Глава 7. Мудрец Зимбгах

- Знаешь, а мне понравилось…

- Понравилось могилы откапывать?

- Ну не то чтобы откапывать, …мы же и серьёзно можем чего-нибудь да нарыть…

- Барахло, скелет, да блюдечко с копейками…

- А может, стоит и вправду ветеранов откапывать? А что по мне они ещё те фараоны – Боров закурил сигарету – слышал ордена не малых денег стоят

- Видел, было как-то время, зашёл в такой магазин, а там лавка с орденами и цены…это да!

- Ну, вот и я о чём

- И что же? Не каждую ведь копать, а какую знать копать, а какую нет? По дате, что ли будешь смотреть? Да только не все ордена получали… - Григорий повернулся на бок, чтобы увидеть лицо курящего Борова. Пожелтевшее лицо Борова выражала тупой взгляд, падающий на Григория.

- Гадство! Мы ещё вернёмся к этому разговору.

И как Боров сказал, так и произошло. Через некоторое время они вернулись к этому разговору и в этот раз все препятствия, какие встретились перед ними днём, сразу улетучились пьяной ночью. Так они и поступили. Покачиваясь в стороны, наперевес с лопатой два Григория встали в центре кладбища, и как было ранее уговорено, начали считалочку. Так два раза сбившись со счёту на третий раз палец пал на неприглядную могилу «Степана Сергеевича Кабанова (1917-1978 г.)». За пальцем дело не встало, и как в старые времена в землю вновь вонзились штыковые лопаты. Этой ночью они нечего не боялись и даже прикрикивали друг на друга, бросая землю не в одну кучу, а в разные стороны. Прихватив собой спиртного на перекуре, они снова выпили и уже с новыми силами докопали третью могилу. В двух гробах улов был отменный и только в одной они нашли наградную грамоту за старание колхозницы.

Удовлетворенные мародеры на восходе солнца ушли домой, наспех зарыв землёю откопанные могилы.

- А как? Смотри?! – хрипло с глупой физиономией говорил Боров, указывая Григорию на руки полные орденов – смотри, говорю! Как думаешь, и сколько это стоит?

- Чёрт их знает, сколько стоят, но тут надо не торопится! – отвечал Григорий, пытаясь быть серьёзным и рассудительным.

- Ты чего?! – взвыл Боров обиженно, ступая случайно на куст Люды, посаженный под окном.

- Чего?

- Чего не торопится? – повторил, запинаясь Боров перед дверью в дом.

- Сейчас пойдёт слушок о том, как какие-то люди могилы роют, а тут мы «Нате!».

- Это дело, ладно…давай завяжем с этой стройкой…и…каждую, кхм…ну наберём больше.

- Завтра поговорим, спать, сейчас спать!

Спали они после такой изнывающей ночи очень долго, и, проснувшись ближе к вечеру, посмотрели на это теперь новыми глазами. После пьянки, и тяжёлого труда разум был ещё не совсем чистым, но всё же думалось легче, чем ночью. В ходе разговора Боров настаивал этой ночью повторить, но Григорий упирался и говорил, что слишком рисково это, надо дня два подождать. Они ждали, а в это время никто даже в городе не слышал о том, что кто-то роет могилы.

Время настало, и они снова собрались отправиться рыть усопших, однако условие, такое как не напиваться на деле, не было исполнено, и они снова отправились туда в пьяном виде. Рыли теперь ещё с большим энтузиазмом, теперь почти как профессионалы, знавшие с какого угла начинать, знали в каком месте бить лопатой в гроб, чтоб дощечка проломилась, теперь даже не заглядывая во внутрь они одним движением руки доставали награды за доблесть на войне, за то что больше других убил людей, за то что один не побоявшись, доставлял ценные документы, укрываясь сутками от псов Германии, за то что прожил дольше других, за то что был там, где не было других, за то что не бежал, а стрелял, не глядя в страхе в чёрный дым, разделяющих одних от других.

Время быстро летело, и по началу они ждали сутки и только потом снова брались за лопаты, потом выяснив, что никто даже не заподозрил об их проказах, стали и вовсе копать каждую ночь в пьяном виде. Так продолжалось целый месяц, в это время их комната заполнялась разными кольцами, цепочками, крестами, орденами, медалями и даже попался пистолет «Маузер К96».

Этот пистолет доставлял огромное удовольствие Борову, который теперь каждую свободную минуту начищал этот маузер.

Помимо того, чтобы днём спать Григорий стал чаще общаться с соседкой Сашей, что училась на медсестру. Они подолгу засиживались на кухне, до прихода Григория она читала и запоминала медицинский учебник, стоило придти ему, они оба начинали пить чай и чай тот пили долго. Это уже стало походить на традицию пить вместе чай и расходится спать, да только Григорий уходил копать могилы, в то время как Саша крепко спала. Все соседи до сих пор думали, что они трудятся на стройке, так как всегда были они уставшие, да с грубыми намозоленными руками, с красными, растёртыми шеями.

Однажды Григорий с Сашей заговорили о родителях, тут Саша кротко обмолвилась «Я сирота». На что Григорий умолк потом спросил как ей жилось сиротой, та быстро в ответ, сказал «Что нечего обычного, и так же как и другие дети без родни, всё сама, всё сама».

- Порой хочется её найти… - тихо шепнула в смущении Саша.

- Зачем она тебе?

- Знаешь вот так и не ответить, пока не отыщешь – Саша быстро бросила взгляд на него потом в чашку с чаем, всматриваясь в карамельного цвета дно.

- Тогда давай найдём – Григорий и теперь не мог объяснить, почему сказал эти слова. То ли оттого, что ему нравилась Саша, то ли дело было в том, что не спроста он напивался каждую ночь перед грабежом мёртвых – возможно, ему было стыдно за это и в помощи сиротке он видел шанс на добрый поступок, а может всё было проще он попросту искал, чем себя занять и просто так сказал это, чтобы хоть как скрасить разговор, только вот Саша восприняла это как сигнал для начало давно тлеющей мечты в глубине души.

Как оказалось найти её было просто, да только как это они сделали мне неизвестно. Её мать была Зинаида Андреевна, которая лежала сейчас в больнице для душевно больных. Саша туда пошла вместе с Григорием, но она его остановила у входа, тот всё понял и остался перед дверью в царство душевных пленников своего воспаленного мозга. Сашей одной было страшно ступать по этому коридору, но она понимала, что это она должна пройти сама, как и всегда «Всё сама». Коридоры были чистые ничем не примечательны, безымянные, именно это и пугало Сашу, это безразличие и холод стен в этом страшном месте. Ей удалось встретиться со своей матерью, она была смуглою, маленькой женщиной. С коротко обстриженными волосами, в отличии, чем у своей объявившиеся дочери, которая обладала косичкой до лопаток. Они разговорились, мать была медлительно и усталой, видно находившиеся под властью дурмана данного заведения.

- Сколько времени ушло…я рада, что хотя бы сейчас обрела дочь – говорила медленно как дух не этого времени мать Саши Зинаида Андреевна.

Саша замялась, говорила тактично, и в то же время ей хотелось задать ещё больше вопросов.

- Мы даже как-то не похожи – боясь, обидеть мать говорила Саша, она испытывала страх перед клеймом «сумасшедшая», она думала, стоит не то сказать, не так пошевелиться и мнимая маска спокойствия слетит с её лица и появиться настоящая сущность человека за чьи особенности её сюда и заковали.

- В отца, в отца…- добро, по-матерински отвечала старая, смуглая женщина. Только сейчас отпали все сомнения в родстве, вся злоба, что пряталось в Саше, услыхав это добрый, тёплый голос. Именно такой материнской теплоты ей всегда не хватало, сколько она себя не тешила, не обманывала, что ей нечего не надо и жить можно без корней. Саша сейчас поняла всё, то горькое заблуждение своих умозаключений, тогда когда услышал эти слова «От отца, от отца…». Теперь она во что бы ни стало, должна была освободить свою мать, но заведующий не уступал свои позиции и наотрез отказался вызволить мать Саши. Тогда-то она всё рассказала Григорию и тот всё быстро придумал. Придуманный план мать Саши восприняла оживлённо, будто в этот миг тот же что и Саша она очнулась от долгого плена собственных умозаключений.

План был прост, но и в то же время из-за своей простоты он становился очень опасным. Дождавшись ночи, Григорий в этот раз не отправился копать могилы, а отправился вызволять живых усопших из дурдома. Он поджёг забытый склад на территории больницы, тем самым привлёк внимания всех сотрудников. Именно тогда в действия плана вступала Саша, которая одела свой медицинский халат, прошла в комнату своей матери, и освободила её, вместе сними на волю выбежали некие знакомые Зинаиде сумасшедшие. Они колонной, полусогнуто двигались по тёмному, призрачному коридору, в закрытых дверях стучали пациенты в страхе увиденного пламени на дворе. Тёмно-синие стены впитывали падающее пламя из окон, как морская неизменная глубина. Пациенты обегали хрупкую пару, почтенно здороваясь с Зинаидой. Заметив, тень на полу из-за угла коридора они ворвались в одну из комнат, затаив дыхание они слышали свои сердца, работающие на предельной скорости. По коридору раздались возгласы и крики пациентов, которых всех остановил один, но огромный мед брат. Он просто вышел к ним навстречу и те как куклы прилипли в страхе на месте. Он самодовольно выстрелил взглядом на каждого, запоминая тех, кого завтра будет лупить за ночную проделку. Когда они услышали, как крыша склада обрушилась они поняли, что тот страх который был в их сердцах улетучился вместе с той самой постройкой и теперь ни один препарат, ни один страшный верзила перед ними и свободой не встанет. Они будто почувствовали коллективный приказ броситься на санитара, так они и поступили. Как только громила был свалён, они бросились дальше, за ними бежала Саша с матерью.

Решётки на окнах теперь для них были смехотворны, они бросились голосить как индейцы, убившие главного врага, выбегая из белой больницы. Белые халаты маячили на дворе, в то время как душевно больные люди бросали свои койки.

Когда они скрылись на большом расстоянии от места их заточения, мать приостановила её и они заплакали. Они плакали вдвоём, это были одинаковые чувства, Саша, так же как и Зинаида обрела свободу. Тогда-то Зинаида и произнесла роковые слова «Прости, я не мать твоя». Нечто крупное больно упало в Саше, она недоуменно смотрело в смуглое, не похожее на её лицо.

- Я не твоя…прости – повторила вновь она.

- Не понимаю, что?

- Я всё объясню

Она отошла от старушки и закрыла лицо руками, осознавая всё совершённое. В голове всё встало верх дном. «Что теперь? Как?» вертелись одни и те же вопросы, которые оставались без ответа. Ей хотелось уйти, зарыться в норку, заползти в кокон и не выходить. Ждать когда всё пройдёт, и она сможет снова жить прежней жизнью.

- Твоя мать мертва, я покажу, где именно…

Саша послушно шла за ней, а в голове эхом раздавались слова «мертва, мертва, мертва…».

- Я эмигрантка, а твоя мать было очень доброй женщиной, поверь! Она отдала мне своё имя, только вот я потом узнала, что её жизненная доля не проще моей…меня поймали, и посадили в эту больницу. Если бы я тебе сказала, ты бы мне не помогла?

- Наверное – сухо отвечала Саша.

- Вот это её могилка, а теперь я пойду, и ещё раз извини

- Постой, куда ты теперь?

- Мы отправляемся на поиски Зимбгаха – она с искренней нежностью смотрела на Сашу.

- На поиски чего?

- Это долго объяснять, проще сказать этот мудрец скажет нам, что есть смысл жизни.

- Наверно, за то вы и угодили в больницу…прощайте…

- Спасибо тебе Саша… Я вернусь к тебе, когда узнаю, что есть смысл, чтобы поведать тебе его…

- Не стоит, а хотя приходите, я послушаю…

На этом она осталась одна возле безымянной могилы своей матери. Сзади подошёл Григорий, который всё время брёл незаметно за ними.

- Вот же, как вышло…

- Да не хорошо…- ответила Григорию Саша. Они оба смотрели на почти сгнивший крест.

- Выпало же тебе на долю испытать такое…сирота, а теперь ещё обманутая сумасшедшей, да если не брать в рассмотрение, что мы с тобой освободили толпу, таких, как она…фанатичных, как она там сказала?

- Зимбгах…

- То - та, тебя подождать?

- Не надо, я сама…как обычно.