Потенциальный отец Мерлина № 1

Игрок в поло

Есть целый набор приспособлений, усиливающих сексуальный жар, особенно у женщин. Главные в этом наборе — джодпуры. Игроки в поло совершенны, что уж там. Даже слишком. Тип таких резиновых мужчин: дунь в большой палец на ноге — и вот он. Бархатно-карие блестящие глаза, мускулистые бедра — облаченный в джодпуры Адонис, пивший чай в шатре, был далеко за пределами моих притязаний. Наблюдая, как рискованно он раскачивается на стуле, небрежно закинув одну обутую в сапог ногу на другую, я тщетно пыталась сгрести в кучу то самое «женское обаяние», о котором говорила мама, но опасалась, что нацело его пробаянила. Ощущала себя цирком, в котором звери вдруг начисто позабыли все трюки. Дамы помоложе обаивали красавца напропалую. Это включало в себя имитацию милого трепа друг с дружкой, с беспрестанным встряхиванием волосами и хитрованским подглядыванием за тем, какое впечатление это производит на остальных гостей. Однако, очутившись рядом с Адонисом в очереди за «Пиммзом», я умудрилась наскрести пару видавших виды подкатов.

— «Поло»[44]. Незабываемый вкус на целый день. Верно?

Следом я спросила, много ли отмечено вывихов лодыжек у дамочек-поклонниц от хождения по головам на каблуках и верно ли я расшифровываю их дресс-код как «грудь-навылет».

— Фифам стоит сдавать импланты в гардероб при входе, чтобы как-то уравнять шансы на поле. Что там борцы с лисьей охотой. Вам, игрокам, нужна Лига борцов с охотой на мужей. Это ж чистая жестокость по отношению к глупым зверушкам, верно?

— Это я, по-вашему, глупый? — ошарашенно поинтересовался он.

— Ну, вы-то из высшего общества, поэтому, думаю, образованны по высшему разряду.

Я вбросила еще пару соображений — о том, что лошади умнее людей, потому что никогда на них не ставят, а также не компенсирует ли он габаритами клюшки какие-нибудь свои малогабаритности. Заинтригованный красавчик предложил мне тарелку с пирожными, от которой инсектоидно-хрупкие барышни, шелестевшие кудрями, шарахались как от сибирской язвы. Я прожорливо приняла предложение, объяснив, что еда — второе в списке лучшего, что девушка может делать губами.

— В-второе? — пробормотал он, заглотив наживку.

Осталось добить его еще одной подначкой: джодпуры — верное противозачаточное средство, «раз влез, обратно уже не выбраться», — и он вызвался подбросить меня до дома.

Нервы у меня натянулись, как нити накаливания, — и до гитарного звона. Что-то наверняка лопнет, и я подозревала, что это будет резинка на кружевных трусах. Немного погодя я уже услаждалась приятной тяжестью его бедер, когда он перекатил меня на спину и прижал к простыням. Я ощущала, что рот у меня скоро будет до ушей, хоть пришивай завязочки, хоть нет. Вскоре улыбка растеклась по лицу, как жидкий соус.

— Исусе, — выговорил он, переводя дух. — Будь ты богомолом, мне бы уже настал жуткий конец… Когда в последний раз?..

— Семь с чем-то лет назад, — призналась я.

— Зуд седьмого года, значит?

— Ага. Еще разок не почешешь?

* * *

— Феноменального сексуального напора человек, — призналась я Фиби на следующий день. — В остальном у нас мало общего. Нобожемой. Похоже, кончилась великая сушь.

Мы сидели у меня на кухне и пытались распутать Мерлиновы шнурки. Диспраксию моего сына доктор объяснил как недоразвитие «базовых моторных навыков». Только кажется, что речь идет о вождении винтажного грузового транспорта, на самом деле это выпендрежный псевдоним неуклюжести. Недостаток координации означал, что Мерлин никогда не развязывал узлов — просто вязал свежий поверх предыдущего. В результате получалось по футу развесистого макраме на каждом ботинке. Я показала Фиби снятое мобильником фото ослепительного Октавиана в заляпанных джодах и кожаных сапогах по колено.

— О боже… — Фиби распустила слюни. — Будь он конь, его б надо было кастрировать.

— Ему всего двадцать шесть. Пришось свет притушить, чтоб не заметил, что я его на десять с гаком лет старше. Занимались любовью по Брайлю.

— Ну, любовь слепа, — схохмила Фиби. — И как, еще увидитесь?

— Не знаю. Я же говорила, что не люблю случайный секс.

— И? Надень тиару, — прогремел голос моей родительницы, которая как раз вплыла в кухню в кафтане с «огурцами» и тюрбане в тон. — Просто научи Мерлина преуменьшать его возраст, — посоветовала она.

Я прижала палец к губам. Никто не заметил, что мой сын все это время сидел под столом. Если бы не пара чисел, прозвучавших сдавленным шепотом, мы бы остались в неведении, что он там удобно устроился и записывает крикетные счета в блокнот.

— Девочки, — прошептала мама, поглядывая на фото в моем мобильном, — самая простая в обращении дамская игрушка — чичисбей. С таким управится даже женщина в маразме. Чичисбей настолько сексуальный и обаятельный, как Октавиан, случается у женщины в жизни раза три-четыре, не чаще. Так что лови момент, дорогая.

Мы с сестрой обменялись смущенными взглядами. Хоть меня и укачивало от мысли, что моя мама в курсе, как именно применять мальчиков-пажей, нужно было признать, что она права. Момент летуч настолько, что завтра не наступит. Запрыгну в секс-седло и загоню своего чичисбея вусмерть. Вчерашняя оргазмическая интерлюдия оказалась настолько благотворной, что я, похоже, могла бы задекларировать этого пижона в налоговой как расход на лечение.

Но, увы, очень скоро из седла меня вышибло. Всего лишь на втором свидании. Не успела я смешать Октавиану джин-тоник — любимый напиток полознати, — заманить его на диван и почувствовать, как его член твердеет у меня под пальцами, как задняя дверь сделала «дыщ» нараспашку. Мерлин никогда не входил в комнату. Он в нее врывался.

— Я думала, ты сегодня у бабушки, — пролепетала я, запахиваясь в кимоно поплотнее. — Э-э… м-м… это мой… друг, Октавиан.

Я не представила Мерлина в надежде, что тот, хорошенько обученный светским манерам, испарится, но мой воспитанный сын подал руку и произнес официальным тоном:

— Как ваша личная жизнь? Я — Мерлин, неуемный сын Люси.

— У тебя есть сын? — Октавиан произвел быстрый арифметический подсчет.

— Невеста была юна, — объяснила я с поддельной легкостью, поднимаясь на ноги.

— Впрямь ли я твой сын? — Всклокоченные волосы Мерлина клубились кучевыми облаками. — Поразительно, правда? Это ошеломительно, что я твой сын. Кто нас представил? Как мы встретились? На вечеринке? Где-то в девяностых, верно?

— Дорогой, может, пойдешь к бабушке? — поторопила я.

— Я забыл «Хансард»[45], — ответил Мерлин, не догадываясь о тонкостях и умолчаниях обычных человеческих разговоров, и радостно продолжил: — Мне одиннадцать, но маме хочется, чтобы я делал вид, что мне меньше. Она приглушает свет, чтобы вы не догадались, насколько она пожилая.

— Я планировала сообщить тебе, что нахожусь в самом расцвете маразма, — от всей души спаясничала я, чтобы прикрыть чудовищное смущение.

Если честно, я желала оказаться где угодно на этой планете, включая военную базу Гуантанамо[46]. Я прижала Мерлина к себе и просверлила в нем дырку свирепым взглядом, надеясь, что он поймет язык моего тела и заткнется, блин.

— Ой, смотри, Мерлин, — провела я пальцами по его лицу, — у тебя усы растут!

Мой сын произвел внимательный, объективный осмотр.

— У тебя тоже, — констатировал он с ответственностью естествоиспытателя.

Кажется, у меня на щеках можно было жарить картофельную соломку.

— Я тебе мильон раз говорила, не преувеличивай, — игриво укорила я его в полном отчаянии.

Мой сын еще раз изучил меня с пристальным вниманием.

— Я не преувеличиваю. Смотри сама, сколько у тебя их над верхней губой. Миллионы. И на подбородке есть пара штук.

— И отчего я не последовала зову природы и не съела своего отпрыска? — Я рассмеялась чуточку громче, чем нужно. Легкий возрастной разрыв между мной и Октавианом внезапно превратился в пропасть Большого Каньона.

— А вы, вероятно, тот самый человек, с кем у нее ничего общего и у которого сексуальный напор, — продолжил Мерлин, не обращая внимания на мои душевные муки. — Хотя я не очень понимаю, что это означает… Вы сексуально напираете на мою маму?

У меня джин-тоник носом пошел.

— А кем ты, Мерлин… — Октавиан включил взращенную в частной школе учтивость и попытался как-то вырулить разговор в более безопасные воды. — Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Мой одиннадцатилетний сын взглянул на моего чичисбея со всей серьезностью.

— А что? Хотите совета? — спросил он без всякой иронии. И ответил в полном соответствии с логикой: — Честно говоря, когда вырасту, я хочу стать высоким.

Воздух слишком сгустился, слишком раскалился и слишком уплотнился — как суп. Я настойчиво поцеловала Мерлина:

— Ну, беги давай! Бабушка будет волноваться…

— Господи, мам!..

Меня скрутило от страха. Все мои волосяные луковицы до единой защипало в предощущении катастрофы.

— Д-да? — прошептала я в точности так, как обычно кричат «Не-ет!».

— У тебя изо рта сейчас пахнет гораздо лучше. Когда ты еще утром не встала с постели, оттуда пахнет какашками.

Мерлина удалось все же выставить за дверь, и мой Адонис в джодпурах приступил к эротическим радениям с энтузиазмом большой панды в Лондонском зоопарке, которую вынудили исполнять долг из-под палки.

После этого он сымитировал некий звонок по конно-спортивным делам, который потребовал его немедленного отбытия, а я накинула на себя кое-какую одежду, напялила солнечные очки, хотя солнце давным-давно село, и протопала полтора квартала до маминого дома.

В полумраке прихожей я разгребла место на лестнице, заваленной книгами, усадила Мерлина и попыталась объяснить, почему говорить правду — не всегда лучшее решение.

Он нацелил на меня голубой лазер глаз.

— Ты хочешь, чтобы я врал?

— Ну да. Иногда. Например, если я спрашиваю у тебя, не слишком ли большой у меня зад в этих штанах, мне будет больно, если ты скажешь «да».

— Но у тебя правда зад слишком большой для этих штанов.

— Мерлин! Дело не в этом…

Мысль ушла своим ходом: я встала и вывернула шею, разглядывая свой зад в зеркало.

— Ты правда считаешь, что в этих штанах у меня слишком большой зад? По-моему, просто немножко пухлый, а? Эх, — вздохнула я от раздражения — и на себя, и на него — и опять плюхнулась на лестницу. — Слушай, просто некоторые вещи некрасиво произносить вслух. Ну вот, например, никогда нельзя говорить женщине такого, что хоть как-то намекает, будто ты думаешь, что она беременна, — если только у нее воды не отходят у тебя на глазах и она не лежит на родильном столе ногами кверху.

— Почему?

— Почему? Потому что она, скорее всего, просто толстая. Пойми уже наконец!

Я оборвала разговор, изо всех сил стараясь прибрать с лица гримасу бешенства.

Мерлин покачал головой.

Я смотрела на своего чудаковатого сына с тоскливым разочарованием. Как всегда, я мечтала о письменной инструкции по обращению с ним.

— Мерлин, ты можешь хотя бы иногда вести себя, как нормальный человек? А? Ради меня. Улыбаться время от времени, а не скалиться. И не вываливать информацию, когда тебя не просят. Лучше спрашивай людей о них самих. — От раздражения я заговорила громче. — Можешь пообещать, что хотя бы попробуешь?

Мерлин глядел на меня огромными печальными глазами собаки, которая не понимает, за что хозяин ее лупит. Вот и я больше йогой не занимаюсь: при стойках давлюсь рыданиями.

Мама с сестрой ждали меня в кухне, со стаканом «дамского лекарства», по маминому определению.

— Дорогая, Мужчин Неземной Красоты мы из нашего списка вычеркиваем. Неземные Красавцы всегда уходят. Уродцы, правда, тоже иногда, но этих не жалко. — И мама хихикнула, подливая Фиби белого совиньона.

— Ослепительные чичисбеи отвлекают окружающих от твоей дизайнерской сумочки, — подытожила сестра. — Давай, может, займемся мужчинами постарше?

— Ага, — добавила мама. — Мужчины постарше и поуродливее куда как благодарнее.

* * *

Расставание с Октавианом вселило в меня некоторую генитальную пугливость, и следующие восемь месяцев я не участвовала в своднических махинациях родственников. После того как я отклонила десятое приглашение, Фиби оглядела меня с печальной растерянностью.

— Если не начнешь опять встречаться, организуем телемарафон тебе в помощь, — предупредила она.

Вполне возможно, я бы так и осталась на романтической реабилитации, если бы меня не призвали к директору Мерлиновой школы. Когда я с опозданием влетела в кабинет, вырвавшись в обеденный перерыв из своей школы, улыбка Мерлина солнцем озарила воздух. Директор школы — новенький, здесь всего месяц, — сделал лицо Стоунхенджем и сцепил пальцы домиком. На голове у него красовалось нечто похожее на искусственный газон. Не исключено, что он планировал небольшое состязание по гольфу среди пигмеев. Я старательно отводила глаза от директорского волосяного транспланта, пока тот гундел о хулиганском поведении Мерлина, прогулах, непростительно низких оценках на выпускных из начальной школы и куда-то задевавшихся домашних заданиях.

Я попыталась сыграть на его цеховых братских чувствах.

— Не все ли мы деваем куда-то вещи? Особенно мы, учителя. В конце концов, мы-то и потеряли квадратный корень из гипотенузы. Иначе зачем мы заставляем детей его искать?

Стоунхендж отказался смягчиться.

— Мы знаем, что Мерлин вполне умен. Вот потому-то я и думаю, что ваш сын — разгильдяй. И шкодник. — Директорский взгляд вонзился в меня дрелью. — Он сегодня сложил туфли миссис Кримптон в мусорную корзину.

Улыбка у Мерлина тут же рассосалась. Руки заплясали на коленях пойманной бабочкой. Хотя весь кабинет был накален, он сидел съежившись, будто замерз.

К черту цеховое братство.

— Он, возможно, пытался привлечь ее внимание, поскольку обычно сидит на задах и его весь день никто в упор не видит. Ясно одно… — Я слышала, как мой голос взвивается до жалобного вопля. — Если мой сын задержится в этой школе, ему светит единственная приличная оценка — за списывание экзаменационной работы какого-нибудь азиатского ребенка, сидящего впереди.

По правде говоря, я больше злилась на себя, чем на директора. Не найдя Мерлину места в спецшколе, я официально отказалась от титула Мама Года.

Директор наградил меня еще одним осуждающим взглядом:

— Вероятно, получай Мерлин больше поддержки дома…

Я представила наши ежевечерние батальные сцены при выполнении домашних заданий. Если бы можно было пустить в дело пар, который у Мерлина шел из ушей, пока он, обливаясь потом, пытался понять тест на понимание прочитанного, мы бы могли отапливать весь Лондон.

— Да мы стараемся. Но у Мерлина — особые нужды.

— Ага. Ему нужно чаще бывать в школе! СДВ![47]Дислексия! Аспергер! Что вы, родители, только ни придумаете, лишь бы оправдать своих детей! Никакой ваш сын не особый. Он просто ленивый и нерадивый. Когда я был ребенком, таких называли испорченными.

Лицо у Мерлина смялось, как бумажный пакет. Хотелось прихлопнуть директора, как муху, но я сдержалась. Не хватало еще, чтобы Мерлина отчислили. Если же я стану брать больше отгулов, мой директор отчислит меня — возможно, что и навсегда. Вынесение из профсписков Общим педсоветом — не самый блестящий карьерный виток в жизни матери-одиночки. В общем, я вдохнула поглубже, улыбнулась и изобразила добродушнейшего родителя в его образовательном приходе. Прилежно отводя взгляд от перхоти, припорошившей директорские плечи, я пообещала, что мы будем больше стараться, и ретировалась подобру-поздорову.

Шагая со мной по коридору, Мерлин обратил ко мне лицо — маску отчаяния.

— Папа бросил нас, потому что я ленивый, шкодный и нерадивый?

— Милый, нет! Конечно же нет!

— Почему папа нас бросил? Самцы морского конька вынашивают потомство. А самцы белого медведя едят своих медвежат. И самцы сероватых лангуров[48]в Индии. Самцы львов тоже практикуют детоубийство. И самцы мышей. Мой отец — медведе-обезьяно-львино-мышиный тип? — спросил он дрожащим голосом, того и гляди расплачется. — Или морской коньковый?

Никакого Дэйвида Аттенборо[49]не нужно, чтобы понять: нам необходимо срочно нарыть нового папу, дабы Мерлин выбросил из головы старого. Тем же вечером я оплатила регистрацию на сайте знакомств, который мне когда-то порекомендовала Фиби. За восемьдесят фунтов мне пообещали пять свиданий за два месяца. Результат мало отличался от похода к риелтору с запросом пристойного кирпичного особняка с тремя спальнями в тихом районе, на который предлагают только загаженные ночлежки в полной разрухе по соседству с гомонливой скотобойней. Каждый день я просила шестифутового профессионально реализованного некурящего мужчину — и получала в ответ предложения от нетрудоустроенных никотиновых наркоманов пяти футов четырех дюймов ростом. Вскоре я крепко задумалась, отчего мне постоянно предлагают мужчин с наркозависимостью, пособием по безработице и/или тягой к строгим «госпожам». Мной овладела паника: может, только на такой калибр мужчин и может претендовать одинокая мать одесную от тридцатника?

Покончив с прополкой трансвеститов, некрофилов, славных малых со свастикой на пижамке, тайным бункером для любовных утех и точными данными, когда именно случится конец света, я усаживалась отвечать на письма. У вас есть дети? Что предпочитаете читать, делать, смотреть? Чем занимаетесь? Если человек не писал «псих-отшельник» в графе «Род занятий» налоговой декларации, я склонялась к раздумьям, стоит ли встреча того душераздирающего стыда, который готовилась пережить.

Правило интернет-знакомств простое: организовать встречу в публичном месте — так удобнее быстро слинять, если вместо эпиграфа тебе предложат что-нибудь вроде: «Глянь, это не заразное?» или «Я не просто саентолог, я еще и крем от генитальных бородавок продаю». Не упомнить, сколько раз я отлучалась припудрить нос — в другое кафе. Я никогда не встречалась ни с кем, пока не пришлют фотографию, и вот что скажу: мало кто из потенциальных Ромео хотя бы отдаленно напоминал свою паспортную карточку. На пивных этикетках я видала физиономии краше. Одно исключение — Боб, который оказался лучше своей фотографии. Боб был помельче Октавиана, но кряжист и с могучими руками, отороченными темным мехом. Его хрипловатый хохоток противоречил образу отличника, а меланхоличная физиономия источала ироническое добродушие. Наше свидание за кофе оказалось настолько успешным, что мы договорились встречаться. Вот так я и оказалась на амбарной вечеринке.

Date: 2015-09-18; view: 267; Нарушение авторских прав