Глава 5. Когда напряжённое ожидание отступает, я проваливаюсь в забытье

Когда напряжённое ожидание отступает, я проваливаюсь в забытье. Что-то между сном и бредом.

Я всё ещё лежу на полу в «Матриксе». Гэймеры идут в атаку, и ГШ вздрагивает в моей скрюченной судорогой руке. Мне тяжело. Полковник Фатеев подкрался сзади и теперь сжигает моё колено на медленном огне. Я слышу его злобное бормотание: «Тебе это зачтется! Сука!» — но обернуться не могу. Я должна стрелять по ожившим мертвецам.

А они совсем не обращают внимания на пули. Спорят между собой:

«Говорю тебе, „Дарк Варриор" — крутая штучка!»

«У тебя что, матрица поехала? По сравнению с „Думом" „Дарк" не катит! И графика ни к чёрту, и анимация — дерьмо!»

Нуля пробивает грудь спорщика, и он горделиво указывает на свежую дырку:

«Вот видишь! „Варриор" и близко не стоял!»

Взрыв. Клубы дыма рассеиваются. И в мешанине тел одна оторванная голова говорит другой:

«Да. Эта вещица покруче „Армагеддона"».

Огонь пылает вокруг. Но почему-то он сжигает только моё колено. Проклятый Фатеев… Сейчас я обернусь и всажу ему пулю между глаз.

Медленно, с трудом поворачиваюсь. Темнота. Где я? Ледяной ужас накатывает. Неужели я снова в метро, в огромной гробнице с останками людей и поездов? В гробницах не место для живых. Там живут чудовища… Псы-убийцы с крокодильими пастями, ожившие мертвецы с серой кожей… Я слишком люблю солнце, я люблю тепло и свет. Я не могу умереть так!

Задыхаясь и волоча за собой раненую ногу, ползу по туннелю. Свежий воздух, это хорошо… Прохладный воздух в лицо. Но тьма по-прежнему густая и непроглядная.

Вдруг проваливаюсь куда-то. Бездна, подо мною бездна! Зацепиться за что-нибудь, остановить падение! Обдирая ладони, сползаю вниз по крутому склону.

Нет. Дно здесь всё-таки есть. Я переворачиваюсь на спину и вздрагиваю. Пальцы судорожно пытаются нащупать опору. Настоящая бездна не внизу, а надо мной. Тысячи далеких льдинок в черной пустоте. Если сорвусь туда, я буду падать целую вечность…

Ночь. Оказывается, уже наступила ночь.

Боль в ноге притупилась. Кровь перестала идти. И вообще, чувствую себя немного лучше. Значит, всё не так плохо. Способность к регенерации у меня ещё есть.

Вот только пить охота. Во рту сухо, как пустыне.

Поискала в кармане плоскую металлическую фляжку. Там должна быть минералка, Артём нацедил. Он так рвался вместе с нами в «Матрикс». Конечно, мы его не взяли. Хоть это мы сделали правильно…

Я глотнула и завинтила крышечку. Остальное — Ивану.

Натянула «ночники» и оглянулась по сторонам. Тишина. И похоже, никто из местных до сих пор не заинтересовался опрокинутым набок «Фордом-Максимусом». Какие нелюбознательные. А может, здесь действительно никто не живет? Значит, полицейская «зачистка» была относительно недавно.

Хромая, я медленно заковыляла к отверстию. Что с Иваном? Я ведь его даже не перевязала.

Майор лежал неподвижно. Присела рядом, взяла его руку… И вздрогнула. Рука была слишком холодной. Попыталась нащупать пульс, хотя бы совсем слабый, хотя бы редкий…

— Иван, — тихонько простонала я. — Иван, не бросай меня. Пожалуйста…

Пульса не было. Дыхания тоже. Взгляд из-под полуприкрытых, немигающих век — спокойный, почти равнодушный.

Вот и всё. Никого не осталось.

Сорвала «ночники», погружаясь во тьму. Так было легче. Ничего не видеть, не думать. Исчезнуть. Темнота меня не пугает. Она уже во мне. Чёрная пустота и холод…

Эти твари всех угробили. Всех, кроме меня.

Я поёжилась. Белозубая улыбка Алана вдруг проступила как наяву: «Не захотела дружить со мной, Таня? Попробуй подружиться с имплантатами…»

Тьма… Какая густая тьма…

Я опять надвинула «ночники»… Вот она, рукоятка ГШ, удобная рукоятка из термопластика. Даже в самый сильный мороз её можно держать голыми руками. Сейчас лето, но почему мне так холодно?

Приставить ствол к виску. Нажать спусковой крючок из того же термопластика… И всё закончится… Пройдёт глухая боль, которая не отпускает меня уже три года, от которой не исцелят самые искусные доктора…

Что будет там, впереди?

Николай, несчастный блаженный, в камере «охранки» не успел об этом рассказать.

Папа, мама, братишка, я так хотела бы опять вас увидеть…

Чёрный зрачок ствола пытливо на меня смотрит. Я медленно опускаю оружие. Нельзя. Тогда уж точно Алан умрёт от смеха в аду. Такого подарка я ему не сделаю.

Я ещё не превратилась в чужую куклу.

Во-первых, выйти на связь. Сигнал наших микрорадиостанций глохнет в пределах десяти километров. Значит, надо воспользоваться обычной городской сетью.

Полезла во внутренний карман куртки Ивана и достала «мыльницу». На плоском корпусе — изрядная вмятина. Пулей сквозь бронежилет? Или всё-таки след от моего пальца?

Открыла экранчик. Поперёк него пролегло несколько трещин. Хвалёная японская техника. В рекламном ролике по мини-компу били молотком — и ничего.

Нажала клавишу «power». Экран оставался тёмным.

Ладно, попробуем связаться хотя бы в режиме обычного телефона. Насчёт прослушивания можно не беспокоиться — при наборе номера Чингиза «мыльница» автоматически переходит в режим кодировки. Для постороннего уха весь разговор покажется хаотическим шумом.

Мой палец лёг на кнопку с первой цифрой, когда внезапно что-то неприятное зашевелилось на периферии сознания. Полуосознанное чувство тревоги.

Они явно ждали, что сегодня мы придем в «Матрикс». Даже коды на дверях не сменили, заботливо готовя для нас ловушку. Может, догадались. А может, знали наверняка…

Я торопливо выключила «пальм», захлопнула погнувшийся экранчик. Сейчас глубокая ночь. Не так много людей пользуется в это время мобильной связью. Не так уж и сложно отследить… Особенно, если они знают резервный сетевой номер Ивана.

И звонить с другого телефона тоже не стоит. Если они держат Чингиза «под колпаком» — это всё равно, что орать на всю Москву: «Вот я где! Придите и возьмите».

Связи нет. Остаётся надеяться только на себя.

Я вытащила батарейку из мини-компа, схватила кирпич и несколько раз, изо всех сил, ударила по корпусу. Перевела дыхание. Так… Разбитая клавиатура, неровная, глубокая вмятина — в том месте, где внутри должен быть «хард диск». Теперь вряд ли с него что-то прочтут…

На всякий случай зарыла изуродованную «мыльницу» в кирпичное крошево.

Снова посмотрела на тело майора. Нет, Иван, я тебя не брошу. Даже мёртвого. Четверо наших уже осталось лежать в «Матриксе». Хватит. Хватит того, что тело Ярослава с биркой на ноге заморожено, словно кусок мяса, в полицейском морге…

Завалить всё кирпичами и обломками бетона, а потом вернуться?

Не выйдет. Я не так хорошо ориентируюсь в Москве, просто не смогу отыскать это место в хаосе кварталов.

И я не могу возвращаться одна. После всего, что случилось — это подло, это невозможно… Какими взглядами меня встретят. Или не только взглядами… Если они в самом деле решат, что вместо мозгов у меня «программа на два гигабайта». Для доброго «зомби» и пули не жалко…

Мне так надо, чтобы они поверили…

Но мне не дотащить Ивана. Я и сама-то едва двигаюсь. О сверспособностях мечтать не приходится… Я не представляю, где нахожусь, в какую сторону идти.

Нужен кто-то из местных. Желательно не один, чтобы донести тело… Пускай даже под дулом пистолета. Не может быть, чтобы здесь никого не осталось!

В придачу к моему ГШ забрала «стечкин» из кобуры майора, поменяла обоймы в пистолетах, привинтила глушители и опять выбралась в воронку.

Меня шатало от слабости.

Пустые глазницы домов равнодушно таращились чернотой.

Втянула воздух через нос. Никакого намека на дым или другие свежие признаки человеческого присутствия. Ей-богу, сейчас меня бы устроили даже не самые приятные ароматы и звуки.

Откуда-то, очень издалека, доносятся едва различимые автомобильные гудки, слабые отголоски ревущей из чьих-то колонок музыки. Но вокруг, на много кварталов, — тишина…

Когда три года назад я жила в общаге универа, собачьи стаи иногда устраивали под моим окном шумные ночные разборки. В нынешней Москве — это почти редкость. В первую голодную зиму на псов устраивали настоящие облавы. Я тоже ела собачье мясо. Слепень был прав — лучше крысиного.

Бездомные кошки вообще отсутствуют как биологический вид. Только где-то на чердаках, в подвалах, вероятно, ещё есть особо осторожные, недоверчивые к «двуногим» экземпляры…

Закружилась голова. Я покачнулась, присела на обломок бетона.

Странно. Подумала о собаках и кошках. И что-то вроде жалости шевельнулось. К совершенно чужим и незнакомым животным. О незнакомых людях я почти разучилась так думать.

В половине домов наверняка есть остатки человеческих скелетов. И воспринимается это как деталь пейзажа.

Если кошмар длится долго, к нему привыкаешь.

Но иногда так хочется проснуться… Я сдвинула «ночники» на лоб и запрокинула голову. Только небо и звёзды над городом были правильными, неизменными. Хорошо, что люди пока не дотянулись до звезд…

Я сидела минуты две. Потом потрогала колено. Нога болит всё меньше. Доковылять до жилых кварталов и тормознуть машину? Ночью без стрельбы это вряд ли получится. Угнать? В Москве даже днём редко встретишь оставленную без присмотра машину. Все автостоянки надёжно охраняются.

Есть ещё и такая гадость, как ПСНы — пункты скрытого наблюдения. Обычно полиция выставляет их на границе Развалин. Раньше всю уцелевшую часть Москвы пытались обнести «колючкой». Но каждую ночь в этом ограждении появлялись новые дыры. В МВД махнули рукой и ограничились ПСНами в важных местах. Местные хорошо знают, где они располагаются, и обходят те места десятой дорогой.

А вот я могу нарваться.

Всё-таки надо искать местных.

Многие знают Чингиза — каждую зиму он организует для «нелегалов» поставку продуктов и тёплых вещей. Кто-нибудь мне поможет.

Сперва проверю подвалы. Самые обжитые места в Развалинах. И начну с «моего» подземелья.

Опять согнулась и залезла в отверстие. У тела Ивана остановилась. Он так же невидяще смотрел в потолок. Я вздохнула и опустила его веки… Стащила с себя куртку, накрыла тело.

Зябко. Под бронежилетом у меня только рубашка из гардероба Чингиза. Ничего, вытерплю.

Дальше по коридору можно было идти не пригибаясь. Осложнения начались чуть спустя. Я подошла к распахнутой, криво свисавшей двери и замерла в нерешительности.

Картина впереди — жутковатая. Длинное помещение. Перекосившийся, словно вот-вот готовый рухнуть низкий потолок и искореженные, похожие на закоченевших змей, трубы. Кажется, всё это только и ждёт, чтобы меня здесь похоронить.

Я сделала ещё один глоток из фляжки. Всего лишь вода, но подействовало не хуже горячительного. Я бодро заковыляла к противоположной двери, видневшейся в дальнем конце подвала. Что-то мелькнуло в углу. Засмотрелась и едва не упала, споткнувшись о трубы. Шепотом выругалась. Наверное, крыса. Это хорошо. Значит, люди живут где-то поблизости. Или жили совсем недавно.

Но рисковала я зря. Коридор, начинавшийся за дверью, спустя десяток метров упирался в завал.

Решила вернуться. И вдруг что-то остановило. Вынудило замереть. Галлюцинации? Несколько секунд едва дышала, напряжённо вслушиваясь. Нет, не померещилось. Чуть различимая мелодия. И доносится она именно со стороны завала.

«Аборигены» впервые подавали признаки жизни.

Только мне всё равно до них не добраться.

Я вздохнула и попробовала заняться расчисткой. Если рухнули подвальные перекрытия, смысла в моих усилиях мало.

Убрала пару не особо крупных обломков. Повезло.

Отверстие. Совсем узкое. Ещё через минуту стало ясно, что протиснуться можно, хотя и с трудом. Я взяла кусок арматуры и осторожно попробовала расшатать нависавшие над дырой, будто двускатная крыша, куски бетонной плиты.

«Крыша» стояла неподвижно. Но лезть вперед не хотелось. Когда я бомжевала в Курске, двое бедняг в аналогичной ситуации жестоко поплатились за настырность.

Мы тогда лазили по разрушенным кварталам, собирая всё, что можно было обменять на еду. Успели насмотреться… Вполне прочные на вид сооружения складывались, будто карточные домики. Конкурирующую «бригаду» именно так завалило. Половина из них, даже сутки спустя, оставались живы. Мы слышали их крики. И хотя и были они порядочными скотами, мы, наверное, откопали бы их. Если бы могли…

Жуткая смерть. Никто такой не заслуживает.

Я осторожно глянула в дыру.

По ту сторону завала — ржавые трубы, пыль и никаких намёков на человеческое присутствие. А главное — тишина…

Словно в ответ на эти сомнения донеслась приглушённая, но вполне явственная мелодия.

Я облизала губы. Соваться в отверстие — ой как неохота. Но карабкаться из воронки и лазить по всему кварталу в поисках другого пути в убежище «аборигенов» тоже не метод. Наверняка этот, настоящий, вход хорошо замаскирован, раз полицаи его не нашли.

Выбора нет.

С ГШ в руке я легла на острые куски кирпичей, покрывавшие пол, и осторожно стала протискиваться внутрь. Пролезла наполовину, дальше дело застопорилось. Холодея, не сразу сообразила, что зацепилась «стечкиным» в подмышечной кобуре. Переложила пистолет майора в левую руку и благополучно выползла с той стороны.

Села, переводя дыхание. Почему-то вспомнился старый мультфильм про Винни-Пуха, застрявшего в норке у Кролика. Сейчас тот эпизод уже не казался смешным.

И где это мы? Небольшая комнатушка, действительно без намёка на то, что здесь бывают люди. Сломанный табурет, ещё какой-то бытовой хлам, ржавый металлолом. Все это — под толстым покровом пыли и застарелой паутины.

Но главное, здесь есть дверь. Нормальная, рассохшаяся деревянная дверь, без всех этих бронированных извращений.

Я отряхнулась от пыли и чихнула, уже жалея, что оставила респиратор рядом с курткой. Подошла к двери и дернула за ручку. Ржавая рукоятка осталась у меня в ладони.

Ага, дверь-то открывается в другую сторону! Я навалилась на неё. Заперто, и замок ещё держит. Отступила на несколько шагов, разогналась и ударила плечом.

Трухлявое дерево затрещало, разлетаясь на куски. Но это не добавило оптимизма. За дверным проёмом хода не было. Серая стена деревянных ящиков от пола до потолка.

Или они не серые, а зелёные? Сквозь «ночники» всё в одном цвете… Здоровенные, как гробы. Похоже, армейские. Не знаю, что в таких хранят обычно. Карабины? Или гранатометы?

Попробовала поднажать.

Бесполезно. Один из «гробов» вверху был развёрнут длинной стороной, на которой имелась стальная рукоятка. Я вцепилась в эту рукоятку и потянула изо всех сил, С таким же успехом можно было дергать за крюк на корпусе танка. Серая стена даже не шелохнулась. Огромные ящики были под завязку наполнены чем-то весомым и плотно стояли в несколько рядов. Консервы. Или всё-таки оружие.

Придётся возвращаться и искать другой вход.

А может, и не стоит искать. В подвале обитает кто-то серьёзный.

Гусаковскую власть они, конечно, ненавидят. Только это не значит, что они станут мне помогать. Если в здешнем подвале базируется банда, лучше уматывать подобру-поздорову. Среди «крутых» попадаются такие отморозки — похлеще Слепня. И никто из местных, даже самый ко мне расположенный, пальцем не шевельнёт без санкции «бригадира».

Вернулась к завалу, и ноги у меня подкосились от ужаса. Дыра на ту сторону ещё была. Но сейчас через неё мог протиснуться разве что младенец. Наверное, обломки бетонной плиты сдвинулись, пока я выбивала дверь.

Я вцепилась в край плиты. Без толку. Здоровенные куски сидели прочно, словно камни в крепостной кладке. Я заживо замурована здесь. Как те бедняги в Курске.

Мне не выбраться…

Я сползла на пол. Не выбраться… Однажды в детстве я доставала мышку из клетки-мышеловки. Мышка уже была мертвая. Умерла от страха. Наверное, в тот самый момент, когда захлопнулась дверца.

В памяти всплывает покойник из убежища под «Матриксом».

Нет! Не раскисай! Не раскисай, Таня…

Легко сказать. Слишком много произошло за последние дни. Почему я?.. Почему это со мной?

Закрыла глаза и минут пять посидела неподвижно, стараясь ровно, глубоко дышать. Снова донеслась знакомая мелодия. И слабым отголоском чей-то смех.

Я встала с пола, отряхнулась. Нервы надо держать в узде.

Я здесь вовсе не одна. Но звать на помощь пока не стоит. Будет лучше, если я доберусь до здешних обитателей раньше, чем они сами меня обнаружат.

Подошла к стене перекрывавших проход ящиков. Ещё раз внимательно осмотрела. В левом верхнем углу ящики неплотно прилегали к дверному проёму. Оставался небольшой зазор.

Если бы удалось через него втиснуться наверх… У потолка должно быть свободное пространство.

Преграда лишь на первый взгляд ровная как стена. Щели в ней вполне достаточные, чтобы зацепиться пальцами. Кое-где торцы ящиков слегка выступают, образуя узенькие карнизы.

Я оглянулась, критически осматривая груды наваленного в комнатке хлама. И начала перетаскивать всё это добро к дверному проёму, пытаясь соорудить что-то вроде шаткого «пьедестала» для восхождения. Удовлетворившись результатом, сняла бронежилет, ботинки и носки.

Первая попытка привела к тому, что я грохнулась на пол и, шипя от боли, несколько минут массировала раненое колено.

Вторая была удачнее. С «помоста» я не загремела, но протиснуться наверх не смогла. Всё-таки щель была слишком узкая.

Пару секунд я колебалась, потом с решимостью отчаяния принялась торопливо стаскивать одежду. Я должна выбраться, должна… Любой ценой…

Оставшись в чем мать родила, надела подмышечную кобуру.

И чуть погодя убедилась, что придётся расстаться и с этим последним предметом гардероба. Сунула ГШ в зубы и, распластавшись по торцам ящиков, снова полезла вверх. Когда спина обрела опору в виде стены, стало немного легче. Извиваясь, как вьюн, я медленно просачивалась в отверстие.

Несколько раз, обдирая кожу, едва не соскользнула вниз. Одни раз уже у самой «вершины». Наконец зацепилась пальцами за край ящика, подтянула тело, нащупывая ногами хоть какую-нибудь опору. Удалось. Спустя несколько секунд я уже перекидывала верхнюю часть туловища через край стеллажа.

Вскарабкавшись целиком, выпустила пистолет из зубов. Зажав его в руке, долго отдыхала, переводя дух и лёжа плашмя в узком пространстве между ящиками и потолком.

Холода я пока не чувствовала. Ныли мышцы, болело колено и ободранная кожа на спине. Но всё это несмертельно. Я вслушалась. То же, что и раньше. Приглушённая музыка и временами долетающие отголоски смеха. Хорошо. Значит, они не слышали, как я выбивала дверь.

Теперь понимаю, что погорячилась с одеждой и бронежилетом. Их можно было привязать к щиколотке и тянуть за собой. Но возвращаться нельзя. У меня не хватит сил повторить «восхождение».

Медленно поползла вперед. Зазор между потолком и крышками ящиков составлял сантиметров сорок, не больше. Хотя виднелись неоновые лампы, сейчас в комнате была кромешная тьма.

Попробовала открыть несколько ящиков. Ожидания не оправдались. Ни гранат, ни автоматов. Тушёнка, сгущёнка, водка…

Я доползла до противоположного края и осторожно глянула вниз. По крайней мере, прыгать не придётся. Дальше рады ящиков шли ступеньками. В комнате ни души.

Спустилась и начала внимательно изучать дверь. Стальная. Но замок — не очень… Снаружи послышались шаги. Я отступила, прижимаясь к стене. Щёлкнул выключатель, и комнату залило ярким светом.

Если бы не мгновенно адаптировавшиеся фильтры «ночников», я бы на пару секунд ослепла от такой резкой перемены. Лязгнул замок. Дверь открылась внутрь. Я шмыгнула за неё и притаилась. Кто-то засопел, передвигая ближайшие ящики. Откинул крышку, со злостью пробормотал:

— Опять лазили, уроды.

Последовало длинное, цветистое ругательство. Звякнули извлекаемые банки.

— Ничего, Джон им подберёт ключик, — приговаривал незнакомец. — Так подберёт — мало не покажется. У них эта тушёнка из всех дырок полезет…

Стукнула захлопнутая в сердцах крышка. Сейчас он выйдет и снова закроет кладовку! Нет, это в мои планы не входило. Я выскользнула из-за двери. Незнакомец как раз повернулся ко мне затылком и немедленно получил по нему рукояткой ГШ.

К сожалению, результат был совсем не тот, на который я рассчитывала. Коренастый пожилой мужик быстро обернулся, даже не выронив банки с тушёнкой, и изумленно на меня уставился.

Чёрт! Или я настолько ослабла, или относительный легкий ГШ с пластиковой рукояткой не годится для таких дел,

— Привет! — ласково улыбнулась я.

— Ты кто? — выпучил он глаза.

Вместо ответа врезала ему ногой пониже пояса. Мужик согнулся, роняя жестяные банки. Одну я подобрала и расплющила о его лысоватую макушку. Это помогло. Незнакомец свалился и уткнулся носом в пол.

Начало как будто оптимистическое. Я аккуратно прикрыла дверь. Вслушалась. На помощь «кладовщику» никто не спешил.

Я обыскала его, отобрала карманный ножик, связку ключей и старенький ПМ в довольно паршивом состоянии. Ни разу его не чистили? Из такого барахла и застрелиться не выйдет.

Стоя над телом, заколебалась. Может, взять себе одежду «кладовщика»?

Нет. Промасленный комбинезон размеров на пять больше и будет лишь сковывать движения. А кроме того… Кроме того, женское тело само по себе достаточно сильное средство. Особенно против неустойчивой мужской психики. Так что прятать это оружие под вонючие тряпки было бы сейчас неразумно.

Жаль, что рядом нет зеркала, чтобы привести себя в порядок. Я с ног до головы в пыли и паутине и смахиваю скорее на кикимору, чем на ту девушку, за которой пыталась ухаживать половина мужской части нашего «потока». Здесь, правда, не универ, но кое-какой макияж надо навести.

Заперла дверь, отыскала ящик с водкой. Мессалина, говорят, любила поплескаться в ванне с козьим молоком. Пускай римлянка на том свете лопнет от зависти!

Я откупорила несколько бутылок «Кремлёвской» и следующие пять минут принимала самый дорогостоящий душ в моей жизни. Ссадины и едва затянувшуюся рану на ноге обожгло, но в остальном — полный порядок. Запах от меня такой, что алкаши провожали бы меня на улице, словно коты бочку с валерьянкой.

Напоследок сняла «ночники» и умылась. Теперь я в том состоянии, чтоб угодить на обложку какого-нибудь «Пентхауза". Бандиты будут радостно потрясены. Первые несколько мгновений. Потом им будет всё равно. Когда в голове дырка, уже не до девиц с обложки.