Американские демократы против неамериканских демократий

Демократия – явление довольно сложное. По крайней мере куда более сложное, чем её представляют американцы. Если взять, например, демократию евразийскую, то получается народовластие, основанное на теории самоуправления. На основе этих принципов может быть возведена новая евразийская идеологии, из которой вполне может проистекать своя собственная, постпозитивистская, с учётом изменившихся реалий, внешнеполитическая школа. Пока же Россия – это Путин, потому что всё делается только им, в одиночку. Он сам анализирует, сам принимает решения и сам их реализует. Это удобно в экстренной ситуации, требующей ручного управления. Но такая система неустойчива, ибо для существования государства в истории нужна система. Система – это элиты, действующие в рамках парадигмы, вытекающей из идеологии как производной от идеи. Без широкого идеологического воздействия устойчивые, самовоспроизводящиеся элиты сложиться не могут.

На первый взгляд, поднимая вопрос о демократии, мы входим в некий диссонанс: с одной стороны, поминая США, мы говорим о демократии как о чём‑то негативном, что навязывается американцами с помощью бомбардировок, оккупации и лишения суверенитета. С другой стороны, демократия – это народовластие, то есть оптимальная модель социального устройства для евразийского пространства народов. В ответ на это французский философ Ален де Бенуа выдвинул и отстоял такой тезис, что демократия является следствием исторического опыта того или иного общества. По де Бенуа, существует как минимум три типа демократии для разных типов общества. Это демократия свободы, демократия равенства и демократия братства. Демократия свободы – это как раз та самая либеральная демократия, с которой везде лезут американцы. Демократия равенства – это общество, основанное на принципе социального равенства – от каждого по способности, каждому по потребностям – и выстроенное по модели Советов. Таким обществом была Германская Демократическая Республика или является до сих пор Корейская Народно‑Демократическая Республика. Этой же демократической моделью, демократией равенства был весь советский блок. В Советском Союзе через систему советов как раз и было реализовано народовластие. Но есть ещё демократия братства – это демократия крови, демократия этническая, на основе которой базируется социальное устройство традиционных этносов. Типичный пример – северокавказские народы, чеченцы, в целом вайнахи, у которых в основе лежит тейпово‑тухумная модель. Согласно этому принципу лучший из лучших выдвигается из своего рода на совет тейпа, объединяющего род, имеющие общего предка. Совет тейпа выдвигает лучшего представителя на совет тухумов, где выбирается лучший представитель – лидер народа, который не правит, как в государстве, а судит, являясь самым просвещенным и образованным в плане религии, социального устройства и традиционного уклада. В системе «демократии братства» – первый не правит, но судит – это принципиальное отличие демократии крови.

Таким образом, существует как минимум три разных типа демократии. А если мы возьмём вообще традиционный уклад – племена, традиционные общества в составе империи, то в такой среде возникает картина некоего многообразия демократий. К слову, Путин в своей валдайской речи сказал, что у каждого народа своя традиция демократии и не надо нам навязывать либеральную американскую модель. Потому что это есть следствие исключительно опыта западных стран, европейского общества, и чуть позже созданного отцами‑основателями нового типа общества – Нового Света, который был заселён отщепенцами из Старого Света. Для нового типа западного общества они взяли самую выхолощенную, полностью очищенную от традиции, от консервативной морали, от европейской культуры модель демократии и там её установили. И вот сейчас с этой низкопробной демократией плебеев США лезут во все государства мира.

Для нас же демократия – это народовластие. Народовластие – как суть евразийской модели, как некий синтез демократии равенства с элементами демократии братства. Основное же отличие евразийской демократии народовластия от либеральной демократии Запада в том, что социальным субъектом в ней является не индивид, не атомизированная личность, не атомизированный гражданин, вокруг которого вращается вселенная, а коллективный субъект – автономия, община, этнос, народ. То есть традиционная форма социального устройства.

Евразийская субъектность более укрупненная, нежели атомизированная европейская и западная в целом. Если же реализовывать именно европейскую модель демократии, то мы неизбежно приходим к этноциду, то есть к перемешиванию этносов в едином плавильном котле гражданского общества, к гражданской политической нации, на чём как раз и настаивают сторонники Украины как национального государства, Украины как политической нации. В этом случае необходимо избавиться от этнизма, от многообразия, прийти к однообразию. Парадокс в том, что на модели государства‑нации для Украины настаивают как раз представители этнических меньшинств Западенщины, которые видят украинскую нацию сквозь этническую оптику. При этом пытаясь подогнать не только всё этническое многообразие пространства Украины, но и её русское большинство под свою этническую модель, то есть, по сути, как бы расщепить русский народ на этнические составляющие, переформатировав их после этого под этнические особенности запада Украины. Идея столь чудовищного и нелепого социально‑этнического эксперимента могла родиться, пожалуй, только в головах «украинских националистов». Или привнесена извне теми, кто желает разрушения и дестабилизации этого пространства. Главный их посыл таков – вот наша модель, свойственная этническому ландшафту Галичины, хорошая, единственно правильная, поэтому её надо распространить на всех. А то, что она не соответствует культурному, историческому наследию и традиции существования других народов, в частности татар, гуцул, русинов и т. д., это их не волнует.

Национализм – это всегда насилие и этноцид, когда одна этническая модель берётся за основу как унификационная, а остальные интегрируются в неё. При этом этносы пропускаются через сито этой унификационной модели, и представитель традиционного, коллективного субъекта становится атомизированным гражданином. И если до этого он опирался на свою общину, то в национальном государстве он оказывается один и опирается на полицейские силы. Если что‑то ему угрожает, он звонит в полицию, а в традиционном обществе он поддерживается своей семьёй, своим кровнородственным кланом, народом, своей средой, культурой, землей и т. д. Этнонационализм – это попытка создать политическую нацию путём навязывания социальной модели одного из этносов всем остальным и, по сути, означает этноцид со стороны одного этноса всех остальных.

Гражданское общество – это отрыв человека от почвы, от традиции, вычленение его из естественной среды коллективных субъектов и помещение в среду атомизированных субъектов. Это западная модель демократии. Это опыт небольшого пятачка земли. В Европе так развивались народы. Этносы сливались в большие народы, народы создавали империи, империи распадались на национальные государства, в которых гражданин, горожанин стал главным субъектом. В огромном евразийском пространстве коллективный субъект является главным носителем всего. Гражданское общество убивает всё этническое, а для Украины это будет означать уничтожение её сути – собственно уничтожение Украины как культурно‑цивилизационного явления, этнического в своей основе.

Date: 2015-09-18; view: 270; Нарушение авторских прав