Глава пятая. Знаменитый царскосельский карнавал должен был начаться на следующий день

Знаменитый царскосельский карнавал должен был начаться на следующий день. Сейчас в городе шли последние приготовления, превращавшие скверы, бульвары и парки в арену грядущего праздника.

В этом сквере тоже кипела работа: устанавливали временную эстраду; вкапывали в землю четыре гладких деревянных столба – непонятно, для какого аттракциона; раскладывали громадное полотнище, которому суждено было вскоре превратиться в надувной батут…

Двое сидели на скамейке – в стороне от всей суеты. Один в форме, второй в штатском. Один спрашивал, второй отвечал – такие у них были правила игры. Разговор мог покоробить постороннее ухо, но посторонних ушей и прочих частей тела поблизости не было. Хотя речь шла именно о них. О частях. Тела.

– Голову нашли?

– Нет. По всему городу собирали, по всем мусорным бачкам. Нет головы. Мягких тканей тоже изрядно не хватает. Говоря проще, мяса.

– Как опознавали?

– По пальчикам… И пирсинг у неё характерный имелся. Шрам от аппендицита… Она, больше некому.

Мимо проковылял, раздвигая траву палочкой, инвалид алкогольного фронта. Искал не то грибы‑шампиньоны, не то пустые бутылки. Собеседники сделали паузу – пока он не удалился.

Старшеклассница Татьяна Комарова исчезла неделю назад. Обнаружилась быстро, через два дня. Обнаружилась по частям. По фрагментам, упакованным в полиэтиленовые сумки.

Не стыкуется, подумал человек в штатском. Головы нет, а руки нашлись. Когда хотят затруднить опознание, кисти тоже где попало не разбрасывают.

– Изнасилована?

– По полной программе, во все дыры. И осторожный, гадёныш – презерватив нацепил.

– Он, кстати, признался?

– А куда денется? Дело‑то ясное.

Человек в штатском так не считал. Но спорить не стал, его собеседник, служивший заместителем начальника Царскосельского РУВД, считался большим специалистом по изнасилованиям.

– Есть ещё одна маленькая просьба, почти личная. С отдельным, естественно, вознаграждением. Попробуйте неформально разузнать у коллег, кто у вас в городе профессионально бомбит тачки. И – кто скупает у них добычу. Севшие меня не интересуют, только действующие…

Человек в форме кивал, делая пометки в блокноте.

Вскоре он ушёл, получив приятно похрустывающий конверт. Майор Канюченко спешил – через десять минут в РУВД начиналось совещание.

Лесник остался.

Лесник недолюбливал ментов. А кто их любит? Жены и любовницы. Ещё авторы криминального жанра, да и те изменяют с частными сыщиками. Но по делу маньяка‑расчленителя других источников у Лесника в Царском Селе не было.

Он посидел минут пять на скамейке, размышляя.

Итак, ментам в деле Татьяны Комаровой все ясно. Убийцей, по мнению Канюченко, был двадцатилетний ухажёр Комаровой – студент Толик Корнеев. На свидание именно с ним вышла из дома Татьяна и не вернулась. Именно он поднял тревогу – изводя Комаровых‑старших бесконечными звонками.

Естественно, после кровавых находок парень первым угодил в поле зрения стражей порядка. И тут же выяснились неблагоприятные для него факты.

Этот дурак поспорил с дружками – мол, трахнет наконец малолетку‑недотрогу (пустые ухаживания Толика давно служили мишенью для насмешек). Трахнет и даже представит доказательства. Пари на ящик пива было заключено при свидетелях. И к моменту исчезновения Комаровой оставалось от установленного трехнедельного срока всего ничего – два дня.

Понятно, что нормальный человек таким способом исполнять обещанное не станет. В конце концов, преставившись ящиком пива, по миру не пойдёшь – даже при студенческих доходах. Зачем брать грех на душу?

Но дела об изнасилованиях редко грешат безупречной логикой – как со стороны насильников, так и их жертв. Разные бывают случаи.

Версия следствия незамысловата: пытался выиграть пари – решил подпоить, чтоб была податливее, заодно нажрался сам. И пошло‑поехало – пьяный студент от пьяного маргинала мало отличается. Допустим, добился своего – не слишком‑то добровольно. Она пригрозила статьёй о несовершеннолетних. Толик озверел или струхнул, нынче все знают, какая жизнь начинается в камере у взятых по этой статье.

В общем, убил. Потом вспомнил о похождениях Мозговеда, смакуемых жёлтой прессой. И решил имитировать манеру убийцы‑серийника.

Простая и изящная версия. Жаль – чисто умозрительная.

Толика вызвали на долгий обстоятельный допрос, с которого он не вернулся. Ему бы замолчать, послать всех на три буквы, но… Пошла обычная игра знающих законы людей против незнающего. Мы вас ни в чем, упаси боже, не обвиняем – вы всего лишь свидетель. Но, извините, свидетелю юлить и от дачи показаний отказываться не положено. Вот и статья соответствующая в кодексе, взгляните. (О количестве посаженных по данной статье, понятное дело, – молчок.) И в ваших интересах, поверьте, рассеять все неясности – дабы как можно быстрее найти убийцу. Вы ведь заинтересованы в этом, не так ли?

Бедный дурачок купился. Рассказал все. И про пари идиотское. И про намерения свои в отношении Таньки – тоже. За намерения ведь не судят?

Тут ему предъявили нож.

Дерьмовый, честно говоря, ножичек, хоть вид и грозный. Тайваньская копия ножа французских паршей, продаваемая многими магазинами как «нож бытовой». Сталь – из такой молотки делать. Но дело было не в стали…

Ваш нож? Вроде мой… Давали кому‑нибудь попользоваться? Н‑н‑нет… Нет, никому не давал. Но давно не видел и в руках не держал – наигрался и засунул куда‑то… Чудненько, так и запишем. Нашёлся ваш ножичек. На помойке. В пакете пластиковом. Вместе с куском любимой вашей женщины. Может, лучше поведать, как оно было? И тут же – явку с повинной. Вас ведь никто не арестовывал, сами пришли…

Следствие покатило накатанной колеёй.

Безнадёжно. С делом маньяка по прозвищу Мозговед. С серией.

То, что оставалось от его жертв (женщин не старше двадцати пяти), Мозговед тоже паковал в полиэтиленовые пакеты – правда, выбрасывал их все кучей, в одном месте. И те фрагменты обнаруживались на северных окраинах Питера – там же пропадали девушки. А Царское Село, как известно, – южный город‑спутник Санкт‑Петербурга.

Модус вивенди для маньяка‑серийника – дело святое. И группа спецов из ГУВД, занимавшаяся делом Мозговеда, царскосельского убийцу таковым не признала. Хотя сомнения оставались. Пока они не переросли в уверенность, надо было взять преступника.

Его и взяли. Взяли и активно сейчас прессовали – выжимали из студента место, где он насиловал и убивал Татьяну.

Лесника изнасилования и убийства не интересовали. В данном случае его занимала лишь одна особенность – отсутствие у трупа головы. Мозговед головами не разбрасывался, аккуратно складывал со всем остальным. Характерные головы: черепные коробки вскрыты, мозги вынуты. Распилены одинаково, механическим способом. Фрезой или дисковидной насадкой. Вполне возможно, что жертвы в процессе вскрытия оставались живыми.

Отсутствие головы у царскосельского трупа – ниточка сама по себе гнилая, но подёргать именно за неё приехал Крокодил.

И – не вернулся.

Лесник не верил, что все так просто. Некоторые детали дела позволяли заподозрить связь царскосельской трагедии с другой – тянувшейся давно и редакция «Царскосельского листка», где, судя по его рапорту, первым делом побывал агент Радецки, квартировала в помещении царскосельской администрации, на первом этаже.

Светло‑серое здание бывшего райкома‑горкома‑райсовета было неуловимо, на самой грани восприятия, стилизовано под готику – словно архитектор собирался создать нечто романтично‑вальтерскоттовское, но был подвергнут жесточайшему разносу на партбюро и наступил на горло собственной песне. Но она, песня, все‑таки прорывалась еле слышным отзвуком – чуть приподнятые углы крыши намекали на готические башенки, вытянутые окна – на стрельчатые замковые бойницы…

А в уважающем себя замке обязаны водиться призраки, подумал Лесник. И хорошо – если безобидно завывающие после отбоя… Подумал, ожидая, пока ему оформят пропуск (очередной всплеск контртеррористической бдительности был в разгаре). Но ни призраки, ни иные галлофантомы на пути к редакции не повстречались.

…Лицо у Люси Синявской было одухотворённое, пальцы порхали над клавиатурой компьютера, как над клавишами рояля. Или органа. Или чего‑то ещё музыкально‑возвышенного. В детстве Люся (тогда её звали Лялей) подавала большие надежды в самых разных областях, и умиляла своих и чужих родителей исполнением «Лунной сонаты» на школьных вечерах. Те годы давно прошли, и из‑под бойко порхающих пальчиков рождались отнюдь не волшебные звуки Бетховена – наверняка какая‑то новая гадость для «Царскоселки».

Времена расцвета и миллионных тиражей для демпрессы кончились, цвет царскосельского издания резко пожелтел, гонорары прокормить никак не могли – и Люся Синявская подрабатывала на Контору. Не зная лишних подробностей, разумеется…

Лесник ненавязчиво кашлянул.

Синявская подняла голову, хотя и без того давно заметила пришельца. Но правила игры превыше всего. Посетитель должен сразу понять, что ты ему нужнее, чем он тебе.

– Здравствуйте, Людмила Федоровна, – сказал Лесник. – Я вам звонил по поводу незаконченной миссии моего коллеги…

– Да‑да, – сказала Синявская, – не повезло ему, аппендицит в такое время… Вместо летнего отпуска – в больницу. Хотя, сейчас вроде делают операции по щадящей технологии, и…

Лесник не был расположен к дискуссиям на медицинские темы и спросил прямо:

– Вы подготовили дубликат списка?

Синявская молча протянула листочек. Лесник пробежал столбик фамилий, и без того знакомых ему по рапорту Радецки.

Именно такой список получил Крокодил незадолго до своего исчезновения.

– Дискеты вы тоже возьмёте? – спросила Люся. Лесник постарался не выдать своего удивления. В рапортах Радецки ничего о дискетах не говорилось.

– Вот, две штуки, – сказала Синявская. – Слила для него все, что нашлось в редакции по этим людям… Он не передал их вам? Я на всякий случай сделала копии.

Лесник взял и это. Спросил:

– Вы можете что‑то добавить про фигурантов списка? От себя, личное впечатление?

Синявская пожала плечами:

– Мне кажется, для задуманной вами книги это никак не пригодится. Список далеко не исчерпывающий – просто люди, засветившиеся в нашей газете по каким‑либо потусторонним поводам. Рок‑музыкант, выжимающий популярность из сатанистской символики; ясновидящая‑шарлатанка; двое армянских солнцепоклонников, восстанавливающих свой культ по уцелевшим крохам; арт‑шоу‑мен, заигрывающий с чёрным цветом в рекламных целях… Никакой связи с людоедством, тем более ритуальным, я не чую. А нюх на такие вещи у меня за пятнадцать лет наработан…

И Люся втянула воздух своим породистым носом, словно демонстрируя наработанный нюх. Версии про художественно‑документальную книгу о сатанизме она, похоже, не верила – но докапываться до истинных причин не собиралась. Лишь в фильмах журналисты жертвуют собой во имя любви к истине. В реальной жизни более популярен тезис: меньше знаешь – крепче спишь. Другое дело, когда информацию сольют и попросят растиражировать. Да ещё приплатят при этом.

Лесник и сам понимал, насколько условен составленный газетчицей список. С тем же успехом в него можно было включить и саму Синявскую. На стене её кабинетика висел асимметричный лук и две маски чёрного дерева. И то и другое африканского происхождения – чем не намёк на практикующую вудуистку? Хотя с Гаити сувениры эти не связаны, больше похоже на Мозамбик или Танзанию…

Лесник перестал анализировать достопримечательности кабинета, решив, что люди Юзефа проверили внештатную помощницу вдоль и поперёк.

– Почему вы пишите псевдоним ясновидящей – Де Лануа – с большой буквы? Насколько я понимаю, французская частица «де» должна писаться с маленькой… Или уж слитно: Делануа…

– Это не псевдоним, настоящая фамилия, – ответила Люся. – По всем документам она Де Лануа. Именно с большой. Надо понимать, паспортисты в старые времена не слишком разбирались во французских приставках. Но что фамилия должна начинаться с большой буквы – это знали точно. А что написано пером…

Лесник ещё раз просмотрел список.

– Вы ничего не сказали про пятого человека.

Синявская чуть смутилась. Знать всё обо всех она считала своей профессиональной прерогативой.

– Там дана ссылка на стёртый файл… А разузнать не у кого – лето, народ в отпусках… Но как‑то ведь этот Петраков с темой связан.

Лесник кивнул. Пожалуй, с этого пункта Крокодил тоже мог начать отработку списка. Любая неясность – какая‑никакая зацепка.

– Все договорённости с вашим коллегой остаются в силе? – спросила Синявская. – Эксклюзив для периодики – наш? Не подумайте, что я сажусь вам на шею с этим фиговым листочком (она кивнула на список). У меня есть в городе достаточно источников, и если Мозговед действительно здешний, царскосельский…

– Не советую, Людмила Федоровна, – сказал Лесник. – Сами видите – тема чреватая. Не ровен час – приступ аппендицита случится…

По большому счёту, до безопасности журналистки дела ему не было. Но дилетантские поиски могли спугнуть дичь.

Синявская поняла. Однако не испугалась. В список её недостатков трусость не входила.

– У меня удалён аппендикс, – ответила она Леснику.

Задание Лесник получил в обход Северо‑Западного филиала. Не беда, к автономной работе не привыкать. Но вполне вероятно, что придётся рыть носом землю, добывая сведения, которые давно пылятся в папках у северо‑западных… Точнее, не в папках, а в компьютерных файлах, и не пылятся, а… что там с файлами происходит? Неважно… Факт в том, что с данными, слитыми в прессу, много не накопаешь…

Лесник вставил дискету в щель дисковода. Если материалы Синявской не откроются, лучше убедится в этом здесь, далеко не уезжая.

Открылись. С маленького, десять на пятнадцать, экрана на Лесника смотрел человек в облачении жреца бога солнца Ара‑Мазда.

Лесник удивлённо присвистнул.

Он знал, что на Кавказе культы старых богов издревле сохранялись в первозданном виде и даже не маскировшшсь местными жителями под культы христианских или мусульманских святых. Не была исключением и Армения. Древний античный храм в местечке Нарни под Ереваном был передан в странные перестроечные годы язычникам‑солнцепоклонникам. Секте «Аординери Ухт» (Дети Солнца). Использовался памятник архитектуры, помнящий ещё римское владычество, по прямому назначению и весьма активно. Регулярные моления собирали достаточно обширную паству со всей Армении. И – в храме совершались жертвоприношения. Официально считалось, что в жертву приносятся исключительно животные…

Однако на северо‑западе Российской Федерации жрец бога Ара‑Мазда выглядит слегка нетипично. Не к месту. Как кокосовая пальма в осиновой рощице. Но удивление Лесника вызвало не это. Солнцепоклонник оказался по совместительству владельцем единственного в городе кафе, готовящего настоящую толму (вай! пальчики оближешь!) и неудачливым покупателем «нивы» Крокодила.

Араратом Суреновичем Хачатряном.

Бывают в жизни совпадения. Похоже, к Московским воротам сегодня придётся ещё вернуться…

Лесник стал изучать объёмистый файл. За два последних года «Царскосельский листок» посвятил солнцепоклоннику‑миссионеру достаточно публикаций. Ладно, почитаем. Какое ни есть, а все‑таки досье – Студенты выходили шумной толпой – библиотека аграрной академии закрылась на обед. Лесник стоял в стороне, пережидая поток, и не обращал внимания на симпатичных студенток. Хотя пришёл сюда именно с целью познакомиться с девушкой.

С Анной Черноивановой.

Эти имя и фамилия были упомянуты в первом рапорте Радецки. Ничего конкретного о девушке Эдик не написал. Имя, фамилия, место работы, сообщение, что контакт проживает в одном доме с двумя подозреваемыми и разработка его представляет интерес.

Встречи с людьми из списка журналистки в тот рапорт не попали. По каким‑то причинам Эдик отрабатывал Черноиванову первой. Искал подходы к её подозрительным соседям? Или… Лесник решил не мудрствовать лукаво, а поставить простой следственный эксперимент – пойти путём коллеги. След в след. И посмотреть, что из этого выйдет. Фактически – стать живцом. Надо понимать, со стороны за ним должны приглядывать – свои, тихо и незаметно. Не такой человек Юзеф, чтобы оставить удочку с живцом без присмотра. Особенно в месте, где водятся акулы‑людоеды…

Светиться нельзя, решил Лесник. Если исчезновение Крокодила как‑то с ней связано, то… Кем бы ей представиться? Он перебрал десяток возможных легенд – занятие достаточно бесплодное, если учесть, что Радецки не сообщил, в каком имидже предстал перед Анной.

…Внутрь заходить не пришлось. Спустя несколько минут после закрытия из библиотеки вышла девушка, на вид постарше студенток, в компании с дамой лет сорока пяти. Попрощались, пошли в разные стороны, причём дама, расставаясь, назвала спутницу Анютой…

Она? Она, больше некому, как говорит майор Канюченко. Лесник внимательно оглядел девицу.

Лёгкие хлопчатобумажные брюки, закрытая кофточка на пару размеров больше – висит погасшим куполом парашюта. Несовременная барышня? Предпочитает одежду, не подчёркивающую очертания фигуры? Есть и такие, не до конца вымерли – стесняются своих форм, даже если формы имеются… У этой имелись.

На плече болтается сумка. Плеер, крохотные наушники. Девушка с плеером, подумал Лесник. Почти как девушка с веслом…

Ладно, надо знакомиться. Работаем вариант командированного, брезгающего шлюшками, но скучающего без женского общества.

С девушками он знакомился просто. Как Серый Волк с Красными Шапочками.

– Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, заплутавшему среди архитектурных красот приезжему: как пройти в библиотеку?

Красная Шапочка посмотрела с интересом. Выключила плеер. Учитывая, что аршинные буквы «БИБЛИОТЕКА» маячили у неё за спиной, вопрос был, мягко говоря, риторическим. Но обаятельная улыбка Лесника действовала в таких случаях безотказно.

– В такую жару – в библиотеку?

– Ищу место, где прохладно, безлюдно и романтично. Лучшего убежища, чем подвалы с книгами, по‑моему, не найти.

– Это страшная ошибка. Кондиционеров нет, в залах – духота. А когда проветривают, – сквозняки пудовые фолианты уносят…

Она сняла с головы наушнички и повесила их на шею.

– Но залы‑то хоть пустые?

– Что вы, толпы народу! Сессия…

– А подвалы? – не сдавался настырный библиофил. – Уж там‑то точно прохладно. И не бродят толпы алчущих знаний студентов…

– Не бродят, – согласилась девушка. – Но и книг там нет – протечки, сырость, комары…

– Я археолог, – пожал плечами собеседник, – и не боюсь ни сквозняков, ни сырости, ни комаров.

Комары для Лесника действительно проблемы не составляли. Просто не кусали. Для них, как и для других кровососов, его кровь была ядовита – побочный эффект СКД‑вакцинации. Мелочь, а приятно.

– Археолог? – удивилась девушка. – А я подумала, вы боксёр. У вас ведь нос был когда‑то сломан, да?

– Все настоящие археологи похожи на боксёров. Прошлое может больно ударить.

Да, маски не просто прирастают к лицу. На извилины воздействуют тоже. Лесник физически чувствовал, как внутри его начинает всплывать выпускник истфака десятилетней давности. Даже инфантильно‑напыщенная лексика вернулась. Ладно, сойдёт. Мамзель на контакт идёт охотно, и пошлости её не пугают. Истосковалась среди уносимых сквозняками фолиантов.

– А если серьёзно, мне надо к Московским воротам. Где библиотека, я на самом‑то деле знаю, – он улыбнулся чуть виновато, словно она могла воспринять его первый вопрос всерьёз. – Как к ним попасть, не подскажете?

Она наморщила лобик.

– Московские ворота – это недалеко, минут двадцать ходьбы. Рядом с Колоничкой. Знаете такую?

Лесник вздохнул, покачал головой и движением фокусника извлёк карту Царского Села.

Девушка склонились над картой. От её волос сладковато пахнуло душицей. И – молодостью. Рядом с доверчивой Красной Шапочкой он чувствовал себя Волком седым, покрытым шрамами старых схваток… Только нельзя забывать, что Радецки пропал, возможно, после встречи с этим милым созданием. Нельзя расслабляться. Иначе все закончится – как у того Серого Волка в старой сказке – вспоротым брюхом…

– Ничего не понимаю… – сказала девушка, вглядываясь в названия улиц с «ятями». Город муз на плане был существенно меньше нынешних своих размеров. – Подождите… Это же дореволюционное издание!

– С тех пор что‑то существенно изменилось? – удивился Лесник.

Она наконец засмеялась, оценив его творческий подход к уличным знакомствам. Смех никак не соответствовал образу книжного червя. Что там водится в тихом омуте? – подумал Лесник. И оборвал мысль. Вспомнил один недоброй памяти омут у позаброшенной деревушки в Псковской области.

Он убрал карту.

– Кстати, что вы сегодня делаете?

– Вечером я занята, – сказала она. – Пишу одному дядьке черновик реферата. Небольшая халтурка.

– Днём, – сказал Лесник. – Только днём. Планы на вечер мы успеем обсудить.

– Как вы самонадеянны.

– Издержки профессии. Можно сказать, службы. Так вы покажете заблудшему дорогу?

– Хорошо, но с вас лимонад и мороженое. Она двинулась вдоль канала, окаймлявшего Екатерининский парк. Лесник пошёл рядом.

– А о чем реферат, если не секрет?

– История создания военно‑полевых судов…

Вот оно что… Вот откуда в машине Крокодила оказался странный опус… Ну и зачем ему все это понадобилось?

Они прошли мимо припаркованной «нивы» Лесника. Предлагать девушке прокатиться он не стал. Неспешная прогулка с бессодержательным трёпом устраивала куда больше. В таких разговорах часто всплывает что‑то интересное… И кое‑что уже всплыло.

Да и не садятся приличные девушки в машины к незнакомым людям. Ладно, пора познакомиться.

– Простите, забыл представиться, – сказал он. – Тимофей Лесник, старший научный сотрудник Института археологии.

– Как?

– Лесник. Ударение на "е".

Действительно, фамилия, стоявшая в его нынешнем паспорте, отличалась от рабочего псевдонима лишь ударением. Не то совпадение, не то скаламбурили люди, готовившие документы. Хотя едва ли, не положено им знать псевдонимы полевых агентов… Совпадение. Но познаниями в археологии Лесник – как там ни ставь ударение – не опозорится и перед профессионалами. Так что никакого самозванства. Почти.

– Анна, – представилась девушка. – А как вы догадались, что я работаю в библиотеке?

– Элементарно. По музыке, которая звучала у вас в наушниках.

Она улыбнулась.

– И что, по‑вашему, у меня звучало?

– Вивальди, конечно. Библиотечные дамы не мыслят себя без Вивальди.

Улыбка сползла с её лица.

– Не понимаю, как это можно было услышать… Я не включаю плеер так, чтобы рвал перепонки.

– Если не ошибаюсь, «Времена года», последняя часть «Лета»… – как ни в чем не бывало уточнил Лесник. – Вы действительно библиотекарь?

– А вы действительно археолог? – парировала Анна.

– Это прикрытие, – не стал лгать Лесник. – Вообще‑то моя фамилия Бонд, и здесь я на задании. МИ‑6 интересует одна раритетная брошюрка полувековой давности. Труд профессора Зейдер‑Ковальцева о выращивание кукурузы на крайнем севере…

– Антарктиду будете засевать?

– Нет, Гренландию. Дабы привести в соответствии с названием. А то что‑то сильно побелела она со времён викингов…

Скулы Лесника уже сводило от трепотни с претензией на юмор.

– Что вы слушаете, кроме Вивальди? – сменил он тему. – Современную музыку?

Выстрел был наугад – и угодил точно в десятку.

– Не слишком часто… Да и что слушать? Группу «Фаги», нашу местную достопримечательность? Как вы к ним относитесь?

Про группу «Фаги» Лесник знал многое, по этой теме досье Синявской было исчерпывающим. Но предпочёл изобразить невежество:

– Хм, фаги… Была такая древнеиндийская секта… Они же ритуальные душители, служители богини Кали. При чем тут музыка?

(Что эта секта, как и её среднеазиатское ответвление – туги – не только была, Лесник добавлять не стал.)

– Совершенно ни при чем! – она рассыпала звонкие бусинки смеха. – Вы правы, нет там музыки, сплошное тум‑тум‑тум. Терпеть не могу кислотного экстаза.

Что такое «кислотный экстаз», Лесник понятия не имел. Музыкальный стиль, судя по контексту… Да и неважно. Важно другое: лидер «Фагов» Марат Иванов (сценический псевдоним – Фагот) возглавлял список, по которому работал пропавший Радецки.

Список потенциальных тенятников.