Искупление

Страх навалился не сразу. Он проникал в человека мелкими порциями. С профессионализмом настоящего садиста заползал под кожу, словно инъекция, досылаемая из пятикубового шприца неумелой медсестрой. Ускоряя сердцебиение. Разгоняя мысли в разные стороны. Доводя бардак в голове до масштабов настоящей разрухи.

Нет, Баламут не стыдился просто бояться. Он здраво подходил к данному вопросу и всегда считал, что бесстрашием страдают либо безумные фанатики, которым вбили в голову всякую чушь, либо умалишенные от рождения, которым, собственно, едино, где они, и что с ними в любой момент их жизни происходит. Кстати, грани между этими двумя категориями Баламут не проводил, потому как в его понимании ее попросту не существовало.

Уже трижды успел проклясть себя за свою же тупость, приведшую его в этот туннель. В одиночку. Непослушными руками передернул затвор и тут же услышал громкое «дзинь!!!».

– Твою мать! – скрипнул он от злости зубами: с перепугу забыл, что автомат и так уже был приведен в боевой режим, и теперь в темноту улетел патрон. А с ним у него стало ровно на девять граммов меньше шансов выжить.

Шарить по пыльному полу Баламут не решился, дабы не отвлекаться – внимание его целиком и полностью было прикованно к тому, что творилось впереди. Правда там, во мраке, ничего пока и не происходило. Но Баламут чувствовал, что тишина временная. Ему казалось, что уведи он хотя бы на миг свой взгляд куда-нибудь в сторону, и все – ему конец. Оттуда обязательно вырвется нечто, сожравшее уже не одного жителя станции, находившейся рядом с конечной целью его пути. Одним из отстойников Московского метрополитена, находившимся в тупике возле станции Орехово.

«Да как они вообще выжили на этой Богом забытой станции? – Баламут вспомнил тех бедолаг, их посеревшие лица, и по спине снова пробежался неприятный холодок. – Пора завязывать с такой работой – нервы ни к черту».

Мышцы ног противно подрагивали, когда он делал еще один шаг. Даже не шаг. Так – полшажочка. Но с каким трудом он дался! Тело отказывало в повиновении. Оно взывало к здравому рассудку хозяина, молило, не мешкая ни секунды, повернуть назад.

«А может, ну его на фиг?» – но тут Баламут вспомнил бешеные глаза Бурого и моментально откинул эту мысль, как совсем уж непригодную для использования. За этой гнидой такие люди стоят, что где хошь найдут. Из-под земли достанут, чтобы потом в нее же и закопать.

Подозрительный шорох, раздавшийся где-то впереди, немедля прогнал все прочие мысли, заставив снова сконцентрироваться на главном. Баламут остановился и прислушался. Ничего. Показалось? Нет – звук повторился. Луч фонаря, прикрепленного к цевью, резко переместил вправо. И тут же назад – подальше от греха.

В небольшом тупичке приютилась, словно прячась от стороннего взгляда, часть состава. Ряд вагонов, терявшийся во мраке. Разглядеть, сколько именно, не помог бы даже фонарик. Но Баламут и не думал туда с ним вот так запросто соваться. Это все равно, что себе мишень на лоб приклеить и руки вверх поднять.

А ведь в крайнем от выхода вагоне явно что-то происходило. Какая-то возня, стоны, шепот. И снова стон. Женский. Или детский. Надо было проверить. И хотя ноги не слушались своего хозяина, мозги отдали решительный приказ к действию. Чтобы и дальше не отсвечивать фонариком, Баламут достал из подсумка палочку ХИС[2]. Надломил и, высунувшись из укрытия, бросил в сторону вагона. И пока маячок еще лишь вычерчивал в воздухе свои причудливые кульбиты, Баламут, петляя, словно заяц, ринулся в том же направлении.

Но пробежал всего ничего. Хлопки выстрелов – весьма весомый аргумент, чтобы не геройствовать. А уж когда шальная пуля высекает искру из рельса в сантиметре от твоей ноги…

«Он что в темноте видит?»

Пашка, упав на пол, тут же откатился в сторону и замер, пытаясь что-либо разглядеть. Куда там! Лишь слабое свечение палочки, упавшей неподалеку, а дальше – тьма кромешная. К подобной, сколько ни старайся, глаз не привыкнет. Радовало лишь то, что и противник, скорее всего тоже «слеп».

«Хотя, – Баламут вспомнил пулю, – у этого типа и прибор ночного видения может быть… Нет, будь так, он бы меня уже сейчас в расход пустил. Лежу тут, ничем не прикрытый. Хоть бы кочка какая…»

И все же, отползти подальше он не решился, чтобы не демаскировать себя. Опять же, звуки привлекут внимание. Враг тоже затаился и выжидал.

«Вот с… – сквозь зубы прошипел Баламут. – А, была не была».

– У меня граната! – заорал он, перекатываясь вправо. Вовремя. Несколько пуль просвистели мимо цели. – Хоть раз еще шмальнешь – разнесу вагон на запчасти! – снова откат в сторону и выжидание. – Считать до трех не буду! – зачем-то добавил Баламут. И тело опять пришло в движение.

– Погодь, твоя взяла! – донеслось из мрака. – Нас здесь только двое. Жена рожает.

– А чего тебя сюда занесло-то с бабой на сносях? – поинтересовался Баламут, скорее для поддержания разговора. Ответ он и так знал.

– Так от тебя ж и удирали. Надеялся, что сюда ты не попрешься.

– Ну-ну… Слышь, ты из вагончика-то выйди, поговорим. Или дальше будешь за женскую юбку прятаться? – Баламут уже давно укрылся за стену, отведя автомат с фонариком слегка в сторону. Он здраво рассудил, что если противник и выстрелит, то уж точно не в него.

В ответ до него донеслись не такие уж тихие препирательства мужа и жены. Скорее всего, она его не пускала, а он пытался ее переубедить. Затем все стихло.

– Я выхожу! – муж таки настоял на своем. – Один. Без оружия.

Из дверей вагона показалась фигура с фонариком. Спрыгнула на перрон.

– Видишь, у меня ничего не припрятано, – незнакомец осветил самого себя. Для большей убедительности медленно повернулся кругом, демонстрируя спину.

– Сюда иди! – скомандовал Баламут. Он отнюдь не был уверен, что жена, невзирая на состояние, не пальнет, как только враг высунется из укрытия. – И руки держи на виду!

Мужчина покорно поплелся в его сторону.

Когда подошел почти впритык, Баламут ухватил его за ворот рубахи и с силой потянул на себя, выводя из-под предполагаемой зоны обстрела за вагон. Шмякнул не сопротивляющегося мужика об стену и с силой вдавил ему в грудь пламягаситель автомата.

– А теперь поговорим, товарищ Сергеев, – произнес он уже совершенно спокойно. Таким тоном, словно речь шла о чем-то обыденном, а не о человеческой жизни.

* * *

Ремесла наемного убийцы он не выбирал. Это оно, ремесло это проклятое, самолично остановило на нем свой хищный выбор. В тот день, когда Паша-Челнок, как в ту пору его звали, впервые лишил жизни человека. Случайно. Даже не зная имени того, кого прирезал в темноте туннеля, как свинью.

Они столкнулись в одном из питейных заведений Китай-города. И естественно, в не совсем, мягко говоря, трезвом состоянии. Слово за слово. Закончилось тем, что Паша, напоследок обложив обидчика последними словами, отправился домой, на Третьяковскую.

Но не дошел. Тот догнал его в туннеле.

Минуту спустя Паша, склонившись над трупом, очумело переводил взгляд со все увеличивающегося в размерах кровавого пятна на нож в своей руке.

Неизвестно, сколько бы еще он так простоял, если бы чья-то ковшеподобная ладонь не упала на его плечо, чуть не «уронив» парня на пол.

– Так и будешь столбычить, пока местные быки не нагрянут? – вкрадчиво пробасил хозяин могучей руки.

– А? – Паша пришел слегка в себя, но его хватило только на это.

– Говорю, валить надо отсюда, – проинформировал некто. – Ты хоть знаешь, кого замочил?

– Не, – замотал головой убийца.

– Оно и видно. Это Веня Кент. Между прочим, Славяну родственником приходится. А тот, как тебе известно, полстанции под собой держит. Хоть и не родной брат, но, по ходу, тебе все одно хана. Ежели не свалишь, конечно.

– А тебе какой резон меня спасать? – поинтересовался Паша уже по дороге. Хмель почти выветрился из головы, и до парня, наконец-то, в полной мере дошло, что он натворил. Слишком уж правильным Пашка-Челнок никогда не был – постоянно дебоширил, дрался. Да и для станций «бандитского треугольника», как все чаще звали этот участок метрополитена, убийство было делом вполне рядовым. Но до сего дня Павел еще не прерывал жизнь человека собственными руками.

– А ты мне будешь должен, – фраза прозвучала как приговор. Словно знаменитое еще со школьных времен предложение «казнить нельзя помиловать», в котором от запятой зависит чья-то жизнь. Вот только если тогда можно было, правильно поставив маленькую закорючку, решить исход в свою пользу, то в данном случае ту закорючку уже поставил за тебя кто-то другой. Причем не там, где тебе хотелось бы. Совсем не там. Кстати, за что, собственно, должен-то, Пашка тоже не понял. Но вникать в данный момент во что-либо не было ни сил, ни желания.

Прощаясь, незнакомец сообщил, что он сам найдет Пашку, когда тот понадобится.

– Да, и по возможности не отсвечивай на Китае. Затаись, короче, на время. А лучше – смени станцию, – так и не представившись, неизвестный развернулся и тут же исчез за одной из палаток.

Касаемо смены места жительства Пашка горячиться не стал, хотя нет-нет, а ему казалось, что в толпе он видит знакомые по Китай-городу лица. Скорее всего, так оно и было – в те времена станции еще не превратились в обособленные анклавы, а уж о вольнице, населявшей Бандитский Треугольник, и вовсе говорить нечего. И все же Пашке постоянно казалось, что эти люди появлялись на Третьяковке неспроста. Что за ним постоянно наблюдают, выбирая удобный случай, и тогда… Что произойдет вслед за этим, даже думать не хотелось. Тем более что до Пашки вскоре дошли слухи о Славяне, который, когда ему донесли о найденном Вене, с бешеными глазами носился по станции и обещал четвертовать любого, кто хоть как-то причастен к случившемуся. А его, Павла, тогда в баре мог запомнить не только неизвестный. Запомнить и проследить. Да, свидетелей нет, да, в полумраке прокуренного помещения, где все, включая бармена, постоянно находятся в полубессознательном состоянии, утверждать что-либо наверняка вряд ли возможно. Но все же береженого, как говорится…

Однако время шло, и Пашка постепенно стал успокаиваться. Немаловажным было и то, что тогда Третьяковку держал под собой ярый противник Славяна, которому проблемы врага были только в радость.

Прошло несколько лет. Пашка-Баламут, как звали его теперь, уже и думать забыл о том происшествии. Тем более что, дослужившись до зама Герыча (такую кличку носил «смотрящий» Третьяковской за пристрастие к данному наркотику), он уже не раз побывал в переделках, по сравнению с которыми та, в Китай-городе, казалась теперь едва ли не детской шалостью. Но прошлое напомнило о себе само.

Незнакомец объявился так же неожиданно, как и в прошлый раз. Пашку окликнули, когда он возвращался после очередной попойки с братвой. Шустрый пацаненок подбежал и деловито сообщил, что вон там, за палаткой, его ожидает какой-то дяденька. И он велел напомнить, в случае неявки, что о происшествии в туннеле в таком-то году могут узнать те, кому не стоит про это знать.

– Вижу, что не ждал, – с усмешкой кинул незнакомец, словно бы прочитав мысли парня. – Не боись, не обижу. – Он явно привык повелевать, что то и дело проскальзывало в его манере поведения. Из Пашкиной головы мигом улетучились пары алкоголя и та толика напускной спеси, с которой он привык подходить к простым смертным. – Не запамятовал еще, что должок за тобой?

– А ты разве дашь забыть? – буркнул Баламут.

– Правильно мыслишь, – в тоне незнакомца вкупе с издевкой явно послышалась угроза. – Дело у меня к тебе. Важное. Если согласишься – не обижу. Не только с долгом рассчитаешься, но и денег поднять сможешь. Как говориться, «не убий бесплатно», – сострил он и сам же оскаблился, довольный своей шуткой. – Ну, а ежели нет, – не заметив должной реакции от собеседника, незнакомец снова нахмурился, – то не серчай. Славян-то до сих пор в силе, и он тоже долги помнит, – мужчина, словно бы сокрушаясь, тяжело вздохнул. – Сам понимаешь…

Да, Паша понял. Еще до того как ему сообщили, в чем именно будет состоять его работа.

– Тут одного упыря убрать надо. Как – твоя забота: трави, стреляй, или, – он оскалился, – как в тот раз, ножом. Главное, чтоб тихо и быстро, – незнакомец говорил об убийстве так, словно речь шла о прогулке по станции. – Вот, – он достал из кармана сложенный в несколько раз клочок бумаги и протянул парню. – Тут имя клиента, внешность и станция, на которой он живет. Сроку тебе – неделя.

В голове Баламута пронеслась шальная мыслишка: не проще ли достать верный ТТ, да и пристрелить скотину прямо здесь? Как говорится, нет человека – нет проблемы.

– Ежели ты вальнуть меня удумал, то зря, – незнакомец просчитывал все предполагаемые события, как заправский гроссмейстер ходы в партии. Вперед, и по нескольку штук сразу. – Ты же не думаешь, что только я в твою «великую тайну» посвящен? Да и сейчас я не один пришел, – кивком головы он указал на мужчину поодаль, который делал вид, что просто без особого повода подпирает стенку. На плече у него висела «ксюха», и Паша понял: на таком расстоянии шансов у него нет. Оставалось хмуро кивнуть и взять бумажку, уповая на заступничество шефа.

Но и здесь Павла ждало разочарование. Герыч, перед которым тряслись многие, выслушав помощника, лишь развел руками:

– Тут такое дело, Баламут… В общем, пробил я твоего кента по своим каналам. Настоящего имени никто не знает, а кличут Бурый. Берлога у него где-то на Люблинской ветке. А еще он то ли главный пахан, то ли один из паханов кодлы наемных стволов. Таких, что за лишний патрон маму с папой к стенке поставят, а кто они, откуда – пойди, узнай. Как-то идиотски эту кодлу люди называют… о, Синдикат! Короче, ты круто попал, – подбил итог Герыч. – В этом деле я тебе не защита. Да и не можешь же ты безвылазно в палатке своей под охраной сидеть… В общем, слово мое такое: хочет кент от тебя услуги – не кобенься и целку из себя не строй, пока люди с тобой уважительно базар ведут. А если нет – ни я, ни кто из наших вписываться за тебя не станем…

Задание новоиспеченный наемник исполнил на удивление легко и без последствий. Кроме того, Бурый не соврал – Павла действительно ждал вполне весомый гонорар. Поэтому, когда через какое-то время ему предложили поработать на Синдикат уже «за чистый интерес», он не слишком долго раздумывал. Тем более что страсть Герыча к наркотикам ожидаемо завела его в могилу, а у нового пахана Третьяковской были свои любимчики.

В целом же для Баламута все осталось по-прежнему. В этом и заключался главный принцип существования Синдиката: входящие в него люди не знали друг друга и жили, как и все прочие обитатели Московского метро. До поры, до времени. Вот и Пашка даже кличку менять не стал. Ведь кто в здравом уме поверит, что человек с подобным прозвищем может быть профессиональным киллером? Да никто. Баламут – он и есть баламут: веселый, резкий, безбашенный, азартный, не шибко умный, всегда готовый на авантюру или потасовку. И в глазах непосвященных в его истинный род деятельности Пашка старался всегда и всецело соответствовать избранному образу…

* * *

Получая очередное задание, Баламут даже не подозревал, во что все это выльется. На половинке тетрадного листа – карандашный рисунок. Человек как человек. На такого в толпе и внимания не обратишь.

– Ты учти – клиент этот непростой, – проинформировал Бурый, заметив реакцию. – Бывший эфэсбэшник. Но и оплата будет соответствующая, – тут же добавил он.

– Ты меня не стращай – пуганый, – с бравадой в голосе, ответил Баламут и, сделав затяжку, отбросил окурок в сторону. – Все сделаем в лучшем виде.

В итоге оказалось, что клиент действительно не такой уж простой. По крайней мере, слежку за собой он в момент срисовал и в последовавшей за этим игре в кошки-мышки всякий раз умудрялся мастерски ускользать от Пашки в самый последний момент. Казалось, еще чуть-чуть, и гонка за неуловимым «объектом» закончится, но станции сменяли одна другую, как мозаики в калейдоскопе, цель была по-прежнему неуловима. И это начинало злить. А злость, особенно постоянная, уже хроническая, как известно, плохой помощник. Она мешает логично думать. Что приводит к еще большим ошибкам и напрасной потере времени.

Баламут понял, что пора остановиться, чтобы передохнуть и придумать иной план действий. Тут-то он и вспомнил, что Бурый что-то там толковал про жену, которую беглец, по слухам, безумно любит. Правда, Пашка никогда не убивал тех, кто не мешал лично ему жить, и не был щедро оплачен заказчиком. В этом было некое проявление его собственного кодекса чести. Но клиент-то этого не знает. И этим, в виде шантажа, можно было воспользоваться. То есть, зачем бегать за неуловимым эфэсбэшником, если можно вынудить его прийти к тебе самому? На том и порешил.

Какое же его ждало разочарование, когда, прокравшись в палатку, где должна была мирно спать ничего не подозревающая женщина, Баламут увидел лишь пустую, аккуратно заправленную кровать. И ощущение бессилия вновь с новой силой охватило его. Вкупе с бешенством.

Будучи профессионалом, он весьма быстро вычислил, куда могла податься парочка, и немедля бросился вдогонку. Несмотря на предостережения со стороны местных жителей.

– Я бы на твоем месте туда не хаживал, – сообщил пожилой работяга, вливая в себя стакан самогона. За информацией Баламут традиционно подался в местное питейное заведение. Убогая, вся в заплатах палатка, едва ли могла вместить в себя всех желающих промочить горло. Посему добрая половина завсегдатаев приютилась вокруг. Кто на чем. Даже на полу. Главное, чтобы поближе к бару.

– В том отстойнике уже столько наших пропало, что не счесть. Вот токмо намедни Иван Квашня полез туда за каким-то лешим – и все, нету больше Ивана. Даже следов не осталось, – согласно закивал его собутыльник, и тоже потянулся за своей порцией выпивки. Естественно за счет Баламута.

– А тупичок тот знатный, – встрял в разговор, клевавший до этого носом, дедок. – Болтают, рядом до войны что-то наподобие подземного продсклада было. Тама тебе и консервы, и курево, и вообще немало того, чем поживиться можно. Кто-то ушлый про тот склад знал, да из метро стеночку к нему и проковырял. Только вот с той стороны какая-то погань полезла… Конечно, все равно находятся время от времени желающие испытать удачу, да только где они все? – он сделал вид, словно оглядывается в поисках выживших, и развел руками…

* * *

Неизвестно почему, но когда Баламут припер к стене того, на кого он столь длительное время охотился, он не спустил немедля курок, как намеревался вначале. И дело было вовсе не в обещании клиенту «просто поговорить». Да, Баламуту здесь не нравилось. Ох, не нравилось. Да, пора было делать ноги, и чем быстрее, тем лучше. А баба? Да фиг с ней, с этой курицей! И все же что-то мешало ему осуществить задуманное. Запоздалые позывы совести? Вряд ли. Совесть давно и надежно атрофировалась. Жалость к беременной жене дурного клиента-беглеца? Тут теплее; что-то неприятно и настойчиво скреблось в области грешной, но все же души. Чаша весов колебалась то в одну, то в другую сторону. Он снова встал перед выбором. Причем почему-то почувствовал, что, как и в тот раз, когда впервые согласился убить человека, от принятого решения в его жизни может измениться очень многое.

Неизвестно сколько бы еще Баламут простоял так, в раздумьях, и какая из сторон в итоге перевесила, если б не раздавшееся откуда-то справа рычание.

Предчувствия его никогда не подводили.

– Ах, чтоб тебя!.. Бежим! – скомандовал киллер, обращаясь к замершему в ожидании приговора пленнику, и первым рванул к вагону. А куда же еще? В туннеле ведь не скроешься. А так, какая никакая, но все же защита. Правда, если хоть часть окон цела. Иначе – пиши пропало. Поинтересоваться у клиента не было времени. Кстати, он намеренно не называл про себя заказанного ему человека по имени. Так было легче потом лишать того жизни. Как нечто аморфное.

Позади, совсем близко, послышался царапающий звук, издаваемый явно не одной парой лап, а вдогонку ему – еще и угрожающий рык. «Не добежать», – пронеслось в голове Баламута. Он притормозил, рука стала поднимать висящий на плече «калаш».

Словно бы прочитав его мысли, бежавший рядом теперь уже товарищ по несчастью тоже резко остановился и… рванул из кобуры на бедре киллера автоматический «Глок 18». Не успел Павел попрощаться с жизнью, а клиент уже с разворота, не целясь, выпустил короткую очередь в набегавших чудищ.

– Нам вдвоем не уйти! – крикнул он. – Там жена, позаботься о ней! – мужик кивнул в сторону вагонов и снова надавил на спусковой крючок, размашисто, веером выпуская пули. Один из монстров резко остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду, и завалился навзничь, рыча и загребая лапами щебень.

– Ты что, гад, чужие патроны мечешь, как рыба икру?! – возмутился Пашка, который и не думал бежать. Он закрутил лямку АК вокруг левой ладони и, в отличие от незнакомца, методично, как в тире, стал выцеливать тварей одну за другой. – Что я с твоей бабой делать-то буду?! Сам беги!

Сказал и тут же удивился сказанному. Ведь и в самом деле, чего это он? Когти надо рвать, а не канитель разводить. Тем более – с кем! С ему же заказанным фигурантом.

От размышлений отвлекла очередная клыкастая морда, которая явно намеревалась вцепиться ему в глотку. Сухо щелкнул затвор, а вот выстрела не последовало. Недолго думая, Баламут со всей дури наотмашь заехал твари автоматом промеж глаз. Подобный удар, казалось, способен был свалить слона. У самого киллера аж в плече что-то хрустнуло от натуги. Но вот монстра это задержало лишь на долю секунды. Короткую такую, во время которой перед глазами проносится вся жизнь.

– Трындец! – Пашка всегда был реалистом, поэтому он закрыл глаза и приготовился умереть. Раздавшаяся позади короткая, в три патрона, очередь была для него чем-то сродни самой приятной в жизни мелодии. А звук от падения огромного тела – ее самым удачным припевом.

– Будешь дальше памятник изображать, или все же поспешишь?! – незнакомец грубо толкнул Пашку в бок, но тот и не думал обижаться. Поймал себя на том, что все еще продолжает стоять с закрытыми глазами, а губы непроизвольно растянулись в идиотской ухмылке. Страх куда-то ушел. Причем навсегда. Он это знал наверняка.

– «Весь вышел», – прошептал Баламут, как заклинание.

– Ты чего? – ухмылка и бормотание наверняка убедили незнакомца, что киллер сошел с ума.

– Все путем, – заверил тот и сразу же доказал данный факт, сменив пустой магазин. – Бежим!

Тем временем в проходе образовалась настоящая давка. Твари дрались за тела своих же. И этот шанс упускать было нельзя. В секунду беглецы преодолели последние метры и ввалились в вагон.

Для начала Пашка прошелся фонариком по окнам. Убедившись, что почти половина из них зияет чернеющей пустотой, перевел луч света на пол.

«И что он в ней нашел?»

Там, посреди вагона, на двух телогрейках лежала жена клиента. Бледный, почти что мертвецкий цвет кожи, заостренные, измученные черты лица и влажные от пота, прилипшие ко лбу и к вискам локоны – все говорило о невыносимых страданиях.

«Нашла тоже, когда рожать!» – против воли подумал Баламут, перевел взгляд на огромный живот, холмом возвышавшийся над телом женщины.

– Я так за тебя испугалась! – она наконец-то открыла глаза, и теперь с надеждой и со страхом глядела в их сторону. – У меня, кажется, воды отошли. – Женщина с тревогой поглядывала то на мужа, застывшего неподалеку, то на Баламута. О том, что произошло за пределами вагона, – ни слова. Мол, это ваша, мужская забота, а моя – вот она, наружу рвется.

– Хватай жену и дуй в последний вагон! – Баламут первым принял решение. – Да оставь их, я донесу! Лучше, вон, «калаш» возьми! – рявкнул он, видя, что клиент никак не может поднять на руки сразу и женщину, и телогрейки. Повесил мужику на шею автомат на ремне, лежащий на сиденьи рядом, передвинул за спину, чтоб не мешал идти. Услышав, как по железным бокам поезда заскрежетали когти тварей, полоснул очередью вдоль прохода. Вовремя! Аккурат сшиб монстра, устремившегося к добыче, на полдороге и отчаянно рявкнул: – Бегом!!!

«Что такое не везет и как с этим бороться!» – это была первая мысль, с которой Баламут спиной вперед ввалился в следующий вагон. Большая часть окон тут тоже оказалась без стекол. Клиент, невзирая на свою ношу, несся впереди и проскочил уже добрую половину. И тут в одном из окон показалась клыкастая морда. Злобно рыкнув, тварь втиснулась вовнутрь, заполнив своим телом едва ли не весь проход. И отрезав Баламута от парочки.

– На, жри!!! – автомат, удерживаемый ремнем на плече, задергался, как бешеный. Баламут метил в голову, и с расстояния нескольких шагов та мигом превратилась в кровавое месиво. Монстр забился в предсмертных конвульсиях. Не тратя времени и драгоценных патронов на добивание, Баламут перескочил через издыхающую тварь и понесся дальше.

– «А в темноте казалось, что состав короче», – отметил он про себя, проскочив еще один, третий по счету, вагон. Уже миновав распахнутую настежь дверцу, ведшую в следующий вагон, Баламут вдруг подумал: какого черта он до сих пор не бросил на фиг не нужную ему ношу? На кой ему сдалась эта телогрейка? И тут же перед его взглядом явственно предстала женщина, увиденная им на полу вагона, и он отмахнулся от этой мысли, как от чего-то непотребного.

Одной рукой включить прикрепленный к автомату фонарик Баламут не мог, и шел почти что вслепую. Ориентируясь, словно корабль в бурю по маяку, на огонек впереди. Фонарик держала в руках женщина. Явно из последних сил держала: свет то соскальзывала куда-то вниз, то снова, будто очнувшись, устремлялся туда, в темноту прохода.

Мысок правого ботинка зацепился за что-то неразличимое в темноте, и Баламут, сделав невероятный кульбит, больно приложился плечом к боковине сиденья. Но на причитания не было времени. Впрочем, как и на то, чтобы подняться хотя бы на колени. За спиной, почти впритык, заскрежетали по полу когти. А потом прямо над ухом оглушительно загрохотало, и проход осветили вспышки выстрелов.

– В кабине машиниста все окна целы! – прокричал клиент, на мгновение опустив АК, чтобы помочь Пашке подняться.

– Так какого ты за мною вернулся?! – Баламут и сейчас не перестал здраво рассуждать. А действительно, сейчас-то какой смысл его спасать? Во-первых, женщина теперь, в случае чего, совершенно беззащитна. Во-вторых, нет убийцы – нет проблемы.

– Жена попросила, – честно сознался мужик. – Да и пол там ледяной, а подстилка-то у тебя – поспешил добавить, как бы оправдываясь, и подхватил выпавшую при падении киллера телогрейку.

– Немного же стоит моя жизнь – одну рваную телагу… – на выдохе прошептал Баламут. Еле слышно, ибо сказанное касалось лишь его одного, и никого более. Но мужик, судя по всему, обладал прямо-таки сверхъ-естественно тонким слухом.

– А чего ты, убийца, ждал? Цену нам другие люди определяют, по делам нашим! Хорошее отношение еще заслужить надо, понял?

– Ты меня на «понял» не бери! – машинально огрызнулся Баламут. Хотел было сказать еще что-то, но тут из кабины машиниста донесся истошный женский вопль: «А-а-а-а-а-а-а!!!» Требующий, взывающий о помощи.

Все пререкания вновь ушли на второй план.

– Жене, вон, спасибо скажи, – только и буркнул Баламут. Вспомнил смрадное дыхание твари на своем лице, и его пробил озноб. «Я же, по ходу, теперь в должниках у них обоих хожу. А долги отдавать надо…»

Он заглянул в кабину и сразу понял, что узенькое, рассчитанное лишь на одного машиниста пространство вряд ли сможет уместить их троих. Тут и на них двоих места не хватит…

Тем временем оставшиеся в живых твари, не видя никакого сопротивления, осмелели и снова весьма шустро забрались в вагон. Баламут обреченно перевел взгляд с кабины машиниста на монстров. Потом, ничего не сказав, прикрыл дверцу, оставшись по эту сторону.

Пусть там, за стенкой, та, которой дана такая возможность, дарует жизнь. А здесь он будет делать то, что умеет лучше всего. Баламут быстро сменил магазин и, тщательно прицелившись, выпустил длинную очередь, слегка поубавив пыл охочих до человечинки мутантов. Потом пригнулся и ушел в сторону, укрывшись за боковиной лавки у двери.

– Одна, вторая, третья, – принялся он считать тварей, но тут же бросил это занятие. «Сколько ни есть – все мои…»

– Давай, еще чуть-чуть! – доносились из-за стенки мольбы мужа.

– Не могу больше!!! А-а-а-а-а-а!!! Мамочка!!! А-а-а-а-а!!!! – вторили им вопли и натужный стон жены.

– Ты постарайся. Я люблю тебя! – мужчина пытался успокоить ее, как мог, но женщина, казалось, не слышала ничего кроме своей боли.

А потом мутанты вновь пошли вперед.

Волной.

– Получай, тварь! Сдохни!! Да сдохни же ты!!! – автомат еще раз дернулся в руках, разворотив монстру грудь. Но животное даже в таком состоянии умудрилось пробежать еще пару метров и свалилось только у ног Баламута, в агонии раздирая когтями пол и исторгая из своей клыкастой морды предсмертный рев.

– Тужься! Еще чуток! Ну же! – судя по голосу, муж тяжело дышал, но в его голосе не было ни страха, ни паники. Лишь отчаянный призыв не сдаваться. И Баламуту вдруг подумалось, что этот призыв отбращен и к нему тоже. Смешно, но эта мысль придала ему сил и уверенности в том, что у них все получится.

Одна из тварей таки прорвалась и успела пройтись лапищей по груди и левому боку. Обильно потекла кровь и рука тут же отнялась, но последний выстрел – точно в глаз – все же упокоил мутанта. Баламут выпустил разряженный, бесполезный автомат, чувствуя, как тело стремительно покидают силы. «Жаль, пистолет так и остался у клиента, – мелькнула идиотская мысль. – Теперь даже не застрелишься…»

С трудом повернувшись на бок, Баламут вытащил из подсумка гранату.

– Я тебя на понт брал, дурак, а ты и повелся, – вспомнив свою угрозу взорвать вагон, негромко обратился он к мужику за дверью, словно тот был способен услышать его. – Эту кроху… – киллер нежно, почти благоговейно, будто не о смертоносной железке шла речь, а о чем-то сокровенном, сжал гранату в ладони. – Я ее на крайняк держал. Для себя. Чтоб уйти красиво… – Он тяжело вздохнул. – Пожалуй, сейчас самое время.

Пашка ухмыльнулся и зубами выдернул чеку, а потом без замаха бросил гранату в проход. На это ушли последние силы. Отползти и спрятаться он уже не смог. Лишь тупо смотрел туда, в полумрак вагона. Где копошилась масса звериных тел, пожиравших своих же собратьев. И куда катился по полу небольшой цилиндрик.

Баламут не знал, что именно в это время женщина сделала последнее усилие и обессиленно упала навзничь, а кабинку огласил детский плач, возвестив мир о появлении новой человеческой жизни. Вдогонку ему, опоздав на доли секунды, прогремел взрыв…

* * *

– У меня сын, слышишь! – кто-то тряс его за плечо. Баламут приоткрыл глаза и взглянул на стоявшего над ним мужчину.

– За что тебя заказал Бурый? – каждое слово давалось ему с трудом.

– Не захотел работать на Синдикат, – тот удивился вопросу, но все же ответил.

– Так и знал… – криво усмехнулся Баламут. – Вы куда… счас? – он закашлялся, из уголка его рта потекла тоненькая струйка крови.

– Туда, – мужик указал наверх. – С крыши вагона через люк в потолке можно попасть в еще один туннельчик.

– Но почему…

– Жена с животом не смогла туда пролезть, – пояснил клиент, сразу поняв, что Баламута интересует, почему же они остались в вагоне, а не сбежали еще раньше. – А если б я тебе сказал про ход, ты ж бросил бы нас.

Он сказал это утвердительно, без намека на вопрос. Но прежде чем Баламут ответил, в дверном проеме показалась женщина с ребенком на руках. Еле удержалась от крика ужаса, увидев картину побоища. А потом ее взор остановился на Баламуте. Она подошла и, присев на корточки, крепко сжала его руку.

– Спасибо тебе!

Пашка улыбнулся в ответ и опять потерял сознание.

* * *

– Почему ты не выполнил заказ? – спросил Бурый, стараясь говорить спокойно и не делать резких движений. Такое поведение вполне оправдано, если вам в лицо смотрит дуло пистолета, который держит один из лучших наемных убийц две тысячи тридцать третьего года.

– Своего помощника можешь не высматривать, – ехидно сообщил Баламут, заметив, как взгляд его бывшего босса с надеждой мечется из стороны в сторону. – Он там, откуда не возвращаются.

– Ну, ты и дурак! – зло процедил сквозь зубы глава Синдиката. – Неужели не понимаешь, что сам себе приговор подписал? За тобой теперь такая охота начнется, что проще застрелиться.

Баламут усмехнулся:

– А меня больше нету. Сгинул я там, в туннельчике. И окромя тебя никто больше о том, что я жив, не знает. А ты уже никому и ничего не скажешь. Не успеешь, – его палец напрягся на спусковом крючке, готовый в любую секунду привести оружие в действие.

– Постой! – Бурый хватался за возможность прожить еще хотя миг, а его тон из приказного перешел в молящий. – Ты хоть знаешь, кто такой этот Сергеев?

– Не знаю и знать не хочу. У меня теперь крестник есть, и его тоже Павлом кличут. А я за него в ответе и не допущу, чтоб такие, как ты, ему жизнь портили. Понял? – бывший наемный убийца буквально выплюнул из себя последнее слово. Пистолет в его руке дернулся, и Бурый с дыркой во лбу сполз по стене на пол.

– Я теперь им должен, – сказал Пашка, обращаясь уже к трупу. Потом развернулся и быстрым шагом пошел прочь.

Date: 2015-09-19; view: 287; Нарушение авторских прав