Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Свобода как условие личностного творчества
Важнейшей составляющей персоналистической революции Бердяева явилась свобода. Без нее утверждение себя в условиях «принудительной эмпирической действительности» невозможно, поэтому все столкновения между людьми происходят на этой почве. Оттого все направления и технологии противостояния личности перед массовыми процессами истории философ начинает со свободы. Дело в том, что даже наличный европейский мир проявлял себя непрерывно как свод законов и правил, в котором провозглашение свободы было уже крайней левизной и даже нигилизмом. Даже у Гегеля свобода — создание необходимости. У Бердяева, наоборот, необходимость создана свободой. «Свобода для меня первичнее бытия, самое положительное в моей жизни, единственное, что подлежит сакрализации. Я эмансипатор истории и сочувствую всякой эмансипации, и Христианство я понял как эмансипацию, благодаря которой личность всегда исключение из законов бытия», — безапелляционно и категорично обозначит он статус этой категории как принцип субъектного существования. Свобода для него и метод самоутверждения, и средство спасения от порабощения объективностью, мировой необходимостью, всеобщностью и рационализацией. Она и главная форма отношения к миру, и главное свойство личности, определяющее ее способность к творчеству и позволяющее разорвать цепь причинно-следственных связей. Заметим, что эта превращенность свободы в творчество принципиально важна, ибо даже у Достоевского свобода — только выбор любви, мыслей, действий, не всегда возвышающий. У Бердяева творчество требует все нового качественного возвышения человека, определяя тем самым и возвышение истории. Собственно, творчество у Бердяева и есть основное проявление свободы, прошедшей испытание жизнью. Поэтому свободу, считает он, не дают, а берут. «Необъяснимое» чудо абсолютной свободы Пушкина кроется именно в наполнении ее сверхличным (вечным) содержанием, отмечает Бердяев. В творчестве смысл свободы как принципа, ибо человек именно в творчестве осуществляет прорыв из царства необходимости в царство свободы, все более доказывая, что он образец и подобие Божие, проявляя свою вторую природу и духовную сущность, где Христос — уже факт вселенского бытия, придающий непрерывную управляемость мысли и творчеству, а заодно и свободе. Даже у Ясперса свободу дарует Бог как вторую реальность взаимодействующих друг с другом людей. Для них Он — необходимость. У Бердяева вырваться из необходимости можно только через личное творчество, всегда выражающее свое «я». В творчестве человек равен Богу и поэтому не связан законами материального мира, над которыми он возвышается и которые обязаны служить ему. Это был принципиально иной способ отношения к миру, в результате которого культ святости дополнился культом гениальности. Критика же, нередко абсолютизируя проблему свободы, называет ее «непосильной крестной ношей» (Исупов), а самого Бердяева — «пленником свободы» (Полторацкий), «запутавшимся в романтическом нигилизме и анархизме», упуская при этом само назначение свободы, не поняв, что именно свобода определяет масштаб назначения человека у Бердяева, поскольку мир не завершен. В ней скрыта тайна преодоления конечного во имя бесконечного, поэтому она лежит в основе технологии бытия у Бердяева. Но свобода, как и все существующее, полярна, она есть бездна, пронизывающая человека, определяющая и его полярность, грозящая поглотить каждый миг его существования в случае отказа от непрерывного творчества и преображения мира. Вне человека она пуста. То есть пока ты не сделал ее своей, она добытое или небытие. Все, что далее, уже уровни организации, приручение свободы через формы самореализации человеческого духа. Жизнь и бытие вне человека для Н. Бердяева абсурд. «Свобода есть моя независимость и определяемость изнутри. Моя творческая сила, то есть не выбор внешнего добра и зла, а мое созидание добра и истины, которые и есть духовное завоевание жизни, вновь и вновь освобождающее меня. Ибо свобода входит в раскрывшуюся мне истину", — поясняет сам Бердяев с целью провести водораздел с европейским пониманием свободы, поскольку для него свобода — не самозамыкание и изоляция (индивидуализм), а «размыкание и творчество», путь раскрытия универсума во мне. С этой точки зрения ценность соборности — истина открытая, но не додуманная Хомяковым. Соборность не в том, что она авторитет, а в «качественном расширении моего опыта до сверхличного, всеобщего», до ответственности за всех. Свобода же, как индивидуализм, — анархия и предрассудок. Этой теме и были посвящены главные книги Н. Бердяева этого периода: «Философия свободы» (1911) и «Смысл творчества» (1912), принесшие ему мировую философскую известность, назначение которых Бердяев видел в том, чтобы вскрыть идеи, чужеродные христианству и свободе. Общий пафос обеих книг Е. Герцык в «Воспоминаниях» выразит коротко: «Твори, не то погибнешь. Антропология и творчество у Бердяева — синонимы» [12]. Поскольку за гипертрофией свободы облегченная критика и сегодня порой готова видеть лишь прихоть оскорбленного самолюбия, «любовь к безосновной бездне», подчеркнем, что бездна спустилась в общество и родила ужас неоформленного, «сырого», не подчиняющегося бытия, поставив человека перед стихией истории лицом к лицу. Заметим, что марксизм по проблеме свободы занял диаметрально противоположную позицию, согласно которой человек должен быть организован извне, через производство и среду. У Бердяева — изнутри, из глубины человека, ищущего сверхналичного существования, где Бог — безусловный смысл смыслов — метафизическая основа движения в мире. Персоналистическое общество должно стать не результатом новой организованной жизни, а следствием новой душевной структуры человека. Заслуга Бердяева в том, что, определив примат свободы над бытием, он тем самым определил и новый смысл человеческой жизни — не спасение, а творчество, ибо примат свободы означает, прежде всего, примат духа, он и есть не бытие, а свобода. Это представление определило не только новый статус человека, но и его новое назначение. Новые возможности благодаря изначальности свободы были направлены не на объективацию и адаптацию, поскольку это лишь формы «овнешнения» личности, а к вечному творчеству. Свобода стала управляемой и желанной, превратившись в свободу творчества, помогая человеку вырваться из мира объективаций и преодолевая былую ущербность и ситуативность сознания. Поэтому вера Бердяева в «золотую жилу» свободы отливает все новые и новые афоризмы: «Творческий акт — самоценность. Он не знает над собой внешнего суда». «Все смыслы — в творчестве. Ибо бытие открывается через субъект, а не через объект». «Именно в творчестве разделенный поток сознания соединяется в единое русло, определяя судьбы мира и человека. Мир держится направленностью творческой свободы на человека». «И самая главная ценность свободы — не утверждение счастья, а утверждение достоинства, которое составляет верховную ценность каждого человека, проявляющееся в борьбе за новые качества личности, за состояние недовольного Сократа» [13]. Не случайно основным критерием свободы у Бердяева является совесть, центральная категория этики. Ощущая значимость содержательного наполнения свободы, Бердяев посвящает ей еще одну книгу — «Философия свободного духа» (1927), где продолжает уточнять все новые аспекты свободы, которую недопустимо понимать облегченно, статически, ибо существует диалектика свободы и судьбы. Философ акцентирует внимание на том, что свобода может переходить в свою противоположность и порабощать личность. Все это были грани нового субъективного вселенского пространства, с новыми историческими задачами, ориентирами, критериями, превращенностью форм, состояниями, вечная битва с угрозой хаоса и авторитетами за приведение мира в новое творческое состояние. Поэтому свобода безжалостна, меняя вектор бытия на противоположный, где драматизм событий усиливается от сознания безосновности обоих начал: свободы и человека — и единственности выхода — непрерывности творчества, отчего индивидуализация превращается в главное событие истории. А высота самой истории и состоит в возможности этой уникальной индивидуализации, где предметом всего исторического творчества становится личность и ее неповторимость. Поэтому Бердяев еще раз уточняет, что «свобода — это труд, бремя, ноша и тогда она — метафизическая первооснова истории» [14].
|