Хоубаткер, Техас, август 1985 года. OCR Queen of Spades, вычитка Кьяра

Лейла Мичем

Знак розы

Лейла Мичем

«Знак розы»

OCR Queen of Spades, вычитка Кьяра

По изданию ©Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2011

Переводчик Анатолий Михайлов

Аннотация

Мэри с детства влюблена в Перси и... хлопковую плантацию. Когда Перси невредимым возвращается с войны и признается девушке в любви, она вдруг оказывается перед выбором: стать королевой хлопка или преданной женой любимого мужчины. Мэри даже в угоду жениху не соглашается пожертвовать делом своей жизни. После очередной ссоры Перси уезжает в Канаду, а девушка понимает, что ждет ребенка. Чтобы скрыть позор, она... выходит замуж за давнего друга. Но любовь продолжает жить, наперекор разлуке, времени и родовому проклятью. Спустя много лет потомки Мэри и Перси полюбят друг друга. Смогут ли они преодолеть рок, сломавший жизнь их предков?

...Предсказываю: нынешний раздор,

Что разгорелся здесь, в саду при Темпле,

В борьбе меж розой алою и белой,

Заставит сотни душ покинуть тело.

Граф Уорик, Часть I, действие II, сцена IV

Уильям Шекспир, «Генрих VI» [1]

Часть I.

Глава 1.

Хоубаткер, Техас, август 1985 года

Сидя за столом, Амос Хайнс перевернул последнюю страницу коротенького ‑ всего в два листа ‑ юридического документа. Во рту у Амоса пересохло, и несколько мгновений он лишь беспомощно щурился, глядя на сидевшую у его стола клиентку, женщину, которой он восхищался в течение вот уже сорока лет. Он всматривался в ее лицо, надеясь обнаружить признаки того, что возраст наконец повлиял на ее умственные способности, но она смотрела на него прежним острым и ясным взором. Проведя языком по пересохшим губам, Амос спросил:

– Это и вправду твое дополнительное распоряжение к завещанию, Мэри? Ты продала плантации и изменила свою последнюю волю?

Мэри Толивер ДюМонт кивнула.

– Ответ утвердительный на оба вопроса, Амос. Я понимаю, что ты потрясен, как сознаю и то, что это ‑ не лучший способ отплатить тебе за годы верной службы, но тебе было бы еще больнее, если бы я передала это дело в руки другого адвоката.

– Так и есть, – пробормотал он. – Другой адвокат даже не пытался бы уговорить тебя переписать это дополнение ‑ по крайней мере ту его часть, которую можно изменить.

Спасти «Толивер фармз», огромные хлопковые плантации, которые Мэри втайне продала в прошлом месяце, ‑ факт, до сих пор неизвестный ее внучатой племяннице, живущей в Лаббоке, штат Техас, и занимающей должность управляющего компанией «Толивер фармз уэст», ‑ было уже невозможно.

– Переписывать нечего, Амос, – с оттенком недовольства заявила Мэри. – Что сделано, то сделано, и я не изменю решения. Ты только зря потратишь свое и мое время.

– Рэйчел чем‑то тебя обидела? – поинтересовался он ровным голосом, разворачиваясь вместе с креслом к низенькому шкафу. Потянувшись к графину и наливая воду в стаканы, Амос заметил, что его рука дрожит. Он, пожалуй, предпочел бы что‑нибудь покрепче, но Мэри не притрагивалась к алкоголю. – Ты поэтому продала плантации и изменила завещание?

– О Господи, конечно же нет! – в ужасе воскликнула Мэри. – Ты ошибаешься. Моя внучатая племянница не сделала ничего плохого. Она всегда оставалась той, кем является на самом деле, ‑ Толивер до мозга костей.

Амос нашел салфетки и повернулся к Мэри, протягивая ей стакан с водой. А она похудела, решил он. Ее модный костюм висел на ней, как на вешалке, а лицо, похожее на печеное яблоко ‑ хотя и по‑прежнему поразительно красивое, ‑ вытянулось и заострилось. Все это далось ей нелегко, хотя чего еще можно было ожидать, подумал Амос и почувствовал, как в груди у него зарождается гнев. Как она могла поступить так со своей внучатой племянницей ‑ лишить девочку всего, что та надеялась унаследовать? Он сделал большой глоток воды и, стараясь, чтобы в его голосе не было гнева, заметил:

– Ты говоришь так, словно это недостаток.

– Так и есть, и я намерена исправить его. – Мэри жадно осушила стакан и промокнула губы салфеткой. – В этом и заключается смысл дополнения к завещанию. Разумеется, ты понятия не имеешь, о чем я говорю, но Перси поймет, когда настанет время. Равно как и Рэйчел, когда я ей все объясню.

– И когда же ты собираешься это сделать?

– Завтра я лечу в Лаббок, чтобы встретиться с Рэйчел. Она не знает о моем приезде. Я расскажу ей о продаже и дополнении к завещанию и буду надеяться, что мои аргументы убедят ее в том, что я поступила так ради ее же блага.

Ради ее же блага? Не веря своим ушам, Амос уставился на собеседницу. Мэри добилась бы большего успеха, если бы вздумала навязать какому‑нибудь моряку обет безбрачия. Рэйчел никогда не простит ей того, что она сделала, в этом он был уверен.

– Как насчет того, чтобы сначала опробовать свои аргументы на мне, Мэри? Для чего тебе понадобилось продавать «Толивер фармз», ведь ты всю жизнь посвятила тому, чтобы возродить компанию? И зачем оставлять Сомерсет Перси Уорику, скажи на милость? Что он будет делать с хлопковой плантацией? Перси ‑ лесопромышленник, ради всего святого. Ему уже девяносто! А завещание фамильного гнезда Толиверов Обществу охраны памятников... ну, это последняя пощечина. Ты знаешь, что Рэйчел всегда считала этот дом своим. Она собиралась провести в нем остаток жизни.

– Знаю. Именно поэтому я и лишила ее особняка. – Похоже, слова Амоса не произвели на Мэри ни малейшего впечатления; она сидела, расправив плечи, неподвижная, как изваяние, опершись рукой на изгиб своей трости, и выглядела при этом, как королева на троне, в то время как трость играла роль державного скипетра. – Я хочу, чтобы Рэйчел построила свой дом где‑нибудь в другом месте, начав все с чистого листа.

– Но... я ничего не понимаю. – Амос в отчаянии всплеснул руками. – Я думал, все эти годы ты хотела, чтобы она пошла по твоим стопам.

– Это была ошибка ‑ и очень эгоистичная ошибка. Хвала Господу, я осознала свою оплошность до того, как стало слишком поздно, и у меня хватило сообразительности и... здравого смысла исправить ее. – Мэри решительно взмахнула рукой, отвергая дальнейшие возражения. – Побереги свои и мои силы, Амос. Происходящее представляется тебе неразрешимой загадкой, понимаю, но верь мне по‑прежнему, прошу тебя.

Сбитый с толку, адвокат решил сменить тактику.

– Ты ведь поступила так не потому, что, руководствуясь какой‑то неведомой логикой, решила, будто что‑то должна ее отцу, Уильяму, а?

– Нет, конечно! – В глазах Мэри сверкнули искорки разгорающегося гнева. – Уверена, подобные мысли могут возникнуть у моего племянника ‑ или, точнее, у его супруги. По ее мнению, я поступлю как должно, отдав Уильяму то, что с самого начала принадлежало ему. – Мэри пренебрежительно фыркнула. – Пусть Элис Толивер тешится иллюзией, будто я продала плантации, потому что терзалась чувством вины перед ее мужем. Но я поступила так совсем не из‑за него, а ради его дочери. Надеюсь, когда‑нибудь Уильям поймет меня. – Она сделала паузу, и на ее испещренном мелкими морщинками лице отразились задумчивость и сомнение. – И Рэйчел...

– Мэри... – Амос старался говорить как можно убедительнее. – Рэйчел слеплена из того же теста, что и ты. Вот, например, ты бы поняла, если бы твой отец лишил тебя наследства ‑ плантации, дома, ‑ какой бы веской ни была причина?

Мэри стиснула зубы.

– Нет, но я жалею, что он не сделал этого. Богом клянусь, теперь я была бы рада, если бы он никогда не оставлял мне Сомерсет.

Амос смотрел на нее, приоткрыв от изумления рот.

– Но почему? Ты прожила прекрасную жизнь ‑ жизнь, которую, как мне казалось, намерена завещать Рэйчел, дабы увековечить наследие своей семьи. А это дополнение, – он провел тыльной стороной ладони над лежащими документами, – противоречит всему.

Мэри обмякла на стуле. Она напоминала гордую шхуну, паруса которой вдруг опустились.

– Ох, Амос, это длинная история, слишком длинная для того, чтобы рассказывать ее сейчас. Перси как‑нибудь все тебе объяснит.

– Объяснит что, Мэри? Что здесь объяснять?

И почему «как‑нибудь», и почему Перси? Морщинки вокруг ее глаз и в уголках губ стали резче, и безупречный оливковый цвет лица сменился предательской бледностью. Амос перегнулся через стол и настойчиво спросил:

– Какую историю я не знаю, Мэри? Я прочитал все, что было напечатано о Толиверах, Уориках и ДюМонтах, не говоря уже о том, что я сорок лет прожил среди вас. Какие бы тайны вы ни скрывали, за это время они бы выплыли наружу.

Мэри на мгновение опустила веки, покрытые сеточкой морщин. Когда же она вновь открыла глаза, в ее взгляде светилась любовь.

– Амос, дорогой, ты вошел в нашу жизнь после того, как наша история состоялась. Наши трагические поступки остались в прошлом, и мы жили с их последствиями. Словом, я хочу уберечь Рэйчел от повторения ошибки, которую сделала сама, и от страданий в результате тех же, неизбежных последствий. Я не желаю, чтобы и над ней нависло проклятие Толиверов.

– Проклятие Толиверов? – растерянно заморгал Амос. Подобные эксцентричные выражения были совсем не в духе Мэри. Он вдруг подумал: а не сказался ли возраст на ее умственных способностях? – Никогда не слышал и не читал ничего подобного.

– Вот это я и имею в виду. – Мэри улыбнулась ему своей обычной улыбкой, приподнимавшей уголки губ и обнажавшей краешки зубов, которые, что было достойно удивления, ничуть не пожелтели, не стали похожими на старые клавиши пианино.

Но Амос не желал сдаваться.

– В таком случае что это за последствия? Тебе принадлежала хлопковая империя, раскинувшаяся на всю страну. Твой супруг, Олли ДюМонт, владел одним из лучших универсальных магазинов во всем Техасе, а компания Перси Уорика вот уже несколько десятилетий остается в списке пятиста промышленных гигантов США. Какие «трагические поступки» могли привести к таким последствиям?

– Ты должен поверить мне. Проклятие Толиверов существует, и оно поразило нас всех. Перси знает о нем.

– Ты оставляешь Рэйчел колоссальную сумму денег, – упрямо продолжал Амос. – Предположим, она купит землю где‑нибудь еще, выстроит очередной Сомерсет и станет основоположницей новой династии Толиверов. Не вернется ли к ней... то проклятие, о котором ты говоришь?

В глазах Мэри промелькнуло выражение, распознать которое он не сумел. Ее губы дрогнули и изогнулись в улыбке, полной тайной горечи.

– Династия означает сыновей и дочерей, которым можно передать эстафету. В этом смысле Толиверы никогда не были династией, и ты наверняка не нашел этого в своих книгах по истории. – Ее голос буквально сочился иронией. – Нет, проклятие не вернется. Как только пуповина, связывающая нас с плантацией, будет перерезана, проклятие умрет. Рэйчел не придется продавать душу, как мне, ради спасения фамильных земель.

– Ты продала душу ради Сомерсета?

– Да, и не раз.

Амосу ничего не оставалось, как признать свое поражение. Он начал думать, что и впрямь пропустил несколько глав в семейной хронике Толиверов, но все‑таки сделал последнюю попытку.

– Мэри, это дополнение к завещанию представляет собой твои последние пожелания тем, кого ты любишь. Подумай о том, как они скажутся не только на воспоминаниях Рэйчел о тебе, но также и на отношениях между нею и Перси после того, как он вступит во владение тем, что принадлежит ей по праву рождения. Неужели ты хочешь, чтобы тебя запомнили именно такой?

– Мне придется пойти на риск, – заявила Мэри, но выражение ее глаз смягчилось. – Я знаю, ты привязан к Рэйчел и думаешь, что я предала ее. Это не так, Амос. Жаль, но у меня нет времени объяснять тебе, что я имею в виду. Ты должен поверить мне ‑ я знаю, что делаю.

– Остаток дня в моем распоряжении. Сьюзен перенесла все встречи, которые были назначены у меня после полудня.

Мэри подалась к нему и накрыла его худую костлявую руку своей.

– У тебя, может, и есть время, дорогой мой, зато его совершенно нет у меня. Полагаю, сейчас самый подходящий момент для того, чтобы прочесть второй документ.

Амос взглянул на белый конверт.

«Оставь его напоследок», – распорядилась Мэри, войдя к нему в кабинет, и вдруг, пронзенный страшной догадкой, он понял почему. Сердце у Амоса замерло, когда он перевернул конверт и взглянул на адрес отправителя.

– Медицинская клиника в Далласе, – пробормотал он, заметив краешком глаза, что Мэри отвернулась и машинально перебирает ожерелье на шее, которое подарил ей супруг, Олли, ‑ по одной жемчужине за каждый год прожитой вместе жизни, пока смерть не разлучила их. Жемчужин было пятьдесят две, крупных, как яйца колибри. Амос не отрываясь смотрел на эти жемчужины после того, как прочел письмо, будучи не в силах взглянуть Мэри в лицо.

– Рак почек, – хрипло выдавил он, и его кадык болезненно дернулся. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Нет, почему же, – ответила Мэри, протягивая руку за стаканом воды. – Хирургия, химиотерапия и облучение. Это лишь продлит мои дни, но не жизнь. Я отказалась от лечения.

Амос снял очки и крепко зажмурился, с силой потирая переносицу, чтобы прогнать слезы. Мэри никогда не приветствовала излишней эмоциональности. Теперь он понял, чему она посвятила прошлый месяц, помимо организации продажи «Толивер фармз». А они ничего не знали ‑ ни ее внучатая племянница, ни старинный друг Перси, ни Сасси, экономка, занимавшая эту должность последние сорок лет, ни старый верный адвокат... все, кто любил ее. Как это похоже на Мэри ‑ сыграть последнюю партию так, чтобы никто ни о чем не догадался.

Амос водрузил очки на нос и заставил себя взглянуть ей в глаза ‑ глаза, которые, несмотря на россыпь морщинок, все еще напоминали ему цветом первые весенние листочки, умытые дождем.

– Сколько? – спросил он.

– Они дают мне еще три недели... наверное.

Потерпев поражение в борьбе со своей печалью, Амос выдвинул ящик стола, в котором хранил чистые носовые платки.

– Прости меня, Мэри, – сказал он, прижимая белый лоскут к глазам, – но на меня свалилось слишком много...

–Я знаю, Амос, – ответила она и, с неожиданной ловкостью повесив тросточку на ручку кресла, встала, обогнула стол и подошла к нему, а потом бережно прижала его голову к своей груди. – Ты же понимаешь, когда‑нибудь наступит день... когда мы должны будем сказать друг другу «прощай». В конце концов, я на пятнадцать лет старше тебя...

Он сжал ее руку, такую худенькую и хрупкую. Когда она превратилась в ладонь старухи?

– Ты знаешь, что я до сих пор помню тот день, когда впервые увидел тебя? Это было в универсальном магазине ДюМонта. Ты спускалась по лестнице в платье василькового цвета, и в свете канделябров твои волосы сверкали подобно черному атласу.

Мэри улыбнулась.

– Помню. Ты тогда был в военной форме. К тому времени ты уже знал, кто такой Уильям, и пришел выяснить, что же это за люди, от которых он сбежал. Должна сказать, что ты выглядел изумленным.

–Я был в шоке.

Мэри поцеловала его в лысую макушку и отпустила.

–Я всегда была благодарна тебе за нашу дружбу, Амос. Мне бы хотелось, чтобы ты знал об этом, – продолжала она, возвращаясь к своему креслу. – Я редко даю волю чувствам, как тебе наверняка известно, но день, когда ты забрел в нашу маленькую общину в Восточном Техасе, стал одним из самых счастливых в моей жизни.

Амос посмотрел на свой носовой платок.

– Спасибо, Мэри. А теперь я должен спросить тебя вот о чем: Перси знает о... твоем состоянии?

– Еще нет. Я расскажу ему и Сасси, когда вернусь из Лаббока. И тогда же отдам распоряжения относительно своих похорон. Если бы я сделала это заранее, к тому времени, как я выехала бы с парковочной площадки, весь город уже знал бы о моей предстоящей кончине. Через неделю после моего возвращения появятся сотрудники хосписа. А до тех пор пусть моя болезнь останется нашим секретом. – Она перебросила через плечо ремень сумочки. – Мне пора.

– Нет, нет! – запротестовал Амос, вскакивая с кресла. – Еще рано.

– Нет, Амос, уже поздно. – Мэри расстегнула ожерелье. – Это для Рэйчел, – сказала она, выкладывая его на стол. – Я бы хотела, чтобы ты передал его ей. Я знаю, ты выберешь подходящий момент.

– Почему ты сама не хочешь отдать ей ожерелье?

Без жемчугов Мэри как будто стала меньше ростом. Двенадцать лет, с тех пор как умер Олли, она почти не снимала их.

– Рэйчел может не согласиться взять жемчуг после нашего разговора, и что я тогда буду с ним делать? А отдавать его кому‑либо еще на хранение я не хочу. Пусть он побудет у тебя, пока ты не решишь, что Рэйчел готова принять мой подарок. Этот жемчуг ‑ единственное, что она получит от меня в память о той жизни, на которую рассчитывала.

Амос вскочил на ноги, больно ударившись о край стола.

– Возьми меня с собой в Лаббок! – взмолился он. – Позволь мне быть рядом, когда ты расскажешь ей обо всем.

– Нет, дорогой друг. Твое присутствие может осложнить жизнь вам обоим. Рэйчел должна верить, что ты здесь ни при чем. Что бы ни случилось, она будет нуждаться в тебе.

– Понимаю, – прошептал он севшим голосом.

Мэри протянула ему руку, и Амос понял, что она хочет проститься с ним сейчас. Он сжал ее прохладную ладошку своими костлявыми руками, и его глаза наполнились слезами.

– До свидания, Мэри.

Она взяла трость.

– До свидания, Амос. Присматривай за Рэйчел и Перси вместо меня.

– Ты же знаешь, я сделаю все, что смогу.

Мэри кивнула и медленно зашагала к двери, расправив плечи и выпрямив спину с королевским достоинством. Перешагнув порог, она не оглянулась, а лишь слегка взмахнула рукой, выходя на крыльцо и закрывая за собой дверь.

Date: 2015-09-02; view: 280; Нарушение авторских прав