Глава 12. Со спины двое полицейских, сидящих в баре отеля, напоминали классическую парочку своих коллег из комиксов: огромный Бьорн

Со спины двое полицейских, сидящих в баре отеля, напоминали классическую парочку своих коллег из комиксов: огромный Бьорн, с трудом умещающийся на слишком маленьком для него сиденье, и щуплый Йохансен, обвивший ногами ножки своего табурета.

– Извини, шеф, но я не одобряю твоих действий.

– Я так и предполагал.

– Это правда, что мы задержали их слишком поспешно, но выпускать!.. А теперь еще посвящать одну из подозреваемых в детали расследования…

– А почему бы тебе не оказать мне доверие?

– Доверие?

– Ну да, я уверен, тебе знакомо это слово.

– Но с чего вдруг? При всем моем уважении…

– Ну вот видишь…

– Комиссар, меня всегда восхищала твоя манера вести дела, но…

– Ты говоришь о тех временах, когда ты был стажером. О тех временах, когда мне одному приходилось справляться со всеми здешними ужасами…

– Погоди… ты меня сбил. О чем я говорил?..

– О всякой ерунде, Йохансен. О всякой ненужной ерунде. То, что произошло с этой несчастной девушкой, гораздо серьезнее. Это дело не имеет ничего общего с теми, которые нам приходилось расследовать до сих пор. Оно готовит нам такие сюрпризы, которых ты даже представить себе не можешь!

– Я не верю свидетельству Здоровяка.

– Это почему же?

– Готов спорить на свой жетон, что они не переспали. В первый же вечер? Два незнакомых человека? Да и потом, тайные любовники так себя не ведут…

– Черт возьми, Йохансен! Да что ты знаешь о том, как ведут себя тайные любовники?!

– Не заводись, шеф. Я просто высказал свое мнение. Тебе решать.

– Само собой!

Бьорн с силой ударил ладонью по оцинкованной стойке, заставив Йохансена подскочить. Сожалея о таком резком жесте, комиссар заговорщицки ткнул своего коллегу локтем в бок, отчего тот едва не свалился с табурета.

– Ну, еще что нового?

– Отчет судмедэксперта подтверждает: смерть наступила в результате удара камнем по затылку. Кроме этого, ничего нового.

– А золотая блестка?

– Как ты и предполагал, шеф, она с костюма мажоретки.

– Можно ли узнать, с чьего именно костюма?

– Все костюмы похожи. Есть вариации, но незначительные. Я уже выяснил: каждая девушка шила свой костюм сама, но стандарт во всех странах один и тот же: платье с короткой юбкой, кивер, у капитана – жезл. Что касается деталей, то здесь уже можно фантазировать индивидуально.

– Что еще?

– Пока все.

– А где они сейчас, эти костюмы? На тренировку девушки их не надевали.

– Ребята занимаются обыском. С самого утра.

– Надеюсь, они обыскивают все номера отеля?

– Да, шеф.

В этот момент оба мужчины почти одновременно заметили Анжелу, стоявшую у другого конца барной стойки.

– Тебе уже лучше? – осведомился у нее Бьорн непринужденным тоном.

– Да, спасибо. Я немного вздремнула. К счастью, с глазами все в порядке. Это мой основной рабочий инструмент.

– Выпьешь с нами что‑нибудь, пока девушки не вернулись?

Йохансен недовольно наморщил нос над своей чашкой кофе с молоком.

– То же, что и мы? – спросил Бьорн.

– Нет, лучше уж пива.

– Хороший выбор. Здешнее пиво – напиток богов. Валькирии наливают его храбрецам в Валгалле.

Йохансен изумленно взглянул на своего начальника. Анжела улыбнулась белобрысому полицейскому любезной светской улыбкой.

Еще в спортзале, когда обрабатывали ее ранку на лбу, Анжела неожиданно подумала: а к чему сопротивляться? Какая‑то ее часть продолжала отвергать север, холод, прошлое. Но, если уж быть честной с самой собой, север ей все больше нравился. Особенно благодаря гиганту викингу. Что касается холода, она не могла не признать, что всего за два дня ее криофобия превратилась в обычную зябкость – пожалуй, чрезмерную, но все же переносимую. Что касается убийства, Анжела невольно ощущала, что в ней просыпается репортерский интерес, присущий человеку, который с детства привык к разъездам по следам тех или иных событий.

– Придвиньтесь друг к другу ближе, я вас сфотографирую, – предложила она.

Полицейские в нерешительности переглянулись, потом Йохансен все же придвинулся ближе к шефу.

– Улыбочку…

На первом снимке Йохансен получился чуть размытым, поскольку еще не завершил движения, зато на втором все вышло как надо: оба полицейских смотрели в объектив и непринужденно улыбались. Но третий снимок вполне заслуживал почетного места в домашнем фотоархиве. На нем был запечатлен один Бьорн с очень характерным взглядом, одновременно сообщническим и вызывающим. Он смотрел прямо в объектив и, казалось, говорил: «Ну что, шутки в сторону? Переходим к серьезным вещам? Больше не играем в кошки‑мышки?»

Переходим к чему? Не играем во что? К чему это все? Но у Анжелы не было времени на то, чтобы прояснять эти вопросы, так как в бар вошла небольшая группа полицейских, несших в руках расшитые блестками костюмы мажореток.

Йохансен спрыгнул с табурета и жестом военачальника, отдающего приказы в ходе сражения, велел разложить костюмы на столах. Анжела села на его место рядом с Бьорном и, потягивая пиво, принялась наблюдать за действиями полицейских.

Вынув из нагрудного кармана маленький пакетик с лежавшей в нем драгоценной уликой – найденной в сауне блесткой. – Йохансен принялся тщательно сличать ее с теми, что были на всех костюмах. Бьорн, казалось, был совершенно равнодушен к происходящему. Анжела перехватила его взгляд: комиссар пристально смотрел на ее бокал с пивом. На его лбу и висках выступили капельки пота.

– Во имя Одина, налей и мне полпинты! – внезапно крикнул он бармену с нотой агрессивности в голосе.

Йохансен продолжал проверку, переходя от стола к столу. Он склонялся над разложенными костюмами и замирал, почти уткнувшись носом в ткань, потом со вздохом выпрямлялся и качал головой. Бьорн стер пивную пену с губ и, обращаясь к Анжеле, заговорил:

– Я помню твой французский городок. Я был тогда совсем юнцом… военнопленным. Там я и женился. Твои земляки не любили высоких блондинов… что поделаешь. Вернулся домой вместе с ней. Правильно ли я сделал? Мы жили абсолютно счастливо… до того дня, когда наша дочь была найдена убитой.

Удивленная такой откровенностью, Анжела неожиданно для себя самой произнесла:

– Вчера я вам этого не говорила, но ко мне в номер пытался войти еще кто‑то третий.

– Да?

– Я даже не знаю… Во всяком случае, он не стучал, а именно пытался войти…

Бьорн посмотрел ей прямо в глаза:

– Ну что ж, мы сдвинулись с мертвой точки.

В это время вернулся Йохансен, сжимавший пакетик с блесткой большим и указательным пальцами. По лицу его было заметно, что он вернулся несолоно хлебавши.

– Ничего, – прокомментировал Бьорн. – Ни к одному костюму не подходит.

– Но…

– Я так и предполагал.

Йохансен покосился на пустой стакан из‑под пива, стоящий перед Бьорном, потом взял свою чашку с недопитым кофе и, запрокинув голову, одним глотком осушил ее до дна. Бьорн, казалось, лихорадочно размышлял, глядя на разложенные костюмы.

– Йохансен?

– Да?

– Вы их сосчитали?

– Э‑э… нет.

– Так сосчитайте.

Вскоре последовал ответ:

– Шестьдесят два, комиссар.

– А в списке шестьдесят три участницы, – сказал Бьорн.

Анжела почувствовала, что в этот раз ей можно вмешаться.

– Если вы обыскали мой номер, то, конечно, вы должны были обыскать и номер жертвы. Если шестьдесят третий костюм не нашелся, значит, он исчез. А если он исчез, значит… может быть, Адриана надела его, когда пошла в сауну? Когда ее нашли, она была раздета?

– Именно так, – кивнул Бьорн.

Лицо Йохансена прояснилось.

– Значит… это, скорее всего, блестка с костюма Адрианы!

Глядя на Анжелу, один из полицейских удивленно шепнул своему коллеге:

– Это ведь она подозреваемая, да?..

– Какого черта мажоретка в парадном костюме делает в сауне посреди ночи? – прогремел Бьорн.

Этот вопрос разнесся по всему бару, и каждый из полицейских получил возможность несколько раз прокрутить его в голове.

– Верните костюмы на место, – приказал комиссар.

– Все? – спросил Йохансен.

– Да, и сделайте это до того, как девушки вернутся.

Йохансен щелкнул пальцами, и подчиненные удалились.

Какое‑то время в баре царило молчание. Анжела крупным планом сфотографировала улику, лежащую на стойке бара. Внезапно она заметила, что лицо Бьорна побагровело. Пытаясь обнаружить причину его волнения, она опустила фотоаппарат. Взгляд Бьорна был устремлен на экран выключенного телевизора, закрепленного над стойкой. Внезапно он вскочил с табурета, осыпая помощника бранью, – это было понятно и без перевода.

– Что на него нашло? – спросила Анжела у Йохансена, когда Бьорн быстрыми шагами вышел из бара.

– Он прав, это моя вина, я об этом не подумал, – почти простонал инспектор, указывая на видеокамеру наблюдения под потолком, наполовину скрытую листьями какого‑то вьющегося растения.

Бьорн хмыкнул, разглядывая через стеклянную стену совсем недавно отремонтированный и обставленный новой мебелью кабинет, в котором располагалась служба безопасности отеля.

– Ну и что он тебе сказал?

– Я уже говорил, шеф: он не может найти ключи. Кабинет открывают только раз в неделю, чтобы сменить видеокассету.

– Что‑то долго он ищет…

– Сейчас подойдет.

Бьорн на шаг отступил от помощника и критически окинул его взглядом с головы до ног:

– Хороши работнички…

– Извини, шеф. Конечно, надо было сразу догадаться – отель современный, все по последнему слову техники… но…

– Ладно.

Появился директор – он чинно шел по коридору, не ускоряя шага. Полицейские посторонились, пропуская его к двери. Повернув в замке ключ, он обернулся и посмотрел на них с недовольным и одновременно беспокойным видом:

– Вы не трогали дверь?

– Нет, мы ждали вас.

– Но она открыта. Не понимаю…

Бьорн хлопнул его по плечу и легонько отстранил:

– Спасибо. Нам нужен ваш специалист, который занимается аппаратурой.

– Этим занимаюсь я. Оборудование совсем новое и стоило громадных денег. Но наш отель – первоклассное заведение.

– Ну и как, оно хорошо работает? – спросил Бьорн, оглядывая кабинет.

– Я еще не до конца во всем разобрался. Вообще‑то я не слишком люблю технику…

– Какое совпадение – я тоже. Ну что ж, объясняйте.

Директор объяснил: в отеле несколько видеокамер. Каждые несколько секунд изображения передаются сюда, на этот монитор, и фиксируются записывающим устройством. Эта машина, «Бетамакс», в отеле единственная – в целях экономии места и расходных средств.

– Внутри вот этого ящика все и записывается?

– Да. Тот же принцип, что у обычного магнитофона, в который вы вставляете кассеты с музыкой.

– Я предпочитаю пластинки – мне нравится, как они потрескивают.

Бьорн одну за другой осмотрел кассеты, стопкой лежавшие на столе, и спросил:

– А вчерашняя кассета внутри?

Директор кивнул. Бьорн уже протянул палец к кнопке «Play» на передней панели машины, но директор его опередил:

– Позвольте, я сам.

Послышался слабый гул, затем шорох пленки. На экране монитора появилось изображение.

Бьорн и директор сели к столу.

– Когда‑нибудь так можно будет записывать и фильмы, – потрясенно вздохнув, прошептал Йохансен.

– Мог бы сказать и вслух – не такая уж дурацкая идея, – заметил комиссар.

В благоговейной тишине все трое смотрели на экран, завороженные гипнотизирующим зрелищем пустых коридоров, просторных холлов, бара, кухонь, даже крыши. В углу экрана мелькали цифры – дата, время и номер камеры. Но качество изображения оставляло желать лучшего.

– Думаю, телевидение может не бояться конкуренции, – подал голос Бьорн.

– Да, но долго ли?

Вопрос директора остался без ответа. Если бы не меняющиеся цифры таймера, отсчитывающего минуты и секунды, кадры ничем не отличались бы друг от друга.

– Два часа двадцать пять минут… Жертва только что вышла из своего номера.

– Должно быть, едет в лифте или спускается по лестнице, раз ее не видно.

Йохансен придвинул к себе стул и сел рядом с комиссаром. Внезапно на экране появился яркий блик и мгновенно исчез. Все обернулись. На пороге стояла Анжела с фотоаппаратом в руках.

– Простите…

Прошло еще десять минут, в течение которых никто не шелохнулся, а тишину нарушали лишь слабый шорох пленки и свистящее дыхание Бьорна. На экране по‑прежнему виднелись пустые коридоры.

– Можно включить ускоренную перемотку, – предложил директор.

– Нет, – сказал комиссар.

– Очень странно, что мы ее ни разу не увидели, шеф.

– Слишком мало камер. Это все равно что охотиться на лося в тумане.

Медленно протянулись еще десять минут. Мужчины по‑прежнему сидели без движения. Анжела убрала фотоаппарат и, не решаясь сесть, отошла к стене, чтобы лучше рассмотреть директора. Этот импозантный, невозмутимый человек произвел на нее впечатление.

– Смотрите! – неожиданно воскликнул Йохансен. – Вот она!

В самом деле, несмотря на слишком темное изображение, они различили белую фигуру, пересекавшую холл. Затем эта же фигура миновала несколько пустых коридоров. При каждой смене камер, когда фигура пропадала из виду, Бьорн вполголоса ругался сквозь зубы.

– Снова появилась! – вскричал Йохансен.

Белая фигура, похожая на призрак, возникла в конце очередного коридора. Полицейские неотрывно следили за ней, в то время как директор комментировал приблизительный маршрут. Через некоторое время он объявил, что «она» вошла в коридор, ведущий в сауну.

– Зажгла свет, – прошептал Йохансен.

Показался коридор, освещенный лампами, автоматически выключившимися через пару минут. Молодая женщина в халате стояла перед закрытой дверью сауны. Казалось, она не решается войти. Она уже повернулась, собираясь уходить, но тут дверь приоткрылась. Женщина вошла.

Анжела, зачарованная, как и все остальные, едва осмелилась прошептать:

– Это я.

Директор и Йохансен медленно повернулись к ней, как будто плохо расслышали. Только Бьорн по‑прежнему не отрывал глаз от экрана.

– Два часа сорок пять минут, – сказал он.

– Может, перемотаем обратно, шеф?

– Но вроде бы эта лента только началась?

Вопрос Бьорна был адресован директору, который ответил утвердительно. Бьорн продолжал смотреть на экран.

Каждый думал о жертве, которая, очевидно, вошла в сауну до Анжелы. Но из‑за смены камер они этого не увидели.

На экране замелькали пляшущие точки.

– Что такое? – с недовольством произнес Бьорн.

– Эта пленка такая чувствительная, иногда бывает что‑то подобное, – ответил директор, которого, судя по всему, уже начал утомлять этот киносеанс.

Йохансен указал на клавишу перемотки. Бьорн кивнул. Помощник отмотал пленку в одну сторону, потом в другую. Нажал на кнопку «Play». Все зрители были явно удивлены, когда на экране появился прибывший утром отряд полицейских.

– Что это? – спросил Бьорн.

– Следующее утро… – проговорил Йохансен.

– Это я вижу. Где продолжение того, что происходило ночью?

– Инспектор, наверное, отмотал пленку слишком далеко, – предположил директор.

Йохансен снова потянулся к клавише перемотки.

– Там есть еще одна клавиша – медленной перемотки, когда вы видите смену кадров на экране, – сказал директор.

Бьорн резко нажал на указанную клавишу.

– Осторожнее, пожалуйста, оборудование совсем новое…

– Давайте я, шеф.

На экране появились полицейские, медленно шествующие по коридорам задом наперед.

Йохансен хихикнул.

– Тут тебе не цирк! – осадил Бьорн помощника.

Внезапно изображение исчезло, и из магнитофона донесся какой‑то слабый свист.

– Выключите его, там какая‑то неисправность! – Директор привстал. – Выключите!

Не дожидаясь, пока Йохансен исполнит его просьбу, директор сам нажал на кнопку «Stop», затем вынул кассету.

– Ну вот, я так и знал… Вы хоть представляете, сколько стоит такая кассета?..

Бьорн бросил на директора испепеляющий взгляд и забрал кассету. Магнитофон больше не издавал никаких звуков, и тишина была угнетающей. Бьорн коротко взглянул на Анжелу. В этом взгляде можно было прочесть: «Ты ведь не вышла из сауны сразу же – по крайней мере, мы этого не видели. Что там произошло, Анжела?» Она отвернулась. Бьорн тоже отвел глаза и устремил взгляд в пол. Внезапно, увидев стоявшую под столом корзину для бумаг, он склонился над ней и вытащил смятый ком магнитофонной ленты.

– Йохансен, давай‑ка почини нам эту пленку.

– Но как?..

– По старинке, скотчем. А перематывать придется пальцем.

Йохансен с грехом пополам распутал скомканный клубок пленки, отрезал кусок, безнадежно смятый в гармошку, остальное склеил скотчем с той пленкой, что была в кассете, и с помощью указательного пальца замотал ее обратно.

– Ну что ж, теперь, может быть, что‑то и увидим. Я вставляю кассету?

– Само собой, и поживее!

На экране вновь появился коридор перед входом в сауну. Через тридцать секунд показалась черноволосая девушка в расшитом блестками костюме мажоретки. Мужчины и Анжела были настолько поражены, что никто из них не произнес ни слова.

Мажоретка проскользнула в приоткрытую дверь. По экрану пошли красноватые полосы – только благодаря ним можно было догадаться о смене кадров.

– Адриана вошла в сауну в три часа ночи, – прошептал Бьорн.

Йохансен с изумлением взглянул на комиссара:

– Но ведь она вышла из своего номера в два двадцать пять, шеф! Что же она делала все это время?

– Об этом ты спросишь убийцу…

Анжела внезапно ощутила слабость. Ее как будто вновь окутало влажное тепло остывающей сауны. Пытаясь сохранять на лице невозмутимое выражение, она продолжала смотреть на закрытую дверь. Судя по тем кадрам, которые появлялись на экране после вклейки вырезанной пленки, Адриана вошла в сауну уже после нее.

Склонившись к экрану, Бьорн пытался разобрать показания таймера, но это было невозможно. Он закрыл блокнот. Полосы замелькали чаще. Судя по всему, вклеенная часть пленки подходила к концу. Изображение дергалось, то и дело менялась контрастность.

– Стоп! – громко сказал Бьорн.

Йохансен вскочил и нажал на кнопку «Pause». Несмотря на полосы, пересекавшие экран, можно было различить уже другую фигуру в костюме мажоретки, в другой обстановке.

– Это ресторан, – сказал директор.

Охваченный волнением и любопытством, он тоже подался к экрану. Бьорн откинулся на спинку кресла:

– Нам везет… Здесь тоже можно разобрать время… Три часа ночи.

– Три часа пять минут, шеф, – поправил Йохансен. – Может быть, это Жозетта… Она вышла из своего номера как раз десять минут назад. Если она забрела в ресторан, то, возможно, потому, что заблудилась…

– Faen! – прорычал Бьорн.

Пленка снова оборвалась. Бьорн повернулся так резко, что кресло под ним затрещало.

– Так, ладно. Йохансен, забирай магнитофон.

– Но что мне с ним делать?

– Делай с ним что хочешь, просмотри запись хоть сто раз подряд, кадр за кадром, но выясни, кто эта вторая мажоретка. Составь отчет по минутам: маршруты, номера камер, время – там, где можно его разглядеть… Когда у нас будет четкая картина всех перемещений этой ночью, тогда, возможно, что‑то и выяснится…

– Хорошо.

Бьорн поднялся и взглянул на часы.

– Ты не хочешь снова допросить Жозетту, шеф? – спросил Йохансен.

– Завтра. Пусть еще помаринуется.

Комиссар вышел. Анжела последовала за ним и в коридоре спросила:

– Я могу идти к себе?

Бьорн, обернувшись наполовину, ответил:

– Нет, Анжела, немного позже.