенков коричневого на чередующиеся холмы, горы и пять‑шесть дорожек, прорезанных в степи, из‑за чего трудно было разобрать, которая из них куда ведет. Метрах в пятнадцати справа от меня Клаудио ехал по одной дороге, оставляя за собой облако пыли. Чарли ехал в центре нашей небольшой группы, так сказать, на острие стрелы, я же держался от него поодаль слева. А я‑то еще надеялся, что в Монголии мы сумеем наверстать упущенное время, но теперь даже наше изначальное намерение покрывать по сто шестьдесят километров в день представлялось сложной задачей. Здесь‑то нам и нашим мотоциклам и предстоит выдержать сложный экзамен.

Ползя со скоростью около тридцати километров в час по глубоким колеям, мы добрались наконец до первого монгольского города.

– Какая нищета, – заметил Чарли. – Здесь просто ничего нет.

Здания представляли собой осыпающиеся руины. Появился мужчина с маленьким мальчиком. Оба выглядели ужасающе, ребенок был грязный и босой, из носа текли сопли, лицо и руки усеивали язвы.

– О боже, – только и сказал я, потрясенный увиденным. А мы‑то ожидали, что Монголия будет нашей Шангри‑лой. Судя по всему, на самом деле здесь нас ожидал ад.

Мы ехали, пока не наткнулись на участок позеленее недалеко от реки. Был десятый час вечера, небо темнело, явно приближалась буря, поэтому мы решили заночевать. Стоило нам поставить палатку, как через несколько минут появился грузовик. Из него выпрыгнули два строителя в синих парусиновых куртках и кепках и буквально скатились по склону к нашему лагерю. Они внимательно осмотрели наши мотоциклы, придя в восторг от приборных панелей и переключателей. Мы достали карты и показали им свой маршрут от Лондона до Нью‑Йорка. Строители сбегали назад и притащили из грузовика бутылку водки.

– Очень мило с вашей стороны, – ответил я, качая головой, – но это не для меня, благодарю. – Эти ребята явно хотели посидеть с нами и раздавить бутылку, однако ни у кого из нас настроения не было: мы слишком устали и вдобавок были потрясены тем, что увидели в Монголии. Я достал из кармана листок бумаги, где были записаны самые ходовые фразы на монгольском.

– Сайн байна у? – произнес я, поинтересовавшись у новых знакомых, как дела.

Строитель пониже покачал головой:

– Казах.

– Сайн байна у? – повторил я.

– Казах.

– А, вы из Казахстана?

– Йа, казах, – согласился строитель. Все понятно, они не монголы.

– Рахмет, – выдал тогда я. К сожалению, это было единственное казахское слово, которое мне удалось вспомнить, и оно обозначало «до свидания»[9].

Оба казаха покатились со смеху.

– Рахмет. Йа, казах. – Они вручили нам в подарок бутылку монгольской водки, дав понять, что отказ их обидит. Пускай мы и не захотели пить с ними, они все равно решили нам ее подарить. Рассудив, что надо сделать ответный жест, я достал пару маленьких бутылочек «Джонни Уокера», которые таскал в багаже как раз для подобных случаев.

– Это из моей страны, – пояснил я. – Шотландское виски.

Подняв брови, они изучали на ладонях бутылочки. Я надеялся, что казахи удивлены золотистым цветом их содержимого, а не крохотным размером моего подарка – они‑то презентовали нам литровую бутылку водки. Мы пожали друг другу руки, и они уехали, а мы принялись готовить ужин. Вода как раз начала закипать, когда я поднял голову и увидел темный силуэт приближающегося всадника, четко вырисовывавшийся в треугольнике хмурого неба меж двумя пиками. Парнишка, лет четырнадцати, не старше, остановился метрах в двадцати от лагеря и принялся осторожно нас рассматривать.

– Ближе не подходит, – сказал Чарли.

– Может, нам самим подойти? – предложил я.

Мы приблизились к пареньку. Лошадь его была маленькой, гнедой, с густой черной челкой и белой звездочкой на короткой морде. Я погладил ее.

– Привет. Красивая лошадь, – сказал я.

В ответ подросток молча уставился на нас, вцепившись в хлыст, собранный из вожжей. Его темные глаза источали подозрительность. Может, он боялся. Мы по очереди пожали ему руку. Он постоял еще немного и затем все так же молча развернул лошадь.

– Что ж… Тогда пока, – попрощался я.

Парнишка стеганул пару раз лошадь и понесся галопом, напоследок одарив нас ослепительной белозубой улыбкой. Мы снова занялись приготовлением ужина. Затем показался еще один всадник. Одетый в синюю куртку на молнии и защитного цвета фуражку, постарше и повыше ростом, но на такой же маленькой белой лошади. И этот тоже остановился метрах в двадцати от лагеря и просто смотрел.

Я подошел и представился:

– Я – Юэн, а это Чарли. Как тебя зовут?

Он ударил себя в грудь вожжами и сказал:

– Лимбеник. – Ну, или что‑то в этом роде.

Монгол спрыгнул с лошади и продемонстрировал нам ее со всех сторон, словно собирался продавать, а затем знаками показал, чтобы я сел на нее. Я взобрался в седло и взял кнут – просто веревку на палке. Я посидел так пару минут, пока Чарли заливался соловьем – «…из Лондона в Нью‑Йорк на мотоциклах…», – а Лимбеник лишь кивал да улыбался. Я спрыгнул с лошади, а монгол залез обратно, развернулся и поскакал. За ужином мы размышляли о первом знакомстве с местными жителями.

 

Чарли: На следующее утро мы довольно поздно двинулись в путь, но зато как следует выспались. Задавшись целью сегодня добраться до Улаангома, торгового городка, расположенного в двух сотнях километров к востоку, мы ехали по удивительной местности, словно бы предназначенной для гигантов. Жара стояла неимоверная, на земле далеко вокруг – ни травинки, горы блестят, словно они из золота. От такой красоты у меня аж дыхание перехватило. Мы ехали через ущелье, на выходе из которого стоит Боохморон. Это совсем маленький городок, однако без каких бы то ни было указателей или пристойных дорог было совершенно невозможно понять, куда нам дальше направляться. Мы спросили дорогу у нескольких прохожих, но они нас не понимали, так что пришлось вернуться на заправочную станцию. Через несколько минут нас окружила толпа людей, желавших посмотреть на наши мотоциклы. Они были весьма дружелюбны, однако дороги так и не показали. И тут я заметил пожилого мужчину в костюме, который сидел на заднем сиденье чьего‑то мотоцикла. Рассудив, что он выглядит как человек, вполне способный оказать нам помощь, я спросил, тыча в карту:

– Улаангом?

Он покачал головой и сделал рукой волнообразное движение, подразумевая реку. Затем, указывая на мой мотоцикл, дал понять, что река эта слишком глубока, чтобы ее переехать.

– Улаангом? – снова спросил я. В ответ он скрестил руки в виде буквы «X» – универсальный знак, обозначающий, что дорога закрыта.

Я пожал плечами. Монгол похлопал по моему мотоциклу, взял у меня карту и пальцем показал маршрут вокруг большого озера.

– По‑моему, он говорит, что река слишком глубокая и нам придется объезжать озеро Ачит, чтобы попасть на другой берег, – сообщил я Юэну.

– Вот дерьмо. Что думаешь? – отозвался он.

– Ничего себе крюк – километров двести пятьдесят в объезд.

– Знаешь, Чарли, этот тип производит впечатление человека, который знает, что говорит. И если он утверждает, что река слишком глубокая, то, думаю, надо к его словам прислушаться.

Так мы и поступили. Мужчина залез на мотоцикл, и вместе со своим другом они проводили нас из города на несколько километров, затем остановились и показали вперед, объяснив, что нам надо ехать по дороге вокруг большой горы, которая виднелась вдали. Я был просто сокрушен. Сначала город, оказавшийся всего лишь жалким скоплением лачуг, а теперь еще придется ехать по какой‑то, похоже, заброшенной дороге. Я совершенно вышел из себя и едва сдерживался. Главные дороги, обозначенные на карте жирными красными линиями, на деле оказывались в лучшем случае грунтовыми. А так называемая дорога, по которой нам предлагалось ехать, и вовсе не внушала доверия. Вдруг в каком‑то месте она просто оборвется, и тогда мы застрянем посреди Монголии. И что тогда? Но выбора у нас не было, и пришлось положиться на GPS‑навигаторы, без которых мы бы запросто сгинули.

И, представьте, дорога действительно вскоре исчезла, и мы поехали по широкой открытой равнине из камня и гравия, поглядывая одним глазом на навигатор, дабы удостовериться, что движемся в правильном направлении. Мы остановились в какой‑то деревеньке, сплошь состоявшей из светлых глиняных лачуг. Выбежали дети, увидев нас, захихикали и принялись трогать мотоциклы. Местные жители указали нам нужное направление, и мы двинулись дальше. Время от времени мы натыкались на дорогу и ехали по ней какое‑то время, однако радость наша была недолгой. Дорога вдруг раздваивалась, а то и расходилась в трех направлениях – одна дорога вела на холм, вторая исчезала у его основания, а третья уходила в степь. И мы снова оказывались на перепутье, не зная, что выбрать. Ехать было гораздо труднее, чем я даже мог себе представить, намного хуже, чем в те три памятных дня на Дороге Смерти в Казахстане – потому что дорог тут не было вообще, а под колесами у нас попеременно оказывались острые камни, глубокий песок и грязь. И никакой передышки – ни тебе укатанной глины, ни асфальта. В общем жесть! И я не единожды раскаялся, что поперся в такую глухомань. С чего это я взял, что будет здорово? Мне страшно хотелось домой. Настроение было хуже некуда, и положение еще усугублялось и тем, что с самого завтрака мы ничего не ели.

Затем степь перед нами пересекла речка. Не такая уж и широкая, но окаймленная берегами из грязи – метров по пять или семь шириной. Я уверенно двинулся по этой грязи и довольно легко провел мотоцикл. Юэн упал, и его пришлось вытаскивать из месива. Клаудио, естественно, преодолел препятствия безо всякого труда. Через несколько километров мы вновь наткнулись на исключительно грязный участок – мотоцикл Юэна увяз по самую ось. Мы с Клаудио напрягались изо всех сил, вытаскивая его из грязи, когда вдруг появился синий грузовик. Колоритный, словно перенесшийся сюда с американского засушливого Запада тридцатых годов, он был нагружен под завязку. Похоже, несколько семей перевозили свои пожитки, включая клетки с курицами и козу, и все это было накрыто ярко раскрашенным брезентом. Откуда‑то из недр грузовика доносился собачий лай. Мы предположили, что это перевозили в разобранном виде юрту – круглую палатку из белого фетра и брезента, которая для многих монголов является домом. И где‑то внизу этой кучи сидела собака. Из‑под брезента мигом выкарабкалось с десяток мужчин и подростков. Они столпились вокруг и принялись дружно подталкивать мотоцикл Юэна, пока полностью не вытащили его. И Юэн тут же дал полный газ, окатив наших монгольских спасителей потоком грязи. Бедняга страшно перепугался и чуть не умер от расстройства.

– Извините, мне так жаль, – сказал он бросившему на него недвусмысленный взгляд монголу, которому досталось больше всего.

Я проехал по грязи осторожно и не упал. Клаудио, как обычно, взял препятствие на полном ходу, легко, словно играючи.

– И как это у него получается, – сокрушался Юэн. – Блин, аж зло берет.

До конца дня мы встретили всего лишь нескольких человек. И у всех них мы неизменно спрашивали дорогу. Будучи кочевниками, монголы, похоже, прекрасно ориентируются в своей стране. Но даже если нам не удавалось выяснить, правильной дорогой мы едем или нет, мы все равно продолжали движение, в надежде, что не заблудимся. К концу дня мы миновали Хотгор, шахтерский городок, в котором вообще‑то собирались заночевать. Однако все местные там оказались пьяными в стельку, так что мы сочли за благо поехать дальше, в конце концов остановившись и разбив лагерь в высохшем русле реки шириной метров четыреста. Над головами у нас кружил орел, надвигалась огромная черная туча, и мы прогоняли воду через водоочиститель, всей душой желая оказаться где‑нибудь в другом месте.

Ох, и вымотались мы сегодня, а сколько времени потеряли! Объезд вокруг озера означал, что мы совершенно не продвинулись на восток.

– Это все равно, что делать крюк через Уэльс, собираясь пересечь лондонскую площадь, – подытожил Юэн.

Да и наверстать упущенное время нам тоже не удалось. Мы уже выбились из графика по меньшей мере на четыре дня, а ведь еще предстояло объехать пол‑озера. Езда была изнуряюще сложной и такой опасной, что лучше было не отрывать взгляда от земли на расстоянии десяти метров от переднего колеса. Силы таяли, а вместе с ними и остатки оптимизма, и у нас не было ни малейшего представления, когда все это закончится.

– Блин, я совсем выдохся, – только и сказал я. Последний выходной у нас был в Алматы, так что удивляться не приходилось.

– Сегодня вечером на меня вдруг навалилась страшная тоска по дому, – отозвался Юэн. – Эх, дорого бы я дал. чтобы сейчас оказаться дома и завалиться в постель с Ив.

 

Юэн: Наскоро позавтракав на следующее утро, мы уже собрались было ехать дальше, когда вдруг обнаружили, что багажная рама на мотоцикле Клаудио треснула с левой стороны, ниже одного из его боковых кофров. Это была первая серьезная поломка. Мы все‑таки поехали дальше, решив пока этим особо не заморачиваться. Безумная езда по стране, где из‑за разлившейся реки приходится совершать объезд в двести пятьдесят километров, требовала полной сосредоточенности. Мы вернулись в Хотгор, чтобы набрать воды из цистерны, не забыв бросить в нее пару обеззараживающих таблеток, и затем начали первый из трех продолжительных подъемов по горным перевалам. Для полностью нагруженных мотоциклов это был тяжелый труд, но мы не сдавались, задавшись целью добраться до Улаангома тем же вечером и ощущая себя героями приключенческого романа. Дорога была весьма опасной. Болотистая, каменистая и грязная, да вдобавок еще невероятно длинная и трудная. Хуже всего было то, что поврежденная рама Клаудио могла в любой момент совсем развалиться. На вершине первого перевала мы повстречали кочевника на лошади с тремя верблюдами и парой собак. Колоритный тип: с правильными чертами лица, красивый, горделиво сидевший в седле. В традиционном наряде – остроконечных кожаных пастушьих сапогах, монгольской шапке и целом ворохе каких‑то тяжелых шерстяных одеяний – он пас на вершине верблюдов. Ну просто ожившая картинка из географической энциклопедии. Он настолько органично смотрелся в родной обстановке, что казался просто какой‑то галлюцинацией, видением. Мы проехали мимо него, а затем остановились и изумленно оглянулись. Пастух медленно подъехал поближе, слез с лошади и встал на некотором расстоянии, рассматривая нас.

Это, наверное, было в монгольских обычаях – не спеша изучать незнакомцев. Затем он медленно приблизился, и мы пожали друг другу руки. Монгол обошел вокруг мотоциклов, разглядывая их и что‑то тихо говоря красивым певучим голосом. Кожа его была очень смуглой, и было понятно, что всю свою жизнь он проводит на свежем воздухе. Пока мы болтали, не очень‑то понимая друг друга, но все же ухитряясь как‑то объясняться, у меня возникла идея. Тем утром, укладывая палатку на мотоцикл, я наткнулся на свой бинокль и еще подумал, что скорее всего в путешествии он мне не понадобится. И вот на вершине той горы я сразу же понял, что с ним делать. За спиной у кочевника висела винтовка, похоже, ему часто приходилось высматривать волков, и я дал ему этот бинокль, в который он стал обозревать горы. Медленно поворачиваясь, он произносил вслух названия гор, которые видел. Указав на гору вдалеке, пастух дал нам понять, что она находится на другом берегу озера и что когда мы доберемся до нее, то снова окажемся на главной дороге. До этой горы было по‑прежнему еще очень далеко, однако когда видишь конечную цель пути, уже становится легче, и я от души поблагодарил его. Монгол убрал бинокль в футляр и протянул его мне назад.

– Нет, – сказал я, – я хочу отдать его тебе. – Двумя руками я вернул ему бинокль. – Тебе он больше при годится.

Монгол заколебался. Затем широко улыбнулся и все‑таки взял подарок, знаком благословив и поблагодарив меня. Удивительный миг, все произошло совершенно спонтанно. Меня поразило, насколько прекрасна простая жизнь этого человека, и мне было по‑настоящему приятно сделать подарок тому, кто живет на вершине горы, неторопливо разъезжает на лошади, наблюдая за пасущимися верблюдами, и смотрит на горы, названия которых известны ему с детства. Он был таким органичным в своей среде и таким дружелюбным по отношению к нам, что в тот момент я просто влюбился в него и в горы Монголии.

Мы распрощались и поехали вниз с горы. Это было опасно, поскольку мотоциклы скользили по песку и грязи, но мы с честью справились со спуском. Чарли двигался немного впереди, и мы уже значительно продвинулись, воодушевленные предстоящим возвращением на дорогу.

– Я упал. И очень неудачно, – раздался вдруг голос Клаудио по рации. Он говорил так спокойно, что я сразу понял, насколько все серьезно. «Вот дерьмо, – подумал я, – плохо дело».

– На какой бок? На какой бок упал мотоцикл? – воскликнул Чарли. И тут же поправился: –…То есть я хотел спросить, ты сильно ушибся?

– Все‑таки догадался поинтересоваться? – прошипел я, возмущенный тем, что Чарли больше беспокоился о мотоцикле Клаудио, нежели о его здоровье.

Мы развернулись и поехали назад в гору, где обнаружили, что мотоцикл Клаудио лежит на боку, а сам он стоит рядом, с совершенно убитым видом. Правым кофром он зацепился за скалу, из‑за чего мотоцикл закрутило, и Клаудио, потеряв равновесие, свалился как раз на треснувший левый бок. Чарли спрыгнул с мотоцикла.

– Ну блин! Неужели нельзя было ехать поосторожнее… – принялся он отчитывать Клаудио. – Ведь сколько раз тебя предупреждали. – Чарли стоял над мотоциклом Клаудио, укоризненно качая головой. – Впрочем, чего уж теперь говорить. Что сделано, то сделано. С целой стороны просто сорвало кофр. А вот поврежденная выглядит еще хуже, а это хреново.

Клаудио, падавший значительно реже Чарли и меня, сокрушенно стоял у мотоцикла.

– Ладно хоть с тобой все в порядке, – продолжал Чарли. – Но впредь уж будь любезен держаться кого‑то из нас и просто ехать за нами. Лады?

– Лады, – отозвался Клаудио.

– У нас больше опыта езды по такому гравию и…

– Да, конечно… – согласился Клаудио, склонив голову, словно провинившийся школьник перед строгим учителем.

– …и так мы сможем показать тебе самый легкий маршрут, который, спешу заметить, отнюдь не всегда самый ровный.

– Простите.

– Впрочем, очень милое местечко для аварии. Красота какая, а?

– Ребята, ну простите, пожалуйста!

– Да хватит извиняться, – вмешался я. – Ты сам‑то в порядке? Вот что главное. Сильно ушибся?

– Да со мной‑то все нормально. А вот мотоцикл я угробил.

Чарли обсудил ситуацию по телефону с Говардом, сотрудником представительства BMW в Англии. Затем он показал на раму фирмы «Touratech» на мотоцикле Клаудио и сказал:

– Хуже всего, Клаудио, что эта трещина такая огромная. Говард уверяет, что нельзя ехать дальше, пока мы все не починим.

Та часть рамы, которая до этого была просто треснувшей, теперь развалилась пополам. Говард посоветовал как‑нибудь ее перевязать и добраться до ближайшего города, а там сварить. В «пампасах», сказал он, частенько попадаются очень квалифицированные сварщики, ибо большинство машин там весьма старые, так что они постоянно оттачивают свое мастерство.

– Говард еще что‑нибудь сказал?

– Велел нам не падать духом из‑за этого. Посоветовал побольше улыбаться. Просто посмотреть друг на друга и улыбнуться.

Я принялся колотить по кофру Клаудио, чтобы выправить его, Чарли тем временем стал ваять халтуру, хуже которой и представить невозможно: при помощи примерно сорока соединительных тросов и двух монтажных лопаток соорудил вдоль разлома нечто наподобие бандажа. Меня поразило, что он просто взял и сделал это – уверенно, без лишних слов. Закончив, он отступил назад и полюбовался на дело рук своих.

– По идее, должно держать, – изрек Чарли, – если повезет. – Это выглядело как произведение искусства.

Мы тронулись вниз. И снова было чрезвычайно сложно ехать. К полудню, страшно расстроенный тем, что мы почти не продвигаемся, я погрузился в мрачнейшее настроение, усугублявшееся перспективой провести целый день без еды. Наконец, спустя полтора дня после того, как начали объезд разлившейся реки, мы вернулись на главную дорогу. По приличной дороге ехать было легче, однако я следовал в хвосте, и пыли было столько, что следующие несколько часов я только и глотал грязь, отбрасываемую мотоциклами Клаудио и Чарли. Поднимаясь на третий перевал за день, я изо всех сил старался не заснуть, к тому же мне надоело тащить часть оборудования Клаудио, которое настолько утяжелило мой мотоцикл, что я едва мог им управлять. Объезжать на нем теперь камни было все равно, что управлять китом.

Мы добрались до вершины перевала и остановились. Я тут же набросился на Чарли, выговаривая ему за тучи поднимаемой им пыли, слишком быструю езду и десяток других огрехов – на самом деле все было не так уж страшно, но я находился просто в скверном настроении. Потом я отошел в сторону, уселся на камень на склоне горы и обвел взглядом местность. Я просто не поверил своим глазам. Красота совершенно неописуемая!

Я увидел, как дорога, по которой мы ехали, петляет по дну долины и зигзагом поднимается на гору вдали. Я закрыл глаза и просидел так минут пять, вдыхая горный ветер, дувший мне прямо в лицо. Время от времени я открывал глаза, вновь оглядывал этот великолепный пейзаж, опять закрывал глаза, подставляя лицо ветру, а затем смотрел снова. И при этом неизменно восхищался так же, как и в самый первый раз. От плохого настроения не осталось и следа. Я извинился перед Чарли, и мы вновь тронулись в путь, трясясь по склону горы и долине. Через несколько часов нас обогнали двое на захудалом русском мотоцикле, который, тем не менее, двигался значительно быстрее наших. Затем я поднял глаза и увидел небольшой русский внедорожник с прицепом, перемещавшийся параллельно нам. Как ни странно, он не подпрыгивал и не поднимал за собой облако пыли. И тут до меня дошло: да он же едет по дороге. А я уж и забыл, что они существуют.

Я был уверен, что мы будем ехать по гравию и песку до самого Улан‑Батора. Мир тут же вновь засиял красками.

 

Чарли: Мы прибыли в Улаангом, открытый всем ветрам городишко с несколькими тысячами жителей, и остановились у полицейского участка. Халтура на раме Клаудио еще держалась, но все равно требовалась сварка. Мы уже знали, что большинство монголов имеют привычку поначалу общаться с совершенно непроницаемыми лицами. И этот раз тоже не стал исключением. Не знаю, насколько они нас поняли, но, кажется, на языке жестов все‑таки удалось объяснить им, что нам нужно. Неожиданно один из них выступил вперед, запрыгнул на мотоцикл и знаком велел нам следовать за ним. Он привел нас в мастерскую на перекрестке двух пыльных улиц. Сварочный аппарат был весь помят, покрыт ржавчиной и издавал тревожный гул, однако выбирать не приходилось.

– Рискнем? – спросил я.

– Конечно. Он же сварщик, разве нет? – отозвался Юэн. – У него есть сварочные пруты и маска.

Переодеваясь на ходу в поношенный халат, сварщик разглядывал мотоцикл Клаудио, а я снова связался по телефону с Говардом. Наше появление привлекло толпу местных – все хотели посмотреть на мотоциклы и узнать, что происходит.

– Не давайте ему ничего делать, пока я не поговорю с Говардом! – прокричал я через всеобщую свалку.

Я опасался, что сварка в неправильном месте принесет еще больше вреда и без того поврежденному мотоциклу. Но сварщика было уже не остановить. Он определил поломку и нацепил темные очки с большими стеклами – вроде тех, что бесплатно раздают на заправочных станциях. Я только еще услышал в трубке голос Говарда, а сварщик уже собрался приступить к работе.

– Стоп! – закричал я. Но было слишком поздно. Сварщик уже коснулся мотоцикла – как раз когда Говард велел сначала убедиться, что аккумулятор отключен.

– Ничего страшного, – сказал я. – Он едва начал ремонт. Говард говорит, нужно отключить аккумулятор. – Мы отсоединили положительную клемму, и сварщик принялся за работу.

– Класс! – изрек я, когда он закончил. Монгол замечательно справился с работой. – Ну ты даешь! Потрясно! Ты просто спец. – Располагая минимумом инструментов, он ухитрился приварить стержень вдоль разлома и скрепить его второй металлической полоской. Рама была в порядке.

– Сколько хочешь за работу? – спросил я сварщика.

Он лишь пожал плечами и улыбнулся.

– Чарли, дай ему пять баксов, – сказал Юэн. – Он честно их заработал. я решил испытать мотоцикл на небольшом участке грязи около пустых контейнеров. С рамой‑то все было в порядке, однако в процессе сварки оказалась повреждена противоблокировочная тормозная система. Тормоза работали, но едва‑едва. На этом мотоцикле уже было невозможно перебираться через горные перевалы. Ведь мы пользовались тормозами не только для того, чтобы снижать скорость и останавливаться, но и чтобы объезжать все эти колдобины на дорогах. Я снова взялся за телефон.

– Блин! – ругнулся я, поговорив с Говардом. – Он сказал, что надо было отсоединить обе клеммы.

Плохо дело! Мы застряли посреди Монголии, примерно в полутора тысячах километров от Улан‑Батора, и на троих у нас лишь два исправных мотоцикла. Ничего другого не оставалось, кроме как разобрать мотоцикл и посмотреть, нельзя ли починить его самостоятельно. Мы до ночи проковырялись с тормозами, однако толку не было.

Два монгола, ошивавшихся поблизости, попытались продать нам в качестве замены русский мотоцикл, но и у него не работали тормоза. И тут вдруг, откуда ни возьмись, появился американец. Его звали Кайл, он был сотрудником американского посольства и занимался тем, что инспектировал монгольские военные радиостанции. Окинув взглядом его короткую стрижку и явно тренированную фигуру, мы тут же решили, что он работает на ЦРУ, однако Кайл дал самое простое объяснение столь необычной работе: Монголия – страна очень бедная, и поэтому американское правительство снабжает местных пограничников бесплатным радиооборудованием. Звучало вполне правдоподобно, и мы не стали вдаваться в подробности. Главное, что Кайл договорился с одним полицейским и еще парой местных за триста долларов доставить поломанный BMW в Улан‑Батор. Также он познакомил нас с Тоддом, сотрудником американской гуманитарной миссии, вторым и последним представителем Запада в Улаангоме. Тот пообещал на следующий день отвести нас на рынок, чтобы купить новый мотоцикл для Клаудио.

– Кайл несомненно пользуется в Улаангоме большим влиянием, – заметил Юэн. – Все равно как Игорь на Украине. Повезло нам. Он может уладить любые проблемы.

На следующее утро Тодд повел нас на рынок – ряд ларьков, бетонных будок и грузовых контейнеров, двери которых были распахнуты, демонстрируя товары. Здесь продавалось почти все, в том числе и мотоциклы.

– Скажи, Тодд, и как же тут у них работает рынок? – поинтересовался Юэн.

– В основе лежит принцип товарно‑денежных отношений. Люди дают деньги и взамен получают товары. – У Тодда было туговато с юмором.

– Из тебя вышел бы неплохой учитель, – заметил Юэн.

– Я и есть учитель, – ответил Тодд, – преподаю английский в местной школе.

Тодд пустился в объяснения. Мы узнали, что Монголия разделена на восемнадцать административных районов, которые называются аймаками. Улаангом, своего рода столица района, или аймака, под названием Аймага Уве, был местным транспортным и торговым центром.

С помощью Тодда мы нашли палатку, где торговали совершенно новыми мотоциклами, однако мы хотели приобрести машину годичной или около того давности, поскольку считали, что в этом случае поломки из‑за начала эксплуатации будут менее вероятны. Однако, увидев мотоциклы, которые местные выдавали за почти совсем новые, мы вскоре передумали: тормоза не работают, покрышки истерты, да еще вдобавок из двигателя идет какой‑то синий дым. Тодд начал переговоры о покупке действительно нового мотоцикла в «америк долла» с монголкой, торговавшейся за каждый цент. Мотоцикл, обошедшийся нам в 1034 доллара и 48 центов, достали из ящика и подготовили к дороге. Примерно через час у Клаудио был новый байк. Поскольку у него были красные бензобак и рама и длиннющая хромированная выхлопная труба – длиннее никто из нас в жизни не видел, – мы окрестили мотоцикл Красным Дьяволом. Вообще‑то я лично был против покупки. Нам предстояла довольно трудная поездка, и я был уверен, что этот мотоцикл не выдержит, куда ему до наших BMW. Но Клаудио радовался, как ребенок. Он был в восторге, что сможет двигаться дальше на этой замечательной машине.

К середине дня Красный Дьявол был готов, мы собрали свои пожитки, а покалеченный BMW Клаудио привязали к грузовику, чтобы его доставили в Улан‑Батор. Юэну отчаянно хотелось выдержать расстояние между нами и группой поддержки, хотя мы и договорились встать лагерем этой ночью вместе. Мы помчались вперед, даже не спросив толком дорогу. Не успели мы и глазом моргнуть, как заблудились. Даже не выехав из Улаангома. Меж тем Клаудио просто гнал на своем маленьком Красном Дьяволе, совершенно счастливый, абсолютно не заботясь, куда он едет. Я догнал его и поехал первым, пока мы не оказались на распутье: дороги здесь расходились во всех мыслимых направлениях.

– И как, блин, нам найти что‑нибудь посреди этой фигни, если мы, на хрен, не знаем, какая гребаная дорога куда ведет! – заорал я. – Грунтовки ведут в каждую трипиздень!

Наконец мы нашли выезд из города в направлении озера Уве. Ехать было тяжело, и мы по очереди падали на дорогах из мягкого песка и грязи. На небе стали собираться темные тучи, и мы остановились на ночлег рядом с какими‑то юртами. Впервые я захандрил по‑настоящему. Опять кругом «пампасы», а так хотелось оказаться в городском отеле. Эти гребаные дороги меня достали, и я сильно сомневался, выдержим ли мы Монголию.

Вечером кочевники пригласили нас в юрту: группу поддержки, наших монгольских посредников, Юэна, Клаудио и меня. В точности исполнив указания Тодда – войти в юрту с левой стороны, поздороваться и принять чашку чая, – мы расселись вокруг огромного котла, кипевшего на костре в центре жилища. Голую землю покрывали ковры с узорами, стены юрты тоже были увешаны коврами и тканями с замысловатым рисунком.

– Не хотите попробовать яйца? – спросил наш монгольский посредник.

– Что еще за яйца? – потребовал объяснений Расс.

– Яйца, – пояснил Юэн, – бычьи яички. Я видел, как они где‑то час назад кастрировали за юртой животных.

– Ну уж нет! – отказался Расс. – Благодарю покорно!

Монголка, пригласившая нас в свою уютную юрту, подняла крышку кипящего котла. Внутри него бурлила коричневая жидкость с белой пенистой накипью, в которой плавало нечто напоминавшее хрящевые комочки. Она зачерпнула бурду черпаком, вытащила и бухнула комки назад в котел. Ошибки быть не могло. И точно – яички. Сотни две. Яички ягнят, бычков и козлов. Сущее лакомство для монголов, но настоящий кошмар для нас. Дэвид поднял ворот своего спортивного костюма, чтобы закрыть рот, Юэн начал нервно теребить бороду, а меня прошиб пот.

– Ну, давай, – сказал мне Расс. – Это по твоей части. Ты ведь у нас из фермеров.

– А почему бы тебе не попробовать? спросил я. Расс побледнел, ему явно поплохело. – Расс у нас такой привередливый, – объяснил я.

– Ничего подобного, я вполне удовольствуюсь сыром, хлебом и чаем. Я прост во вкусах, – отнекивался Расс. – Ну, давай, Чарли. Съешь бычье яичко. Смотри, как вкусно.

Монголка разложила по одному яичку на каждую тарелку и поставила их перед нами на маленькие столики с жаропрочным покрытием.

– О, бог мой, – застонал Расс, в ужасе глядя на свою порцию. Его начало трясти. Юэн продолжал теребить бороду. Я замурлыкал какую‑то мелодию.

– Я не хочу есть то, что производит живых существ, – объявил я.

– А придется, – сказал Расс. И предложил: – А давайте сделаем это все одновременно.

– Думаю, обязательно надо попробовать, – поддержал его Юэн. – Хотя меня, признаться, немного беспокоит, на что это будет похоже.

– Только немного? – удивился Дэвид.

– Я вам скажу, на что это будет похоже, – объявил я. – Снаружи – жир. А внутри яичко будет хрящеватым и полным семени. Последние два яйца, которые они туда бросили, болтались на животном еще пять минут назад.

– Но там двести других, из которых можно было бы выбрать… – осторожно заметил Дэвид.

– Боюсь, я не смогу это проглотить, – тихо признался Юэн.

Я проткнул яичко вилкой. Оно все было испещрено прожилками, да еще разбухло.

– Я тоже, – сказал я. – По мне, так это просто кощунство.

– А давайте сыграем в камень, бумагу и ножницы! – предложил Расс. – Проигравший ест первым.

– Нет! – хором ответили мы с Юэном.

– Я не могу, – повторил я. – Я сблевану. Все сразу же выйдет обратно.

– Я сделаю это, – вдруг подал голос Юэн. Он передумал. – Я съем маленькое, но только самое маленькое. – Он неспешно взял яичко из своей тарелки, засунул в рот, разжевал, проглотил и улыбнулся. – Я вдруг почувствовал, что хочу заняться любовью со всеми женщинами в мире, – провозгласил Юэн. Я понял, что теперь моя очередь. Камера была наготове.

– Ладно, попробую одно, – сдался я.

– Все должны попробовать, – поддержал меня Юэн.

– Ну уж нет! – запротестовал Дэвид. – С какой это стати?

– Давай, Дэвид, не ломайся, – сказал Расс. – Они свеженькие. Можно сказать, парные.

– Что‑то оно дергается, – заметил Дэвид, внимательно изучая яйцо в своей тарелке.

Я посмотрел на яичко перед собой. Из него сочилась прозрачная жидкость, стекая по зубцам моей вилки. Я решил не задумываться о том, что собираюсь положить себе в рот. Я таки сделал это: раскусил, однако проглотить не смог. И выплюнул обратно.

Дэвид положил яичко себе в рот, быстро разжевал и тут же проглотил.

– М‑м‑м‑м, очень вкусно, – объявил он, кивнув. – Кажется, я вошел во вкус. У меня начинается эрекция.

– Съешь тогда еще одно, – вмешался Расс.

– Нет уж, теперь твоя очередь, – ответил Дэвид.

– Да‑вай‑Расс! Да‑вай‑Расс! Да‑вай‑Расс! – принялся скандировать Юэн. Теперь, несомненно, Рассу было не отвертеться.

– Ладно, уговорили, – произнес он.

Бедняга весь вспотел и покрылся красными пятнами. Он даже слегка дрожал. С видимым отвращением, низко склонив голову и зажмурив глаза, Расс сомкнул челюсти над яичком. Он быстро разжевал и, стараясь проглотить его, водил руками по лицу и волосам. Потом он наклонился и закашлялся.

– Не могу, – сказал он. Яичко вернулось на тарелку.

 

Юэн: Мы вышли из юрты и вернулись в свои палатки. Дождь шел всю ночь и большую часть следующего дня, так что и без того опасные дороги превратились в сущий кошмар. Мы поскальзывались, нас заносило, и мы постоянно падали. Однако я все так же был полон решимости оторваться от группы поддержки. Мы столько проехали без них, без полицейского эскорта, полагаясь лишь на людей, которых встречали по дороге. Чарли, однако, был другого мнения.

– Все‑таки это очень тяжело, – сказал он. – Я знаю, что ты жаждешь продвигаться самостоятельно, но, по моему мнению, вместе с машинами будет безопаснее. Я предпочел бы ехать за ними. А то самим очень уж трудно.

– Да ладно тебе, Чарли, – начал я. – Мы продержались первые несколько дней в Монголии как большие мальчики. Ну разве это не доставило тебе удовольствия? Я не хочу возвращаться к опекунскому надзору. – Я был настроен решительно – подумаешь, грязь. Из‑за этого лишаться удовольствия увидеть Монголию во всей красе? Если группа поддержки поедет вместе с нами, то все будет уже совершенно иначе. Ребята они замечательные, однако лично я предпочитал путешествовать в компании Чарли и Клаудио.

В езде по бездорожью, впрочем, было мало веселого. В среднем мы проехали лишь около шестнадцати километров, и наши мотоциклы были по руль заляпаны грязью. Несколько раз мы с Чарли падали, а Клаудио все несся как ни в чем не бывало на своем маленьком Красном Дьяволе, мотор которого жужжал как пчела. «Сбавь скорость! – кричал ему Чарли. – Тут очень опасно!» Но Клаудио и не думал его слушаться, он перепрыгивал канавы, скользил по грязи, совершенно не виляя, и спокойно проезжал мимо нас.

Клаудио был классным гонщиком, но вот о мотоцикле его этого сказать нельзя. Однажды, после того как мы наскоро перекусили бутербродами и собрались уже продираться дальше, Клаудио вдруг обнаружил, что Красный Дьявол не заводится.

– И что же теперь делать? – расстроился я.

– Не знаю, – ответил Чарли. – Нет, правда, ума не приложу.

Пока мы разглядывали мотоцикл Клаудио, прикидывая, как бы его починить, к нам подъехал оранжевый русский внедорожник с брезентовым верхом. Я понял, что неважно, где ты находишься, пусть даже в глуши, в Монголии, никогда не стоит падать духом – обязательно кто‑нибудь да поможет. Из машины вышли двое мужчин в неизменных синих бейсболках. Как и большинство монголов, первым делом они предложили нам закурить, а затем, задымив сигаретами и зажав их в уголке рта, принялись копаться в мотоцикле. Пока они снимали крышку с коробки передач, появились еще два монгола‑всадника с табуном лошадей. Они тоже закурили и подошли к мотоциклу. Один начал давать советы, а другой тем временем заарканил одну из лошадей. Наконец, совместными усилиями, они починили мотоцикл Клаудио и даже, затянув и наладив коробку передач, устроили на нем пробный заезд по степи. Располагая всего лишь парой простейших инструментов, они за полчаса провели довольно сложный ремонт и поставили проклятую тачку на колеса. Ну просто поразительно. Клаудио залез на Красного Дьявола, и мы поехали – монголы помахали нам на прощание.

Мы продвигались все дальше, и с каждым падением, каждой ямой и колдобиной, в которую мы попадали, я все больше нервничал. Передышки не получилось даже на заправочной станции. Бензин пришлось качать вручную, что для трех мотоциклов оказалось весьма долгой и утомительной процедурой.

– Нам как будто мало кровавых мозолей, – жаловался Чарли. – Можно подумать, что мы недостаточно устали от езды!

А потом мотоцикл Клаудио сломался во второй раз. Как и раньше, мы не знали, с чего начать. И опять, словно из ниоткуда, показался русский внедорожник, и из него вылезли наши старые друзья, монгольские умельцы. Как и прежде, они сначала выкурили по сигарете, а затем занялись починкой. Я же тем временем взглянул на карту и пришел в ужас: мы не просто не укладывались в график, но продвигались вперед черепашьими темпами. До Улан‑Батора по‑прежнему было полторы тысячи километров, а за день мы, несмотря на все усилия, проехали чуть более шестидесяти. И еще мне до смерти уже надоело постоянно падать. Я очень устал – как физически, так и морально. Непредсказуемая дорога со всеми ее опасностями путала. Я даже представить себе не мог, сколько же у нас уйдет времени, чтобы добраться до Улан‑Батора. И тут мне в голову вдруг пришла блестящая идея.

– Слушай, Чарли, Давай выбираться из этой глуши. Ломанемся в Россию. Смотри, как близко мы к границе, – сказал я, показывая на карту. Мы и впрямь находились всего лишь в ста километрах южнее границы. – Давай повернем на север, и скоро снова будем в России. Вернемся на нормальные дороги. Починим мотоцикл Клаудио, а затем поедем прямо на восток к Байкалу. У нас уйдет на это два‑три дня, а потом просто свернем на юг к Улан‑Батору, если захотим. Там повсюду асфальт, и мы доберемся туда вовремя.

Чарли аж подпрыгнул – так вдохновила его подобная перспектива.

– Ёлки‑моталки! Классная идея. Лично с меня хватит, – объявил он. – Еще немного, и кто‑нибудь из нас точно сломает себе руку или ногу. Скажу тебе честно: если бы прямо здесь и прямо сейчас приземлился вертолет и предложил отвезти меня домой, я бы запрыгнул в него, не раздумывая. Не задавая вопросов. Без всяких сожалений. Мы через многое прошли, но, черт побери, всему же есть предел. Путешествие все‑таки должно быть приятным. Давай убираться отсюда.

Я повернулся к Клаудио.

– А ты что думаешь?

– Мое дело маленькое, – ответил он. – Вам решать. А я, как вы. – Клаудио, как всегда, не собирался вмешиваться. Выбор был за нами.

– Давайте позвоним Дэйву, – предложил я. – Посмотрим, что он скажет. – Я достал спутниковый телефон и через какое‑то время связался с Дэвидом.

– Алло? – отозвался тот. – Да, Юэн? Ты в порядке?

– Да, в порядке, Дэвид. Слушай, у меня есть идея…

– Блин… Юэн… – По голосу Дэйва я понял, что произошло что‑то ужасное. – …Слушай, давай я тебе потом перезвоню? – Сердце мое сжалось от тревожного предчувствия: похоже, стряслась трагедия.

– …У нас тут такое… Ох, блин… Черт… В общем, Расс перевернулся в машине… Вот, блин… Я перезвоню.

И он отсоединился.

 

Date: 2015-09-19; view: 267; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию