ГЛАВА 9. Андрей проснулся рано, лежал, смотрел на жену, слушал ее дыхание

11 марта, суббота

Андрей проснулся рано, лежал, смотрел на жену, слушал ее дыхание. У нее была очень смешная особенность – она никогда не подвигалась во сне. Не то чтобы не шевелилась, но, даже если он ложился позже, – лежала, как лежала, и не отодвигалась ни на миллиметр. Максимум, что она могла сделать – обнять, не просыпаясь.

Это было не совсем удобно, довольно странно и очень характерно для нее. Когда он однажды сказал Лене об этом, она страшно удивилась и даже попросила прощения, хотя никто ведь не может отвечать за свое подсознание. Но она тут же придумала стройную теорию, дескать, это некто, живущий в ней, так глупо самоутверждается.

Вспомнила свою подругу, которую муж бил смертным боем и считал каждую копейку. Когда та наконец от него сбежала, то устроилась на трех работах: днем трудилась по специальности – она была чертежником, ночью сторожила детский сад и три раза в неделю убирала квартиры у знакомых. И долго, несколько лет ничего не тратила, копила. А потом купила разом машину, манто и серьги с бриллиантами. Работать не бросила, так и приезжала убирать квартиру за десять рублей в норковой шубе и на машине, серьги, правда, снимала. Доказывала себе, что может и одна, без мужа, прожить и себя обеспечить. Глупо вообще‑то что‑то доказывать, а не жить. Завела бы себе нормального мужика, нарожала детей. Или делом каким‑нибудь любимым занялась. Что‑то должно быть в жизни каждого человека, связанное с корнем «люб».

Расстроенная Андреевская сказала, что напоминает себе эту подругу, только еще глупее, потому что воюет с любимым мужем, да еще во сне. «И как‑то весь феминизм этот до ужаса банален, – сказала Лена, – доказывать мужчине свою состоятельность, тем более с тобой, Андрюша. Пытаться отнять у человека то, что он у тебя и не брал».

Он заметил внезапно, что и Лена тоже не спит, смотрит на него.

– Давно проснулась?

– Да уж минут пять, – Андреевская улыбнулась, – смотрю на своего мыслителя. О чем это ты так глубоко задумался?

– О тебе, – честно сознался Дорин. – Какая ты умная и самостоятельная.

– Зачем же с утра гадости говорить?

– Это не гадости. Посмотри мне в глаза и увидишь все остальное. Я просто держу себя, не даю расслабиться, потому что не знаю, куда все это может завести. А доктор, напоминаю, нам все запретил категорически.

Он обнял ее.

– Я бы этому доктору… – Лена вытянулась в доринских руках, по телу прошла дрожь.

– Эй, что с тобой? – Андрей встревоженно посмотрел на жену. – Это ведь не от желания…

– Это от страха, – кивнула Лена, чуть не плача.

– Что случилось?

– А ты не знаешь? – Андреевская отстранилась, попыталась повернуться на другой бок, но живот мешал сделать это быстро и пришлось просто отвернуться к стенке. – Тогда ты – старый сухой червяк.

– Это – круто, – развеселился Дорин, – старый, да еще и сухой червяк – что‑то из рыбной ловли напоминает. Ты случайно щуку метровую никогда не вытаскивала? Или подлещика красноперого?

– Сам – подлещик красноперый. Знаешь как страшно?

– Из‑за ребенка?

– Да, нет. Из‑за ребенка я через два месяца буду бояться. Страшно, вдруг мы в понедельник откроемся, а ничего не получится?

– Почему не получится? – не понял Дорин. – Ты все правильно делаешь. Товар у тебя отменный, магазин на правильном месте, девчонки хорошие. Ты сама, благо, что всего четыре года этим занимаешься, но я вижу, что дело ставишь правильно. В чем проблемы, Аленка?

– Знаешь, как говорят в Америке? Там человек открывает бизнес, все правильно придумал, вот как ты говоришь: хороший товар, место, персонал, а дело – не идет. Они говорят: «Что нужно, чтобы бизнес пошел? One day luck… Один день удачи…» Понимаешь?

– А, ты про это… – Андрей покачал головой. – Я всю жизнь считал и считаю, что мое дело – пахать, а удача – что‑то мне не доступное. Моя бывшая жена, я тебе рассказывал, человек мистический, говорит всегда, что не стоит ее обижать. Что она сама, может быть, этого и не хочет, но Бог всегда за нее вступается и мстит обидчикам страшно. Но мне кажется, что это просто такая удобная позиция для шантажа – ты должен делать, как я говорю, а не то тебя Господь покарает, и ничего неземного здесь нет. Мы всегда прячем за мистику свое собственное дерьмо, прости на грубом слове.

– Так ты что, не веришь в мистику? Считаешь, что ничего этого нет?

– Почему, очень даже верю, и очень даже есть все это. – Дорин повернулся, лег, не выпуская руку жены, на спину и сказал, глядя в потолок: – Только мы законы эти не знаем, слава Богу, а то такого наворочали бы, в век не разгребешь. Наше дело, я повторяюсь для некоторых с тридцатью процентами, наше дело – пахать. И еще верить. И тогда, как в песне, какой‑то «берег из тумана выйдет к нам…».

– А мне все равно нужен «one day luck». Все равно нужен…

– Конечно, нужен, – согласился Андрей миролюбиво, – и вот я его тебе дарю: это – «один», – он поцеловал ее в лоб, – это – «день», – поцелуй в губы, – это – «удачи», – снова поцелуй, на этот раз в правый глаз, – а это моя подпись. – И последовал поцелуй в левый.

– Да ну тебя, – рассмеялась Лена. – Все всегда превращаешь в анекдот. Как не стыдно – у жены трагедия, а тебе бы все веселиться.

Внезапно прозвенел звонок у входной двери.

– Кто это? – Андреевская вздрогнула о неожиданности. – Кого в такую рань несет?

– Да не так уж и рано, – ответил Андрей, поднимаясь с постели, – девять, начало десятого.

– Шутишь?

Дорин показал ей часы и начал искать халат. Эта в принципе очень полезная, но исключительно вредная деталь одежды обладала довольно странным свойством – никогда не оказывалась там, где ты ее оставил. Вот брюки, рубашка, свитер. Все там, где им и положено быть. Но халат… Андрей точно помнил, что вчера после душа повесил его на крючок в ванной комнате, но сегодня его там не было. Не оказалось халата ни на спинке стула в гостиной, где иногда ночевала эта скверная тряпка, ни на кухне. А идти открывать в одних трусах было не очень вежливо, вдруг там женщина.

Опять зазвонил звонок, на этот раз еще требовательней.

– Андрей, – позвала его Лена из спальни, – что ты ищешь? Почему не идешь открывать?

– Халат пропал, чтоб ему не ладно! – в сердцах сказал Дорин. – Не идти же в неглиже.

– Да вот он, на спинке кровати, – тон Лены был извиняющимся, – я его ночью надевала, а то зябко было очень.

Он подхватил халат, прошел в коридор и глянул в глазок – мужчина, которого он увидел, был ему вроде бы незнаком. Но Дорин открыл дверь.

На пороге, переминаясь с ноги на ногу и как‑то странно подергивая плечами, стоял небольшого роста человек с испуганным взглядом. Только приглядевшись, Андрей узнал в нем Альберто – хозяина ресторана и любовника Кольцовой.

– Что случилось? – спросил Дорин, приглашая итальянца в квартиру. – Как ты нас нашел?

Альберто с Настей были у них в гостях только один раз несколько месяцев назад, и Андрей подумал, что итальянцу с плохим русским языком, в плохо знакомом городе найти дом даже по адресу было бы довольно трудно.

– Где Настя? Почему она не поднялась?

– Настя убили, – сказал Альберто, и голос его дрогнул. – Вы с Лена хотят мне помочь…

И он заплакал, как ребенок.