Часть II Предки русских в Анатолии 5 page

Проведя полный обзор племен, участвовавших в обороне Трои, мы должны в очередной раз заключить, что большинство из них относилось к арийско‑праславянской общности. Таким образом, вырисовывается совершенно четкая этническая подоплека Троянской войны. Индоевропейцы в лице греков‑ахейцев – с запада, египтяне и евреи – с юга, семиты Месопотамии (ассирийцы) – с юго‑запада и хетты‑индоевропейцы – с востока – одновременным наступлением вытесняли потомков ариев и праславян из Передней Азии и с Ближнего Востока.

Этот вывод требует, однако, пояснения по части хеттов. В «Илиаде» хетты не упоминаются в числе союзников троянцев, сражающихся с греками. Правда, в «Одиссее» говорится, что «кетейский» вождь Еврипил вместе со своим отрядом погиб, защищая город, но здесь следует учесть два важных обстоятельства. Во‑первых, по сообщению Аполлодора, воины Еврипила пришли из Мизии, а эта область на западе Анатолии достаточно удалена от страны Хатти (государства хеттов), располагавшейся в северо‑восточной части полуострова, а во‑вторых, имя хеттского воина созвучно (этимологически практически тождественно!) имени Ярифил, которое можно перевести как «любимец Яра». Учитывая оба этих наблюдения, следует заключить, что Эврипил был знатным хеттом, изгнанным из своей страны за проарийские настроения и обосновавшимся в дружественной троянцам Мизии. Мифологическая традиция вообще называет Эврипила сыном царя мисийцев Телефа и дочери Приама Астиохи, то есть мисийцем, а не хеттом! Скорей всего, Эврипил возглавил отряд хеттов, живших или служивших наемниками вне пределов страны Хатти. Таким образом, у нас есть основания считать, что в период нашествия ахейцев верховный хеттский царь отказал в помощи троянцам. Кстати, утверждения некоторых исследователей о том, что эпизод с отрядом Эврипила подтверждает участие хеттов в Троянской войне на стороне троянцев, неверны также еще потому, что именно мисы‑мушки, в стране которых царствовал Эврипил, вскоре после падения Трои не оставили камня на камне от державы хеттов.

Все наши рассуждения, разумеется, ни в коей степени не могут принизить подвиг Эврипила, о котором красочно рассказал в своих «Постгомериках» Квинт Смирнский, восстановивший целостную картину последних дней битвы за Трою. Разбросанные по разным киклическим поэмам истории трех пришлых героев – АМАЗОНКИ Пентесилеи, ЭФИОПА Мемнона и «ХЕТТА» Эврипила – слагаются у него в единый триптих. Не исключено, что поэт при этом учел концепцию «Илиады», где так же последовательно изображаются три героя – Диомед, Патрокл и Ахилл, безуспешно рвущиеся к Илиону. Как и у Гомера, у Квинта третья фаза (появление Эврипила с отрядом кетейцев‑хеттов) оказывается самой напряженной потому, что в это время Ахилл вступает в бой, а у Квинта, наоборот, оттого, что греки остаются без Ахилла. О немалой изобретательности поэта говорит введенный им и незнакомый кикликам (создателям циклических поэм – поэтам, описывающим, как и Гомер, Троянскую войну) яркий эпизод высадки прибывшего на войну Неоптолема (сына Ахилла) в Трое в тот самый момент, когда торжествующий Эврипил приступает к разрушению ахейских укреплений.

Если Пентесилее и Мемнону в «Постгомериках» посвящается по одной песне (соответственно I и III), то Эврипилу целых три (VI – VIII, погребение описывается в начале IX песни). Квинт Смирнский изображает Эврипила последней надеждой троянцев. Народ ликует при его вступлении в Илион, а встречающий союзника Александр‑Парис восклицает: «Я думаю, ты один можешь защитить гибнущий город». Картина приема Эврипила в поэме изобилует деталями, которых нет в предшествующих эпизодах с Пентесилеей и Мемноном. Так, после пира Эврипил не уходит с прочими кетейцами на ночь в особый покой для гостей, но почивает в палатах Александра‑Париса, уступающего их кетейскому царю. Когда Эврипил выступает на поле боя, с ним движется специально созданная отборная дружина, куда входят Парис с несколькими братьями, «дарданец» Эней, «лучший из пафлагонцев» Айтик и выступающий в роли гомеровского Гектора Полидамант, то есть сплошь предводители и сильнейшие воины троянского войска. По этому поводу стоит вспомнить слова из договора хеттского царя Суппилулимаса I с одним из местных правителей: «Когда я, Солнце, с войском пойду на битву… или я пойду на страну, город врага, ты же пойдешь вместе со мной, и если там ты будешь мне телохранителем, будешь Солнце беречь как свою собственную голову…» Кроме того, при Эврипиле находятся особые прислужники: когда камень Идоменея выбивает копье из рук кетейского царя, тот не нагибается за копьем, но ему сразу же подносят новое. Это не совсем обычная черта, ибо оказание таких услуг, как держание наготове оружия, «не оскверненного» падением на землю, похоже, не входило в функции гомеровских воинов, бьющихся рядом с предводителем и в случае ранения выносящих его из битвы. Зато данная сцена могла бы привести на память процедуру поднесения царю ритуально чистого копья, неоднократно встречающуюся в изложениях хеттских царских обрядов, когда царя сопровождают специальные копьеносцы.

Эпизод вступления Неоптолема в бой содержит яркое описание поистине благоговейного трепета, каким троянцы окружают Эврипила и его спутников. Особенно показательны строки: «Как малые дети у колен своего отца дрожат перед молнией великого Зевса… так троянские сыны среди мужей кетейских вокруг великого царя увидели как бы чудовищного Ахилла, его самого и его доспехи. Но скрывали в груди болезненное оцепенение, чтобы жестокий страх не вошел в душу кетейцев и владыки Эврипила». Мистический ужас при виде воскресшего Ахилла не так властен над троянцами, как боязнь лишиться своих заступников. Но, отдавая дань мужеству пришедших под Трою хеттов, все‑таки заметим, что они были последними из подоспевших на помощь! Фракийцы, амазонки, эфиопы обитали значительно дальше от Трои, чем хетты. Эскадра финикийских кораблей морем пыталась прорваться к Трое, а хетты десять лет думали, вступать им в войну или не вступать.

Документы из архива хеттских царей свидетельствуют, что властители страны Хатти считали себя единственными достойными правителями в Малой Азии, свою политику они вели исключительно с позиции силы. И только ту страну, которая могла противостоять им на поле боя и с помощью оружия отстоять свою независимость, хетты начинали уважать. Уважать, но не дружить и помогать! Они предпочли наблюдать за ходом Троянской войны и ждать, пока противники выдохнутся. По всей вероятности, хеттский царь разрешил пройти амазонкам южнорусских степей через свою территорию (путь через Фракию, в обход Черного моря был значительно длиннее). Очень даже может быть, что в войске Эврипила были и воины, посланные самим царем‑Солнцем. Но, повторимся, это было на финальной стадии войны, когда можно было уже предложить помощь и на выгодных для себя условиях.

А о том, что Эврипил воевал не забесплатно, можно заключить из истории путешествия Одиссея в загробное царство, где он, утешая скорбящего по земной жизни Ахилла, рассказывает тому о подвигах его сына Неоптолема. Здесь‑то и звучат слова:

Так, Эврипила, Телефова сына, губительной медью

Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы

Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

Дословный перевод последней строки этого отрывка означает, что кетейцы погибли из‑за «женских даров». Античные комментаторы этого загадочного места «Илиады» (схолиасты) утверждали, что речь идет о золотой лозе, полученной царем Трои Лаомедоном от Зевса в возмещение за взятого на Олимп царевича Ганимеда. Этот мотив преломился в строках из «Малой Илиады», приписывавшейся поэту Лесху из Митилены: «Виноградная лоза, которую Кронид послал в воздаяние за его (Лаомедона) чадо, покрытая золотыми листьями и гроздьями: изготовив их, Гефест ее дал отцу Зевсу, а тот послал Лаомедону за Ганимеда». Схолиасты и автор комментариев к гомеровским поэмам Евстафий (XII в.), поясняя слова Гомера о «женских дарах», сообщают, что Приам подарил ее своей сестре Астиохе, матери царя кетейцев Эврипила, которая за подарок послала сына на гибельную для него войну. По другой приводимой там же версии, заинтересована в золотой ветви была не мать, а жена Эврипила. Но как бы то ни было, только кетейцы Эврипила воевали, так сказать, получив предоплату. Это отличает их от всех остальных защитников Трои и обязывает нас рассказывать об их деяниях отдельно.

Глава 11

Троянская война и походы «народов моря»

Что‑то здесь осиротело,

Чей‑то светоч отсиял,

Чья‑то радость отлетела,

Кто‑то пел – и замолчал.

В. Соловьев, «Мимо Троады»

Над курганом

Ураганом,

Все сметая, война пронеслась,

Здесь солдаты умирали,

Заслоняя сердцем нас.

Ю. Друнина

Историки, обращающиеся к теме Троянской войны, сталкиваются с одним, чрезвычайно затрудняющим исследование, обстоятельством. О разрушении Илиона греками прямо не сообщает ни один источник, кроме их собственных преданий. Ни архивы хеттских царей, ни записи египетских фараонов ничего не говорят о Троянской войне. Как же тогда вписать эту войну в контекст мировой истории? Для специалистов это наиболее острый и не решенный в настоящее время вопрос.

На наш взгляд, все неудачные попытки его решения связаны только с тем обстоятельством, что исследователи игнорируют роль государства Арсава в этом конфликте. Для них в центре рассмотрения находится только город на холме Гиссарлык, а Троянская война выглядит как небольшое военное столкновение, никак не отразившееся на судьбах других государств. Но такой взгляд в принципе неприемлем, хотя бы уже потому, что практически сразу же после завершения Троянской войны в качестве целостного образования перестают существовать и оба могучих противника Арсавы – Хеттская империя и государство ахейцев. Приблизительно в то же самое время происходит знаменитый исход евреев из Египта и начинается расцвет Ассирии. Иными словами, Троянская война обозначает тот временной рубеж, когда политическая карта Средиземноморья, что называется, «трещала по швам».

В конце XIII – начале XII в. до н. э. Египет дважды подвергся нападению племен, которые в самих египетских памятниках связываются с морем и потому получили название «народов моря». Произошли эти события при двух фараонах – соответственно Мернептахе и Рамзесе III. Надписи этих фараонов являются главным источником, сообщающим о нашествии «народов моря».

В пятый год правления фараона Мернептаха (1232 г. до н. э.) во время очередной войны между Египтом и его соседями – лувийцами (ливийцами) последние были поддержаны целым рядом племен, название которых в условном чтении звучит так: лукка, акайваша, турша, шакалуша, шардана. Специалисты уверенно отождествляют первые три имени соответственно с ликийцами, ахейцами и тирсенами (тирренами, троянами). Поселения этих племен существовали на западном побережье Малой Азии, откуда они морем могли проникнуть на территорию Египта. Относительно четвертого народа высказано предположение, что это были сикелы (сикулы) – обитатели острова Сицилии. Мы вполне готовы принять эту точку зрения, но с одним, очень существенным дополнением. Сикелы‑шакалуша – это тот же самый народ, который в греческих мифах называют циклопами! В рассматриваемое время они реально проживали на островах в Эгейском и Средиземном морях, вспомним путешествие Одиссея! Этнические корни народа шардана остаются для историков неясными. Известно, что шардана участвовали в битве при Кадеше на стороне египтян, войдя в войско Рамзеса II. При Мернептахе же они изменили своим бывшим союзникам и выступили на стороне «северных народов, пришедших со всех сторон».

В большой надписи из Карнака Мернептах повествует о том, что враги «внезапно проникли в долины Египта к великой реке» и принялись свирепо опустошать страну. Но правитель Египта не медлил: «Его отборнейшие лучники были собраны, его колесницы были приведены со всех сторон» и т. д. Египтяне отразили это нападение, убив более 6200 – 6300 ливийцев, 1231 акайваша, 740 турша, 220 шакалуша, 200 шардана и 32 лукка. Из этих данных можно заключить, что, по всей видимости, большинство среди пришельцев‑«северян» составляли ахейцы, а это свидетельствует о высоком уровне боеспособности ахейцев на тот момент. Далее, поскольку они составляли с малоазийскими народами единое войско, то прибыли они в долину Нила, скорей всего, не из Греции, а из Малой Азии, точнее, из Милета – центра сосредоточения греков‑ахейцев в Анатолии. Первый поход «народов моря», очевидно, предшествует по времени Троянской войне, так как ахейцы еще состоят в дружбе с защитниками Трои – троянцами и ликийцами.

В 1194 г. до н. э. последовала новая атака «народов моря». В данном случае египтян атаковали племена пеластов и тевкров. В названии первого из них нельзя не признать имя наших старых знакомых – пеласгов. Античные авторы называли пеласгов первопоселенцами материковой Греции. Ахейцы, пришедшие сюда позже, потеснили пеласгов с части их земель. Мы уже знаем, что пеласги проживали в Малой Азии и они отрядили воинов на защиту Трои. В «Илиаде» упоминается еще пеласгический Аргос в Фессалии, а в «Одиссее» – пеласги, проживающие на Крите. Но их соплеменники населяли также окраинную, северо‑западную, область Греции – Эпир. Часть эпирского побережья так и называлась – Палайстин. Думается, что в набеге на Египет все эти различные (греко‑малоазийские!) ветви единого народа могли объединяться. Им не суждено было, однако, одержать победу. После неудачи в войне с Рамзесом III пеласты, откатившись на восток, появляются в Библии как воинственные филистимляне, давшие свое имя стране Палестине (тождественное наименованию их эпирской родины).

Богиня земли в западносемитской мифологии – Арцу (Арсу) – приходится дочерью Балу (Бела). Это можно интерпретировать таким образом, что территория, ранее входившая в состав государства Арсава, названного так в честь богини Арсу (древнерусской Яры), впоследствии стала называться Палестина – «Балу‑стан», по имени божества Бела, которого пришельцы‑пеласги стали считать ее отцом, то есть богом более древним и именитым.

Союзников пеластов – тевкров – традиция связывала с землями Троады. Согласно Геродоту, считавшие себя потомками тевкров пеоны настаивали на своем родстве с троянцами. Сама Троада именовалась также Тевкридой, и в эпоху Геродота маленький троянский этнос гергиты рассматривался как последний реликт древних тевкров. Сохранились даже предания, в которых основателем Трои назывался царь Тевкр, а Дардан выступал его зятем.

В числе ахейцев, штурмовавших Трою, находился знаменитый воин с тем же именем – Тевкр. Отцом его был царь острова Саламин Теламон, а матерью – родная сестра царя Приама Гесиона. История их воссоединения достойна отдельного рассказа. Отец Гесионы Лаомедон в свое время нанял Посейдона и Аполлона потрудиться на благо Троянского края. В течение года первый возводил крепостные стены, а второй пас стада. Но когда наступило время расчета, троянский царь отказался выдать положенную им плату, и даже пригрозил расправой, если они будут ее домогаться. В ответ Посейдон наслал на город морское чудовище. Сражаться с ним троянцы не решились, но, на их счастье, прорицатели выяснили, что от чудовища можно избавиться, пожертвовав ему Гесиону. Тогда Лаомедон распорядился приковать дочь к скале у моря, но еще раньше, чем чудовище, у берегов Трои появился Геракл, возвращавшийся из страны амазонок. Геракл предложил Лаомедону спасти Гесиону, если тот даст ему в награду тех знаменитых коней, которых Зевс подарил Тросу (деду Лаомедона) в качестве выкупа за его сына Ганимеда. Троянский царь дал согласие, но, когда Геракл убил чудовище, снова не сдержал своего обещания и прогнал великого героя, осыпая его угрозами и оскорблениями. Геракл не забыл этой обиды. Спустя некоторое время он собрал своих друзей и на шести кораблях приплыл к Трое, взял ее штурмом и убил Лаомедона. Гесиона досталась другу Геракла Теламону, который впоследствии женился на ней.

Таким образом, саламинский герой Тевкр – сын ахейца и троянки. Данное обстоятельство выделяет его в войске греков. В связи с этим и народ тевкров (имя очень редкое!) воспринимается как воплощение некоторого союза греков‑ахейцев и троянцев. Добавим к этому, что родиной мифического первопредка троянцев Тевкра древние предания называют Крит или Афины. Как и в случае пеластов‑пеласгов, мы можем заключить, что объединенный поход двух племен на Египет в 1194 г. до н. э. отражает существование в Средиземноморье некоторого греко‑троянского союза. Но племя ахейцев в нем уже не фигурирует!

В 1191 г. до н. э. «народы моря» предприняли новое наступление на страну фараонов. В надписях Рамзеса III, относящихся к этому году, говорится о грозном заговоре «северян» на их островах, об их твердой уверенности в осуществлении их грандиозного плана, на самом деле изменившего всю карту Передней Азии. Теперь к пеластам и тевкрам присоединились уже знакомые нам турша‑тирсены, шакалуша‑сикелы с какими‑то группами шардана, а также отряд карийцев – жителей малоазийской области вблизи города Галикарнаса – и южно‑малоазийское племя данов‑дануним (вполне вероятно, что это данайцы «Илиады»). Все эти народы двигались и сушей, и морем, причем перемещавшиеся по суше везли на повозках свои семьи: это уже был не набег ради добычи, а целенаправленное переселение. Рамзес III сообщает, что на своем пути переселенцы сокрушили страны Хатти, Арсаву и Аласию‑Кипр. Египет, правда, устоял, но страх его жители пережили немалый.

Ну, а куда же делись ахейцы? Документы перестают упоминать о них, и мы вправе сделать только один вывод: в период между двумя (1232 г. до н. э. и 1194 – 1191 гг. до н. э.) походами «народов моря» ахейцы смешались с местными народами, образовав племя тевкров или частью «влившись» в число данов. Троянская же война происходила, по‑видимому, после первого набега «народов моря» – приблизительно в конце XIII в. до н. э. Это, так сказать, грубая схема событий, сопутствовавших Троянской войне. Попробуем теперь детализировать ее и приведем дополнительные аргументы в пользу высказанной точки зрения.

На наш взгляд, события развивались следующим образом. К середине XIII в. до н. э. позиции индоевропейских народов (ариев Митанни и Арсавы, хеттов, ливийцев) на Ближнем Востоке значительно ослабли. Утрата митаннийцами ведущих позиций в Северной Месопотамии автоматически привела к усилению политического влияния семитической Ассирии. Не следует забывать также, что XIII в. до н. э. – это время необычайной активизации семитских племен в Палестине. Именно к этому историческому моменту традиция относит знаменитый исход евреев из Египта.

Одним из древнейших народов, проживавших в Палестине, Библия называет рефаимов, жителей Средиземноморской Рутены‑Русены. Он назывался так по имени своего родоначальника Рафа (Рута‑Руса) и отличался необыкновенной силой и огромным ростом. На языке идиш и сейчас слово «русский» переводится как «рейзен», а «Россия» – как «Рейзя». С рефаимами в Священном Писании иногда соединяются и другие племена, что подчеркивает дружественный характер политики рефаимов‑русов по отношению к остальным народам Земли обетованной. Как мы уже говорили, египтяне сумели в значительной степени вытеснить русов из Палестины, но во второй половине II тыс. до н. э. там еще оставались их потомки – ваны‑ханаане. В этническом смысле ханаане, по‑видимому, составляли уже в значительной степени смешанный с местными племенами и другими пришлыми индоевропейскими племенами (например, хеттами) этнос, но их по‑прежнему можно было считать арийско‑праславянским «островком» на Ближнем Востоке.

Несмотря на многолетние усилия, египтяне так и не смогли полностью покорить Ханаан. Битва при Кадеше доказала, что индоевропейцы достаточно сильны, чтобы противостоять им в Средиземноморье. Но у египтян на руках еще оставалась «козырная карта». Это был жаждущий самоутверждения на политической сцене еврейский народ. Египетские источники ничего не сообщают об исходе евреев из Египта. Но сама по себе эта акция была чрезвычайно выгодна им. Скорей всего, это была, как мы бы сказали сегодня, тайная операция египетских спецслужб. На территорию сильного и неуступчивого противника направлялась армия переселенцев, заинтересованная в создании своей национальной автономии. При всем при том, как хорошо известно, на территории Ханаана к тому времени уже проживало достаточное количество семитов, которые так или иначе содействовали приходу сюда своих соплеменников.

По версии, изложенной в Библии, евреи не решались вступать в Ханаан, поскольку египетское рабство приучило их народ к трусости, и нужно было выждать, пока подрастет новое поколение, выросшее на свободе. Все правильно, но к этому, пожалуй, следует добавить, что нужно было также и время, чтобы египетские военные инструкторы научили воевать это поколение. И было бы в высшей степени наивно думать, что евреи смогли бы успешно воевать с «людьми‑великанами» (их собственное выражение!), если бы не помощь фараонов. Но и у ханаан тоже была мощная поддержка в лице ливийцев, а также индоевропейцев Малой Азии и Северного Средиземноморья, или «народов моря», как их называли египтяне.

В составе этой группы племен не было хеттов. Если к моменту битвы у Кадеша они действительно были ведущей военной силой в Малой Азии и по праву возглавляли союз «народов севера», то к середине XIII в. до н. э. ситуация переменилась. Хетты утратили контроль над западными областями Анатолии, и троянцы и соседствующие с ними страны проводили независимую самостоятельную политику. Греки‑ахейцы, укрепившиеся к тому времени в Милете, воспользовавшись отсутствием «единоначалия» в регионе, заявили о себе как о третьей силе. В первом походе «народов моря» в коалиции индоевропейцев, противостоящих Египту и семитам, они, по существу, заняли место хеттов.

В надписи из Карнака фараона Мернептаха присутствует фраза о «презренном вожде», приведшем акайваша‑ахейцев в его страну. Вполне вероятно, что здесь имеется в виду вождь ливийцев, и тогда ахейцы выделяются среди всех северных отрядов как основная союзная ливийцам сила, связанная с ними особым договором. Но гораздо вероятнее, что речь в данном случае идет о вожде самих ахейцев, которые опять‑таки выделяются среди прочих «северян», о чьих предводителях фараон не сообщает ни слова. Еще поразительнее, однако, следующая деталь. В этой же надписи из Карнака народ акайваша настойчиво противопоставляется ливийцам, не знающим обрезания, как народ, практикующий эту процедуру. Как ни удивляет это свидетельство в сравнении со всем, что известно об обычаях позднейших, исторических греков, но факт знакомства группы ахейцев, наступавших на Египет, с обрезанием сейчас общепризнан. При объяснении этого свидетельства исследователи соглашаются, что такой обычай мог изначально возникнуть у ахейцев Крита под влиянием их соседей на юге Средиземноморья – тех же египтян и семитских народов Леванта. Более логично, однако, на наш взгляд, было бы предположить, что этот обычай усвоили именно те ахейцы, которые переселились в юго‑западные районы Анатолии и имели контакты с семитскими народами Палестины и Сирии. Во всяком случае, этим своим «восточным» обычаем контингент ахейцев в составе «народов моря» отличался от остальных членов военного союза.

Первый поход «народов моря» окончился неудачей. Как правило, подобный финал военной кампании предельно обостряет отношения в стане союзников. При этом стоит учесть, что если сикелы‑циклопы и ликийцы участвовали в войне с целью помочь сородичам ханаанам‑ванам (тем же венетам!), то ахейцев интересовала прежде всего богатая добыча. Они были наемниками! А когда наемное войско не получает награды, оно может обратить оружие и против своих нанимателей. Потери ахейцев в битвах с египтянами были больше, чем у любого другого союзника, потому они могли потребовать от стран – членов «северного союза» дополнительной компенсации за свои потери.

Согласно древнегреческой традиции, битве за Трою предшествовал поход войска Агамемнона в Мисию (область, расположенную южнее Троады). Мисийцы, возглавляемые царем Телефом, оказали достойное сопротивление грекам. Античные авторы признавали полную достоверность этой неудачной для ахейцев кампании. Так, Страбон написал: «…войско Агамемнона, грабя Мисию, как будто Троаду, с позором отступило». Живописный образ Телефа, поднимающего на битву свой народ, вырисовывается в позднем романе Диктиса Критского: «Те, кто первыми спаслись бегством от греков, приходят к Телефу, мол, вторглись многие тысячи врагов и, перебив охрану, заняли берега… Телеф с теми, кто был при нем, и с прочими, кого в этой спешке можно было собрать вместе, быстро идет навстречу грекам, и обе стороны, сомкнув передние ряды, со всей силой вступают в бой…» Аполлодор пересказывает соответствующее место «Киприй» так: «Не зная морского пути в Трою, пристали греки к Мисии и стали ее разорять, думая, что это Троя. А Телеф, царствовавший над мисийцами, погнал эллинов к кораблям и убил многих…» Примечательно, что Аполлодор излагает этот эпизод в едином сюжете «Илиады» и соответственно пишет: «Действительно, поскольку эллины вернулись, иногда говорится, будто война длилась 20 лет: ведь после похищения Елены эллины на второй год приготовились выступить в поход, а после того, как возвратились из Мисии в Элладу, спустя 8 лет они, вновь вернувшиеся в Аргос, отплыли в Авлиду». Это сообщение о традиции включать мисийский поход в историю Троянской войны и отводить на нее в целом 20 лет заслуживает полного доверия, поскольку оно прямо подтверждается свидетельством Гомера, у которого Елена в своем плаче по Гектору восклицает:

Ныне двадцатый год круговратных времен протекает

С оной поры, как пришла в Илион я, отечество бросив…

Кроме того, упоминание о неудачном мисийском походе содержит обращение Ахилла к своему верховному вождю Агамемнону, в котором он в связи с насланной Аполлоном чумой предупреждает:

Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,

В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.

В этом фрагменте Гомер тонко подчеркивает, что армада греческих кораблей однажды уже переплывала Эгейское море в надежде завоевать Трою.

Итак, Троянская война проходила в период между двумя походами «народов моря» (между 1232 и 1194 гг. до н. э.). Длилась же она, согласно традиции, два десятилетия. Относительно точной длительности военных действий можно, разумеется, сомневаться – слишком уж круглые числа фигурируют при расчетах, но, по крайней мере, число «двадцать» должно убедить всех в том, что война носила чрезвычайно затяжной характер. Обратим внимание также, что датировка походов «народов моря» жестко привязана ко времени вступления на трон фараона Мернептаха. Относительно года его воцарения существуют три версии (разброс между самой ранней и самой древней – порядка двух десятков лет). Мы выбираем из них наиболее раннюю, чтобы максимально приблизить дату Троянской войны ко времени пожара в Трое VIIa по Блегену (середина XIII в. до н. э.).

Греческие источники ничего не сообщают о первом походе «народов моря». И это вполне понятно. В нападении на Египет участвовали только те ахейцы, которые проживали в Малой Азии, то есть в Милете и близлежащих к нему областях. Знаменитые греческие цари, ставшие героями «Илиады», равно как и греки материковой части Греции, не имели к первому походу никакого отношения. Это было совместное предприятие ряда малоазийских и северобалканских племен. Ахейцы на тот момент поддерживали дружественные отношения с троянцами, что и зафиксировано в преданиях, сообщающих, что Менелай запросто гостил в Трое, был принят в доме у Париса и именно там троянец договорился с ним об ответном визите в Спарту.

После похищения Елены ахейцы материковой Греции собирают войско, призванное отомстить за поруганную честь Менелая и вернуть ему супругу. Но, удивительное дело, войско Агамемнона высаживается не в Троаде, а несколько южнее – в Мисии. Мифологическая традиция истолковывает это так, что, мол, греки не знали пути в Трою. Но, похоже, что дело в другом. Для успешной войны против Трои воины Агамемнона должны были соединиться с ахейцами Милета. Вероятно, именно их объединенная коалиция и сражалась с мисийцами Телефа. Как мы уже рассказывали, ахейцам не дали продвинуться на север полуострова, и они были вынуждены отплыть назад в Грецию. Им предстояло ждать еще долгих восемь лет, чтобы снова собраться в Авлиде и отправиться в новый поход, теперь уже прямиком в Троаду.

В последние десятилетия некоторые ученые высказали гипотезу, что первый поход «народов моря» включал в себя как составную часть и те сражения, которые впоследствии греки назвали Троянской войной. По этой версии выходит, что Трою штурмовали не одни только греки, а целая группа, в том числе и северобалканских, племен. Такое предположение на первый взгляд гениально решает проблему соотнесения походов «народов моря» с Троянской войной. Ахейцы – участники первого похода «народов моря», и они же – победители в Троянской войне. Оба события происходили примерно в одно и то же время. Так давайте поставим между ними знак равенства! Что ж, так, безусловно, можно поступить, но только при одном условии: надо допустить, что греческие поэты, описывавшие Троянскую войну, в такой степени смешали правду с вымыслом, что к их поэмам не следует относиться как к основополагающим источникам. Если поэты подтверждают данную гипотезу – хорошо, если же нет, то не беда, поскольку это, в конце концов, литература! К примеру, следует признать, что никакие ликийцы Трою не защищали, потому что они – союзники ахейцев в первом походе «народов моря». Но тогда обессмысливается и весь сюжет «Илиады», в которой ликийцы во главе с царем Сарпедоном, Главком и Пандаром бьются насмерть с греками. Согласиться с такой точкой зрения никак нельзя. Тем более что предлагаемая нами реконструкция событий дает непротиворечивое истолкование всем известным греческим и египетским свидетельствам.