Увы, мне нечего возразить. Однако похвалиться тоже нечем

Могла бы и не бить по живому. Подруга принадлежала этому миру, поэтому я решила оставить ее на Неране. С каким трудом мне далось это решение! А пакостное чувство, что я предала лучшего друга, не оставляло меня до сих пор.

– Неотразимая у Мудрейшей! Я же при вас ее отдавала! Машэтра, что за дурацкие вопросы?!

Женщина не удостоила меня ответом. Выходя из комнаты, она бросила одной из телохранительниц:

– Чейни – вниз, здесь все обыскать. И вокруг дома тоже.

Через полчаса перед Старшей сестрой лежала груда тряпок в бурых пятнах, в которой с трудом можно было узнать мое вчерашнее зеленое с золотом одеяние. Машэтра вопросительно взглянула на девушку, что его принесла.

– Нашли в сумке чейни. – Комментарий от неранки из личной охраны Матери Юфимии был краток.

Машэтра поднялась с низкого диванчика.

– Вяжите ее и тащите в Обитель.

Приказы Старшей сестры не обсуждались. Находясь в шоке от всего происходящего, я не особо отбивалась. В чувство меня привела боль. Руки заломили за спину, а крепкая веревка болезненно впилась в кожу запястий.

– Подождите! – крикнула я, упираясь в дверях. – В чем меня обвиняют? Я должна знать!

Поколебавшись, женщина все же ответила:

– В убийстве.

Что за глупость?! Я начала брыкаться сильнее.

– Бред какой‑то! Дикий! Развяжите меня, Машэтра. Я сама с радостью пойду в Обитель. Мать Юфимия все разъяснит. Мне незачем убивать на Неране кого бы то ни было!

Машэтра отвернулась.

– Этим утром Мать Юфимию нашли мертвой, – безучастно сказала женщина. – Ей отсекли голову. Это сделали твоим мечом, Рель.

Окна тронной залы наспех занавесили белыми траурными полотнищами, опустевший трон накрыли отрезом выбеленного шелка. Подле него на ковриках из белого меха сидели шесть женщин. Самой старшей из них было уже хорошо за шестьдесят. Прочие находились в расплывчатом возрастном промежутке от тридцати до сорока.

Собрание дочерей ближнего круга было в самом разгаре. Никаких помпезных нарядов, сложных церемоний и прочей шелухи, рассчитанной на стороннего наблюдателя. Просто полдюжины усталых женщин собрались разобраться с возникшей проблемой, с которой не справиться в одиночку. А еще они намеревались определить мою дальнейшую судьбу, точнее, свести к минимуму продолжительность жизни.

Полтора часа назад на все расспросы я как заведенная твердила, что невиновна. Кричала, плакала, да все без толку. Разумеется, если не считать за результат два удара в живот и несколько пощечин. Теперь я сидела на полу, тупо глядя перед собой и с безразличием слушая, что обо мне говорят.

Каждая из шести присутствующих здесь женщин время от времени поглядывала на опустевший трон, возможно мысленно желая оказаться на нем. В теории на высший титул могла претендовать любая жительница Острова, однако лишь Первые дочери всерьез рассчитывали его получить.

А пока они, как обычно, сцепились друг с другом.

Мерчулла была не в себе. Лицо побагровело и приобрело оттенок вареной свеклы.

– Казнить убивицу! Немедленно!! – орала она, брызгая слюной во все стороны. – Ибо такое нельзя оставить безнаказанным!

Машэтра поморщилась и демонстративно поковырялась пальцем в ухе. На Острове уже лет десять как ходила присказка «как Машэтра с Мерчуллой» – аналог выражения про «кошку и собаку». Стравливать Первых сестер между собой было одним из любимых развлечений Матери Юфимии. Пусть земля ей будет пухом. Или костер – высоким?

Почивших Матерей, в отличие от простых неранок, сжигали. Считалось, что так освобожденный дух сразу вознесется к Богине.

– Думается мне, что Мудрейшая Мать желала бы видеть не убийство, но справедливое возмездие.

А мне подумалось в тот момент, что заступничество Машэтры – не что иное, как еще один способ позлить соперницу в борьбе за титул. Обольщаться не стоило. Если это прибавит ей популярности и поможет в битве за власть, Старшая сестра меня четвертует, а потом поглумится над трупом. Но пока за мою казнь ратовала Мерчулла, ее соперница будет драться зубами и когтями, отстаивая праведный суд и гуманность.

– Это и будет заслуженная кара!

Машэтра поднялась с коврика и прошлась по зале.

– Вина чейни еще не доказана, – заметила она, останавливаясь возле меня. – Не стоит принимать поспешных решений.

– Машэтра, ты ее защищаешь?! – Мерчуллу подбросило на месте.

– Не ее. Нас. – Женщина слегка повысила голос. – Эта чейни ценна для Империи, а значит, и для Нерана. Мы еще вполне можем поторговаться. На благо себе, Острова и Богини.

Зря она это сказала. Другую Первую дочь, как говорится, понесло.

– Защищаешь убийцу Мудрейшей! Уж не по твоей ли указке она…

– Старшая сестра, – холодно оборвала ее Машэтра, – если хотите вызвать меня на суд Богини, делайте это по правилам, как подобает дочери ближнего круга, а не провоцируйте, подобно сопливой атнице.

Побагровевшая соперница потянулась за мечом. Но драке не дали разгореться.

– Уймитесь, сестры, – прикрикнула на них Мериит, по виду самая старшая из дочерей ближнего круга. Ее короткие волосы были совсем седыми, а кожа на лице покрылась глубокими морщинами. – Нашли время и место, упаси Богиня.

Старшие сестры уселись обратно на коврики, бросая друг на дружку не слишком дружелюбные взгляды.

– По мне, так все ясно, – хлопнула себя по колену маленькая светловолосая женщина – я не помнила, как ее зовут. – И я полностью согласна с Мерчуллой, надо побыстрее разобраться с этим делом. Око должно избрать новую хозяйку, а убийца – принесена в жертву на погребальном костре во славу Богини. Без ее помощи мы беззащитны, точно новорожденный тэнга без матери.

– Да, Меолна, и я соглашусь, что нам необходимо наказать убийцу, – подала голос доселе молчавшая сестра. – Но слишком тут все очевидно. Слишком…

Я подняла голову и с плохо скрываемой надеждой посмотрела на говорившую. Высокая, сухопарая, нос с горбинкой. Угольно‑черные глаза, брови и волосы. Возраст – куда ближе к сорока, чем к тридцати.

– Посмотрите, сестры, нас точно тыкают носом, – продолжила она. – Вот меч чейни, вот одежда чейни, а вот сама чейни. Казните ее, и будет вам, дочери, благодать Богини. Не знаю, как другим, а мне не нравится, когда меня вслепую используют!

– Меня никто не использует, – процедила Мерчулла. – Ибо я знаю истину. А она такова: эта чейни – подосланная Империей убийца.

Ой, насмешила! Весь этот всеимперский переполох с Избранной был затеян исключительно для того, чтобы пришить самодержицу небольшого островка где‑то на задворках Тилана.

Я не смогла сдержаться и захохотала. Смех был таким сильным, что меня повалило на пол, а на глазах выступили слезы. Машэтра подошла ко мне и потрясла за плечо.

– Рель, успокойся! – приказала Старшая сестра.

В ответ на это мой смех стал только громче, надрывнее. Не помогли даже пара пощечин. Я задыхалась, захлебывалась, но продолжала хохотать.

Позвали неранок, стоящих на карауле по ту сторону закрытых дверей.

– Выведите ее и заприте в комнате для просветления, – распорядилась Машэтра. – Нечего чейни делать на собрании дочерей ближнего круга.

Со словами «как прикажет Старшая сестра» девушки волоком потащили все еще хохочущую меня из зала.

Истерика давно прекратилась. Даже последующая за ней икота стихла. Я тихо лежала на топчане, поджав ноги и обхватив себя за колени. От нечего делать считала выщербины на бревнах. Одна, две, пять, одиннадцать. Дошла до ста – надоело.

Я встала и принялась нервно вымерять помещение шагами.

К слову, комната для просветления оказалась обыкновенным карцером. В помещении из мебели – деревянный топчан, в роли параши – низкая кадушка. Почти у самого потолка прорубили крохотное окошко, благодаря которому в комнату проникало хотя бы некоторое количество света.

Дельная мысль все никак не желала посещать мою гудящую голову, а холод, что разлегся на земляном полу, хватал меня за босые пятки при каждом шаге. Посему я опять забралась с ногами на топчан.

А умирать‑то страшно… Я даже не представляла себе, насколько это страшно…

«Веселого здесь мало, это точно». Одно дело преставиться в запале боя, и совсем другое дожидаться казни на рассвете, перебирая события собственной жизни, как четки. Друг за другом нанизаны на леску существования яркая синяя бусина первой безответной влюбленности, облупившийся серый кругляш похорон Бабули, искристо‑хрустальная – Ночь Выбора оружия, муарово‑зеленая – дня свадьбы, багровая – первого боя, янтарная с прожилками – встреча с подругами в ночном лесу…

«Обозреть всю жизнь успеешь за мгновение до… Лучше подумать о чем‑то более полезном, не находишь?» Точно, так не пойдет. Если чего‑нибудь срочно не придумать, завтра меня уже не станет.

Я покосилась на тусклую полоску серебра у себя на большом пальце.

Как обидно! Мне ведь почти удалось вернуться! Почти. Надо только подумать, выход обязательно найдется. Пытаясь согреться, я обхватила себя за плечи. Пальцы нащупали под рукавом твердость браслета.

А что, если… Не успев даже додумать эту мысль до конца, я полезла под рубаху. Щелкнула скрытая застежка и… Ничего не произошло.

Как‑то, во времена моего обучения в Ордене, Валента затеяла шуточный бой между алониями. Разделила наш отряд пополам – одна половина получила луки, другая – деревянные мечи. Я даже не успела выхватить оружие из ножен, как меня «убили».

И вот теперь я чувствовала себя неуютно, точно лучник без кольчуги перед атакой противника, не знаешь, с какого бока стрела вонзится.

Вздохнули… Раз, другой… Ничего.

Я разочарованно плюнула и бухнулась обратно на протестующе скрипящие от такого произвола доски. Здесь‑то меня и накрыло.

* * *

Императорский шатер был наглухо задраен, а сам Дэрриш, по обыкновению, лежал на полу и буравил взглядом матерчатый потолок. Наверное, это помогало Императору сосредоточиться. Или, кто знает, наоборот – расслабиться, отрешиться.

Я быстренько осмотрелась в поисках посторонних, попутно отмечая, что сегодня моя персона, против обыкновения, не при полном параде, а все в тех же тряпках, в каких меня бросили в темницу. Босая, рубаха порвана, штаны в каких‑то бурых пятнах, отросшие волосы собраны в простецкий хвост, а под ногтями грязь.

«Не принцесса! Чисто королевна!» Попросила бы, без издевательств!

Как обычно, при моем появлении Император поднялся. Потянулся, точно большой разлежавшийся кот. Я уже даже не удивилась – почти привычная картина нашей бурной семейной жизни.

– Привет, – первым поздоровался Дэрриш, опять же отдавая дань традиции наших встреч.

– Привет, – ответила любезностью я. И, удивив себя, тихо поинтересовалась: – Как оно?

– Бывало лучше. – Привычным жестом он взвесил в ладони кругляш императорского знака. – А у тебя?

– Тоже не блестяще. – Неопределенное пожатие плеч и отведенный в сторону взгляд. – Завтра вот казнить собираются.

– Сурово, – после недолгого молчания заметил Император. – А что тебе вменяют?

Я усмехнулась и вновь пожала плечами.

– Как обычно, отличилась по полной программе. Предъявлены обвинения в государственной измене и попытке выкрасть особо ценное казенное имущество.

Он небрежно оперся об осевой столб шатра.

– Учудила.

– А на сладкое – кто бы подумал! – убийство Мудрейшей.

Из глаз Дэрриша исчезла плясавшая там смешинка.

– Мать Юфимия мертва?

– Ага. Это не я.

Дэрриш улыбнулся:

– Я догадался.

Х‑хмарь!

Ну вот почему, почему я каждый раз в его присутствии чувствую себя такой дурой?! А иногда еще и идиоткой – для разнообразия!

«Может, потому, что ведешь себя соответственно?» Помолчал бы, без тебя тошно!

– И кто теперь Мудрейшая Мать? – после недолгого молчания поинтересовался Император. – Первая сестра Машэтра?

– Скорее всего, она, хотя Мерчулла тоже не оставляет надежд. Выборы назначили на утро. Новая Мать вынесет окончательный приговор, и меня сожгут на погребальном костре Юфимии. И знаешь что?

– Что?

– Видел бы ты тот костер! – задумчиво протянула я. – Хорошо, что Мудрейшие мрут раз в лет двести, а то бы на Острове совсем деревьев не осталось. Сама я, правда, погребальный костер еще не видела – только слышала, как охранницы переговаривались, что…

Императора сложило пополам. Он хохотал как полоумный. Мне даже как‑то обидно стало – человека, да что там, родную супругу завтра казнят, а ему смешно!

Почему все вечно потешаются над моими словами – сначала Кирина, потом Машэтра, а теперь вот этот.

«Какая‑то нехорошая закономерность вытанцовывается, не находишь?» Да уж…

– Прости. Просто ты такая забавная, – извинился он, не перестав меж тем хохотать. И неожиданно серьезно добавил: – И еще красивая. Очень красивая.

Ну начинается!

Предназначение, продолжение рода, Мессия, все дела…

– Ой, ну прям… – Под пристальным взглядом синих глаз Императора я осторожно попятилась. – Самая обыкновенная. И я сегодня даже не при параде…

Муж даже не сделал попытки перекрыть мне пути к отступлению, все так же хладнокровно подпирая осевой столб. Я продолжала тихонечко пятиться, не в силах отвести взгляд от Дэрриша, и пыталась не думать о том, как мне, до покалывания в подушечках пальцев, хочется прикоснуться к красивому лицу Императора.

– Ты же знаешь, что я говорю правду. – Он скрестил руки на груди. – От кого бежишь, Лия? Что‑то мне подсказывает, что не от меня. Я – только намалеванное тобой же пугало, отговорка, позволяющая находить причины и бежать все дальше и дальше. От себя самой?

А ведь он был прав. Абсолютно и безоговорочно.

Я устало села на пол и уткнулась подбородком в подтянутые колени.

– От себя не убежать, – глухо пробормотала я.

– Определенно. – Тут Дэрриш меня снова удивил – он не стал читать нотации, а просто свернул тему. – Ладно, оставим это. Ты же не за проповедью сюда пришла, а за помощью, не так ли?

Молчаливый кивок.

– Обещаешь не чудить?

Я хотела опять кивнуть, но передумала:

– Обещаю.

– Эй, Эст, хватит прятаться за порогом. – Император чуть повернул голову к выходу, стараясь на всякий случай не терять меня из виду. – Императрица обещала вести себя пристойно.

– Ну даже и не знаю, заходить или как, – фальцетом откликнулся Верховный маг Империи, откидывая полог и заглядывая внутрь. – А вдруг она на меня все же накинется и сделает что‑нибудь… хм… неприличное. Как я, опороченный, потом буду в глаза Аксию смотреть!

Против воли я захихикала, а потом и вовсе расхохоталась в голос, повалившись на ковер. Такой яркой была представившаяся мне картинка: путающийся в длинной мантии и страстно прижимающий к груди портретик Верховного священника Эст Сотворитель, бегающий от меня вокруг осевого столба.

– Вижу, у нас есть‑таки надежда на конструктивный диалог, – сказал Эст уже нормальным голосом, плотно прикрывая за собой полог в шатер. – Только будет он, к сожалению, совсем не коротким. Ваши Императорские Величества, разрешите присесть старому немощному магу? Настоялся я что‑то уже за порогом.

Император рассмеялся:

– Разрешаем. – Он кивнул на единственное кресло.

– Ой, ну как же я буду сидеть, когда мой Император стоит! – наигранно засокрушался Верховный маг.

– Садись, – стальным тоном приказал Дэрриш. – Лицедействовать будешь в другой раз. Сейчас на это нет времени.

– Знаю, подслушивал, – невозмутимо сознался маг, довольный усаживаясь в кресло. – Наконец у кого‑то хватило сил прикончить старую стерву. То есть я хотел, разумеется, сказать, все под Единым ходим.

– Эст. – Предупреждающие металлические нотки в голосе Императора зазвучали громче.

Верховный маг похлопал ладонью по подлокотнику.

– Простите старика, мой Император, привычка.

Маг повернулся ко мне и попросил:

– Ваше Величество, будьте добры, расскажите поподробнее о случившемся.

– Буду. Если пообещаете не называть меня «Ваше Величество». Иначе буду злющая, как голодный волкодлак, и никакого диалога у нас не получится.

Дэрриш нахмурился:

– Лия, сейчас не тот момент, чтобы спорить и ставить условия.

– Вот именно.

– По‑моему, Дэш, она тебя сделала. – Эст поймал недовольный взгляд Императора и развел руками. – Понял, молчу и слушаю… Императрицу.

– Дэш, а по‑моему, кое‑кто сделал нас обоих, – мрачно заметила я.

– Этот может.

Мы обменялись понимающими взглядами.

– Дети, не отвлекайтесь. До утра не так уж много времени. Итак, что же произошло на Острове после нашего отплытия?

А ведь действительно, что же такого произошло в тот вечер?

Date: 2015-09-02; view: 307; Нарушение авторских прав