Позитивизм и научная история

Развитие исторической науки во второй полови­не XIX в. шло очень сложным путем. С одной стороны, на историографию продолжали оказывать влияние ро­мантические идеи (особенно в первые десятилетия этого пери­ода), с другой — на первый план вновь выдвигается рацио­налистическая концепция, однако уже в значительно преобразо­ванной форме.

В середине XIX в. преобладали попытки подчинения истори­ческого познания социологическому. История не рассматрива­лась как самостоятельная научная дисциплина с собственным предметом и методами исследования, а при изучении прошлого преимущественное внимание уделялось государственным деяте­лям и политико-правовым институтам. Исторический материа­лизм оказывал на практику исследований незначительное влия­ние. Огромную роль в развитии методологии изучения конкрет­ных отношений и процессов прошлого и настоящего сыграл позитивизм, воспринявший от рационализма XVIII в. веру в безграничный прогресс общества, убеждение в определяющей роли научных и технических знаний для всего исторического развития.

Но в то время как рационализм XVIII в. основывался глав­ным образом на достижениях математики и механики, позити­визм возник в эпоху огромных успехов естественных дисцип­лин, особенно наук о живой природе. Влияние этих наук, достигших в учении Ч. Дарвина своей наивысшей точки, позво­лило заменить представление о механическом развитии общест­ва идеей его органического развития. Позитивисты признавали объектом науки только общее в изучаемых явлениях. Моделью для них являлось естествознание.

После публикации труда Дарвина «Происхождение видов пу­тем естественного отбора» (1859) представление о природе как статической системе было окончательно отброшено, и корен­ным образом изменились отношения между историей, имевшей своим предметом развитие, и наукой о природе, предмет кото­рой ранее полагался неизменным. Понятие «эволюция» стало для них общим, а методы естествознания казались вполне при­емлемыми для изучения исторических процессов. Таким обра­зом, стиралось принципиальное различие между историческим и естественнонаучным познанием.

Позитивисты считали, что наука складывается из двух эле­ментов: во-первых, из установления фактов (в их прямом вос­приятии); во-вторых, из разработки законов, путем обобщения фактов посредством индукции. Философы-позитивисты утверж­дали, что история, коль скоро она ставит задачей простое откры­тие фактов, не может адекватно отображать прошлое и переста­ет быть научной. Ведь каждая естественная наука также начина­ет с открытия фактов, но затем переходит к обнаружению причинных связей между ними. Опираясь на представление об объективности исторического познания, позитивисты уподобля­ли статику и динамику в обществе соответствующим понятиям в физике и ставили задачу обнаружения вечных и неизменных естественных законов общественной динамики, с помощью ко­торых предполагалось не только объяснять прошлое и настоя­щее, но и предсказывать будущее. Познание закономерностей общественного развития позитивисты объявляли целью исто­рии. Всемирная и национальные истории трактовались как воп­лощение универсальных законов. Предполагалось, что общество есть сумма действий отдельных личностей, находящихся под давлением общих условий. Вопрос о необходимости проникно­вения исследователя в историко-культурный контекст изучае­мой эпохи вообще не ставился.

Среди позитивистов господствовал взгляд на историю как сумму изолированных друг от друга событий. Согласно строгой позитивистской формуле, каждое из них должно было рассмат­риваться не как уникальное, но как событие определенного типа, и объяснить его — значило выявить причину, общую для всех событий данного типа. Позитивистская философия оказала определяющее и чрезвычайно долговременное влияние на пред­ставления об историческом факте.

Исторический факт, согласно полной аналогии с непосредст­венно наблюдаемым естественнонаучным фактом, рассматри­вался как отдельный изолированный объект, независимый от всех остальных и от познающего его исследователя. Считалось, что факты присутствуют в готовом виде в источниках, и каждый из них может быть установлен и исследован без связи с други­ми. Задача заключалась в том, чтобы их обнаружить, а затем вы­строить прочное здание исторической концепции, причем все субъективные моменты, связанные с точкой зрения исследова­теля и оценкой факта, исключались.

Результатом выполнения первой части позитивистской про­граммы — установления всех фактов — был громадный при­рост исторического знания, основанного на пристальном внима­нии к деталям, предельной точности в исследовании источников. Усилиями историков были изданы и подвергнуты критике мно­гочисленные коллекции источников: королевских указов, надпи­сей, хроник, актов, археологических материалов. Установление новых фактов было делом настолько увлекательным, что реали­зация второй части этой программы — разработки законов — отходила на задний план.

Один из основоположников позитивизма выдающийся фран­цузский философ ОГЮСТ КОНТ (1798—1857) отводил истории вспомогательную роль в научном познании. Он предложил со­здать новую теоретическую науку — социальную физику, или социологию, которая должна была стать «сверхисторией». В ее задачу входил анализ причинных связей между фактами челове­ческой жизни, которые обнаруживали историки. Именно соци­ологам предстояло научно осмыслить исторические факты, от­крыть законы и тем самым поднять историю до ранга науки. В философии Конта схема общего хода истории представлялась в виде последовательности трех типов мышления: теологи­ческого (фиктивного) — в древности и средневековье, метафизического (отвлеченного) — в XVI—XVIII вв., научного (позитивного), основанного на опытном знании нового времени. Этим типам мышления соответствовали три стадии развития общества. Конт придавал огромное значение влиянию социальных факторов на деятельность человека, соци­ально-политического контекста — на развитие культуры. Одно­временно он подчеркивал, что именно идеи управляют миром и «переворачивают» его.

Другой выдающийся представитель позитивизма англичанин ДЖОН СТЮАРТ МИЛЛЬ (1806—1876) заявлял о своей привер­женности концепции Вико с его идеями закономерной связи исторических событий и закона прогресса. Он полагал, что закон может быть установлен путем простого перечисления признаков наблюдаемого явления. Милль утверждал, что в общественной жизни люди обладают лишь такими свойствами, которые вытека­ют из законов природы отдельного человека и могут быть к ним сведены, а сложение причин есть всеобщий закон общественных явлений. При этом считалось, что методология истории должна быть ориентирована не на изучение деятельности индивидов, а на выявление той роли, которую играют общественные от­ношения и мировоззрение в индивидуальной деятельности исторических личностей. Действия людей представлялись как со­вокупный результат общих законов человеческой природы и соб­ственного индивидуального характера данного человека.

Идеи Конта были развиты И. Тэном и Г. Спенсером под пря­мым влиянием успехов биологии. Крупнейший английский фило­соф-позитивист ГЕРБЕРТ СПЕНСЕР (1820—1903) создал целостную модель социальной эволюции. Сопоставив общество с живым ор­ганизмом, он увидел в процессе дифференциации и усложнения функций основной закон развития всей человеческой истории. Спенсер, как и Конт, указывал на повторяемость явлений про­шлого и возможность причинно-следственного объяснения ис­торических фактов. Он выделял внешние (природные) условия и внутренние (видовые биологические и психологические) фак­торы развития человечества. Те и другие, выступая как первич­ные факторы, производят вторичные: взаимодействия между ин­дивидами и обществом, материальные и духовные результаты его развития, изменение природных условий.

Французский историк, литературовед, искусствовед и фило­соф ИППОЛИТ ТЭН (1828—1893) применил к развитию общества дарвиновское учение о борьбе за существование и тезис об оп­ределяющей роли окружающей среды, обеспечивающей про­гресс. Историческую науку он называл «психологической анато­мией». В своем основном историческом труде «Происхождение современной Франции» (1876—1893) он, исходя из разработанного им так называемого «психологического метода», объяснял обще­ственную психологию совокупным взаимодействием «расы» (на­циональных особенностей), «среды» (природно-географических и социально-политических условий) и исторического момента.

В результате работы философов-позитивистов возникла но­вая дисциплина — социология, которая стремилась присвоить себе установление общих и непреложных законов всего общест­венного развития на основании данных истории и путем применения методов естественных наук. Но независимо от спора меж­ду социологами и историками о том, кому принадлежит право открывать законы развития общества, позитивистская историо­графия сформировалась на твердой уверенности в закономер­ности исторического процесса.

Классическим примером приложения принципов позитивиз­ма к историографии является знаменитый труд ГЕНРИ ТОМАСА БОКЛЯ (1821—1862) «История цивилизации в Англии» (1857—1861). Последователь Конта, Бокль критиковал тех историков, которые полагали, «будто их дело только рассказывать факты». Он под­черкивал научный статус истории и видел ее главную задачу в обобщении отдельных фактов и открытии универсальных «за­конов человеческого духа», которые мыслились им как резуль­тат влияния на человека и его деятельность природных факто­ров. Вся история человечества, согласно взглядам Бокля, — это или история зависимости человека от природы, что имеет место вне Европы, или стремление к господству человека над приро­дой, присущее европейской цивилизации. Таким образом, куль­турно-исторические традиции оказывались прямыми производ­ными от внешних природных условий. В то же время основным источником исторического прогресса у цивилизованных наро­дов Бокль считал развитие знаний и идей.

Рассматривая, подобно всем позитивистам, историю челове­чества как продолжение истории природы, Бокль опирался на статистику. Эта наука, анализируя цифры, в которых уравновешиваются и поглощаются проявления индивидуальных действий, мотивов и страстей, лучше всего, по мнению автора, способна раскрыть законы истории общества. Бокль утверждал, что статистика дает самые обширные сведения не только о мате­риальных интересах людей, но и об их нравственных особенностях. Историку нужно заниматься не биографиями отдельных вы­дающихся личностей, а изучением природной среды, распреде­ления богатств, прироста населения и особенно уровня знаний. Вслед за просветителями XVIII в. Бокль отождествлял прогресс общества с прогрессом науки.

Позитивистская методология истории в целом опиралась на теорию равноправных взаимодействующих факторов и исхо­дила из следующих основополагающих принципов научной рабо­ты: особый закон соединяет исторические явления в причинные ряды; эти ряды явлений образуют единый исторический процесс закономерного развития, или эволюции; основной движущей си­лой развития являются народные массы, а не отдельные личнос­ти. В теории позитивистская историография выдвигала принцип беспристрастности научного исследования и исключения оценоч­ных суждений, что далеко не всегда соблюдалось на практике.

Российская историография и «русская историческая школа»

В России второй половины XIX — начала XX в. сосуществовали последователи всех известных европейских школ. Большинство русских ученых признавало на­учный и одновременно специфический характер исторического познания, основанного на критическом анализе источников и беспристрастном изложении материала.

Позитивистская концепция исторического знания очень дол­го сохраняла прочные позиции и в некоторых своих версиях да­вала весьма впечатляющие результаты. Ее разделяли (с некото­рыми поправками) такие крупные российские историки, как В. О. Ключевский, Н. И. Кареев, М. М. Ковалевский и др.

В 50-е гг. XIX в. ведущую роль играли воспитанные на крити­ческом методе ученые «петербургской исторической школы» (М. С. Куторга, М. М. Стасюлевич и др.), но в 1860—1870-е гг. центр передовой исторической науки переместился в Москву, где прочно сохранялись традиции Т. Н. Грановского и его бли­жайших учеников, прежде всего П. Н. Кудрявцева (1816—1858) и С. М. Соловьева (1820—1879), который в 1864—1870 гг. изби­рался деканом историко-филологического факультета, а в 1871— 1877 гг. — ректором университета.

Взгляды ТИМОФЕЯ НИКОЛАЕВИЧА ГРАНОВСКОГО (1813—1855) отличало стремление к активизации социальной функции исто­рии. Это очень точно подметил Н. Г. Чернышевский, считая, что весь характер деятельности Грановского объясняется его служе­нием не личной ученой славе, а обществу.

Грановского отличали широкая эрудиция, исключительная способность к историческому синтезу, умение ярко обрисовать целую эпоху. Много лет проработав в русле романтической ис­ториографии, Грановский уже в 1852 г. в своей речи «О совре­менном состоянии и развитии всеобщей истории» выдвинул тезис о том, что история должна заимствовать метод у естественных наук, стремиться стать подлинной наукой и в этих целях даже отказаться от притязаний на художественную законченность формы. Тогда же он начал корректировать в позитивистском ду­хе свои лекции по средневековой истории.

Выдающийся российский историк ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ГЕРЬЕ (1837—1919) был непосредственным продолжателем тради­ций Т. Н. Грановского. Он учился в Московском университете как раз в период профессорской деятельности Грановского и впоследствии подчеркивал, что значение исторической кафед­ры, когда ее занимал Грановский, выходило за пределы универ­ситетской аудитории и глубоко захватывало всю область русско­го общественного сознания. Впрочем, Герье выступал против позитивистской историографии, и в частности резко критиковал «Историю цивилизации» Бокля, поясняя, что, поскольку главны­ми источниками историка остаются произведения человека, а главным предметом изучения — поступки людей, историче­ское познание должно опираться на психологический анализ. Историк подчеркивал влияние идей на судьбу народов и ход ци­вилизации.

Герье впервые в России ввел в образовательную практику исторические семинары по немецкому образцу, выбирая для за­нятий со студентами самые разнообразные темы по социальной и экономической истории, хотя сам в своих исторических рабо­тах изучал историю идей.

В рамках этих семинаров сформировались взгляды ряда крупнейших российских историков, впоследствии возглавивших кафедры всеобщей истории во многих университетах России (Н. И. Кареев, П. Г. Виноградов, Р. Ю. Виппер, М. С. Корелин и др.) и прославивших русскую историографическую школу.

Друг Герье, крупнейший русский историк ВАСИЛИЙ ОСИПО­ВИЧ КЛЮЧЕВСКИЙ (1841 —1911) порвал с теоретическими уста­новками «государственной школы» и рассматривал российскую историю как часть всеобщей. Мечтая создать науку об общих законах строения человеческих обществ, приложение которых не зависит от преходящих местных условий, он выстроил свою оригинальную историческую концепцию. На вопрос о том, что составляет предмет исторического изучения, Ключевский отве­чал, что этим предметом служат происхождение, развитие и свойства людских союзов. Он искал наиболее существенное в истории народа, выявляя характерные обстоятельства, опреде­лявшие его жизнь на разных этапах истории, и видел главную особенность истории великороссов в природном факторе, сти­мулировавшем непрерывные миграции населения. Выделив че­тыре «исторические силы», определявшие в своей совокупности исторический процесс — природу страны, физическую природу человека, личность и общество, — Ключевский создал синтети­ческую концепцию, которая связывала природные условия и че­ловеческую социальность.

В духе позитивистской ориентации на принципы естест­веннонаучного знания Ключевский поставил в курсе «Методоло­гия русской истории» вопрос о различении субъективного метода, делающего из истории средство общественного воспитания, и метода объективного, направленного на научное познание про­шлого. По его мнению, в основе субъективного метода находит­ся стремление обосновать истоки и постепенное становление современной культуры человечества, а потому отбираются толь­ко те исторические факты, которые имеют отношение к этому процессу. Но человечество неоднородно, и вполне естественно, что эта подборка фактов и их оценка у историков, принадлежа­щих к разным культурам, отличаются друг от друга. «Такое историческое изучение, — писал Ключевский, — отправляется не от исторического явления, а от личного кругозора изучающе­го, т. е. не от изучаемого объекта, а от изучающего субъекта, и, следовательно, исходным пунктом изучения становится точка зрения изучающего». Что касается объективного метода, то в его основе лежит взгляд на современную культуру не как на итог развития человечества, а как на одно из его состояний, и задачей становится изучение «самого исторического движения». В этом случае теряет свое значение даже хронологическая по­следовательность явлений, поскольку важно не то, что после чего следует, а то, что из чего следует, и, соответственно, не­обходимы иные приемы исследования: наблюдение, сопоставле­ние и обобщение явлений.

На становление «русской исторической школы» все­общей истории (такое название ей дали зарубежные ученые, высоко оценившие научные достижения своих российских кол­лег) огромное воздействие оказала связь историков с Москов­ским университетом. На формирование ее научной проблемати­ки и активной общественной позиции повлияла социально-поли­тическая обстановка в пореформенной России. Приоритетные темы группировались вокруг истории социальных отношений и социальной борьбы, особенно в переломные периоды разви­тия общества. Историки неизменно подчеркивали воспитатель­ную и общественную функции их науки, систематически зани­мались публицистической и просветительской деятельностью, видя в этом долг ученого.

Ближайшим преемником Герье по Московскому университе­ту был выдающийся русский медиевист ПАВЕЛ ГАВРИЛОВИЧ ВИНОГРАДОВ (1854—1925). В центре его научных интересов сто­яли проблемы происхождения и развития западноевропейского феодализма. Виноградов являлся одним из крупнейших предста­вителей позитивистской историографии. Он подчеркивал свой интерес к социальной истории, а история права, которая была главным предметом его занятий, представлялась ему как аспект социальной истории. В 1901 г. он был вынужден подать в отстав­ку и уехать в Англию, где его знали и ценили и где ему была предоставлена кафедра в Оксфордском университете. В окс­фордском семинаре Виноградова принимали участие молодые европейские и американские ученые. Как выдающееся достиже­ние науки к началу XX в. Виноградов оценивал тот факт, что об­щественное развитие стало пониматься не как сцепление слу­чайностей, а как результат действия законов. Однако, возражая против взгляда на историю как исключительно или главным об­разом науку, устанавливающую причины явлений, он утверж­дал, что многие из исторических фактов сами по себе вызывают глубокий интерес, который делает их достойными изучения не­зависимо от какой-либо возможности связать их вместе посред­ством законов.

ИСТОРИЯ XX в.: КРИЗИСЫ И РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ

На протяжении XX в. историческая: наука не раз пре­терпевала радикальные изменения, которые» ученые назвали по­воротами. Эти изменения касались понимания предмета науки, ее содержания, проблематики, методов исследования и в конеч­ном счете ее профессионально-научного» и социального статуса.

Кризис историографии в XX в. был связан со сменой науч­ных парадигм, принципов и методов познания, а также с изменениями социалъного статуса исторической науки. В любой отрасли знания в какой-то момент возникает ситуация, когда ее доминирующая научная модель оказывается не в состоянии объяснить полученные научным сообществом новые результаты.
Усиливается разрыв между эмпирически ми данными науки и ее теоретическими постулатами. Период кризиса - это период лом­ки старой парадигмы науки и активного поиска ее нового образа,
соответствующего изменившимся реалиям. Поэтому он ха­рактеризуется острыми методологическими дискуссиями, появле­нием конкурирующих исследовательских стратегий, существен­ным расширением самого познавательного поля науки.

Кризис исторической науки в XX в. являлся закономерным следствием бурного развития исторического познания пред­шествующего столетия, в результате чего возникла острая по­требность привести теоретическое знание об истории в соответ­ствие с ее значительно расширившейся эмпирической базой.

Пересмотр старой научной парадигмы начался уже на рубе­же XIX XX вв. с утверждения принципиального различия меж­ду историческим и естественнонаучным познанием, что в конце концов привело к радикальным изменениям в самом образе ис­тории. Однако в первом десятилетии XX в. никто еще не отри­цал, что история является наукой, имеющей дело с конкретным, единичным, неразложимым на более простые элементы истори­ческим фактом. Более решительная атака на позитивизм была предпринята только накануне и во время первой мировой войны. Начавшийся на рубеже веков методологический кризис в годы войны получил колоссальный импульс и превратился в общий кризис исторической науки.

Будучи формой самосознания общества, история чутко ре­агирует на его проблемы, и чем эти проблемы значительнее и острее, тем масштабнее их влияние на состояние науки. Вот почему проблема кризиса исторической науки имеет еще и вы­раженный социальный аспект, который существенно осложняет и обостряет все его течение. Потрясения начала века развеяли оптимистическую уверенность в безостановочном поступатель­ном развитии западной цивилизации, способной гармонично решать все свои проблемы. Рушилась теория прогресса, вновь появилось стремление найти идеал в прошлом. Вместе с опти­мистическими ожиданиями потерпел крушение образ самой ис­тории — мудрой наставницы жизни, способной на основании глубокого понимания прошлого прорицать будущее. Остро встал вопрос о том, нужна ли история вообще.

Важную роль в пересмотре основных принципов историче­ского познания сыграл и произошедший в конце XIX — нача­ле XX в. переворот в научной мысли — революция в физике. Теория относительности Альберта Эйнштейна и другие великие открытия в физике и математике обосновали новую, релятивист­скую, картину мира (пришедшую на смену механистической), исходящую из признания органической связи пространства и времени с движением материи и вытекающего отсюда веро­ятностного характера естественнонаучных законов и, соот­ветственно, вероятностной, относительной природы научной истины.

О глобальном значении этой научной революции очень точ­но сказал позднее Люсьен Февр: «Ясно как день, что фактиче­ской отправной точкой всех новых концепций, овладевших уче­ными (или, вернее, исследователями, теми, кто создает, кто дви­жет вперед науку и чаще всего бывает поглощен именно исследованиями, а не их осмыслением), — этой отправной точ­кой была великая и драматическая теория относительности, по­трясшая все здание науки, каким оно представлялось людям моего поколения в годы их юности».