Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Шудру. Технологии аутизма
Мотивы жизни определяются градиентами, выражающими структуру социального поля. Эти градиенты детерминируют личность, определяют ее деятельность и ее функции. Человек интериоризирует детерминирующие его напряжения как свои мотивы и потребности, стремится снять эти напряжения своей активностью, переживает детерминирующие его векторы как смыслы личной борьбы. При родовой организации деятельности логика мотивов определялась положением родов в биосфере. Связь родовых систем с биосферой создавала концентрацию активности людей вокруг родовых очагов, вокруг женщин, рождавших людей и выступавших посредниками между обществом и энергиями биосферы. Затем, при переполнении биосферных ниш начались войны, и градиенты организации родовых систем разрушились. Это привело к кризису мотивации и потребовало новых градиентов, формирующих векторы активности людей. Новые градиенты были созданы разделением “земного” и “небесного” миров, противостоянием Бога и дьявола, символов добра и зла. Эти градиенты обеспечивали устремленность людей, терявших привязанность к родовым очагам жизни. В XV–XIX вв. по странам Европы развернулся кризис религиозной идеологии. Устремление к небесному миру потеряло свою энергетичность. Но для социальных низов мотивацию обеспечили градиенты социального неравенства. Контраст между жизнью низов и аристократов, хотя и унижал третье сословие, но именно этим создавал ему мотивацию самоутверждения. Миллионы униженных в Англии, Франции, России, Германии получали в иерархичности общества мотивирующие их градиенты психического напряжения. Стремление “разрушить мир насилья” обеспечивало смыслы жизни и бывшим крестьянам, отрывавшимся от родовых систем, и выходцам из теряющих свои функции сословий дворян и священников. Униженность и ущемленность дала миллионам людей мотив к покорению мира. Но революции разрушали целостность социальных структур и единство их идеологий. В противостоянии субъектных амбиций возникло множество партий и течений. Пространство мифов раскололось и локализовалось в разноголосице идей, теорий и ценностей. Массовый рост субъектных амбиций столкнулся с ограниченностью социального и биосферного пространства. Революции в Англии, Франции, Германии и России вначале пробуждали в тысячах униженных веру в возможность передела мира, затем сталкивали группировки в непримиримой войне интересов и вели их к взаимному уничтожению. Ни общество, ни биосфера не могли вместить в себя энергию субъектов, разбуженных мифологией покорения мира. Эта энергия вылилась в жестокую борьбу за захват рынков, в войну группировок и привела к гибели мифа о свободе личности. В войнах и репрессиях погибли миллионы людей, пытавшихся реализовать свои субъектные амбиции. В кровавом переделе погибали, прежде всего, те, кто стремился подняться вверх, достичь высших уровней социальной иерархии. Реализовав в революциях XVII–XX веков мечту о разрушении “мира насилья”, “вайшья” разрушили и систему социальных градиентов и напряжений, обеспечивавших мотивацию их субъектных амбиций и стремлений. При разрушении этнических и государственных структур, духовно-материальные потоки человечества вливаются в логику рынка и организуются в новые жесткие структуры, мало зависящие от субъектной воли индивидов. На узлах распределения потоков энергии (физической и духовной) структурируются корпоративные системы, контролирующие эти потоки на разных направлениях. Новые социальные системы – это уже не целостные и ясные иерархии прежних веков, а множество локальных профессиональных и криминальных групп, включенных в мелко структурированную рыночно-техногенную систему. В XIX–XX вв. сформировались экономические, конкурирующие рыночные структуры, организованность и плотность которых становится препятствием для реализации амбиций личности в преобразовании мира и для свободного продвижения индивидов по уровням социальной иерархии. Рынок реализует функцию разрушения государственных, этнических и родовых структур, мотивировавшую прежде амбиции “вайшья”. Потоки финансовых взаимодействий автоматизируют и обезличивают работу сотен тысяч топоров раскольниковых, лопахиных и всех героев революций, мечтавших “разрушить мир”. Лозунги “свободы личности” помогают разрывать традиционные связи, укреплявшие прежние формы социальной организации. Разрушение социальных систем идет уже не по замыслам теоретиков революций, а по логике самодвижения финансов и механизмов. Рынок разрушает конкурентные себе социальные структуры, начиная с более поздних, надстроенных над предшествующими. Так, в первую очередь рыночные процессы размывают глобальные государственные структуры. В переходные периоды это освобождает энергию более ранних социальных структур, прежде подавлявшихся государством. Дестабилизация государственных систем освобождает энергию этнических систем. Этносы выдвигают претензии относительно своей прежней подавленности. При разрушении государственной идеологии актуализируется мотивация национального объединения. И в западной Европе XVI–XVII вв., и в России XX–XXI вв. начало рыночных реформ совпадает с оживлением волн национального противостояния. Но постепенно рынок размывает и этнические системы, включая их в финансово-технические процессы. Движение “свободного рынка” определяется уже не государственными и идеологическими структурами и не логикой родов. Рынок имеет свою автономную логику, определяемую не замыслами и планами индивидов, а законами взаимодействия техногенных систем и обеспечивающих их энергий биосферы. Он движется по логике техногенных систем, по векторам потребления и распределения орудий. В определенных узлах планеты возникают геохимические напряжения и градиенты, притягивающие потоки живого вещества. Человечество же детерминирует движение рынка, создавая узлы потребления, притягивающие к себе потоки средств, орудий и человеческих способностей, создавая в разных местах градиенты био-технического напряжения, втягивающие в себя предметы и энергию людей, как товар. Эта субъектность человечества, уже не личностная и не психологическая, а такая же бессознательная, какой является и субъектность биосферы. Социальный мир движется по векторам развертывания нелокальных структур био-социальных напряжений планеты. Когда одни напряжения снимаются, то это дает основание выявляться новым, прежде скрытым напряжениям. Человечество превращается в “жидкую массу”, текущую в направлении функциональных градиентов, формирующихся в общем био-социальном теле планеты. Дифференциация и сужение функций элементов происходят при формировании любых многоуровневых систем. Так, при возникновении многоклеточных организмов происходило сужение и деградация функций живых клеток, когда-то функционировавших в виде одноклеточных организмов. В большом организме клетки становятся узко специализированными: лишь двигательными, окислительными, нервными и т.п. Что-то подобное происходит и с человеком в современном социальном организме. Деятельность распределяется по участкам глобальной системы профессий. Пространство жизни дифференцируется на узкие сферы, где между людьми возникает высокая конкуренция по способности выполнять определенные операции. Социальная значимость человека зависит уже не от благородства, смелости или тонкости его мироощущения, а от уровня владения технологией в определенном узле социо-технической системы. Жесткая организованность – это свойство не только производственных или торговых систем, но и политических партий, научных групп, организаций в сфере искусства, шоу-бизнеса и пр. Политик, даже президентского уровня, не обладает свободой решений и зависит от силы направляющих его групп. Жестко организованные бизнес структуры контролируют сферы искусств, закрепляя за художниками и артистами статусы “звезд” и “гениев”. Ученые получают возможность утверждать свои идеи лишь в зависимости от занимаемого ими статуса среди “специалистов”, принимающих или отвергающих их концепции. Пространство мировоззрения и эмоционального мироощущения контролируется профессиональными журналистскими и религиозными организациями, выступающими от имени народа или самого Господа Бога. В рыночном обществе исчезает потребность не только в построении единых для всех религиозных и философских концепций, но и в научных теоретических школах. Вместо теорий технический мир нуждается в технологиях. Качество духовного продукта оценивается по его финансовой эффективности, по прибыли, приносимой той или иной технологией. В условиях роста населения и организованности корпораций большинство людей теряют пространство реализации субъектных способностей. Отстраненность большинства от организации жизни, включенность людей в деятельность в роли лишь исполнителей отдельных звеньев ставит их в позицию не “вайшья”, не “кшатриев” и не “брахманов”. Роль личности в организации современного общества – это роль “шудру”. Психологическое состояние шудру – отчужденность. В XXI веке социум предстает перед людьми в образе столь же чуждой им реальности, как когда-то общество арьев предстало перед шудру. Сужение социальных функций пришло в противоречие с ростом субъектности людей. Наш современник, локализованный в узких сферах деятельности и “сливающий” свои невостребованные способности в разгадывание кроссвордов, чтение книг о чьих-то подвигах, в остросюжетные боевики и компьютерные игры, уже мало напоминает энергичного “вайшья”, покоряющего природу и штурмующего высшее общество. Развитие субъектности людей компенсируется ростом их аутичности, уходом в воображаемые виртуальные миры. Психическая активность индивидов все более удаляется от реальности. Шудру, пожалуй, самый загадочный тип личности в кастовом обществе Индии. Шудру – это человек, выполнявший обязанности слуги и лишенный возможности что-либо решать в регулировании жизни. Субъектность шудру кажется минимальной. Если три верхних касты были допущены к знанию священных текстов, то шудру были отстранены от этого знания. Шудру не считались “дважды рожденными”, какими считались брахманы, кшатрии и вайшья. Шудру не были представителями арьев, а принадлежали к покоренным народам. А это значит, что шудру имели свои мифы и свой психологический мир, скрытый от его приятия ариями. Не бездушие и отсутствие субъектности, а психологическая закрытость и умение жить в мире одной культуры, имея корни другой культуры, характеризуют субъектную позицию шудру. Отстраненность от господствовавшей в Индии культуры брахманов и кшатриев была, скорее всего, основанием развития рефлексивности шудру. Четыре периода развития субъектности показывают волновой, колебательный характер нашей истории. В эпоху жрецов человек взаимодействовал с миром, стремился утвердиться в нем в качестве родового субъекта. Он не боялся природы, ощущал с ней родство и растворялся в ней. Мифология жрецов мотивировала к слиянию с миром, давала чувство сопричастности с жизнью лесов, морей и полей. Затем, в эпоху войн и религий маятник субъектности качнулся в сторону отрицания природы, люди стали уходить в мир идеальных образов. Дуализм отразил и страх реальности, и ее замещение красотами духовного мира. В эпоху “вайшья” усилившие свою субъектность люди снова повернулись к окружающему миру. Они уже не бежали от природы в аскетическом противостоянии ей, но обрушились на нее агрессией своей активности. “Вайшья” обращаются к реальности, но уже не в форме субъект-субъектных отношений эпохи брахманов. Столетия отрицания природы закрепили мироощущение, в котором природа лишена субъектности. Природа унижена до роли материи, измеряемой и покоряемой человеком. В отличие от эпохи жрецов, где люди сливались с природой, теперь личность, “нарастив” свою субъектность, идет не на слияние с миром, а на покорение его. “Вайшья” штурмуют и природу, и общество, выросшее в мощную детерминирующую систему. Но, разрушив “мир насилья”, “вайшья” разрушили градиенты, создававшие мотивацию их борьбы. Потеряв перспективу социальных амбиций, “шудру” вынуждены либо жить проблемами локальных участков деятельности и отношениями в малых группах, либо мотивировать себя аутичными фантазиями. Градус мотивации “шудру” трудно сравнивать с энергией социального самоутверждения “вайшья”. Всплески психической активности возникают в периоды дестабилизации, рассогласования ситуаций со старыми мифами и схемами действий. При стабилизации ситуаций не интеллектом людей, а логикой рынка обнаруживается избыток духовной энергии и активности людей. Стабилизируясь, рыночное общество буквально выдавливает из себя избыточную субъектную энергию людей. Социальная детерминация личности в наше время – это погашение избыточной субъектной мощи, сдавливание психической энергии во внутренний мир индивидов. Когда-то религия подавила избыточную силу человечества, уведя активность людей в мир идеальных образов. Такое же подавление энергии происходит и при переходе от слишком разросшихся амбиций “вайшья” к эпохе “шудру”. Разрушение прежних идеалов борьбы и целевых программ, требует быстрого и жесткого подавления субъектных амбиций. Снова, как и в эпоху “кшатриев”, люди должны обуздать избыточную активность и погрузиться в фантастические образы. Чем более невостребованной оказывается внешняя субъектность людей, тем более значимой для них становится их виртуальная жизнь. В эпоху “шудру” маятник активности вновь откатывается в мир субъектных образов. При переходе от эпохи “вайшья” к эпохе “шудру” энергия субъектных мотивов и нереализуемых амбиций порой разрывает личность. Подавление субъектной активности проходит болезненно, как и в эпоху ранней религиозности, когда человек применял жесткие технологии самоистязания. В древних религиозных мифах избыточная субъектная энергия представлялась в образах дьявола или зверя, терзающего душу. В фильмах нашего времени тоже популярны образы чужих сил, пауков, спрутов или инопланетян, проникающих в людей и разрывающих их изнутри. Мотивация жизни для “шудру” – это серьезная проблема, порождающая в переходный период рост алкоголизма, наркомании и самоубийств. Поколения, воспитанные в мифологии “борьбы за Родину” или “построения светлого будущего”, вынуждены применять особенно жесткие средства снижения своих субъектных амбиций. Для большой части населения такими средствами стали алкоголь и наркотики. Снижая уровень ориентировки, алкоголь дает ощущение свободы самовыражения, восстанавливает видимость соединенности людей, притупляет ощущение боли. В больших дозах алкоголь физически подавляет субъектную энергию личности. Техногенное общество, заинтересованное в ровном и надежном исполнении операций, по сути, безразлично к тому, будет ли избыточная психическая энергия погашена путем деградации людей или же она будет интериоризирована в их внутренний мир. Выбор между сосредоточенностью на мелких событиях дня и погруженностью в виртуальные миры – это выбор между деградацией личности и интериоризацией субъектности. В современном мире используются обе формы подавления энергии. Алкогольные корпорации, наркомафии, создатели фантастических игр и сюжетов становятся в XXI в. столь же значимыми, как торговцы нефтью и промышленные магнаты. Метод деградации личности – это разрушение социальных ценностей, обеспечивавших рост субъектности людей, распространение культа физиологических ощущений. Телевидение, “желтая пресса” и “массовая литература” активно ведут дискредитацию образов, провоцирующих развитие субъектности. Выдающиеся исторические личности, политики или ученые представляются в темных чертах, становятся героями фарсов и пародий. Вместо них создается пантеон “простых кумиров” – футболистов, певцов, эстрадных “звезд”. Характеризующими их сюжетами становятся интриги и бытовые скандалы. Культ простых ощущений, пищевых и сексуальных, замещает сложность духовной борьбы, романтической любви и героизма. Опыт активности личности без участия в организации жизни накоплен в психологической культуре подросткового возраста. В мире подростков, еще не получивших социальной значимости и вынужденных противостоять давлению взрослого мира, сложилась культура локальных группировок, с идеалами отрицания “взрослой культуры”. В эпоху “шудру” технологии подростковой культуры становятся основой массовых социальных акций. Телевизионные программы заполняются передачами и клипами, использующими стиль общения, речевые обороты и содержание проблем, характерных именно для подростков. Культивирование среди взрослых подростковых проблем и форм общения – это один из способов снижения уровня субъектности личности. Второй метод сдавливания субъектности – создание виртуальных миров, уводящих энергию личности от деятельности в реальном мире. Фантастические фильмы и романы, детективы, боевики, интернет, компьютерные игры, спортивные чемпионаты и игровые автоматы позволяют миллионам людей жить в мире виртуальной борьбы и реализовывать свою психическую энергию в формах, не тревожащих окружающих. Молчаливые пассажиры метро, погруженные в чтение книг и звучание плееров, концентрируют в малом объеме пространства колоссальное количество невостребованной субъектной энергии. В отличие от мифологии родовых систем, современный человек окружен мощной детерминирующей его символической культурой. Разросшаяся рефлексивная культура обрела свою телесность в текстах книг, в музыке, в живописи, в символах, в ритуалах религий и светских идеологий. Мифология “шудру” – это множество субъектных образов, мотивирующих виртуальную активность людей, определяющих функциональные центры привязанности и смыслы жизни. Невостребованность своей субъектности люди могут компенсировать, участвуя в движениях спортивных или эстрадных “фанатов”, соотнося себя с образами героев или кумиров. Виртуальной активностью становится участие в семинарах, в митингах и собраниях, где индивид может ощутить себя ученым, влияющим на развитие науки, или политиком, влияющим на развитие государства. Каждый может пережить напряженность борьбы и ощутить себя героем. В отличие от религиозных мифов эпохи “кшатриев”, фантастические миры “шудру” разнообразны и индивидуализированы, подогнаны к потребностям и амбициям разных людей. “Шудру” строит мифологию, собирая образ реальности из осколков мифов разных культур и социальных групп. Он компилирует разные концепции, создает свое автономное мироощущение, исповедует одновременно что-то от буддизма, коммунизма, христианства, фантастических романов и научных теорий. Типичный герой художественных фильмов и литературы эпохи “шудру” – это герой одиночка. Психологическая отстраненность от социальных структур – его главная черта. Особенностью героя бывает отсутствие у него прошлой жизни, включенность его только в локальные проблемы ситуации. Герои романов и боевиков приходят в сюжет как бы ниоткуда. У них нет зависимости от породившего их общества, и даже если они входят в сюжет, чтобы “раскрыть преступление” или “отомстить за друзей”, вся напряженность их переживаний детерминирована лишь данной локальной ситуацией. Герой возникает в ситуации, входя в нее со стороны, и часто противостоит всем участникам событий, пытаясь постичь ситуацию с помощью кого-то из “местных персонажей”. Он как будто живет только теми событиями, которые встречает на пути, той локальной ситуацией, в которую входит одновременно со зрителем или читателем. Против организованного общества он борется как отрицатель, как частный детектив, как преступник или бродячий спаситель, противостоящий группировкам и вызывающий симпатию у читателя и зрителя. Характерная черта героя “шудру” – создание мотивации своей активности через игру с реальностью. Он ощущает события жизни как виртуальную игру. Оторванность от жестко детерминирующих его социальных связей позволяет индивиду независимо включаться в любые игры, мотивирующие его активность. Но реальный психический мир “шудру” выходит далеко за пределы текущих локальных ситуаций. Воспринимая поток внешних событий как что-то малореальное, как игру, индивид переживает в своем внутреннем мире напряженные и интенсивные события. Рынок, движущийся по своей жесткой логике, заставляет человека избавиться от мифа о возможности индивидов управлять миром, от восприятия природы как простой материи. Будучи отстраненными от организации самодвижущегося мира, люди начинают ощущать его субъектность. Субъектность мира – это эмпирический факт, выражающийся в создании природой биосферы, человечества, в формировании каждого из нас. Люди могут ощутить в окружающем пространстве творящие силы, поддерживающие их жизнь, заставляющие атомы, молекулы и элементарные частицы организовываться в форму тела, а также обеспечивающие процессы мышления, переживания и мироощущения каждого индивида. В периоды наращивания своей субъектности люди старались избавиться от образа субъектности окружающего их мира. Функции управляющего субъекта, опекающего и защищающего индивидов, принимали на себя социальные организации: семья, армия, церковь, государство, политические и экономические группы. Эти организации закрепляли свою субъектную логику в мифах и символах, создавали функциональные векторы, направляли массы на борьбу за те или иные идеалы. Но в эпоху “шудру” индивиды, не будучи полноправными членами социальных организаций, часто сами становятся для себя жрецами и священниками, сами конструируют образы мира. Переживая отрешенность от окружающих его социальных систем, “шудру” проходят процедуру духовного развития, напоминающую ту, что проходили брахманы, уходя в лес, превращаясь в одиноких аскетов, постигавших природу через отрешенность от общественной суеты. Теряя включенность в идеологические группы, ведомые религиозными или политическими мифами, индивиды вынуждены сами вступать в контакт с детерминирующим жизнь мировым субъектом, должны сами ориентировать векторы своей активности, учитывая логику создающего их мирового процесса. Поэтому в эпоху “шудру” восстанавливается ощущение субъектности мира. Вновь ощущается вторичность человека по отношению к формирующим его процессам. Отказываясь от разрушения реальности и борьбы за другой, лучший мир, “шудру” снижают уровень своей агрессии. Образ “прогресса” исчезает, как миф предшествующих поколений. Прежние оценки реальности как “темного прошлого” и мечты о “светлом будущем”, о превращении общества во что-то иное теряют свою мотивирующую значимость. “Шудру” учатся строить свою активность, вращаясь в ограниченном пространстве локальных событий. При этом представление о линейности времени и устремленности жизни куда-то вперед заменяется другой картиной времени. Траектории жизни вновь приобретают цикличность, возрождая образ времени эпохи античности. Ритмическая и временная организация жизни каждой из четырех эпох проявляется в характерных для них музыкально-звуковых и танцевальных формах. В жреческо-шаманскую эпоху преобладали звуки и ритмы, создававшие мистическое ощущение окружающего мира. Монотонные ритмы сакральных нашептываний и ударов шаманских бубнов, ритмичные движения танцев и безумство плясок у огня, вибрации струн, пронизывавшие и людей, и духовное пространство мира, – все это вводило общины в совместный транс. Это объединяло людей не только друг с другом, но и с окружающим миром, с духами предков, с шепотом леса и бесконечностью космоса. В военно-государственную эпоху эмоционально-мистическое слияние с сакральными силами постепенно вытесняется строгими аристократическими формами. Хоральное пение соединяло человека с высшими силами, но уже не с жизнью природы за стенами храма. Военные марши еще несли в себе энергию объединения и возбуждали готовность к бою, но они были лишены опьяняющей цикличности и иррациональной мистики единства с природой. А чопорные менуэты и полонезы в залах напоминали организованные парады и движения на военном плацу. Эпоха “вайшья” заменила строгость менуэтов более индивидуальными траекториями танцевальных движений и эротизмом вальсов и танго. Песни эпохи стали лиричными и чувственными, выражали либо стремление к свершениям, либо личные переживания и мечтания о счастье. Революционные песни и марши наполнились мелодиями побеждаемой тоски и энергией порыва к будущему. Они организовывали эмоциональное напряжение выбора между индивидуализмом и причастием личности к общим победам. В эпоху “шудру” исчезает пространственная развернутость музыки и танца прежних поколений. Танец “шудру” – это не выполнение социально заданного рисунка, как в менуэте или в вальсе, а самопогружение индивида, его отключение от окружающей толпы. Почти не перемещаясь в пространстве, танцующие реализуют в чередовании ритмов свою индивидуальность, не вступая в контакт с внешней реальностью и друг с другом. Музыку своей жизни “шудру” находят в ритмах темнокожих жителей Америки. Вырванные когда-то из африканских лесов и изначально принятые в общество именно в роли “шудру”, негры Америки сохранили в своей культуре мистическую цикличность африканских танцев. Их музыкальная культура выражает и монотонность работы, и аутизм, и внутреннее напряжение сдавленной энергии. Трудно не заметить сближение барабанной основы и наркотической цикличности современной музыки с ритмами шаманских бубнов и наркотизирующей монотонностью языческих танцев у костра. Но ритмичность дискотек “шудру” сливается уже не с жизнью леса, а с ритмом работающих машин, включает людей в техногенную реальность рынка. Субъектность формирующего нас мира лучше ощущается женщинами, чем мужчинами. Исчезновение в эпоху “шудру” перспектив перестройки мира и потеря градиентов самоутверждения особенно остро переживается мужчинами, поскольку их мотивы определяются именно социальной организацией деятельности. Но функция деторождения биологически связана у женщин с наличием особых условий формирования базисной структуры личности, с ориентацией жизни на формирование и рождение детей. Увлеченность женщин “вайшья” мифами борьбы и самоутверждения была лишь способом преодоления их социальной подавленности военно-государственной системой. В эпоху “шудру” женщины уравниваются с мужчинами в фактическом бесправии всех в организации социальной жизни. Но при этом женщины сохраняют свои базисные функции и мотивы, связанные с организацией ими локального домашнего очага, центрированного на рождении и развитии детей. В эпоху “шудру” мужские функции девальвируются и растворяются в социальном пространстве, подобно тому, как это было в древних этно-родовых системах. Стабильные рыночные и производственные процессы не требуют от мужчин ни героизма, ни гениальности. В то же время, положение женщин в локальных профессиональных группах адекватно их организующей роли в семейно-родовых системах. Обычно женщины и относятся к своим коллективам как к семейным структурам, живут не предметным содержанием профессиональной деятельности, а личными отношениями, организуют изнутри локальные группы, выполняя в этих группах привычные семейные функции. Включенность в локальные профессиональные группировки, дает женщинам защищенность от войн и конфликтов, происходящих между группировками или за их пределами. Стабилизация рыночной экономики создает женщинам минимально достаточный уровень материальной обеспеченности. Это снижает их материальную зависимость от мужчин. Потому индивидуально женщины не испытывают столь острой потребности в защите себя мужчинами, как это было в эпоху военно-государственной идеологии. Семья, как основа организации родовой системы, разрушается последовательно в течение нескольких тысячелетий. Вначале она подавляется государством в своей функции многоуровневого этно-родового скелета, затем в эпоху “вайшья” разрушается еще более, превращаясь в локальные союзы из трех-четырех человек, включенные в борьбу за социальные преобразования. В эпоху “шудру” процесс разрушения семьи продолжается. Формируются семьи, мало зависящие от роли отцов в обеспечении их быта, или семьи, состоящие только из матерей и детей. Опыт организации семьи, без удержания мужчины в роли отца, передается от матери к дочери, что приводит к формированию чисто женских семейных династий. Такой тип семьи напоминает наиболее ранний тип семьи, существовавший в благоприятных условиях биосферы, когда женщины еще мало нуждались в защите домашнего очага. Такие семьи еще сохранились в племенах, живущих в достаточно богатых пищей лесах. Женщине здесь нет особой необходимости “выходить замуж”, т.е. уходить в дом мужа и вступать в конкуренцию с его матерью за ключевую роль организатора семейного очага. Лишь при дефиците биосферных условий жизнедеятельности возрастает роль мужчин, как защитников локальной семейной собственности. Женщина зависит от мужчины, как добытчика продовольствия и защитника дома от врагов. Снижая значимость мужских функций, общество “шудру” создает женщинам условия независимости от организации сложных семейных структур. Это еще раз изменяет женскую психологию. У “шудру” как будто возвращается тип “свободной лесной ведьмы”, подавлявшийся на предыдущих этапах истории, тип чарующей колдуньи, организующей вокруг себя индивидуальный центр притяжения векторов социальной жизни. В логике рынка эротические качества женщин приобретают статус товара, используются в оформлении рекламы, журналов, эстрадных номеров, порнографии, художественных фильмов и прочей товарной продукции. Разрушая государственные, этно-родовые и семейные системы, рынок вынуждает женщин самих принимать на себя заботу о собственной защищенности. Женщинам часто приходится создавать центры притяжения активности, организовывать вокруг себя социальное пространство, конкурируя с другими женщинами. Особую роль в женской конкуренции начинают играть союзы подруг, поддерживающих друг друга в межличностной борьбе. Это провоцирует оживление наиболее древних реликтовых форм социальной организации. Женские союзы возникали в родовых системах еще до усиления в них патриархальной роли мужчин. Лесные ведьмы древних народов, греческие жрицы, пифии, вакханки и весталки противостояли своей организованностью силе боровшихся с ними царей, князей и религиозных иерархов. Такие объединения давали их участницам возможность бороться за захват пространства и контролировать его. Строились они на основе не формальных социальных ролей, а эмоционального согласования, взаимодействия сил, симпатий и антипатий. Институт подруг, как наиболее древняя реликтовая форма социального объединения, усиливает свою значимость в эпоху “шудру”, на фоне разрушения более поздних социальных систем, включая этно-родовые семьи. На фоне критического противостояния мировоззрений, верований, религий и идеологий, у женщин не только возрастает ощущение субъектности мира, но и восстанавливаются давно забытые мистические способности. В России, избежавшей жесткости инквизиции и массовой охоты на ведьм, мистические способности женщин остались более сохранными, чем в западных странах. В России более значима и роль неформальных “союзов подруг” в организации общественной жизни. На стадии “шудру” противоположность между поздними субъектными позициями человечества и древним мироощущением преодолевается по многим позициям. В этом возвращении к началу эпоха “шудру” подобна пурпурному цвету, соединяющему красные и фиолетовые линии, расположенные на противоположных краях цветового спектра. Многие народы еще только проходят кризис родовых систем и формируют свои государственные образования. В ходе развития субъектности этносы переживают всплески агрессии и религиозного фанатизма, войны и культурные революции. Переживая распад биосферных связей и напряженность конфликтов, люди усиливают свою религиозность и принимают мифы дуалистического мироощущения. Дестабилизация родовых систем обеспечивает сегодня развитие рефлексивной культуры, философии и литературы в Азии, Африке и Латинской Америке. Отрицание реальности при разрушении родовых систем повторяется в типичных формах. Движение от отрицания чужих культур, через исповедь и покаяние, к рефлексивному типу личности – это путь, на освоение которого многие народы затратили целые столетия. Вначале разрушение родовых и биосферных основ жизни вызывает глубокие страдания. Наиболее острые психологические драмы и конфликты возникают при ускоренном переносе ценностей и форм жизни из социальных систем Европы и Америки, находящихся уже на поздних стадиях организации субъектности, в страны, исторически еще не прошедшие необходимых предшествующих стадий развития. “Демократизация” народов, находящихся еще на ранних стадиях взаимодействия с детерминирующими системами и живущих мотивами и смыслами жизни более ранних эпох, приводит к жесточайшей социальной и психологической ломке этих народов. Миф дуализма и сегодня выполняет свою психологическую роль в ситуациях конфликта людей с обществом и природой. Отрицание реальности и стремление к идеальным образам проявляются в агрессивности и жертвенности религиозных и политических фанатиков разных стран. “Пояса шахидов” – жестокое и радикальное средство ухода в иной мир. Агрессивность к чужим культурам и конфликт с реалиями мира типично соединяются здесь с актами самоагрессии. Лишь постепенно эти потери компенсируются развитием рефлексии, формированием нового типа личности и новых векторов мотивации. Субъектность, при развитии которой векторы мотивации вначале противопоставляются природе, получает затем свою основательность через развитие внутреннего мира человека. Современная культура сохраняет свои структурные уровни, сформировавшиеся за многотысячелетнюю историю ее становления. Личность современного человека формируется с включением в ее систему всех основных уровней субъектности. “Отдельный индивид, – писал Гегель, – должен и по содержанию пройти ступени образования всеобщего духа, но как формы, уже оставленные духом, как этапы пути, уже разработанного и выровненного”[20]. Качественные переходы на каждый новый уровень организации субъектности проявляются как возрастные кризисы онтогенеза личности. Переход от семейно-родовой ограниченности и защищенности личности материнской культурой к религиозно-государственному уровню субъектности, к символической, рефлексивной культуре, происходит у современного ребенка как кризис 3-х лет. Затем подростковый кризис воспроизводит острую борьбу с властью старших, с их идеологией, создает мотивы самоутверждения личности, стремление к свободе, т.е. обеспечивает переход к уровню субъектности “вайшья”. Переход к эпохе “шудру” – это кризис современного общества. Его острота и болезненность связаны с дефицитом технологий этого перехода, еще только формируемых современной культурой.
Основные этапы развития субъектности: 1. «Брахманы» – делокализация субъектности, абстрагирование духа. От биосферных функций, от культа женщины – к образу всеобщего единого Духа. Индия: от многобожия «Ригведы» (боги: солнца, зари, ветра, грозы, гнева и пр.) – к единому Атману «Упанишад» и закону кармы. Библейская история: от борьбы с ваалами – к Элохимам и Яхве. Греция: от Геи, Деметры и Посейдона – к Логосу. 2. «Кшатрии» – очеловечивание духа. Индия: от абстрактного Атмана – к человекоподобному Кришне. Библейская история: от Яхве и Логоса – к Христу. 3. «Вайшья» – интериоризация субъектности, локализация духа. От культа Христа – к культу «творцов истории» и «героев революции». 4. «Шудру» – свертывание духа. От культа героев истории – к культу физиологических функций (питание, секс, здоровье, экология).
[1] Вопрос о сходстве структуры общества и структуры человеческой психики приобретает особый смысл в концепции Л.С. Выготского о формировании высших психических функций. Известно положение Выготского, что “всякая высшая психическая функция, возникающая в процессе исторического развития человека, появляется на сцене дважды: сначала как функция социально-психологического приспособления; как форма взаимодействия и сотрудничества между людьми, как категория интерпсихологическая; затем – как форма индивидуального приспособления, как функция психологии личности, как категория интрапсихологическая” (Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. М., 1960. С. 450). Предположение о том, что психические функции вначале существуют в форме отношений между людьми, а затем в виде внутренних психических структур позволяет ставить вопрос об изоморфности социальных и психологических структур. В связи с проблемой изоморфности социальных и психологических систем стоит вспомнить также идеи Гегеля о тождестве логики объективного и субъективного духа и рассуждения Леонтьева об общности макроструктуры внешней и внутренней деятельности (А.Н. Леонтьев “Деятельность. Сознание. Личность”. М., 1977, с. 101). Если учесть, что деятельность, согласно Леонтьеву, имеет изначально социальную организацию, то вопрос об общности макроструктуры внешней и внутренней деятельности нужно рассмотреть и как вопрос об общности структуры при социальной и психологической организации деятельности. До Гегеля идея изоморфности общества и психики не соотносилась с концепцией социальной детерминации психики. Но, учитывая влияние идей Платона, можно сказать, что представление об изоморфности социальных и психологических систем популярно достаточно давно. [2] Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 2004, с. 67. [3] Подробнее см. об этом: В.К. Шабельников “Функциональная психология”, М., 2004. (Глава “Жизнь как функциональная система”), а также В.К. Шабельников. Роль самоорганизации биосферы в возникновении и развитии жизни. – В кн. “Современные проблемы изучения и сохранения биосферы”. С.-Пб., 1992, т. 1, а также В.К. Шабельников “Социальные процессы как компоненты биосферы” – В кн.: “Стратегия жизни в условиях планетарного экологического кризиса”. С-Пб., 2002, т. 3. [4] Мень А. Магизм и единобожие. М., 2001, с. 33. [5] Понятно, что Золушка, Шамаханская царица, царь Додон и многие другие сказочные герои почерпнуты нами из художественных произведений последних столетий. Однако в этих образах сохранны традиционные мифологические черты и сюжеты. [6] Мень А. Магизм и единобожие. М., 2001, с. 28. [7] Гальперин П.Я. Введение в психологию. М., 2000, с. 174 [8] “Стало быть, именно в том, прежде всего, обнаруживает себя философ, что освобождает душу от общения с телом в несравненно большей мере, чем любой другой из людей? – Да, пожалуй”. (Платон. Федон. В кн. Платон. Диалоги. М., 1998, с. 384). [9] У Будды достижение состояния нирваны и высшего уровня отключения от мира тоже в итоге приводит к растворению дхарм (энергетических “атомов”) человека в космосе. [10] “А если Благо составляет главный предмет стремлений души, светом своим озаряет ум, и даже образ его так живит (душу) и восхищает, то неудивительно, что оно имеет силу привлекать к себе все существа, как бы далеко они ни отдалялись от него, и все они только в нем одном могут обрести полное успокоение и удовлетворение… так как душа, будучи отличной от Бога, происходит от него, любовь к нему составляет для нее естественную необходимость”. – Плотин. Избранные трактаты. В 2-х томах. М., 1994, т. 2, с. 71, с. 139. [11] Подробнее об этом см.: Мень А. На пороге Нового Завета. М., 2003, Книга 1, с. 218-256. [12] См.: Россия как субъект. В кн. Шабельников В.К. Функциональная психология. М., 2004. [13] “Но когда я вижу Тебя, Бога моего, в Твоем раю, опоясанном стеной совпадения противоположностей, то понимаю, что Ты и не развертываешь, и не свертываешь, ни делаешь либо одно, либо другое, ни делаешь то и другое вместе, – писал Николай Кузанский. – И разделительное, и соединительное [суждение о Тебе – это всего лишь] стена совпадения [противоположностей], а Ты высишься за ней, абсолютно отрешенный от всего, что можно сказать или помыслить” (Кузанский Н. Сочинения. – Т. 2. – С. 58. [14] “Cogito ergo sum” – знаменитое начало философии Декарта. “Мыслю – следовательно, существую”. [15] Лурье С.Я. Демокрит. Л., 1970, фрагмент LXII. Цитировано по А.Н. Чанышев. Курс лекций по древней философии. М., 1981, с. 181. [16] Из песни В.С. Высоцкого “Марш студентов-физиков”: “Пусть не поймаешь нейтрино за бороду и не посадишь в пробирку”. Нейтрино – гипотетическая элементарная частица, лишенная заряда и массы покоя. [17] Концепция “таяния” социальных систем изложена в кн.: Шабельников В.К. Функциональная психология. М., 2004, с. 515-545. [18] В.В. Маяковский. Стихотворения. Поэмы. М., 1986, с. 338. [19] Культовый фильм конца ХХ века “Терминатор - 2” (США, режиссер Дж. Камерон). [20] Гегель Г.В.Ф. Сочинения, М.,1958-1965, т.IV, с.14-15. Date: 2015-09-18; view: 359; Нарушение авторских прав |