Разведчики могут успешно решать поставленные перед ними задачи только в том случае, если способны самостоятельно принимать решения в соответствии со складывающейся ситуацией»

(«Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ‑49», изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)

– С личным составом познакомлю чуть позже. – Куминов покосился на Сашу, как попросила называть себя девушка. – Сейчас мне с вами нужно просто пообщаться. Правда, совсем недолго, время позднее уже. Мы в армии, подъем ранний.

– Не стоит думать про это, капитан. – Лысый, возникший рядом словно из воздуха, улыбнулся. – Выход вашей, и не только вашей, группы послезавтра. С утра никто вас поднимать не будет, если считаете нужным пообщаться с нашей очаровательной ученой сотрудницей, так вперед. Тем более что лично я считаю это верным выбором. Задача перед вами стоит тяжелая, а Александру вам нужно и просто необходимо понять. В отличие от ваших собственных подчиненных, которых вы знаете как облупленных.

– Спасибо. – Куминов кивнул ему. Повернулся к девушке: – Давайте прогуляемся, если вы не будете возражать. Мороз несильный, а я, если честно, устал в блиндаже сидеть.

– Хорошо. – Александра покрутила головой. – Куда пойдем?

– Вон в ту сторону. – Капитан ткнул пальцем в сторону еле видневшейся в лунном свете открытой поляны. – Под руку меня возьмите, чтобы ноги не переломать. Я тут уже наизусть все знаю, а вот вам явно неудобно будет.

– Эх, молодежь, молодежь… – лысый улыбнулся. – Все бы вам романтику, прогулки под луной, стихи Блока там…

Куминов не стал отвечать, просто повернулся и пошел в указанную им самим сторону.

Луна была практически полной, мягко заливающей лес голубоватым светом. Высокие ели и сосны, которых вокруг было в достатке, казались в нем сказочно красивыми. Впрочем, как и все остальное, чего касалось своими прозрачными лучами легкое волшебство лунного серебра. Вон, чуть в стороне от основной тропинки, которую бойцы втихомолку именовали «проспектом Ильича», спрятались два КВ‑5 из охранения штаба полка. Грозные боевые машины, повергающие в страх противника, сейчас казались странным образом перенесенными сюда военно‑морскими бронированными судами. Грозными и страшными для врага, разумеется, судами. Часовые в тулупах и ушанках, которые попарно проходили мимо них, напоминали любившему в детстве читать Гофмана и братьев Гримм Куминову зимних троллей, оказавшихся здесь по ошибке.

Странные чувства вызывала эта спокойная красота у еще очень молодого разведчика‑ветерана, идущего под зимним небом с совсем незнакомой девушкой‑профессором. Вроде бы, что такого в скоплении военных людей и техники зимой да под луной? Так ведь нет, есть что‑то особенное, неуловимое и пробирающее до глубины души. Романтиком себя Куминов никогда не считал, на красоту внимание обращал, конечно, но не часто. Но последние полгода стал ловить себя на мысли о том, что постоянно пытается поймать взглядом, уловить что‑то незначительное и прекрасное, закрепить в голове, запомнить. Совсем как сейчас.

Куминов смотрел на звезды, думая о том, как бы хотелось смотреть на них чуть по‑другому. Сколько угодно долго, и не думая о том, что вот так, расслабленно и наслаждаясь их красотой, он, возможно, стоит в последний раз. Эта чертова война, длившаяся уже так долго, стала привычной. Но он хотел бы закончить ее, чтобы она не досталась другим, тем, кто сейчас спокойно спит там, за Уралом, у мамки под боком. Ему очень сильно хотелось закончить ее, осознавать факт того, что все осталось позади. Очень хотелось… Написав где‑нибудь в Берлине: ВНЕШНИМ ВИДОМ СТОЛИЦЫ ВРАГА ПОЛНОСТЬЮ УДОВЛЕТВОРЕН. И он знал, что так и будет, и никак больше, только так.

– Капитан? – Саша, молча идущая рядом, нарушила тишину первой. – Вы вполне обоснованно переживаете сейчас за группу, так что поделаешь? Придется вам меня тащить с собой.

– А почему вы так считаете? – Куминов чуть глянул на ее профиль, четко обрисованный лунным серебром. – Я ни слова еще не сказал, тем более что есть приказ.

– Что и зачем тут говорить? – Девушка чуть улыбнулась. Самым краешком губ, слева. – Все прекрасно понимаю. Думаете, я бы хорошо себя ощущала, если бы вдруг в мою лабораторию зашли вы с подчиненными и заявили, что прибыли помогать мне в работе с вирусными культурами, к примеру? Точно так же, понимая, что это приказ, делала бы, что умею, и злилась про себя. Постараюсь не быть совсем уж большой обузой. Я ведь нормы осоавиахима всегда сдавала легко. И пока училась, занималась атлетикой, лыжами, стрельбой. Самбо немного знаю…

Куминов хмыкнул. Подумал, хмыкнул еще раз и двинулся в сторону ближайшего «КВ». Подошел, пожал руку часовому, тут же тактично отошедшему. Махнул девушке, подзывая ее к себе.

– Вы знаете, что это такое?

– Да. – Было слышно удивление в голосе. – Тяжелый танк «Клим Ворошилов», пятой модели. Вооружение…

– Не надо мне рассказывать его ТТХ. – Капитан улыбнулся. – Рад, что вы действительно готовились ко многим вещам. Вопрос в другом, уважаемая спортсменка, комсомолка и настоящая красавица Александра, совершенно в другом. Я и близко не предполагаю, что такое вирусные культуры, из культур разбираюсь разве что в плодово‑ягодных и прочих сельскохозяйственных, и то потому, что детство такое было. Но соваться в них самостоятельно точно бы не стал, даже если бы знал теорию на «отлично», но не имел бы практики. Да, вы пойдете в составе моей группы, действительно наиболее опытной и успешной из всех не только в нашем полку, но и в дивизии как минимум. Но это так, для страховки. Знаете, Александра, от чего никто нас с вами не застрахует?

– Нет… – она насупилась, глядя на абсолютно спокойного Куминова. – Подскажете?

– Ну, а чего не подсказать‑то? – тот кивнул головой. – Я не зря подтащил вас к танку. Это наша боевая машина, прекрасный и незаменимый помощник пехотинца на поле боя. И очень страшная вещь, очень. Понимаете о чем я? Орудия, пулеметы, усовершенствованный дизельно‑комбинированный двигатель, широкие траки, довольно высокая скорость. А броня, какова толщина брони! Немцы этих машин боятся, и всегда боялись танков этого семейства.

Но знаете, товарищ профессор, у немцев хватает и своей бронетехники, всякой разной. Есть, например, Порше‑911/П, слышали? Нет? А я вам расскажу, потому как каждый разведчик должен знать своего врага. А эта машина, вернее, бронеавтомобиль, входит в состав злейших наших врагов. У нас – БРМ и БРДМ, у них – этот самый «Порше», к примеру. Высокий дорожный просвет, покрышки с самогерметизирующим составом внутри, броня в несколько миллиметров, устройство радиолокационного, шумового, теплового и еще бог его знает какого поиска. А также несколько прожекторов и, самое главное, пулемет калибра девять миллиметров у стрелка‑радиста и двенадцатимиллиметровая бандура в башне. Которая, к слову, вертится на триста шестьдесят градусов. Уровень проходимости чудесной ганцевской бибики – как у наших разведывательных машин. Объяснить, к чему все это? Запросто да прямо сейчас.

Куминов подошел поближе к девушке. Посмотрел в темные глаза, блестящие в лунно‑звездном свете, нахмурился.

– Там, за линией фронта, на ничейной полосе, они курсируют постоянно. Там целые охотничьи своры немцев, и не только на «поршнях». И все они там только и ждут момента, чтобы поймать нашего брата. А вы мне тут про атлетику…

Можете представить себе, как убегать от такой вот, пусть и не такой огромной, железной машины? Да вдобавок лупят по вам из крупного калибра, а? И не приведи господи в такой ситуации нам с вами оказаться, это же провал задания, сразу. Но если что… можете? Понимаете меня, говорите…

Куминов покачал головой, глядя на девушку. Приказы, приказы, задания. Ну, скажите на милость, какой такой приказ заставляет ее идти? У них что, больше не было никого в институте, что ли… или?

– Стоп, машина… – он подошел к ней ближе. – А скажите‑ка мне, Александра, у вас разве мужчин в институте нету?

– Есть. – Даже при лунном свете стало заметно, как на ее лице заиграли желваки. – А что такое?

– Вы такая же, как я? – капитан внимательно посмотрел в глаза собеседницы. Та не отвела их, кажущихся такими черными ночью. И еле заметно кивнула головой. – Ясно…

Он задумчиво повертел головой и направился в ту сторону, куда и шел. Венцлав чуть пожала плечами и двинулась следом.

В молчании они шли недолго.

– Расскажите мне, пожалуйста, про этих самых фрицев. Фотографии фотографиями, но хотелось бы конкретнее немного знать про то, что нас ожидает. Расскажете?

– Конечно, только есть условие.

– Молчать? Так оно и ежу понятно…

– Нет. – Венцлав чуть улыбнулась. И снова одними кончиками губ. – Прекратите мне «выкать» и называть Александрой. Я же просила называть меня Сашей. Хорошо?

– Да. – Капитан оглянулся вокруг. – Пойдемте… э‑э‑э, пошли вон в ту сторону. Не замерзла?

– Нет. – Саша поправила шарф крупной вязки, крепко обмотанный поверх отложного воротника овчинного полушубка. Притопнула практически такими же, как и у Куминова, унтами и развела руки в сторону. Вроде как, а с чего бы мне мерзнуть, капитан?

– Ну да. – Куминов крякнул и пошел в сторону блиндажа собственного взвода.

У входа в небольшую траншею находилась «курилка», устроенная посередине трех лавок, оббитых войлоком. Он сел на одну и похлопал ладонью, приглашая девушку присоединиться.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Оно вроде понятно насчет того, что эти самые фрицы не совсем обычные. Вот только и мы с тобой вроде как не совсем стандартные люди. А что в этих‑то такого, что позволяет сигать через рвы, когда они железом с ног до головы обвешаны? Это к примеру.

– Хороший вопрос… – Саша сняла вязаную рукавичку и запустила руку в карман полушубка. Достала пачку «Столичных» и зажигалку, посмотрела на капитана. – Не против?

– Да нет. – Куминов повел плечами. Сам он не курил, дыма не очень любил, но на свежем воздухе он его абсолютно не раздражал. – Кури, если хочется.

– Сам не куришь? – девушка щелкнула колесиком зажигалки. Фитилек, пропитанный бензином, вспыхнул еле заметно. Саша прикрыла его ладонями, и погасила сразу же. Сигарету зажала в кулаке, на что Куминов одобрительно поставил плюс про себя. Может, она и правда будет не такой уж и обузой, как подумалось сначала. Во всяком случае, многие из пополнения новобранцев, да и многие из тех, кто служил за линией фронта, простую истину о вреде курения ночью из‑за снайперов проверяли собственными продырявленными головами. А тут на‑ка, посмотри, абсолютно привычным жестом это делает девчонка.

– Не курю. Это вредно при моей воинской специальности. – Куминов подумал, глядя на явно заинтересовавшуюся собеседницу, и нехотя продолжил: – Во‑первых, просто вредно для здоровья. Дыхалка, кровеносная система, то, что разведке необходимо в первую очередь. Во‑вторых, вредно для обоняния, что очень важно. Сильные запахи я чувствую издалека, а хороший «ловец» с той стороны – еще лучше. Меры противодиверсионной деятельности есть разные, и лучше не курить, чтобы ни себя не выдать, ни самому кого близко не подпустить. Как‑то так.

– Ясно, просто и доходчиво. Попробую тоже так же объяснить насчет немцев. Так вот… – Саша посмотрела на небо. – Слушай, товарищ капитан, оно важно…

Час назад ты узнал про то, что сам являешься не совсем обычным человеком. Через полчаса будешь знать еще больше. У тебя, как и у меня, есть свои, отличающиеся от большинства наших граждан, особенности. Развитие их идет по нарастающей, сразу же после первичной активизации. Наверняка уже сам обратил внимание на то, что простые ссадины у тебя проходят за полдня, не больше. Еще, как мне кажется, приходится и отшучиваться: как на собаке заживает, ведь так? Можешь и не отвечать, знаю, сама проходила. Выносливость, восстановление да и прочие физические параметры… чудесно, да? Столько всего можно сделать, столько полезного, особенно сейчас, когда война.

Но есть одно «но», капитан Коля. Если активизировать все скрытые до времени ресурсы организма, то расплата будет. То, что было в бою под Уфой, как раз один из таких случаев. Так уж наш организм устроен, что за все приходится платить.

– То есть? – Куминов немного непонимающе уставился на нее.

– Да все просто. – Саша бросила докуренную сигарету в бак с песком. – У тех немцев агрессия была вначале. Те, кто попал в плен, скончались в течение трех дней, от полного физического истощения, да и психологического тоже. Некоторые, правда, выжили, самые сильные. Сейчас их содержат в изоляторе института, за стальными дверями, постоянно прикрепленными к собственным койкам. И только потому, что они нужны как подопытный материал. Как люди они уже не существуют. Препарат сделал из них практически зверей. Очень агрессивных, опасных и выносливых зверей, готовых к постоянному убийству. Воздействие основных активных веществ, содержащихся в составе инъекций, на определенные участки головного мозга привело к такому результату, Коля. И знаешь, что?

– Что?

– У каждого из нас в индивидуальной аптечке будет по пять одноразовых ампул с инъекционными иглами. И дублирующие у меня. А препарат, который в них находится, практически тот самый, только что улучшенный. А еще антидот, который необходимо применить сразу после прекращения его действия. Если не применить, то сам понимаешь, что будет.

– И зачем тогда нам такая радость? – Куминов поежился.

– Случай же всякий бывает, согласись со мной, капитан. Именно на такой вот всякий случай они у нас с собой и будут. Но это не самое главное, тем более что рассказывала я тебе про то, что нас ждет.

– Это точно.

– Те, настоящие «берсерки», созданы по другому принципу. Это, если уж ты говоришь, что знаком с агрокультурами, в чем‑то схоже с ними. В течение полутора десятка лет немцы создавали своих юберзольдатен, экспериментировали с различными катализаторами, реагентами, операциями. У этих ребят нет никакой необходимости в постоянно вводимых внутривенно чудо‑препаратах, они у них всегда с собой. В самом их организме, постоянно выделяемые и восстанавливаемые.

– Их как сорта помидоров, что ли, выводили? – Куминов мотнул головой.

– Вот‑вот, именно так. Долго, вдумчиво и со знанием дела. А то, что говорил твой комполка про шарлатанство всех этих туле и аненнербей, только помогало. Сам понимаешь, что я не так уж давно этим занимаюсь. Но уже успела понять, насколько далеко они шагнули вперед… хотя и мы стараемся не отставать, хотя бы по некоторым параметрам. Так вот…

Те образцы, которые ты видел на фотографиях, созданы именно как солдаты. Тяжелая штурмовая пехота, не более того. Пусть и очень страшные, сильные и прочее, но пехотинцы, понимаешь? Другое дело, Коль, что такие, как они, могут сотворить во время боя. Именно поэтому нам надо как можно быстрее разобраться с тем, что происходит в их организмах, чтобы и создать что‑то для равноценного удара.

– Подожди… – Куминов недоверчиво покрутил головой. – Ты хочешь сказать, что вы в своем институте создаете что‑то подобное?

– Не совсем. – Саша нахмурилась. – Мы идем по другому пути. Ты, я, твои ребята, вот что нам необходимо. Нам не до того, чтобы создавать таких же чудищ.

– Понятно… – капитан кивнул, сделав в голове необходимую зарубку. – А дальше?

– Что именно?

– Что ты знаешь про то, с чем нам придется столкнуться?

– А что я знаю? – девушка пожала плечами. – Непосредственно в Берлоге нас будут ожидать разные сюрпризы. Про них перед выходом проведут инструктаж, выдадут всю необходимую информацию. Думаешь, мне известно достаточно много? Да нет, ничего подобного.

– Другие фотографии… – Куминов встал, протянув ей руку. – Пойдем потихоньку в сторону командирских покоев. Вы же там остановились?

– Да. Что про другие фотографии?

– Сколько нас может ждать крокодиломедведей или странных серых доходяг?

– Это неизвестно. Хуже всего, что периметр Куйбышева давно и надежно охраняется, а вот внутри него… вот там, Коля, настоящий ад. И мы‑то пойдем как раз через него.

– Ад?

– Ад, а вернее… – девушка поправила темную прядь, выбившуюся из‑под кожаного, на меху, шлема с наушниками, похожего на летный. – Вернее будет сказать – чистилище. Со всеми его прилагающимися кругами.

– Веселая предстоит прогулка, ничего не скажешь. – Куминов невесело хмыкнул. – Ну, да ладно, на месте разберемся.

Остаток пути до командирского «подземелья» они прошли молча. Кивнув на прощание, Саша скрылась под козырьком входа. Капитан глянул на циферблат своих «Командирских», присвистнул и торопливо пошел в расположение собственного взвода.

Куминов лежал на кровати, застеленной шерстяным серым одеялом поверх матраса. Он накрылся собственной шинелью, которой никогда не пользовался другим способом. За исключением тех редких случаев, когда до полка добиралась совсем уж «высокая» проверка и приходилось передвигаться в той форме одежды, что была прописана в Уставе согласно времени года. А так шинель играла роль именно одеяла, придавая сну под ней какой‑то собственный, абсолютно непередаваемый уют. Капитану не спалось, что было неудивительно.

Из его «командирского» угла был виден один из рядов двухъярусных кроватей, на которых сейчас богатырски отсыпался родной взвод. Печь, находящаяся посредине, отбрасывала на стены, закрытые плащ‑палатками, причудливые отблески. Старший сержант Воронков, как обычно дежуривший ввиду отсутствия рейдов на «ту» сторону, подремывал рядом с ней. Каждый раз, когда дрова в печи прогорали, кажущийся полностью спящим рано облысевший разведчик неожиданно вставал, тихо открывал дверцу и закидывал в нее несколько поленьев. Шурудил кочергой, сделанной из прута спинки кровати, выгребал из поддувала золу в цинковый патронный ящик, служивший мусоркой. И снова затихал, превращаясь в сонную статую.

Куминов усмехнулся, когда в очередной раз Воронков неожиданно встал и стукнул дровами. Этого сержанта‑молчуна он планировал взять в Куйбышев в обязательном порядке. План выхода, состава группы и ориентировочного маршрута уже начал рисоваться в голове. И это было хорошо, потому что доказывало самому капитану факт отсутствия какого‑либо внутреннего расстройства из‑за услышанного сегодня. А вернее, вчера, уже вчера.

«Итак, товарищ капитан, – подумалось ему, – кто же у нас пойдет?..»

А чего тут думать…

Старший сержант Алексей Воронков, так весело прикидывающийся сейчас дрыхнущим. Командиром одной из троек, и именно так. Вместо лейтенанта Игонина, которого как раз можно будет оставить за старшего во взводе. На Леху Куминов мог полагаться полностью, что было важно. И еще важнее было то, что тот был лучшим технарем во всем взводе. А это в Куйбышеве наверняка может пригодиться.

В его тройке будут еще Димка Шутяк, веселый колобок из мышц, и Арсений Силаев, чуть похожий на Пьеро, спокойный деревенский парняга. На войне ставший замечательным снайпером, которого Куминов всегда брал на любую операцию.

Командиром следующей тройки пойдет лейтенант Хрусталев, которого к Куминову перевели совсем недавно и который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Нахальный худощавый летеха уже успел прославиться в полку неуемной любовью к уничтожению врагов Родины и непонятным везеньем. К нему в группу Куминов мысленно пристегнул Герасима Пчелкина и надежного, хотя и не всегда послушного Рустема Сафина.

Последняя тройка, которой доведется всю сложную дорогу прикрывать группу, должна быть особенно сильной в плане огневой поддержки. Тут думать капитану тоже не пришлось. Старший лейтенант Эйхвальд, самое оно в данном случае. Он был из потомственных поволжских немцев, давно и прочно обрусевших и воевавших со своими бывшими соотечественниками так, что иногда впору было ставить их в пример некоторым прочим национальностям. Ну и с ним как раз впишутся Андрей Шабанов и Расул Валиев. Андрей был вторым из снайперов, которых Куминов планировал брать с собой.

Так как с одним из его личной двойки, а вернее, с одной, уже все определилось, то остался второй боец. Связист, который всегда будет рядом. И на эту роль капитан без лишних размышлений определил Камиля Джанкоева, одного из тех, кто служил с ним еще с того времени, когда Куминов был только лейтенантом.

В печке потрескивали сухие дрова, чуть отдавая легким смолистым запахом. Он смотрел на темный потолок из вплотную друг к другу накатанных бревен, думал, вспоминал. Сколько вот таких ночей уже осталось позади? Куминов, конечно, мог бы посчитать в голове, но не хотелось. Было не до того. Впереди была неизвестность и опасность, связанная именно с этой неизвестностью.

Ему довелось сходить за линию фронта не один десяток раз за прошедшие пять лет его личной войны. И каждый выход был донельзя опасен, напряжен и ответственен. Половина операций выбивала в его взводе людей, хороших и добрых парней, с каждым из которых успел подружиться. Но всякий раз Куминов сам возвращался назад живой и невредимый, даже начиная верить в то, что есть удача. А сейчас? Сейчас он сам был готов с этим поспорить, потому что ничего подобного в его биографии еще не было. Но и что в этом такого, если надо? А ничего, просто еще один рейд, всего один… и он провалился в сон.

– Товарищ капитан… товарищ капитан!!! – его настойчиво дергали за плечо. Куминов открыл глаза и посмотрел на бойца, будившего его. Потом поднес к глазам циферблат часов.

– Охренеть… – такого с ним давно не было. Проснуться в десять часов… а‑я‑я‑я‑й, товарищ капитан. – Чего раньше не будили?

– Так комроты сказал, чтобы вы отсыпались, вот и не будили. – Боец пожал плечами. Показал в сторону стола, вкопанного в углу. Мы вам поесть принесли, так остыло, наверное, все уже.

– Спасибо. – Куминов сел. Засунул ноги сначала в теплые шерстяные носки, а потом в легкие тапки, стоявшие под его кроватью. Ну, если уж разрешили поспать, то явно никто не будет против того, что он появится не сразу по пробуждении. Зарядкой и пробежкой сегодня явно можно пренебречь, времени на работу по операции совсем мало.

А вот, кроме того, чтобы умыться и почистить зубы, стоило побриться – этого не отнять. Простейшие вещи, связанные с личной гигиеной, ему привили в училище, вдобавок к тому, чему научили папа с мамой. Грязь, длинные волосы, наплевательское отношение к самому себе – ведут ко многим неприятностям. И обычный педикулез среди них далеко не на первом месте. Заболевания кожи куда как неприятнее. Так что требование военного командования по поводу ежедневного бритья сейчас воспринималось совершенно не так, как на гражданке. А со временем Куминов вообще приобрел своеобразное пристрастие и привычку к этой процедуре.

Горячая вода, нагретая дневальными в баке, уже стояла в специально отрытом рядом с входом в блиндаж крытом умывальнике. Надо торопиться, так как сейчас холодно и емкость, исходящая парком, может остыть очень быстро. Дневальный полил командиру на голову, крепкую шею и широкую спину, украшенную несколькими шрамами разной степени длины, глубины и ширины. Куминов отряхнулся, как мокрый пес, насухо растерся жестким полотенцем. После трехминутной, согласно профилактической памятке и рекомендациям военврачей, чистки зубов капитан приступил к самой любимой части ежеутренних водных процедур.

Помазок с короткой и жесткой щетиной вспенил обмылок в металлическом стаканчике медного оттенка. Пена, полученная от туалетного земляничного мыла, была густой и плотной, идеально ложащейся на упорные скулы и жесткий подбородок. Металлическая безопасная бритва с уже вставленной в нее «Рапирой» лежала наготове рядом. Куминов подмигнул своему отражению в небольшом прямоугольном зеркале, которое разведчики стырили со склада автомобильных запчастей, и начал бритье.

Утреннее бритье – это ведь, если подход грамотный, не просто удаление ненужной растительности с лица, вовсе нет. Ведь что с утра самое нужное? Правильно, настроиться на необходимый лад. А что может помочь это сделать, как не внимательная работа острой полоской металла, которая за крохотную долю секунды может оставить совсем неприятный след от неверного движения. Раз так, то и делать это следует вдумчиво и сосредоточенно, особенно если время позволяет. А уж чем и как, это личное дело каждого.

Куминов, например, на дух не переносил так распространившиеся в последнее время глупые литые станочки с парой или даже тройкой лезвий в них. Ни веса, ни уверенности, не говоря о качестве, которое напрямую зависит от всего перечисленного. Опасной же бритвой, как следует выправленной на кожаном ремне, он пользоваться не умел и никогда не учился. Новомодных механических, на ручной заводке, и тех, что шли со шнуром и вилкой на конце, просто не воспринимал. Пользовался трофейной, золлингеновской, к которой лезвия, производимые за Уралом, подходили идеально.

Лезвие со скрипом прошлось по гладкой щеке. Капитан смыл остатки пены, глянул на себя в зеркало и остался доволен результатом. Прополоскал принадлежности для бритья, вытер насухо специальным куском ветоши. Убрал их в небольшой кожаный несессер, тоже трофейный. Достал стеклянный флакон с немецкой надписью «Зигфрид» и плотно притертой пробкой. Налил на ладонь немного резко, но приятно пахнущей жидкости, предвкушая короткий обжигающий миг, нанес на лицо. Кожа на какое‑то мгновение вспыхнула огнем и тут же успокоилась, подарив еще немного бодрости.

Через пятнадцать минут готовый к очередному совещанию лейтенант, затянутый в свежевыглаженную форму, уже хрустел снегом, направляясь в штаб.

Все и все были, как и вчера. Комполка крутил в пальцах карандаш. Профессор постарше посверкивал стеклышками очков, протираемых клетчатым платком. Профессор помоложе и покрасивее задумчиво дымила сигаретой и отхлебывала, если судить по запаху, кофе из кружки. Особист и начальник разведки что‑то рассматривали на картах, разложенных на ближнем конце стола. Абраменко красовался орденом и медалями, а Иволгин затачивал вновь сломанные карандаши. Давешний лысый прятался за кульманом. Все дружно повернули голову в сторону вошедшего Куминова, но никто ничего не сказал, лишь «батя» погрозил пальцем.

– Начнем, товарищи? – полковник чуть стукнул кулаком по столу. – Давайте уже замолкайте и выдвигайте продуманные и грамотные предложения.

Командир разведки пожал плечами и подошел к карте, закрепленной на кульмане.

– Времени у нас, конечно, было маловато, ничего не скажешь. – Его красные и невыспавшиеся глаза это только подтверждали. – Но кое‑что успели намерековать за ночь, товарищ полковник. Итак, предлагаю следующий вариант…

Майор ткнул линейкой в то самое место, где они сейчас все находились.

– Все группы выходят одновременно, завтра после обеда, следуют до точек, которые мы отметили на оперативных картах. Одновременно с этим – начинается артиллерийская подготовка. Этим, соответственно, мы создаем первый уровень прикрытия. Уровень предосторожности никогда не бывает лишним, и уж тем более не в нашем с вами случае. Хотя наш СМЕРШ и работает на ять, но лучше перебздеть, чем недобздеть, да… Мои извинения, Александра, вырвалось.

Первой, прикрываясь штурмовым батальоном Остапчука, который начинает прорыв линий траншей противника, выходит группа Абраменко. Это вот здесь… – линейка ткнула в район, находящийся примерно в половине пути от полка до точки отправки за линией фронта. – Здесь у нас несколько довольно сильных участков, причем все они находятся в лесу. То есть разведчики должны мгновенно скрыться в ближайшем пролеске, при этом их прикрывает приданная группа из трех Т‑45, сопровождает, прикрывая огнем. Танковый взвод здесь идет как раз в самом необходимом месте этой части немецкого укрепрайона. Прикрывают танки две роты батальона, создавая у противника ощущения разведки боем. Немцы не должны ничего понять. Есть данные о том, что в нашем районе идет разворачивание штурмовой группы, значит, упреждающие действия с нашей стороны покажутся своевременными. Они не вызовут подозрений, так как рубеж, захваченный во время атаки, мы будем держать за собой любой ценой. Самое главное – пройти вот этот кусок, закрываемый тремя дотами. Дальше группа прокладывает маршрут сама, в основном воспользовавшись лыжами. Вероятнее всего, что вам будет наиболее удобно пройти вот здесь, между населенными пунктами Сергиевск и Ташлы, выйдя к селу Красный Яр.

Следующей через десять километров выходит группа Иволгина, вот здесь… Что мы имеем тут, товарищи, так это возможность прождать проход основной группы наших атакующих сил по руслу и позже уйти по льду реки на довольно значительное расстояние. В данном случае есть небольшой процент возможного обнаружения группы авиаразведкой противника, которая, как давно известно, курсирует вот в этом и этом районах. Естественно, что мы можем уничтожить патрульные геликоптеры и автожиры, и это не привлечет ненужное внимание. Раньше‑то никто их не трогал, пока совсем не обнаглели. В случае же атаки никто не помешает авиаторам сделать небо хотя бы на пару часов чище и свободнее. Так что в данном случае группе Иволгина предлагается уйти в одной из трех точек выше по течению, что только поспособствует возможному успеху. Прошу обратить внимание также на тот фактор, товарищ капитан, что маршрут вашей группы идет по дельте реки Большой Кинель, которая в свою очередь выходит в Сухую Самарку. Понимаете, к чему я? Вот‑вот, часть пути, при определенных мерах предосторожности, соблюдаемых разведчиками, можно попробовать пройти, пользуясь участками реки. Благо, что петляет она изрядно. К контрольному максимальному времени вы должны успеть. Во всяком случае, расчеты мы делали вместе с вами, так что, Иволгин, тебе и карты в руки.

Ну, а теперь то, что касается третьей группы. Куминов, ты стартуешь позже всех и идешь с разведчиками вот отсюда, проходя по диагонали до поселка Петра Дубрава. Путь самый короткий и, ясное дело, из‑за этого наиболее опасный. Этот сектор находится в зоне постоянного контроля охранной дивизии СС, размещенной в Куйбышеве, да…

Майор остановился. Налил воды из стеклянного графина, выпил, продолжил:

– Вы понимаете, товарищи командиры, насколько важна ваша миссия, осознаете? Не только наш полк, оба соседних, включая летчиков и танкистов, будут умирать для того, чтобы вы смогли выполнить задачу. Не подведите, ребята, прошу вас…

«Батя» положил ему на плечо свою тяжеленную руку. Сжал так, что вновь побелели костяшки на литом кулаке:

– То, что нам с вами рассказали товарищи профессора, не совсем понятно, но и на том спасибо. Что же касается охранцов, парни, то тут дело такое… там по периметру стоят иностранные легионы. Из наших… бывших наших. Объяснять кому‑то и что‑то надо?

Объяснять никому и ничего не было нужно. Слава этих подразделений далеко опережала их самих. Попасть в руки кому‑то из тех, кто пошел по одной дороге с немцами, было страшно, действительно страшно.

– Вот такая у нас с вами диспозиция. Прошу всех заняться подготовкой к операции, включая постановку задач подчиненным. – Полковник хлопнул ладонью по столу. – Так что разойтись…

Куминов отошел от блиндажа, сославшись на необходимость зайти на склады вооружения и боеприпасов. После чего вернулся к командирскому блиндажу и зашел через незаметную дверь за небольшой будкой нужника. Истолковать как‑то по‑другому подмигивание «бати» он не мог. Как оказалось, догадка была полностью правильной.

– Садитесь, капитан. – Профессор Данилов достал из собственного портфеля, плотной кожи, с медными замками, очередную папку. – Ознакомьтесь, пожалуйста.

Николай развязал тесемки, разложил чуть желтоватые листы, первым из которых шел сложенный вдвое план‑карта. Покрутил его и понял, что догадки по поводу способа доставки гостей тоже оказались верными. Жирная черная линия с частыми поперечинами шла от места дислокации полка в сторону Уральского хребта. В другую сторону она не вела, начинаясь лишь возле населенного пункта с названием Сергиевск. Хотя Куминову сразу стало ясно, что эта ветка шла параллельно одному из основных ответвлений Волго‑Вятской железнодорожной магистрали.

– Вам необходимо добраться до этого пункта. – Лысый, вышедший на свет, сел на лавку рядом. – Отсюда часть пути пройдет относительно безопасно и быстро. Запас необходимых заряженных аккумуляторов для локомотива постоянно обновляется нашими агентами. Сядете в поезд, правда, не в «СВ», и поедете себе тишком… под землей.

– А остальные пойдут по верху, значит? – Куминов покачал головой.

– Да, сынок. – Данилов нервно побарабанил пальцами по крышке портсигара. – Именно так и будет. Ты сам до всего дошел верно и правильно. Только пойми, что так необходимо для успеха операции.

– На живца… – Николай сплюнул на пол. – Охренеть не встать, товарищи, что сказать еще. Пехота пойдет на убой, чтобы вывести ребят за линию фронта. Ребята пойдут на убой, чтобы дать пройти нам… неужели у вас нет никого, что вы решили отправить именно мою группу, прикрывая ее нашими товарищами? Вы ведь подозреваете, что и в полку есть абверовские агенты, и только из‑за них затеяли всю эту бойню. Неужели нет никого, каких‑нибудь чудо солдат‑диверсантов, не поверю ни за что.

Лысый посмотрел на него, долго, внимательно и изучающе. Откашлялся без надобности и лишь потом заговорил. Так мягко, что Куминов сразу начал ожидать какого‑то подвоха.

– Спрашиваешь, есть или нет, товарищ капитан? Так я тебе отвечу… что нет, вот сейчас и нет. Те, что могли пойти, уже пошли. И не вернулись назад, и весточки не подали. Война идет, солдат, священная война, ты помнишь про это?! Враг уже двадцать лет почти стоит на наших территориях, захватив всю практически европейскую часть нашей с тобой Родины! А ты мне тут говоришь про живца и ловлю на него… не обнаглел ли ты, капитан, а?!

Замолчал, глядя на напрягшегося Куминова, и продолжил снова мягко и обходительно:

– Мы тоже не лыком шиты, Коля, далеко не лыком. Но ресурсы, которыми обладали, либо закончились, либо стоят в таком резерве, что пускать их в ход следует только в очень крайнем случае. А он еще не наступил, и от тебя и твоих ребят зависит то, наступит он или нет. Мне, веришь ли, не хочется, чтобы он наступил. Продолжим и, надеюсь, без того, что было сказано по поводу твоих друзей. Когда война закончится, сынок, а она обязательно закончится, вот тогда и вспомним все это. И после того, как на развалинах Берлина выпьем за победу и за мирное небо, третью поднимем за всех тех, кто помог ее достичь, нашей общей победы. А пока не вздумай, товарищ капитан, распускать нюни и забивать голову ненужными тебе переживаниями. Война идет, помни это. Продолжим?

Куминов кивнул, соглашаясь. Покосился на командира полка. Медведев сидел мрачный, горой нависая над столом. Во время разговора капитану послышался какой‑то хруст, и сейчас стало видно, что комполка сломал карандаш, который крутил в пальцах.

Лысый посмотрел на них обоих, чуть дернул вбок головой, вздохнул.

– Локомотив должен доставить вас на одну из станций возле основного тоннеля, что проходит под Куйбышевом. Часть из них взорвали и завалили, не давая возможности врагам хотя бы немного продвинуться вперед, открывая секретные коммуникации. Часть затопили, и они не должны знать хотя бы что‑либо. Во всяком случае, теперь нет никого, кто мог бы открыть эту тайну, документы либо уничтожены, либо вывезены в Новосибирск.

«Завалили и взорвали, и никто ничего не знает…» – верилось в это с трудом. Но оговорка про то, что именно «теперь» никого нет, сделала свое дело. Куминов вздрогнул, поняв, что человек напротив не ставит человеческую жизнь ни в грош. Если это необходимо для дела.

– А вот дальше разобраться в ситуации сможете лишь на месте. В самом Куйбышеве наших агентов уже нет. – Лысый зло хрустнул пальцами.

– Вычислили? – Комполка мрачно взглянул на него.

– Непонятно. Никаких сеансов связи, ничего подобного.

– А как же тогда с тем, что вы сказали по поводу безопасности подземных коммуникаций? – Куминов напрягся.

– Они не были в курсе про них. Слухи слухами, но найти то, что хорошо спрятано, тяжеловато. Если, в особенности, не знаешь, где искать.

– Что нас может ожидать в Куйбышеве?

– Хорошего ничего. Город охраняется практически по всему периметру. Внутри, по тем данным, что есть, всего несколько районов пригодны для жизни. Именно в них находятся основные немецкие подразделения и администрация, заводы и лагеря с заключенными, которые работают на них. Они охраняются даже больше, чем периметр.

– Почему? – Куминов недоуменно уставился на лысого.

– Да непонятное там что‑то творится и нехорошее. И еще, капитан, запомни… – палец собеседника ткнул в карту на той ее части, которую предстояло пройти пешком. – Вот тут вам надо быть очень осторожными. Там происходят странные и страшные дела. Так что держите уши востро, не удивляйтесь и действуйте оперативно, если что‑то пойдет не так. И запомни еще, Коля… среди охраны самой Берлоги немало необычного, но есть и такое, что ты сначала можешь не понять. В общем, там не только ходячие результаты экспериментов, там, скорее всего, есть те, кто и людьми‑то не полностью являются.

– Это как? – капитан недоверчиво покосился на собеседника.

– А вот так, товарищ красный командир. – Лысый усмехнулся, растянув губы в совсем незнакомой для него гримасе. – Ты уж поверь, что там встретишь много такого, что раньше только в книгах замечал. Или когда бабушка страшные сказки рассказывала. Запомни одно – любое живое существо всегда можно уничтожить, самое главное хотеть этого. А ты должен, Николай Александрович, очень должен этого хотеть. Потому как, дорогой мой, если ты или твои ребята этого не пожелают, то справиться вам будет тяжело. Права на ошибку у вас нет, ни права, ни шанса ошибиться. В лепешку расшибитесь, что хотите делайте, но задачу, поставленную перед вами командованием и партией, выполните.

Куминов молча смотрел на него. Спокойным и невозмутимым взглядом серо‑стальных глаз. Лысый чуть дернул щекой, продолжил спокойнее и мягче:

– С собой у профессора Венцлав будет папка, которую она откроет, лишь перейдя границу города. Ознакомитесь с ней на месте, и, исходя из этой информации, будете действовать. Да ты не думай, Николай, что вас отправляют без каких‑либо шансов вернуться. Кое‑какая страховка у вас с собой будет. Э? Никак наша симпатишная ученая уже рассказала тебе кое‑что? Ох, молодежь… Венцлав?

– Да?

– Привлечь бы тебя по всей строгости сурового закона военного времени за то, что язык распустила, да не могу. В общем, товарищ капитан, и ты, и твои солдаты люди опытные, серьезные и боевые. Не думаю, что испугаетесь того, что встретите. А если и испугаетесь, то сможете справиться, иначе‑то никак.

– Чего нам ждать? – капитан говорил так же спокойно, как и раньше. Не волновался, а вернее, ничем не выдавал собственного, пусть и небольшого, мандража.

– Ничего особенного, Николай. Так, все по мелочи, всякой твари по паре. Читал, небось, Гоголя, «Вечера на хуторе близ Диканьки»?

– Читал…

– Ну вот… – лысый улыбнулся. Неожиданно широко и по‑доброму. – Вот всякую нечисть и встретите. Неужели ты, командир РККА, испугаешься оборотня, к примеру?

– Да уж… – Куминов сглотнул неожиданно подступившую слюну. – А у нас такие есть?

– У нас? – лысый хмыкнул. – Есть, а куда ж без них‑то…

Date: 2015-09-18; view: 297; Нарушение авторских прав