Седьмой осколок 3 page

Мудрый Аркаим работал с размеренностью и настойчивостью мельницы, двигаясь от правой стены ущелья к левой и размолачивал всех на своем пути. Олег метался с места на место, заставляя противников падать с громкими криками то в одном, то в другом месте. Все это вместе заставляло смолевников кидаться из стороны в сторону, не давало им понять, откуда именно угрожает опасность, и организовать хоть какую-то оборону.

— А-а-а-а!!! Не-ет!!! Помогите-е!!! — метался от стены к стене непрерывный вой ужаса перед надвигающейся смертью. Снежный садик быстро наполнялся изувеченными телами и горячей кровью.

— Хоатхо ар-ры гдана схок!!! — вдруг перекрыл все эти крики громкий уверенный приказ.

И через мгновение Олег ощутил на себе пристальные взгляды сразу десятков глаз. Означать это могло только одно: морока больше нет. Он стал видимым.

— Убейте этого червяка. С братом я разберусь сам.

Ведун стрельнул зрачками по сторонам: справа человек пять, слева вблизи четверо, а дальше еще десятка два. Впереди трое.

— Электрическая сила! — решительно рубанул он воздух саблей и перекинул щит из-за спины в руку. — По-оберегись!!!

Из троицы, на которую он ринулся с таким грозным криком, один и вправду отскочил в сторону, но двое других выставили щиты, над верхним краем которых поблескивали кончики мечей. Ребром своего щита он ударил левого врага в то место, где у него выглядывал клинок, а на второго просто прыгнул, по инерции взлетев на полкорпуса вверх и уколов его вниз в основание шеи. Удержаться в таком положении было невозможно, поэтому уже в следующий миг ведун упал, потеряв равновесие, распластался на снегу и широким взмахом рубанул второго смолевника по ногам чуть выше щиколоток, вскочил, в несколько шагов добежал до стены, развернулся спиной к камню и облегченно перевел дух:

— Ну, мужики, теперь повоюем. Неподалеку от сандаловых дверей яшмового дворца кружились два вихря — братья выясняли отношения в таинственном семейном стиле. Значит, пока что Олегу предстояло рассчитывать только на себя. А смолевников к нему подтягивалось еще человек сорок. Очень хотелось бы сказать, что бывало и хуже — но хуже, чем сейчас, его положение еще никогда не бывало.

— А-а! — первым ринулся смолевник с левой стороны, взмахнул мечом.

Клинок Олег встретил клинком, щит щитом, и в момент столкновения резко присел, нанося удар окантовкой по слишком далеко выставленной ступне противника. Тут же развернулся вправо, широким взмахом отвел направленный в голову меч, ребром щита с силой ударил в предплечье, мигом присел под деревянный диск, спасая голову от другого меча, наугад рубанул понизу — судя по толчку в рукояти, куда-то попал — и отскочил, выпрямляясь.

Слева, держась за сломанную ступню, катался, ругаясь, один смолевник, справа отбегал с перебитой рукой второй. Третий отползал, приволакивая ногу и оставляя за собой длинный кровавый след. Вот он, похоже, уже не жилец.

— Минус трое, — пробормотал Олег. — Осталось всего тридцать семь. Значит, еще поживу.

Но остальные враги не торопились подставляться под слишком быструю саблю. Они сомкнули щиты и медленно подступали, норовя прижать ведуна к стене. Опытным глазом Середин углядел справа щель между щитами, метнулся туда, вскинул свой деревянный диск, закрывая смолевнику обзор, пнул щит его соседа ногой. Тот поддался, и Олег тут же нанес укол в образовавшийся зазор. Послышался стон, смолевник начал оседать, но его сотоварищи сделали всего лишь шаг вперед, и стена щитов опять сомкнулась, отжимая ведуна, оставляя ему все меньше простора для маневра.

— Х-ха! — навалившись на щит плечом, прыгнул вперед Олег, но в этот раз его попытка не удалась. Стена оказалась жесткой и плотной, и он лишь отлетел на пару шагов назад.

— Вот и все, — понял ведун. — Сейчас притиснут так, чтобы шевелиться не мог, а потом кто-нибудь поднимет меч, и заколют, точно хряка.

Но внезапно стена щитов дрогнула, слегка расползлась. Середин увидел, как голова одного из воинов подпрыгнула вверх и покатилась, как упал другой, врезавшись лицом в камни. Смолевники спешно разворачивались, чтобы отразить удар в спину, однако далеко не все успевали это сделать, в то время как мечи напирающих на них недавних друзей с перерезанными шеями, окровавленными ногами, со следами уколов возле артерий работали быстро и безжалостно.

— Ко мне, воины! — Мудрый Аркаим, отскочив от брата на несколько шагов, довольно расхохотался: — Не ожидал такого, Раджаф? Ну так это еще не все...

И правитель указал на своего брата пальцем:

— Убейте его, воины! Убейте! Оживленные мертвецы решительно двинулись на великого Раджафа, и тот, оценив обстановку, кинулся бежать в яшмовый дворец.

— Не уйдешь, братец... Нет, не уйдешь... — злорадно потер руки правитель. — Это конец, братец. Тебе пора отправляться к папе.

— Я думал, мне уже крышка. — Олег отер саблю о рукав безголового смолевника и убрал в ножны. — Вся жизнь перед глазами пронеслась, кажется.

— Я тоже думал, что тебе конец, чужеземец, — согласился мудрый Аркаим. — Но вспомнил хитрость, которую ты учудил со мной в прошлый раз на этом самом месте. Отбежал от брата и произнес заклятие. А потом послал мертвецов тебе на помощь.

— Спасибо тебе, правитель.

— Не за что, смертный. Сколько лет я тебе сохранил? Двадцать, тридцать? Какие пустяки. Не стоит благодарности.

— Понятно, у бессмертных свои понятия. Но все равно — спасибо.

— Пойдем, чужеземец. Посмотрим, что мертвые смолевники сделали с моим братом.

Ведун и мудрый Аркаим вошли в зал яшмового дворца, протиснулись через толпу мертвецов, сгрудившихся слева от трона, замерли.

— Вот это да... — пробормотал правитель. Вместо истыканного мечами тела, в уголке, прислоненное вертикально к стене из слоновой кости, скромно стояло сверкающее зеркало с серебряной амальгамой, нанесенной на гладко отполированный медный лист. Священное зеркало Раджафа.

— Электрическая сила... — облизнул пересохшие губы Олег. — Такого фокуса я ожидал меньше всего. Где же он теперь может быть?

— Везде. Везде, где угодно. Везде, где только могут быть эти проклятые зеркала! Чего столпились, дубье недобитое?! — рявкнул он на мертвецов. — Вон пошли! Приказываю всем забраться наверх, на стены, и стеречь подходы к ущелью со всех сторон от любых людей, живых и мертвых!

Зомби, развернувшись, потянулись к выходу.

— В иные страны вы зеркала никогда не продавали? — поинтересовался Олег.

— В иные страны? Не ведаю. Нет, вестимо. Уж больно носился с ними Раджаф. Семье каждой по одному выдавал, в знак благословения союза, чтить их заставлял, чуть не молиться. Нет, не продавал. Какое иначе уважение, коли, как поросят, зеркала эти на сторону продавать?

— Уже хорошо, — кивнул ведун. — Значит, он где-то неподалеку. В Кайме где-то, в одном из селений, где зеркала имеются.

Олег подошел к зеркалу, повернул его лицевой стороной к стене.

— Как думаешь, правитель, коли он сейчас в столице объявится, тебя там предадут? Рискнут ополченцы на господина прежнего руку поднять али наоборот, опять к нему перекинутся?

— Не ведаю... Но видишь ли, чужеземец, брат мой этого тоже знать не может. Посему, мыслю, рисковать не станет... В дальних селениях объявится.

Ну вот, круг постепенно сужается.

— Ты чего затеял, чужеземец? — поднял на него голову хозяин дворца. — Давай, прямо сказывай.

— Первое, — вскинул указательный палец Середин. — Нужно сделать так, чтобы в тот момент, когда мы опять зажмем твоего брата в угол, ему некуда было уйти. Посему предлагаю поднять в поселке под дворцом ополченцев, посадить их в седло и разослать по всем городам с твердым приказом повернуть все зеркала светом к стене на восемь дней. Восьми дней нам, пожалуй, хватит. Соврать нужно чего-нибудь для правдоподобия, чтобы послушались, не оставили все как есть. Скажем, демон какой астральный жизнь из тех, кто перед зеркалом проходит, сосет — но ты за восемь дней его заловишь обязательно и на вертеле зажаришь. Тебе за храбрость и заботу слава, а простым смертным — немного страха, чтобы не ослушались. Второе. Надо наказать всем посланникам: коли что неладным им в селении покажется, пусть на выезде... Ну шапку снимут и за пазуху сунут. Ты это дело через глаза орлов сразу увидишь, и мы туда пошлем крепкий отряд, дабы Раджафа из укрытия выкурить.

— Разумно, — согласился правитель. — Только что значит «астральный» и что значит «выкурить»?

— Первое слово не значит ничего, но звучит внушительно. А второе означает, что мы его таки поймаем.

— Разумно, — повторил мудрый Аркаим. — Да будет так. Ступай за глупым сыном русалки и своей невольницей, пусть поднимаются сюда. А я спущусь в поселок и отдам нужные распоряжения.

Олег рассчитывал на отдых, но сильно ошибся. Во дворце после пребывания оккупантов не осталось ни дров, ни слуг, ни чистой одежды, ни даже воды. От сельчан пользы было мало: почти все мужчины разъехались по городам Кайма, большинство женщин остались при своих хозяйствах — детей, скотину ведь не бросишь, даже ради горячо любимого господина. Вот и пришлось Олегу да купцу с помощью трех девок и одной дородной матроны с хозяйством разбираться. Подвозить дрова и продукты, собирать и оттаивать чистый снег, отогревать насквозь промерзший дом. Нормальное тепло, когда можно спать без шапки на голове и войлочных сапог на ногах, накопилось только на второй день.

Но уже утром в комнату к Олегу вошел правитель — на этот раз не демонстрируя дружелюбие, а просто потому, что послать за гостем ему было некого.

— В Ресеву доехал один из мальчишек, посланных с наказом о зеркалах, чужеземец.

— И что?

— Кумай только что видел, как его выбросили на лед. Без головы.

— Остальные селения упреждены?

— Да, чужеземец. Ресева — самый восточный из городов Кайма. Посему и добрался бедолага до него позже всего. До него зимой хода нет, токмо по реке, по Северному Кайму вниз до Большого, а потом наверх. Но ныне снега еще мало насыпало, лесные дороги не завалены. Верхом добраться можно.

— Долго?

— Ден пять. Аккурат ко дню, как восьмой вечер истечет, и доберемся.

— Намек ясен... — Середин поднялся и начал быстро одеваться: — Заводные лошади есть?

— Будут ждать внизу, у главных ворот.

— Припасы?

— Мало, но бабы собрали. Без мужей кладовые трясти опасаются. Год ныне выдался больно... беспокойный. Мало припасов у людей.

— Хоть голодом не уморят?

— Нет, чужеземец. Не разносолы, но вам хватит.

— Ах да, на тебе экономить можно, — вспомнил ведун. — А ты чего не собираешься? Али меня одного послать намерен?

— Нет, я тоже! Я не отпущу тебя одного, господин! — высунулась из-под овчины невольница.

— Лошади приготовлены на всех, чужеземец. Мои припасы навьючены. Ждем только вас.

Выступили путники через два часа: вроде и нечего с собой собирать, давно своего добра все лишились, а как-то то одно, то другое... Урсуле — меховую накидку поверх шубы искать пришлось, Олегу — завязку на броне пришивать. Да еще сапоги каким-то образом подмочены оказались. А войлок — он таков. Мокрый зимой наденешь — до весны не высохнет. Тоже пришлось искать новые.

Наконец маленький отряд все же выехал. Четыре человека, если считать таковым и мудрого Аркаима, двенадцать лошадей. Правитель показывал дорогу, Середин погонял лошадей. Когда Любовод и Урсула попросили устроить дневку — он лишь позволил переседлать лошадей. Вместо ужина у костра каждый получил горсть сушеного мяса, а переседланные скакуны опять пошли рысью. Остановились только в темноте. Лошадям отпустили подпруги и повесили торбы с ячменем, люди, уже не заикаясь об огне, попадали на подстилки.

С рассветом — снова гонка. Без привалов, горячей каши, без костров и сена для лошадей. Зато по узким тропкам, пробитым через пока еще неглубокие снежные языки, путники дошли до Ресева не за пять и даже не за четыре дня, а к полудню третьего.

Первое, что увидел ведун, спешившись возле города, так это кол, на который была нанизана голова безусого мальчишки, которому, наверное, не исполнилось и двенадцати лет. Глаза его были открыты, зрачки смотрели в небо, а изо рта торчал репей. Видимо, это означало, что он принес в селение дурную весть. Несколько минут Олег созерцал это зрелище, потом окинул взглядом обледенелый склон. Похоже, город начал готовиться к осаде и штурму. На частокол времени не хватило, но, чтобы залить шестиметровый вал, имея рядом полноводную реку, а на улице — уже вполне крепкий мороз, много ума не надо.

— Любовод, — попросил ведун, не сводя глаз с головы, — сделай милость, сруби хлыст какой-нибудь, саженей на пять. Нам все равно костер разводить. Ветки на растопку, хлыст мне.

Пока Урсула расседлывала лошадей, а мудрый Аркаим утаптывал место для лагеря — тоже ведь кому-то делать нужно, — купец свалил березку в полторы ладони толщиной, посрубал ветки, подтащил ближе:

— Глянь, друже, подойдет?

— Вполне, — кивнул Середин, поднял комель и зажал его под мышкой. — А ну, друзья мои, давайте, тот конец подтолкните хорошенько.

За тонкий конец взялись только правитель и Любовод, но и их усилия хватило, чтобы под напором длинного шеста Олег легко взбежал наверх по обледенелой стене. Оказавшись на городе, он не торопясь пошел к центру.

Уже через минуту открылись два люка, наружу из них выбрались пятеро легко одетых горожан с хорошими длинными копьями. Держа оружие наперевес, ресевцы окружили гостя, едва не тыкая остриями в овчинный тулуп, под которым прятался чешуйчатый вороненый доспех:

— Кто ты такой, чего надо?

— Старший у вас кто?

— К нашему старшему с мечами и ножами не ходят, чужак. Скидывай давай все, тогда и спросим, хочет ли он с тобой перемолвиться али сразу повелит пинка дать.

— Это снять? — Олег расстегнул ремень, сложил его вдвое, закрутился, словно не зная, кому отдать, но рука продолжала лежать на рукояти сабли. — Дык, берите...

Ремнем он зацепил острие одного из копий. При повороте оно отошло чуть в сторону, появилась щель между пиками — ведун тут же ввернулся в нее, сабля выскользнула из ножен, резанула чуть ниже уха одного горожанина. Олег сделал длинный выпад и достал кончиком клинка живот другого. Подхватил выпавшее копье, отскочил на пару шагов. Ресевцы дружно ринулись вперед, но тут он трофейным копьем снизу вверх поддел сразу все пики, нырнул под них, широко резанул по животам, сделал еще шаг вперед, к взвывшим горожанам, эфесом сабли саданул одного из них в челюсть. Чем хорошо копье — так это близко врага не подпускает. Но уж коли прорвался — пользы уже никакой.

Шагнув вслед за упавшим рябым безбородым мужичком, Олег походя рубанул одного по затылку, другого по бедру, а рябого еще раз приложил оголовьем рукояти, схватил за шиворот и потащил за собой к краю, столкнул вниз, скатился следом. Поднял за шиворот, хорошенько встряхнул, указывая на кол с головой:

— Что это значит, гаденыш? Тебе что этот мальчишка сделал? Что? Пару слов передал? Весточку из столицы привез? Почему ты убил его, скотина?

— Не я... — замотал головой пленник. — Не я это! Это... Приказали...

— Тогда почему ты не вступился?! Почему никто из вас не вступился?! Весь город промолчал, когда мальчишку безоружного за слова безвинные убивали! Выродки! Но ничего, я научу вас, как с людьми правильно общаться, как с посыльными себя нужно вести. Не умеете чужую жизнь ценить? Вот и сами тоже получите. Ночь вам даю на сборы. Завтра город ваш спалю к электрической силе! Зиму в лесу, как звери, поживете. Кто уцелеет — в следующий раз усвоит, как с гостями себя вести надобно. Твари! Пошел вон! Передай всем: ночь на сборы! Завтра, кто не уйдет из домов, вместе с ними и сожгу! А коли не веришь, что я один с тремя друзьями сделать это могу, у Раджафа беглого спроси, который раньше великим звался. Он пояснит.

— Но... Но великий Раджаф... Это он приказал... Мы...

— Пошел вон, я сказал, — погрозил отпущенному пленнику саблей Олег. — Я не за ним приехал. За вами. Ночь на сборы. И бегом отсюда!

Он отвернулся и пошел к уже разгорающемуся костру.

— Однако гневен ты ныне, — заметил мудрый Аркаим. — Устал, вестимо, после похода.

— Устал не устал, а караульного нужно оставить на ночь обязательно. Как бы не учудили чего горожане.

— Да, могут, — согласился правитель. — Но отчего ты сказал им, что нам не нужен Раджаф?

— А куда он денется, если завтра мы сожжем город? — усмехнулся Олег. — Бежать ему некуда, в огне даже он, я так думаю, долго не выживет. Сдастся, как миленький. Против нас двоих ему не выстоять. Да и горожане — это не смолевники тренированные. Так, ополченцы. Управимся.

— Жечь-то почему? Куда люди зимой, в мороз трескучий денутся?

— А ты голову на колу видел, мудрый Аркаим? Мальчишке этому куда теперь идти? Они ведь не просто убили. Они этим еще и гордятся, коли напоказ выставили.

— Так ведь обычай такой исстари заведен. Коли с предложением вражеским не согласен, то посланника чужого казнишь, дабы ясно все было.

— А в Золотой Орде обычай заведен: города, где послов убивают, сжигать дочиста. Сжигать, чего бы это армии ни стоило. Так я больше к этому варианту склоняюсь. Три-четыре города с землей сровняю — глядишь, и о дипломатической неприкосновенности люди вспомнят.

— Тебе нужно отдохнуть, чужеземец. Дорога была трудной. Ты приляг пока. Утро вечера мудренее.

Олег послушался, прилег на овчину, глядя на пляшущие языки пламени. Урсула плотно набила снегом медный котел, повесила его над огнем.

— Ну хоть сегодня горяченьким подкрепимся, — бросил рядом охапку дров Любовод.

Это было последнее, что запомнил в этот день ведун.

— Чужеземец... Чужеземец, вставай. Посмотри... Олег открыл глаза, приподнял голову. Костер уже изрядно прогорел, превратившись в кучку красных углей, поверх которой лежали, еще не полыхнув, три березовых полешка. Положив голову ему на грудь и накрывшись краем овчины, рядом посапывала невольница, чуть дальше, привалившись спиной к осине, спал Любовод, накрытый толстым конским потником. Тоже, похоже, неожиданно свалился и был укрыт от холода уже позднее. В общем, со стороны лагерь выглядел как туристская стоянка после изрядной попойки. С той лишь разницей, что никто еще не выпил ни кружки даже обычного хмельного меда.

Впрочем, самое интересное происходило не в лагере, а у города. Там, скатываясь со склона, выстраивались в снегу на коленях горожане — женщины, дети, мужчины. Причем, несмотря на мороз, все они были босы, простоволосы, в одних полотняных рубахах.

Нечто подобное Олег уже наблюдал. В Киве, Лами, Птухе — везде, где во время его первого похода на Каим города сдавались на милость победителя и приносили клятву верности законному наследнику — мудрому Аркаиму. Но там это происходило хотя бы летом!

— Что скажешь, чужеземец?

— Скажу, что весь город сегодня подхватит оэрзэ, воспаление легких, менингит, радикулит и воспаление коленных чашечек. А виноватым, разумеется, признают меня.

— А разве не ты приказал им покинуть свои дома, чтобы ты мог спокойно их сжечь?

— Вот оно и начинается, мудрый Аркаим, — кивнул Середин. — Виноват, конечно, я. Все остальные аут ни при чем. Особенно некоторые правители, что устраивают погоню за братом.

— Я назначил тебя воеводой, чужеземец. И клялся не вмешиваться в твои приказы и решения.

— Вот... Электрическая сила... — Ведун выбрался из-под теплой овчины, поправил саблю, скинул рабыне на ноги теплый бобровый налатник и направился к горожанам.

На его приближение никто не отреагировал. Люди продолжали выстраиваться на коленях, глядя или мимо него перед собой, или на землю. Создавалось впечатление, что все они уже осознали себя мертвыми и теперь лишь ожидали часа перехода в иной мир. Происходящее вокруг для них никакого значения уже не имело.

— Проклятие! — Олег остановился перед каким-то бледнокожим мужиком, безбородым, но с большими усами. — Где Раджаф, смертный? Куда вы дели брата нашего правителя?

— Он ускакал... — с потусторонней напевностью ответил мужик.

— Они чего, обкурились все, что ли? — выпрямился Середин. — Мудрый Аркаим, я ваших обычаев особо не знаю. Чего с ними?

— Молились за грехи, пели, танцевали прощальный танец, готовились к уходу в мир Итшахра, — лаконично перечислил правитель. — Теперь они готовы принять твою волю.

— Твою волю, мудрый Аркаим, — покачал пальцем ведун. — Раз они больше не воюют, значит, это уже твоя забота. Правильно?

— Может быть...

— Вот только... — Олег прошел перед первым рядом горожан, присел перед какой-то лохматой седовласой теткой: — Где Раджаф, что звался великим?

— Он ускакал...

— Слушай, правитель, — повернулся Олег к Аркаиму. — Ты можешь им объяснить, что апокалипсис на сегодня отменяется? Я верю, что они осознали свои ошибки и больше так не будут.

— Сейчас, попробую... Ты отойди токмо в сторону, как бы не зацепить.

Ведун поднялся отошел ближе к реке, повернулся — и увидел, как перед горожанами полыхнула огненная стена, пламя скользнуло им под ноги, лизнуло небо над головами. Среди этого адского кошмара вырос зеленый каменный монстр с разноцветными глазами, вытянул вперед когтистые лапы:

— Недостойные черви! Прах гнилой, тина болотная! Как смеете вы искать смерти, не приняв воли великого правителя Кайма, кровь богов ваших, носителя вечности, владельца слов божьих, мудрого Аркаима?! Не будет вам ни смерти, ни жизни, покуда не заслужите его милости, покуда не вымолите его прощения! Назад, смертные, повелеваю вам служить и трудиться во имя мудрого Аркаима! Плодиться во имя мудрого Аркаима! И умирать лишь по указу мудрого Аркаима!

Зрелище явно встряхнуло горожан, выведя из предсмертного ступора. Многие чесанули в город сразу, соскальзывая с обледенелой стены, некоторые начали молиться, воздевая к огромному огненно-зеленому Итшахру руки, что-то у него прося или что-то обещая. Издалека в возникшем гуле было не разобрать ни слова. Однако бог простер лапу в сторону. Там возникла уходящая под землю огненная лестница, по которой и удалился от горожан зеленый бог мертвых. А когда закрылся тоннель в преисподнюю, погасли и огненные огни.

— Ну как? — послышался над самым ухом вкрадчивый голос.

От неожиданности Олег чуть не подпрыгнул, развернулся — и облегченно перевел дух, увидев перед собой всего лишь бессмертного чародея.

— Да, это было внушительно, — кивнул ведун. — Неужели просто морок? Они ведь не умеют издавать звуки!

— Но ведь я могу, — улыбнулся мудрый Аркаим. — Боюсь только, ближайшие час-два от горожан толку будет мало. Они пережили смерть, свидание с богом, новое возрождение. Слишком много, чтобы вести после этого обычные разговоры.

— Это было впечатляюще, — повторился Олег. — Даже непонятно, ради чего нужно было вести войны, оживлять мертвецов, если можно просто показать такую воспитательную картинку?

— Мороки умеем ставить мы оба, чужеземец. Я покажу один, брат другой, потом опять я третий... Покажи смертному морок раз пять — и он перестанет опасаться этих безобидных изображений, не будет обращать на них внимание. Мы с Раджафом давно поняли, что мороки нужно приберегать только на крайний случай, использовать как можно реже. Токмо тогда от них польза и случается. То ли дело ребенок мертвый, что домой вернулся. Этого не забудешь, от такого не отмахнешься. Однако же здешнее кладбище пусто. Равно как и в других городах. После первого твоего набега Раджаф полностью вычистил все погосты от мертвецов...

— Кумаи! — вдруг вспомнил Олег. — Если Раджаф ускакал, орел должен его увидеть! Не так уж много тут путников по зимним дорогам скачет. Он один, у него наверняка заводные лошади...

— Я посмотрю, — кивнул мудрый Аркаим. — Но извини, чужеземец, это получится только после рассвета. Хотя ждать уже недолго.

— Ладно, — согласился Олег, глянув на темное, затянутое тучами, небо. — Подождем.

Учитывая недавнее происшествие, горожан особо опасаться не приходилось, и Олег с удовольствием забрался обратно под овчину, прижав к себе горячую невольницу и засунув нос в ее волосы. Спустя минуту он уже опять провалился в глубокий сон. Ему снилось лето, пляж, огромная новгородская ладья, что проплывала вверх по течению мимо поросших розами берегов. На ладье выгибался алый парус с черным восьмиконечным крестом, вписанным в белый круг, из макушки мачты вился сизый дизельный дымок, а за кормой негромко постукивал, вспенивая воду, большущий винт. Волны с шелестом набегали на берег, запах мотора перекрывал сладостный аромат роз... Когда Середин открыл глаза, выяснилось, что стучит не винт, а Любовод, раскалывающий березовые чурбаки на угловатые полешки, что шипят не волны, а тающий в котле снег. И пахнет, естественно, не двигателем новгородской ладьи, а сырыми поленьями, что густо дымили на углях.

— Какой бред, — тряхнув головой, поднялся Олег. — Ладья с дизелем... И ведь не пил же на ночь! Где мудрый Аркаим?

— В городе он, друже. Ему тут клятву верности приносили, ноги целовали, в вечной преданности клялись. Ты все проспал. Ну да ничего. Кулеш сейчас заварим, перекусим, а там и правитель подтянется.

Вода в котле закипела — рабыня сыпанула туда горсть сушеного мяса, принялась строгать сало. В воздухе, заглушая дым, пахнуло яичницей с беконом.

— Больше, больше строгай, — потребовал, ежась, Олег. — А то я вчера ужин упустил.

— Не, больше не нужно. А ну горожане пир в честь нового хозяина устроят? Что же туда — с набитым брюхом идти?

Урсула тем временем убрала нож, зачерпнула в котел еще несколько горстей снега, а когда он растаял, а вода снова закипела, щедро насыпала в варево просяной крупки и тут же сняла котел с огня. Мужчины, прекратив спор, дружно вытащили ложки и придвинулись к угощению.

— Горячий! — предупредила невольница.

— В брюхе остынет, — отмахнулся купец и первым запустил ложку в котел.

Правитель, словно дожидался неподалеку, явился в лагерь, когда путники уже облизывали ложки, чтобы отправить их обратно в чехольчики или завернуть в тряпицы.

— Утро доброе, чужеземцы, — кивнул он. — Ресевцы сказывают, мой брат ускакал от них одвуконь еще вечером, когда они решили волю мою принять. О том, чтобы выдать Раджафа, ничего не замысливалось, но он ускакал. Кумай его на Большом Кайме видит. Вверх по реке уходит брат. В дикие земли.

— Зачем?

Мудрый Аркаим лишь пожал плечами.

— Это он туда скачет, где народ иши обитает? Тот, который мертвых своих всячески прячет от посторонних глаз?

— Да, там. Народ иши по берегам Большого Кайма обитает и по лесам округ. Далее, за Уньгойскими горами уже остяков земли начинаются. А коли вниз по реке — то уже югры.

— Подожди, правитель, — мотнул головой Олег. — Вниз по реке — это ведь сюда?

— Нет, чужеземец, ты не понял. За Уньгойскими горами реки уже в другую сторону текут. На север, на восход, на запад.

— Что, во все стороны разом? — усмехнулся ведун.

— Во все стороны, — утвердительно кивнул мудрый Аркаим. — Место там такое. Пуп земли, перекресток миров, середина света. Люди тех мест сторонятся. Сказывают, великая гора, с которой земля начиналась, как раз там стояла, а потом внутрь себя оборотилась. Колдовское место, страшное. Древние силы там по сей день кипят, земля с небом сталкивается, боги мира неземного к нам заглядывают.

Хорошее место, — кинул Олег. — Надеюсь, эти боги из Вселенной, что существовала до сотворения мира, не захотят помочь твоему брату в его бедах?

— Нет, чужеземец, — покачал головой правитель. — Им нет до нас дела. Они не понимают ни нас, ни наших хлопот.

— Это приятно, — поднялся на ноги ведун. — Коней придется поменять, наши совсем загнаны, им одного дня на отдых мало. Ресевцы дадут нам свежих лошадей? И припасов в дорогу тоже надобно добавить. На одном сушеном мясе мы скоро вконец озвереем. Так... Овчины еще нужны. Две. Зима крепчает, морозы скоро совсем убийственные начнутся. Как бы не замерзнуть ночью. И по попоне на каждую лошадь. Чтобы толстые были, войлочные. Двигаться надо. Твой брат уже и так почти полный день преимущества имеет.

— Раджаф уходит куда-то далеко, чужеземец. Куда-то очень далеко. Я правитель Кайма, я не могу бросить свою страну. Да еще на столь долгий срок.

— Так... — остановился Олег. — Ты хочешь сказать, мудрый Аркаим, что мы бросаем погоню? Ты отпускаешь своего брата на все четыре стороны?

— Я сказал то, что сказал, чужеземец. Я не могу оставить свою страну, свой трон на столь долгий срок. До сего дня мы всегда находились в пределах Кайма и боролись за его свободу и счастье. Но уходить куда-то в неведомые края, пропадать на десятки дней... Я не могу позволить себе такой роскоши.

— Значит, все?

— Обожди, друже, — протиснулся вперед Любовод. — А как же седьмой осколок, уважаемый? Ты готов заплатить за него оговоренную цену?

— После всего, что ты учинил своей ленью? Мой разоренный дворец, битва со смолевниками брата, в которой я едва не погиб, погоня, холод, метания? Нет, торговый гость, это мне совсем не нравится. Осколок стоил полную цену тогда, когда мы из-за него торговались. Ныне он упал в цене в двадцать раз.

— Может, все же в пять раз, правитель?

— В тридцать раз, несчастный! Ты забыл, что вызвал мой гнев, чужеземец? И ты еще смеешь со мной торговаться?

— У меня были еще многие успехи, многие награды от тебя, уважаемый. Я выручил тебя из плена, уберег от казни, от обмана. Мне придется мчаться в неведомые края к неведомым народам... Пусть она упадет хотя бы в десять раз?

— Ты упрям и чрезмерно жаден, чужеземец, — покачал головой мудрый Аркаим. — Однако толковый правитель должен уметь использовать во благо и достоинства своих слуг, и их недостатки. Мы сделаем так. Ты получишь одну десятую от оговоренной ранее цены, коли доставишь седьмой осколок ко мне в столицу, в древний Каим, через двадцать дней. Двадцать. За каждый день опоздания цена будет падать на один раз. Через тридцать дней ты получишь уже одну двадцатую. Через тридцать пять одну двадцать пятую...