Годовщина

Слава Горохов медленно расплылся в улыбке, неспешно потянулся и открыл глаза. Сквозь щели в стене в комнату проникал свет со станции. Оставленная на ночь свеча давно погасла и превратилась в застывший комок воска. Еще раз потянувшись, электрик повернулся на правый бок. Справа от него лежала жена, с головой накрытая теплым одеялом, и мужчине не хотелось тревожить ее сон. Горохов тихонько откинул в сторону одеяло и беззвучно встал с кровати. Дойдя на цыпочках до стула, на котором была аккуратно сложена его рабочая одежда, Слава быстро натянул ее и направился к выходу. Остановившись на пороге, мужчина оглянулся и, не выдержав, так же на цыпочках прокрался обратно к постели. Легко коснулся губами скрытого под одеялом плеча и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь.

Уверенно выйдя из туннеля, в крохотном подсобном помещении которого ютилась семья Гороховых, Слава поднялся на платформу Тульской, приветливо здороваясь со всеми прохожими. Губы электрика то и дело расплывались в улыбке, кажущейся особенно необычной среди сосредоточенных, хмурых обитателей станции, спешащих на работу. Он уже предвкушал сегодняшний вечер, когда вернется с работы, и они, вместе с женой, отпразднуют очередную годовщину их совместной жизни. Трудной, опасной и наполненной лишениями, как и у почти всех обитателей Московского Метро, и все же – такой прекрасной!

Патроны в кармане спецовки негромко постукивали друг о друга, словно напоминали о том, что он до сих пор не купил Юле подарок. Но этот сладкий момент выбора Слава хотел оттянуть до окончания смены, чтобы весь день не искушать себя желанием помчаться домой и вручить его жене немедленно. Поэтому он лишь улыбался и тихонько напевал беззаботную песенку в такт этому негромкому стуку.

Дойдя до своего рабочего места – маленькой будки с торчащими из ее стены проводками и счетчиками, Горохов поздоровался с пожилым седовласым мужчиной – главным электриком станции Павлом Игнатьевичем Столяровым.

– Привет, Слав, – кивнул тот, отвечая на рукопожатие. – Там на двадцатом снова что-то закоротило. Ты бы сходил, глянул.

– О-о-о, опять мутанты, небось, весь кабель сожрали! – простонал Горохов. – Это теперь на весь день. – Он вытащил из небольшого шкафчика рюкзак с инструментами и старую, потертую каску метростроевца. – Слушай, Игнатьич, не в службу, а в дружбу: если Кеша заглянет, передай, чтоб книжку тут оставил, я ее вечерком заберу.

Нацепив каску и поправив рюкзак, Слава вышел из комнатки и, прихватив двух часовых, специально назначенных для охраны электриков в туннеле, отправился в одну из развилок, вдалеке которой виднелся одинокий огонек блокпоста.

* * *

– Нет, ну ты прикинь, Игнатьич! Сожрали все, что смогли, даже телефонный кабель! Полный капец! Теперь, как пить дать, придется бригаду с Ганзы вызывать: у нас и материалов таких нет, чтобы все там залатать. Вот ведь проглоты, а! – Слава рассеянно жестикулировал и периодически поправлял каску.

Павел Игнатьевич внимательно слушал коллегу, изредка косясь на молодого парня, приехавшего с Ганзы по обмену.

– Слав, расслабься. Надо – значит, вызовем. Познакомься лучше – это Вася, прибыл к нам с Белорусской. Набираться, так сказать, житейского и профессионального опыта.

– Будем знакомы. Горохов, можно просто Слава, – электрик пожал Васе руку и улыбнулся, глядя гостю в глаза. Хорошие, светлые, честные глаза. Да и вообще Горохов был одним из немногих, кто даже в две тысячи тридцать третьем году верил, что на свете остались добрые и честные люди. А в людях он ошибался редко.

– Книжку твою Иннокентий занес, вон на столе лежит, – кивнул на верстак Столяров. – Только просил не трогать его закладки. – Павел Игнатьевич помолчал, а потом все же не утерпел и спросил: – Слушай, Горохов, а зачем тебе «Свадебные обряды и традиции народов мира»?

– Так у нас же с моей благоверной сегодня ровно пятнадцать лет брака… – с удовольствием поделился Слава и тут же поправился: – То есть – совместной жизни! А я, понимаешь, не знаю, как такая свадьба называется. Непорядок! Тэк-с… посмотрим… – он открыл истрепанную старую книгу без обложки и полистал. – Ага! Вот, нашел. Значит у нас «Хрустальная»? Ой, как нехорошо-то…

– Почему же? – удивился Вася.

– Да, понимаешь, традиция у нас с Юлькой такая: дарить друг другу подарки в соответствии с наименованием даты. А где я ей хрусталь возьму? И так в прошлом году агат не подарил, а в позапрошлом – ландыш. Опять небось обидится… Кстати, Игнатьич! Отпустил бы ты меня сегодня пораньше, мне ведь еще подарок выбирать…

Старик ничего не сказал, лишь сочувствующе вздохнул и махнул рукой. Слава улыбнулся и, положив рюкзак с каской на место, вышел из комнатки.

– Бедолага… – грустно вздохнул Столяров, когда за Гороховым закрылась дверь.

– Не переживайте вы так, – постарался утешить старика Вася. – Станция ведь у вас не бедная! Не может быть, чтобы на рынке ничего хрустального не нашлось. Да и супруга его тоже, если даже не найдет, должна бы войти в положение…

– Да не в этом дело. Понимаешь, Славка… Его как-то раз током в туннеле шибануло. Аккурат пятнадцать лет назад…

– И что? – через несколько минут молчания не выдержал любознательный стажер.

– Да то…

* * *

Горохов торопился домой, держа в одной руке завернутый в старую газету кусок свинины, а в другой – небольшой хрустальный осколок, который ему удалось получить совершенно бесплатно. Казалось бы, кому на прилавке мог приглянуться бесформенный кусок хрусталя? И все же нашелся такой чудак. Продавщица сначала сильно удивилась, но после, узнав о причине интереса, отдала даром. Все-таки Слава редко ошибался в людях!

Тихонько приоткрыв дверцу комнаты, он заглянул внутрь. На столе уже стоял праздничный ужин, а в воздухе плыл запах ароматизированной свечи, которую супруги зажигали на каждую годовщину. Юля – такая же прекрасная, как и в первый день их встречи, в самом лучшем платье, сидела за столом.

– Привет, солнышко! Долго я сегодня, да? Извини, торопился, как мог. Ну, не сердись. Зато посмотри, что я тебе принес! Нравится?

Слава протянул на ладони подарок. Взгляд бездонных глаз Юли был полон любви и нежности.

* * *

– … через неделю притащил на станцию какую-то девушку и сказал, что это его новая супруга.

– А старая куда делась?

– Да не было у Горохова отродясь никакой супруги! Так, ухаживал за одной, но ее в туннеле какие-то отморозки убили.

– Жалко… – протянул стажер. – Ну так что ж ему теперь, до конца жизни в трауре ходить? Ведь молодой же еще мужик, здоровый. Да и любит ее, сразу видно. Вон, как рассказывал, мне аж завидно стало.

Столяров неожиданно вскочил и отвесил Васе звонкий подзатыльник.

– Дура! – рявкнул он. – Сплюнь!

– Вы чего, Павел Игнатьич? – испуганно забормотал тот.

– Извини, сынок… – главный электрик, как-то разом сделавшись чуть ли не на десяток лет старше, тяжело прошаркал обратно к своему стулу и сел, спрятав лицо в ладони.

– Все пытаются избегать со Славкой разговоров на эту тему, – глухо заговорил он через минутную паузу. – А иначе жутко бесится: начинает орать что-то бессвязное, руками размахивать, потом брык – и в обморок. Полежит немного, белки закатив, да и придет в сознание. Через полчаса смотришь – нормальный человек: шутит, улыбается, как ни в чем не бывало. Только про припадок свой не помнит ни черта. Давно бы его от дел отстранили, а может, и вовсе со станции выгнали, да специалист Горохов больно классный. Электрик от Бога. Ему даже я в подметки не гожусь. Так что просто отселили его от греха, на самую окраину. Он не возражал, а людям все же спокойнее.

– Из-за чего спокойней-то, Павел Игнатьич? Что-то я никак не соображу.

– Да где тебе, Васятка, сообразить. Ты ж не местный. Да и наши особо не распространяются про жену Гороховскую, так что и ты помалкивай о том, что сейчас услышишь. Понимаешь, может, и правда эта она была, любимая его. Ну, которую бандиты вроде как порешили… Сам я ее не видел, врать не буду, но кто-то пустил слух, что иногда, когда Славка ночью спит, краля его выходит тихонько и по округе бродит. То ли убийц своих ищет, то ли дом, а может и с другой какой целью. Бред, конечно, но только Федька Заика, говорят, именно после встречи с ней кличку свою и получил. Хотя Федька, он, алкаш известный, а с пьяных глаз чего только не померещится, да только у него тогда еще инфаркт случился…

* * *

– Юленька, какая же ты у меня все-таки красивая!

Слава наклонился, любовно глядя в глазницы черепа, из которых на него смотрела тьма, и припал губами к желтоватой лобной кости скелета.