Глава четвёртая. Что‑то часто мне стали трупы попадаться

Тенденция, однако.

Что‑то часто мне стали трупы попадаться. К чему бы это?

Я, конечно, не кисейная барышня – при виде расчлененки в обморок не упаду. Но зрелище малоэстетичное. Полное впечатление, что в ванной имела место гладиаторская схватка человека со взбесившейся промышленной мясорубкой. По кафельным стенам, почти до зеркального потолка – кровавые кляксы. И – прилипшие кусочки мяса. Маленькие, уже усохшие – жара. И запах…

Странная деталь: в ванной валялся расчленённый мужской труп.

И с чего Фагота вдруг на мужчин потянуло? Совсем другие у маэстро были вкусы.

Версия: покойный обитатель ванной не сошёлся характерами с покойным хозяином квартиры. И первый отравил второго ядом, действующим не мгновенно. А второй успел привести первого в наблюдаемое агрегатное состояние. После чего рухнул под действием отравы.

Стоп. Причём тут отрава? Следствие (в моем лице) никаких доказательств отравления не обнаружило.

Но я ведь собирался поставить простенький такой опыт, да отвлёкся на очередной трупешник…

Где тут градусник?

Последовавшая сцена выглядела, надо думать, с оттенком некоего извращения. Гомонекрофилии, скажем…

Но что делать, если из трех способов измерения температуры ртутным термометром – под мышку, в рот, в задний проход – к Фаготу оказался применим лишь один?

Результаты смелого опыта окупили отсутствие в нем эстетики. Сведённые трупным окоченением мышцы Фагота обязаны были расслабиться – за то время, что он остывал до измеренной температуры. Не расслабились. Предсмертные судороги. Отравление…

Чем? Неясно. Половина вызванных мною из глубин памяти ядов порождала у вкусивших их подобные судороги. Да, в принципе, и неважно.

Есть вопросы более актуальные: кто угостил отравой Фагота? По какой причине? И можно ли выйти на меня через отравителя? Впрочем, два последних вопроса снимаем. Достаточно найти этого ученика Чезаре Борджа. И хорошенько расспросить… Как говорят профессионалы – выпотрошить. Но они‑то это в переносном смысле.

Итак, подозреваемый номер один уютно расположился в ванной. С него и начнём.

Начать я не успел.

До сих пор, изощрив слух до верхнего предела, я слышал все, что происходило и во дворе, и на лестнице – но игнорировал посторонние звуки. А сейчас внутри дзенькнул звоночек тревоги – к двери квартиры кто‑то подошёл.

Я метнулся к глазку.

Тревога оказалось ложной.

Заворачивать было некого – женщина с мусорным ведром в руках прошла мимо. Молодая, года двадцать четыре максимум… Но вилавшая виды – это мягко выражаясь. А грубо говоря – несколько потасканная. Хотя аппетитная, в моем вкусе.

Не прошло и минуты – возвратилась, загремела ключами на этой же площадке. Значит, живёт одна, иначе зачем запирать, выходя во двор… Или семья в отъезде – лето, отпуска, дачи, ничего удивительного. Возьмём на заметку. Может, пригодится…

Я вернулся в ванную. Натянул латексные перчатки. Ещё раз внимательно присмотрелся к фрагментам. И не просто присмотрелся – перебрал валявшуюся в ванне окрошку кусок за куском. Мужчина, не старый, в хорошей физической форме. Заколот сзади, в область сердца. Удар точный и грамотный. Анатомию Фагот знал хорошо, хотя никого и никогда не лечил.

Части мышечной ткани не хватает. Весьма значительной части.

Пардон, а где голова? Куда задевал друг Фагот столь важную деталь организма?

Вот и она. На почётном месте, в биде. Мог бы и в холодильник сунуть. Обидно, такая славная черепушка, – и провалялась не меньше полусуток в тепле… А головы, как и осетрина, имеют одну свежесть, первую и последнюю, хоть чёрной икры и не мечут…

Извлечённый из биде смотрит на меня мёртвым взглядом. А каким, собственно, ему смотреть? Не профессор Доуэль, в конце концов. Кстати, автор того триллера про говорящую голову жил и умер в нескольких кварталах отсюда. Бывают в жизни интересные совпадения.

Ну так добавим ещё одно. Обозначим таинственного незнакомца кодовым наименованием «Доуэль». До выяснения настоящих анкетных данных.

Та‑а‑к… Блондин, лет тридцать пять – сорок. Особая примета – горизонтальный шрам на лбу. Заживший, но относительно свежий. Похожий на след от вскользь царапнувшей пули. Да, надо быть раненым в голову, чтобы поворачиваться спиной к Фаготу при отсутствии свидетелей…

Итак, херр Доуэль, я сыграю с вами в маленькую салонную игру. Не знаю, как её называют шарлатаны‑френологи – но, наверное, уж придумали какое‑никакое название. А я Академию Высшего Разума не заканчивал, астральных дипломов не имею. Я – практик‑самоучка. Но знаю, что голова – самый болтливый орган человека. Даже мёртвая – если, конечно, отделена от тела сразу после смерти. Иначе эхо последних мыслей тонет в воплях не желающих умирать органов, сигнализирующих мёртвому мозгу о своём бедственном положении.

Пальцы нежно гладят светлые волосы. Кто ты, друг? Зачем пришёл сюда и как погиб? Ответь мне, старому своему другу, ты знаешь, как я тебя люблю, какие секреты могут быть между друзьями… Мы сейчас с тобой одно, одно целое – ты и я…

Ничего. Пустота. Потом – боль, короткая и раздирающая на части. Потом – удивление, безмерное удивление. Снова ничего. Пустота. Темнота.

Голова выскользнула у меня из пальцев. Стукнулась о кафель. А следом на пол ванной сполз я.

Сидел долго. Мыслей не было. Сил тоже. Время исчезло. За ним исчезло все остальное.

Все вернулось – медленно, неохотно.

Я встал, пошатнулся, шлёпнулся обратно. Встал снова, держась за ванну – я вообще‑то упрямый. Долго ловил губами струйку из крана. Сказать, что мне было плохо – значит приукрасить действительность на несколько порядков…

Одежда липла к потному телу. Внутренние органы затеяли игру не то в прятки, не то в пятнашки – по всем закоулкам организма. Сердце, впрочем, не пряталось, но явно заболело манией величия. Вообразило себя высокочастотным генератором. Я попробовал сосчитать пульс и бросил безнадёжное занятие…

Минут десять я потратил на подавление бунта собственного тела. На жёсткую зачистку. В результате смог ходить, хоть и не слишком быстро. И соображать, хоть и со скрипом. Детали организма, ответственные за прочие процессы, не ощущались. Исчезли. Примерно так куда‑то исчезает щедро обезболенная стоматологом челюсть.

Самое главное – все напрасно. Хотя отсутствие информации – тоже информация. Свои мысли покойный блокировал, причём до самой смерти – и этот блок пережил его. Интересно.

А все остальное – ерунда. Ну, боль… Так ведь известно, что сердце богато нервными окончаниями. Удивился удару в спину – тоже понятно. Обычно люди искусства в спину бьют в фигуральном смысле. Не ножом. Фагот был редким исключением.

Не стоило тратить силы на дурацкую некромантию…

Потому что остался без ответа вопрос: кто вы, профессор Доуэль?

Вопросов не вызывает другое – если в течение часа я не получу дозу, одним трупом в этой квартире станет больше. Угадайте с трех раз, чьим…

Придётся плюнуть на риск и совершить небольшую прогулку. Доползти как‑нибудь до бульвара…

С мертвецами я прощаться не стал. Скоро увидимся.

На мой жест остановилась третья по счёту машина – «вольво» с тонированными стёклами.

– Подвезёте? – спросил я, улыбнувшись как можно обаятельней и держась за открывшуюся дверцу – ноги подкашивались.

Водитель – молодой, но заплывший жиром – кивнул, похотливо улыбаясь. Больше в салоне никого не было.

Отлично. То, что надо. Мой покойный друг Фагот всегда предпочитал молоденьких девушек. А мне без разницы. Мне нужна доза.

Date: 2015-09-02; view: 280; Нарушение авторских прав