Человек с длинной палкой

Мы стояли в аэропарке Беркли и брали на борт товары и пассажиров. Мы немного выбились из расписания, поскольку задержались, пока искали место стоянки, и теперь торопились нагнать время. Я наблюдал за погрузкой и посадкой. Огромные реечные ящики поднимались в грузовые люки под нижней палубой и исчезали в недрах корабля. Судно было пришвартовано пятьюдесятью толстыми стальными тросами и совершенно спокойно стояло у своей мачты. Не стану отрицать: когда я смотрел вверх, на мой корабль, я исполнялся гордости. Обводы "Лох Этив" мерцали серебряно-голубым, а круглые пластины с "Юнион Джеком" на хвостовых "плавниках" сверкали. Ее данные были написаны на борту: РМА 801 (ее регистрационный номер), "Лох Этив", Лондон, линия Макафи, Эдинбург.

А вокруг стояли корабли Американских имперских путей сообщения, Версальской линии, Королевской Австро-Прусской аэрокомпании, Императорского Российского Воздухоплавательного Общества, Аэрокомпании Японии, Итальянской Королевской Воздушной Линии и многих других, более мелких компаний. Но "Лох Этив", по моим воззрениям, была прекраснее всех. Без сомнения, она была одним из знаменитейших пассажирских судов.

В некотором отдалении от сооружений аэропарка я разглядел зеленый электробус, который приближался по траве к нашей мачте. Вероятно, наши последние пассажиры. Довольно поздно они явились, подумал я. Меня уже поставили в известность о том, что "Вильям Рэндолф Херст" сошел с линии из-за поломки в машинном отделении и что мы, поскольку у нас с ним в общем и целом один маршрут, возьмем к себе некоторых его пассажиров. Скорее всего, это были именно они. Мы были уже готовы к отлету. Я проследил, как лебедки поднимают на борт последний груз, как закрываются люки на "брюхе" корабля, и с известным облегчением вернулся к мачте.

Хотя в полой сердцевине причальной мачты функционировал лифт, он был предназначен только для пассажиров и офицеров. Обслуга пользовалась винтовой лестницей, обвивающей шахту лифта. Я посмотрел, как экипаж быстро поднимается наверх, чтобы занять свои места. Тапки, доставившие топливо, давно уже отогнали от корабля.

Я стоял возле корабельных офицеров, проверявших билеты и посадочные талоны справа и слева от входа в лифт. Состоятельные американцы, которые садились на наш корабль, не имели при себе решительно ничего подозрительного, разве что выглядели немного раздраженными из-за того, что приходится лететь другим судном.

Увидев в конце очереди одного пассажира, я невольно улыбнулся. Ему было около пятидесяти лет, и он был довольно чудаковато одет: шорты цвета хаки, гольфы до колен, зеленая рубашка, сплошь усеянная значками. В руке он держал полированное древко с маленьким флажком, а на голове его сидела коричневая шляпа с большими полями. Забавное впечатление только усиливалось мрачным выражением его налитого кровью шишковатого лица. Коленки и нос у него розово блестели, и я поневоле принял его за комика, у которого не хватило времени переодеться после спектакля. Позади него столпилось около двадцати двенадцатилетних пареньков, одетых точно так же, с рюкзачками за спиной и флагштоками в руках. Все они глядели столь же убийственно серьезно, как и их старший товарищ.

- Святые небеса, почему они так вырядились? - спросил я офицера, стоящего рядом.

- Это американская версия юношеских бригад Баден-Поуэлла <Полковник Р. Баден-Поуэлл (1857 - 1941) - основатель скаутского движения, которое зародилось в Великобритании в начале XX в.>, - пояснил он. - Разве вы никогда не были скаутом?

Я покачал головой.

- А эти - кто они?

- Рузвельтовские скауты, - сказал он мне. - Полагаю, юные мустангеры.

- Но их предводитель вовсе не выглядит таким уж юным.

Тем временем забавный человек уже повернулся ко мне спиной. Я увидел его выступающую заднюю часть, на которой шорты натянулись, грозя вот-вот лопнуть.

- Целая куча подобных людей так и остается на всю жизнь бойскаутами, - заметил офицер. - Они никогда не взрослеют. Да вы наверняка знаете таких. Им бы только командовать детишками.

- Я только рад, что не мне приходится приглядывать за сорванцами, - произнес я сочувственно, скользя взглядом по прыщавым физиономиям, нервно поглядывающим из-под широких полей шляп. Эти ребята явно еще ни разу не бывали на воздушном корабле.

И тут я заметил нечто, показавшее мне, насколько я забыл о своих обязанностях. На обширной талии предводителя юных следопытов был застегнут кожаный пояс, а на поясе болталась гигантская кобура. Когда он подошел к офицеру, проверявшему его билет, я подождал, пока они закончат разговор, после чего вежливо поздоровался.

- Мне очень жаль, сэр, но боюсь, все оружие придется сдать, прежде чем вы ступите на борт. Если бы вы были столь любезны и вручили мне свой пистолет...

Человек сердито взмахнул своим флагштоком и попытался протиснуться на корабль, минуя меня.

- За мной, парни!

- Мне очень жаль, сэр, но я не имею права допустить вас на борт, пока...

- Это мое право - носить оружие, если мне того хочется. Что за болван!..

- Это постановление Международной Компании Авиаперевозок, сэр. Если вы передадите мне свое оружие, я выдам вам квитанцию, и вы получите его снова, когда... - я бросил взгляд на его билет. - Когда мы совершим посадку в Сиднее, мистер Рейган.

- Капитан Рейган, - оборвал он меня. - Юный мустангер.

- Капитан Рейган. Если вы не отдадите мне пистолет, я не смогу допустить вас на борт.

- На американском корабле у меня не возникло бы этих дурацких неприятностей. Подождите, когда...

- Международное постановление распространяется на американские корабли точно так же, как и на британские, сэр. В таком случае нам придется стартовать без вас, - и я демонстративно посмотрел на часы.

- Сопляк! Выскочка!

От гнева он сделался пурпурно-красным и забормотал себе под нос нечто невразумительное, потом принялся суетливо возиться с застежками на поясе и отстегивать кобуру. Поколебавшись, протянул ее мне. Я расстегнул ее и осмотрел оружие.

- Знаю, - буркнул он. - Пневматический пистолет. Но очень сильный.

- Однако постановление распространяется и на это, сэр. А остальные.., э.., ваши ребята, они тоже вооружены подобным же образом?

- Разумеется, нет. Я был среди мустангеров. Настоящих мустангеров. Один из последних. Идемте, парни! - он указал своим флагштоком вперед и шагнул в лифт. Весь отряд серьезных мальчиков сурово воззрился на меня, ибо я был виновен в том, что их предводитель подвергся унижению. В лифте еще оставалось место для меня, но я решил лучше подняться по лестнице. Я не был уверен в том, что еще долго смогу держать себя в руках.

Как только я очутился на борту, я сдал оружие казначею и получил у него расписку. Ее я отдал первому же стюарду, который попался мне на пути, и сказал ему, чтобы он передал ее капитану Рейгану. После чего направился в рубку.

Мы уже собирались отчаливать. В эти минуты рубка всегда манила меня к себе. Зрелище никогда не могло мне наскучить. Тросы отвязывали один за другим, и я чувствовал, как корабль слегка вздрагивал, словно он был полон нетерпения скорее полностью освободиться от пут и взмыть в воздух. Взревели моторы, и в зеркалах я смог разглядеть, как медленно вращаются пропеллеры. Капитан бросил взгляд вперед, вниз, затем взглянул в перископ, чтобы убедиться в том, что за кормой путь свободен. Он отдал приказы; убрали сходни и пришвартовали их к корпусу. Теперь корабль держался у мачты только двумя цепями. Капитан Хардинг заговорил в телефон:

- Готовность к отправлению!

- Все готово, сэр! - отозвался в динамике голос диспетчера с мачты.

- Отчаливаем!

Легкий толчок - отстегнули цепи. "Лох Этив" начала разворачиваться, ее нос был все еще направлен в сторону посадочной площадки причальной мачты.

- Все машины задний ход!

Судя по голосу капитана Хардинга, он был рад снова оказаться в воздухе. Он пригладил свои седые усы, топорщившиеся, как у моржа. Заревели дизельные моторы, когда мы дали задний ход. Корабль наклонился сильнее.

- Два градуса лево руля, штурман! - сказал капитан.

- Есть, сэр! Два градуса лево руля!

- Высота пятьсот футов! И держать высоту!

- Есть пятьсот футов, сэр, - штурман повернул штурвал, у которого стоял.

Вокруг нас в большой рубке гудели и тикали различные приборы, и мы видели на них множество цифровых показаний, которые наверняка привели бы в полное замешательство капитана какого-нибудь старого корабля.

Под нами огромный аэропарк становился все меньше и меньше. Мы вылетели к сверкающим водам залива Сан-Франциско. Внизу мы видели корпуса морских судов - отсюда они казались крошечными. "Лох Этив" маневрировала блестяще, как всегда. И вот мы летим над океаном.

- Пять градусов лево руля, штурман! - сказал капитан Хардинг и наклонился над экраном компьютера.

- Есть пять градусов лево руля, сэр. Мы стали поворачиваться, так что в иллюминаторах рубки всеми цветами радуги начали переливаться небоскребы Сан-Франциско.

- Высота тысяча пятьсот футов!

- Есть высота тысяча пятьсот футов, сэр. Мы поднялись еще выше, пройдя сквозь несколько рваных облаков, и очутились в ясном голубом пространстве.

- Все машины полный вперед!

Чудовищно, взвыв, могучие машины погнали корабль вперед. Мы держали курс на Южную Америку. Делая сто двадцать миль в час, имея на борту триста восемьдесят человек и сорок восемь тонн груза, "Лох Этив" летела теперь без всякого напряжения, как орел, несущий в когтях мышку.

***

До самого вечера весь экипаж обсуждал мое столкновение с предводителем юных следопытов. Офицеры давали мне советы, как лучше разобраться с "мустангером Ронни" (как кто-то успел уже его окрестить), но я заверил их, что весь остаток путешествия буду тщательно обходить его стороной, разве что он окажется опасным угонщиком. Однако, как вскоре показало дальнейшее, он вовсе не разделял моего желания избегать встречи с ним.

Мое следующее свидание с Ронни воспоследовало в тот же вечер, когда я завершал контрольный обход корабля - обыкновенно это была скучная и обременительная повседневная обязанность.

В проспектах компании отделка "Лох Этив" характеризовалась как "роскошная", а в помещениях первого класса роскошь становилась поистине расточительной. Повсюду был пластик, имитирующий мрамор, сосну, красное дерево и тик, сталь, медь или золото. Шелковые и плюшевые занавеси висели на широких панорамных окнах вдоль всего корабля; мягкие ковры голубого, красного, желтого цвета устилали полы; в комнатах и на палубе стояли удобные кресла. Рестораны, курительные комнаты, бары и ванные - все было оснащено самой современной техникой превосходного дизайна, озарено сверкающим электрическим светом. Именно эта роскошь и делала "Лох Этив" одним из самых дорогих кораблей воздушной линии. Притом большинство пассажиров держалось того мнения, что цены слишком высоки.

Когда я добрался до третьего класса, меня уже неудержимо влекло в кровать. И тут внезапно из одного из боковых коридоров, ведущих в столовые, выскочил капитан юных мустангеров собственной персоной. Его лицо заливала багровая краска. Он прямо-таки кипел от гнева.

- У меня имеются жалобы! - взревел он, хватая меня за руку.

На комплимент я и не надеялся. Я поднял брови.

- Да, жалобы - на ресторан, - продолжал он.

- Вам лучше обсудить это со стюардом, сэр, - с облегчением ответил я.

- Я только что жаловался главному стюарду, и он отказался что-либо предпринять, - он просто впивался в меня глазами. - Вы ведь офицер, не так ли?

Я не стал отрицать.

- Но моя задача состоит в том, чтобы обеспечивать на корабле безопасность.

- А как насчет морали? Я был искренне удивлен.

- Морали, сэр? - переспросил я.

- Именно так я и сказал, молодой человек. Я несу ответственность за моих скаутов. Я никак не мог представить себе, что им придется стать свидетелями такой распущенности, такой демонстрации бесстыдства... Идемте!

Больше из любопытства, чем по какой-либо иной причине я позволил ему увлечь меня за собой в столовую. Там играл довольно пресный джаз и танцевало несколько пар. Люди за столами ели и беседовали, и немало пассажиров глазело туда, где принимали пищу все двадцать юных мустангеров.

- Вот! - зашипел Рейган. - Вот! Что вы теперь скажете?

- Не вижу ничего особенного, сэр.

- Никто не предупреждал меня заранее, что я отправляюсь на борт летучего Содома! И летучей Гоморры! Бесстыдные женщины выставляются здесь на всеобщее обозрение - вы только поглядите! Поглядите!

Я вынужден был признать, что некоторые девушки были в довольно смелых вечерних Туалетах. Однако здесь не было ничего такого, чего не увидишь каждый день в Лондоне.

- А эта чудовищная музыка! Музыка диких джунглей! - он указал на музыкантов, которые выглядели так, словно их истомила скука. - И что еще ужаснее, - он придвинулся ближе и задышал мне в ухо, - прямо возле нас, молодой человек, прямо возле нас обедают ниггеры. И это - приличный корабль?

За столом неподалеку от следопытов разместилась группа индийских правительственных служащих, которые только что сдали в Лондоне экзамен и теперь следовали в Гонконг. Они все были хорошо одеты и спокойно беседовали между собой.

- И белые мальчики вынуждены есть, буквально сталкиваясь с ниггерами локтями, - продолжал Рейган. - Они знают, что нас пересадили на этот корабль против нашей воли. На чистом американском корабле...

Появился главный стюард. Он послал мне усталый взгляд, полный сочувствия. Я старательно искал выход из сложившейся ситуации.

- Может быть, этот пассажир и его мальчики могли бы обедать в своих каютах? - предложил я стюарду.

- Это не выход! - в глазах Рейгана появился бешеный блеск. - Я обязан блюсти дисциплину. Следить за тем, чтобы мальчики кушали аккуратно и не пачкались.

Я было хотел уже сдаться, когда стюард сделал хитрое лицо и предложил поставить вокруг их стола ширму. Правда, таким образом невозможно перекрыть музыку, но капитан и его ребята в дальнейшем были бы, по крайней мере, избавлены от необходимости лицезреть полуодетых дам и выносить вид индийских правительственных служащих. Рейган немилостиво принял этот компромисс и хотел уже возвратиться к своему столу, когда один из мальчиков с позеленевшим лицом подбежал к нему, прижимая к губам салфетку. За ним последовал другой.

- Мне кажется, Дубровского укачало, сэр. Я поскорее сбежал, оставив Рейгана стоять посреди столовой и во всю глотку призывать санитаров.

***

Хотя "воздушная болезнь" обусловлена преимущественно психическими факторами, она тоже может оказаться заразной, и вскоре, к моему великому облегчению, я узнал, что Рейган со всем своим отрядом лежит, сраженный ею. Когда двумя днями позднее мы прибыли в Кито в Британском Эквадоре, я больше ничего не слышал о скаутах. Зато они задали хлопот одному из корабельных врачей.

В Кито мы сделали короткую остановку, взяли на борт несколько пассажиров, почту и две клетки с обезьянами для австралийского зоопарка.

Не успели мы долететь до Тихого океана, как Рейган был уже одинаково знаменит как среди экипажа, так и среди пассажиров. Хотя несколько человек и могли побить его рекорды, все же для большинства он стал весьма ценной персоной, поскольку на его счет можно было потешаться бесконечно.

Капитан Хардинг еще не сталкивался с Рейганом, и когда рассказы о моих затруднениях дошли до его ушей, они его немало позабавили.

- Вам следовало жестче взять его в оборот, лейтенант Бастэйбл! Это нечто особенное - укрощение строптивого пассажира, знаете ли.

- Но ведь этот парень ненормальный. Вы бы хоть раз посмотрели в его глаза, - сказал я.

Мы принимали вместе по стаканчику в маленьком офицерском баре над рубкой, Хардинг улыбался мне сочувственно, но большую часть моих проблем он совершенно явно относил на счет моей неопытности и того прискорбного факта, что я в общем и целом был просто сухопутной крысой.

***

Первая часть нашего перелета от Южной Америки к южным островам была безоблачной, как всегда, и мы свободно летели по голубому, залитому солнечным светом небу.

Когда наконец показался Пука-Пука, мы получили по рации сообщение о неожиданном шторме, разразившемся над Папеэте <Папеэте - город и порт на острове Таити.>. Вскоре связь прервали тяжелые электрические помехи, однако к этому времени у нас еще не было трудностей с тем, чтобы удерживать корабль в равновесии. Стюарды предупредили пассажиров о том, что, когда мы приблизимся к Таити, возможно, будет сильный ветер. Однако мы надеемся прибыть на остров без опозданий. Мы подняли корабль на высоту две с половиной тысячи футов и таким образом сделали попытку избежать неблагоприятных воздушных потоков. Инженеры в дизельном отделении получили приказ гнать "Лох Этив" на полную мощность, как только мы окажемся в эпицентре бури.

Несколькими минутами спустя странно потемнело и холодный серый свет хлынул в панорамные окна. Включили электрическое освещение.

В следующую секунду мы уже находились в центре грозы и слышали, как град стучит по нашему огромному корпусу. Звук был такой, словно тысячи автоматических ружей одновременно открыли огонь. Не было слышно ни слова. Температура резко упала, и мы дрожали от холода, пока система обогрева не перестроилась на новые условия. Вокруг нас бушевали громы и молнии, и "Лох Этив" слегка вздрагивала, однако ее моторы ревели упрямо, и мы все глубже погружались в черные клубящиеся тучи. Не было никакой опасности, что молния ударит в наш полностью изолированный корпус. В конце концов облака расступились, и мы увидели кипящее море.

- Я рад; что мы не там, внизу, - заметил с ухмылкой капитан Хардинг. - Раз за разом будешь радоваться тому, что люди додумались до воздушных кораблей.

В телефонных приемниках рубки зазвучала нежная музыка. Капитан велел второму помощнику ее выключить.

- Почему это считается чем-то хорошим - никогда не понимал.

У меня свело желудок, когда корабль провалился в воздушную яму, прежде чем снова стабилизироваться. Я ощутил нечто вроде страха. Впервые с тех пор, как майор Пауэлл подобрал меня в Теку Бенга, я нервничал на борту воздушного корабля. А с того дня, казалось, прошли столетия.

- И вправду тошнотная посадка, - проворчал капитан. - Самая скверная из всех, что упомню, для этого времени года, - он застегнул сюртук. - Что у нас с высотой, штурман?

- Мы держим ее, сэр.

Дверь в рубку распахнулась, и ворвался третий офицер. Он был в бешенстве.

- Что случилось? - спросил я его.

- Черт бы его побрал! - выругался он. - Я только что выдержал настоящую баталию с вашим закадычным дружком, Бастэйбл. Этот мерзкий тип Рейган! Он вопил насчет спасательных шлюпок и парашютов. Совсем рехнулся. Никогда еще не встречал таких пассажиров. Сказал, что хочет спрыгнуть. У меня была с ним отвратительная перебранка. Он желает говорить с вами, сэр. Немедленно, - третий офицер обращался к капитану.

Я улыбнулся Хардингу, который ответил мне растерянной усмешкой.

- И что вы ему сказали, третий?

- Решил, что только так смогу его успокоить, сэр, - третий офицер нахмурился. - Это было единственное, что мне еще пришло в голову, иначе все закончилось бы попросту тем, что я набил бы ему морду.

- Этого бы лучше не делать, третий, - капитан вынул свою трубку и зажег ее. - Для компании будет не слишком хорошо, если он вздумает на нас жаловаться, а? Кроме того, мы несем особую ответственность - вежливость по отношению к империалистической Америке и все такое прочее.

Третий офицер повернулся ко мне:

- Вероятно, вам он тоже уже рассказывал о том, что у него большие политические связи в высших правительственных кругах Америки и что они вас в порошок сотрут.

Я невольно рассмеялся:

- Нет, до меня он с этим еще не добрался.

Затем град забарабанил еще сильнее и ветер взвыл так яростно, словно для него было оскорблением видеть, что мы все еще остаемся в воздухе. Корабль нырнул на пугающую глубину, затем снова выровнялся. Он дрожал от кормы до носа. Снаружи было темно хоть глаз выколи. Молнии вспыхивали вокруг нас. Намереваясь успокоить пассажиров, я пошел к двери, поскольку в рубке, собственно, делать мне было нечего.

В этот момент дверь рванули и ввалился Рейган - олицетворение обнаженного ужаса - со свитой бледных скаутов.

Приближаясь к капитану Хардингу, Рейган дико размахивал своей тростью:

- Я несу ответственность за этих мальчиков, капитан. Их родители доверили мне их жизни! Я требую, чтобы нам немедленно были выданы спасательные шлюпки и парашюты!

- Пожалуйста, вернитесь в свою каюту, сэр! - твердо отвечал Хардинг. - Корабль абсолютно надежен.

Однако было бы лучше, если бы пассажиры сейчас по нему не бродили. Особенно это касается рубки. Если вы нервничаете, корабельный врач с удовольствием снабдит вас успокоительным.

Вместо ответа Рейган проревел бессвязную чушь. Капитан Хардинг сунул трубку в рот

и повернулся к нему спиной:

- Прошу вас, оставьте мою рубку, сэр! Я подошел к нему:

- Полагаю, теперь вам лучше... Но Рейган положил свою мясистую руку на плечо капитана Хардинга.

- Послушайте, капитан! Я имею право... Капитан повернулся к нему и произнес ледяным тоном:

- Может быть, кто-нибудь из господ офицеров все-таки будет столь любезен и проводит этого пассажира в его каюту?

Третий помощник и я схватили Рейгана и оттащили его назад. Он был так ошарашен, что оказал весьма слабое сопротивление. Он трясся всем телом. Мы выволокли его из рубки в коридор, где я подозвал двух матросов, чтобы передать "Ронии" им, поскольку пришел в такую ярость от угроз Рейгана капитану Хардингу, что не был больше уверен в своей выдержке. Мне казалось, что я не смогу обходиться с этим человеком спокойно.

Когда я вернулся в рубку, Хардинг курил свою трубочку, как будто ничего не случилось.

- Проклятая истеричная баба, - проворчал он про себя. - Надеюсь, скороды выйдем из полосы шторма.