Глава 21. Ей бы давно следовало спать

— Ты спишь, Джордж?

Ей бы давно следовало спать. Она легла полтора часа тому назад, но сон к ней не шел. И винить наготу капитана на сей раз не приходилось, потому что Джорджина лежала с плотно закрытыми глазами с того момента, как забралась в койку. Нет, сегодня ей не давало спать обыкновенное любопытство: действительно ли капитан знает средство против ее болезни и возможно ли ее вообще вылечить? Если средство существует, то каким оно может быть? Небось какое-нибудь противнейшее, горькое снадобье. А если и не противное, то капитан наверняка постарается сделать так, чтобы оно стало противным. – Джордж!

Притвориться спящей? Что он может заставить – сходить на камбуз, принести какую-нибудь еду? – Да?

– Я не могу спать. Джорджина открыла глаза.

– Что-нибудь принести вам?

– Нет. Мне бы чего-нибудь такого, что может успокоить… Может, ты почитаешь мне немного? Да, пожалуй, это хорошая мысль. Зажги, пожалуйста, лампу.

Как будто у нее есть выбор, думала она, слезая с койки. Он с самого начала предупреждал, что ей, как юнге, иногда придется заниматься и чтением капитану. Сегодня она тоже не спала, так что какое это имеет значение? Она знала, что ей мешает заснуть, а вот почему не спит он?

Джорджина зажгла лампу возле своей койки и направилась с ней к книжной полке.

– Вы хотите, чтобы я почитал вам какую-то конкретную книгу?

– На нижней полке справа стоит томик. Пожалуй, это подойдет. Сядь поближе. Я хочу, чтобы ты читал тихим, спокойным голосом, а не кричал через всю каюту.

Джорджина замерла: ей был явно не по душе приказ находиться вблизи от лежащего в постели капитана. Но она успокоила себя тем, что он был достаточно укрыт, к тому же она не собирается смотреть на него. Ведь он просил ее лишь почитать. Может быть, книжка окажется настолько скучной, что чтение продлится недолго.

Она послушно подтащила стул к кровати и поставила лампу на стол позади себя.

– Там есть отмеченная страница, – сказал капитан, когда Джорджина уселась на стуле. – Ты можешь начать с этого места.

Джорджина нашла страницу, откашлялась и начала читать:

«Могу смело сказать, что таких крупных, таких аппетитных и таких зрелых я никогда не видел. Мне так захотелось куснуть их и почувствовать их вкус…»

Господи, какая-то белиберда. Это, пожалуй, усыпит обоих за считанные минуты.

«Я ущипнул одну из них – и услышал восторженный стон. Вторая, казалось, сама просилась мне в рот. О Боже, о неземное блаженство!

Какие упругие, какие сочные, какие ароматные были эти… груди…»

Джорджина с шумом захлопнула книгу. На лице ее изобразился ужас.

– Это… это…

– Да, я знаю. Это называется эротика, мой мальчик. Только не говори мне, что ты никогда не читал подобную дребедень. Все мальчишки твоего возраста читают такое, если, конечно, они вообще умеют читать.

Джорджина понимала,, что должна изобразить одного из таких мальчишек, но замешательство ее было слишком велико.

– Нет, я не читал.

– Ты опять жеманишься, Джордж? Ладно, продолжай читать. Это по меньшей мере расширит твой кругозор.

Вот уж когда Джорджине был ненавистен ее маскарад! Ее подмывало бросить капитану обвинение в том, что он развращает совсем юных мальчишек, хотя Джорджи скорее всего подобное чтение лишь приветствовал бы.

– И вам нравится эта… дребедень, как вы ее назвали?

– Упаси Бог, нет! Если бы мне нравилось, я бы не смог заснуть под такое чтение.

Похоже, его ужаснуло предположение Джорджины, что немного ее успокоило. Даже под угрозой пыток она больше не откроет эту отвратительную книжку. По крайней мере при нем.

– Если вы не возражаете, капитан, я могу найти какую-нибудь другую скучную книжку… может, чуть более…

– Более чопорную и жеманную? – Капитан продолжительно вздохнул. – Я вижу, что мне не удастся сделать из тебя мужчину за несколько недель. Ну да ладно, Джордж. Я не могу заснуть из-за дьявольской головной боли. Я думаю, твои пальцы смогут мне помочь. Пододвинься, помассируй мне виски, и я быстро засну.

Пододвинуться поближе, да еще дотрагиваться и массировать? Джорджина не сдвинулась с места.

– Я не знаю, как…

– Разумеется, ты не знаешь, но я тебя научу. Дай мне руку.

Единственное слово, сказанное Джорджиной, было похоже на стон:

– Капитан…

– Проклятие, Джордж! – оборвал ее Джеймс Мэлори. – Человек страдает от головной боли, а ты еще пререкаешься! Или ты хочешь, чтобы я всю ночь мучился? – Видя, что она продолжает неподвижно сидеть на стуле, он чуть понизил голос, хотя тон его оставался по-прежнему резким. – Если тебя беспокоит твоя болезнь, перестань о ней думать, и все будет в порядке. Во всяком случае, сейчас в первую очередь надо лечить меня.

Конечно же, он был прав. Значение капитана на корабле бесспорно, в то время как она была всего лишь юнгой. Она не могла, словно глупый, избалованный ребенок, ставить свои интересы выше его.

Джорджина медленно поднялась со стула и осторожно села на край кровати.

Как он сказал, надо перестать думать о себе. Да, и еще: чтобы постараться не смотреть на него.

Она упорно не сводила взгляда со стоек в его изголовье. Он взял ее за пальцы и приложил их к своему лицу.

«Думай, будто это Мак. Ведь ты охотно делаешь массаж Маку и своим братьям».

Кончики ее пальцев нащупали виски и стали описывать круги.

– Расслабься, Джордж. Ничего с тобой не произойдет.

Она и сама пришла к подобной мысли, но капитан высказал это более категорично. О чем он думает? О том, что она боится его. Пожалуй, так и есть, хотя сама Джорджина не может понять причину этого. Она прожила с ним бок о бок целую неделю, и у нее, честно говоря, не было опасений, что он обидит ее. Но тогда в чем же дело?

– А теперь продолжай делать это без моей помощи, Джордж.

И вот кончиками пальцев она ощутила тепло его кожи. Пальцы касались виска, и это было не так уж плохо… пока капитан не шевельнулся и его волосы не накрыли их. Волосы были мягкие и прохладные… Какой контраст… Но в то же время бедром Джорджина стала ощущать тепло, исходящее от его тела. Она поняла, что укрыт он всего лишь тонким шелковым покрывалом.

Не было никаких причин для того, чтобы смотреть на него. Но что, если он уснул? Нужно ли ей продолжать массаж, если в этом уже пет необходимости? Впрочем, она поймет это по храпу. Правда, она ни разу не слыхала, чтобы этот человек храпел. Может, он вообще не храпит. И вполне возможно, что он уже спит.

«Взгляни! Только взгляни, и перестанешь мучиться».

Она взглянула и поняла, что инстинкт подсказывал ей правильно: ей не следовало смотреть. Человек пребывал в состоянии блаженства; глаза его были закрыты, на губах застыла чувственная улыбка. Он не спал. Он наслаждался ее прикосновениями. Джорджина вдруг ощутила, как на нее накатывают попеременно волны тепла и слабости. Она резко отдернула руки, однако капитан в мгновение ока поймал их и притянул теперь уже не к вискам, а к щекам.

Ее ладони прижались к его щекам, она встретилась с пронизывающим взглядом его удивительно зеленых, колдовских глаз. И тогда все это произошло. Ее губы прижались к губам – жадным, горячим, обжигающим. Она оказалась втянутой в какой-то водоворот неведомых нарастающих, обволакивающих ощущений.

Джорджина не знала, когда к ней пришло осознание того, что происходит. Джеймс Мэлори целовал ее, вкладывая в поцелуи всю свою неуемную страсть, а она столь же страстно отвечала на его поцелуи. Похоже, она вновь почувствовала тошноту, но в то же время это было так здорово. Да, но не все так здорово. Ведь он целовал не ее, а Джорджа!

Ее бросило в жар, а затем в холод. Она в ужасе оттолкнула Джеймса, однако он снова обнял ее. Ей удалось уклониться от поцелуя.

– Капитан! Перестаньте! Вы с ума сошли! Отпустите меня!

– Замолчи, милая девушка! Я больше не в силах продолжать эту игру!

– Какую игру? Вы сошли с ума! Нет, постойте… Он подмял ее под себя, придавив своим телом к мягкой кровати, так что какое-то время Джорджина не могла произнести ни слова. Знакомая тошнота, хотя и гораздо более приятная, усилилась. И вдруг ее осенило. Милая девушка?

– Вы знали! – воскликнула она, отстраняясь, чтобы увидеть его лицо и высказать все в глаза. – Вы знали с самого начала?

Джеймс находился в тисках такого могучего чувственного желания, какого, кажется, не испытывал никогда в жизни. Однако у него хватило воли не форсировать события и тем самым не совершить непоправимой ошибки.

– Мне до чертиков хотелось бы все знать, – прохрипел он, стаскивая рубашку с ее плеч. – И позже я попрошу тебя все подробно рассказать, будь уверена.

– Тогда как же… Ой!

Он тихонько засмеялся, и Джорджине вдруг захотелось улыбнуться в ответ, что ее весьма удивило.

Казалось бы, нужно сокрушаться по поводу ее разоблачения, но сейчас, когда Джеймс нежно целовал ее в щеку, она не думала об этом. Ей следовало бы остановить его, но у нее не было на это сил.

Джорджина затаила дыхание, когда Джеймс одним рывком сдернул кепку и чулок с ее головы, рассыпав темную массу волос на подушку. Но если сейчас у Джорджины и возникли какие-либо опасения, то они относились к разряду женских: она боялась, что он будет разочарован тем, что увидит. А Джеймс смотрел на нее долго и внимательно, не произнося ни слова.

– Тебя надо выпороть за то, что ты прячешь от меня эту красоту.

Грозные слова нисколько не испугали ее. То, как он смотрел на нее, шло вразрез с его словами. Подтекст их был таков, что по ее телу пробежала приятная дрожь. А последовавший затем горячий поцелуй дополнил это ощущение.

Джорджина не знала, сколько времени прошло до того момента, когда ей удалось сделать первый вдох. Да, собственно, она не столько дышала, сколько задыхалась, когда горячие мужские губы скользили по ее лицу и шее. Она даже не заметила, как он снял с нее рубашку, настолько все было сделано деликатно. Зато она заметила, как зубы впились в бинты, стягивающие грудь, после чего его руки стали разматывать их.

Этого она не ожидала, но все происходящее находилось за пределами ее опыта. Мелькнула мысль, что он раздевает и разбинтовывает ее лишь затем, чтобы окончательно удостовериться в обмане. Но тогда зачем все эти поцелуи? Однако эта мысль не держалась в ее голове, тем более что, глядя на ее обнаженные груди, он сказал:

– Это преступление с твоей стороны – вот так обращаться с подобной красотой.

Взгляд этого человека мог вогнать ее в краску, но его слова… Как ни удивительно, она если и покраснела, то лишь чуть-чуть. Но тут все мысли из ее головы сразу улетучились, потому что Джеймс провел языком по красным полоскам, оставленным бинтами на теле. А руки его накрыли холмики грудей и стали легонько их массировать, словно выражая им сочувствие за то, что они долгое время пребывали в заточении. Джорджина сделала бы то же самое, сними она бинты сама, поэтому ей и в голову не пришло возражать. Затем его рука легонько сжала одну грудь, а ртом он втянул маковку. После этого у нее не осталось никаких мыслей – были только сладостные ощущения.

В отличие от Джорджины Джеймс не потерял способность мыслить. Правда, управлять мыслями было непросто. Но ему и не требовалось концентрировать их на том, как лучше соблазнить партнершу.

Милая девушка с таким энтузиазмом шла навстречу его ласкам, что он даже подумал: кто кого соблазняет? Впрочем, сейчас это не имело ни малейшего значения.

Господи, она была даже более очаровательна, чем он. предполагал. Лицо с тонкими чертами, которые он хорошо изучил за последнее время, было оттенено густыми черными волосами. Даже в самых смелых фантазиях он не мог предположить, что ее миниатюрное тело может быть таким аппетитным, груди столь внушительными, а талия так тонка. Он все время помнил про ее круглую попку, которая произвела такое впечатление на него тогда, в таверне, и нисколько не был разочарован ею сейчас. Обнажив милые округлости, он поцеловал их, пообещав себе позже уделить больше времени этой аппетитной части тела, а пока что…

Джорджина не была круглым профаном в любовных играх. Ей неоднократно приходилось слышать обрывки разговоров братьев, которые порой обсуждали любовные похождения в довольно откровенных выражениях, так что общее представление о том, как все бывает, Джорджина имела. Но она не связывала это с тем, что происходило с ней, до того момента, пока не почувствовала, что их пышущие жаром тела соприкасаются друг с другом.

Она даже не задумалась, каким образом и когда Джеймс успел раздеть ее. Она вдруг осознала, что они оба нагие, что он лежит сверху, вжимая ее в постель и властно обнимая. Мелькнула было мысль, что он может раздавит» ее, однако ничего подобного не произошло. Большие ладони обнимали ее лицо, он целовал ее – медленно, нежно, обжигающе. Его язык проникал в рот, пробовал ее на вкус.

Ей не хотелось, чтобы все это прекратилось, но… может быть, все же следует это остановить или, во всяком случае, попытаться это сделать? Джорджина уже понимала, к чему все идет. Действительно понимала?

Что может она сейчас понимать, если не в состоянии проследить за ходом своих мыслей? Если бы ей удалиться от него футов на десять… нет, на двадцать, возможно, тогда к ней вернулась бы способность мыслить. Сейчас же Джорджина была довольна тем, что их не разделяет даже дюйм. Господи, кажется, она уже отдалась… Впрочем, она еще не знает… Нет, все-таки надо сделать попытку, чтобы суметь ответить завтра, когда совесть спросит ее: «Так что же произошло?»

– Капитан! – проговорила она в промежутке между поцелуями.

– Гм?

– Вы занимаетесь со мной любовью?

– О да, милая девочка.

– А вы уверены, что поступаете правильно?

– Абсолютно. В конце концов, это средство, которое способно вылечить тебя.

– Вы шутите…

– Нисколько. Твоя тошнота, милая девочка, не что иное, как чувственное влечение… ко мне.

Она хотела его? Но он даже не нравился ей! Тем не менее это полностью объясняет, почему от всего того, что происходит сейчас, она получает такое удовольствие. Стало быть, объект страсти даже не обязательно любить. Вот она и получила ответ на свой вопрос. Да, она действительно хотела его, по крайней мере в этот момент.

«Капитан, считайте, что у вас есть мое разрешение продолжать Любовную игру».

Она не сказала этих слов вслух, ибо они его удивили бы, а ей не хотелось в эту минуту его удивлять. Однако ту же мысль она выразила несколько по-другому, обвив его руками и разведя ноги.

Ей казалось, что все внутри нее готовится к тому, чтобы принять его. Джеймс поцеловал ее в губы, затем в шею и груди. После этого приподнялся. Джорджина вздохнула, сожалея, что более не ощущает на себе тяжести его тела. Но вдруг она ощутила давление снизу и жар. Она почувствовала, как что-то большое и твердое туго входит в нее, заполняет ее, вызывая в ней дрожь. Она знала его тело и знала, что именно в нее входит. Она не боялась этого… но почему никто ей раньше не сказал, что будет больно? Она ахнула скорее от удивления, но факт оставался фактом – это была боль.

– Капитан, я не говорила вам, что раньше никогда этим не занималась?

Она вновь ощутила вес его тела на себе. Капитан повернул лицо к ней, прижимая губы к ее шее.

– Я и сам уже это понял, – едва расслышала Джорджина. – И полагаю, тебе вполне позволительно называть меня теперь Джеймс.

– Я учту это, но нельзя ли вас попросить, чтобы вы остановились?

– Можно.

Кажется, он смеется? Во всяком случае, тело его сотрясается.

– Я слишком вежлива? – осведомилась она. Всякие сомнения теперь пропали – он смеялся громко и откровенно.

– Прости, любовь моя… Это настоящий шок. Я не думал, что ты… хочу сказать, ты вела себя так страстно… О черт!

– Заикаетесь, капитан?

– Похоже. – Он приподнял голову, прикоснулся к ее губам, затем улыбнулся. – Дорогая девочка, больше нет необходимости останавливаться, даже если бы я мог это сделать. Ущерб тебе уже нанесен, ты испытала боль девственницы, и теперь это позади. Вот смотри. – Она ощутила движение внутри себя, и глаза ее сверкнули, ибо это движение принесло ей лишь приятные ощущения. – Ну как, ты все еще хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, – покачала она головой.

– Слава Богу.

Джеймс с облегчением вздохнул, что вызвало у нее улыбку. Он поцеловал ее, исторгнув из ее груди тихий стон. Медленные движения его бедер рождали в ней все более сладостные ощущения, которые увенчались ошеломительным взрывом. Она закричала, но звук, вырвавшийся из ее рта, был поглощен ртом Джеймса, который достиг разрядки одновременное Джорджиной.

Она лежала потрясенная, не в силах поверить тому, что в самом деле только что пережила ошеломительно сладостные ощущения. Она потянулась к человеку, который открыл и показал ей, на что способно ее тело. К чувству благодарности и нежности применилось нечто еще, и ей захотелось благодарить его, целовать, сказать ему, как великолепен он был, какое блаженство испытала она. Она погладила и нежно поцеловала его в плечо, надеясь, что он этого не заметит.

Но он заметил. Джеймс Мэлори, знаток женщин, пресыщенный аристократ, чувствовал малейшее движение девушки и был тронут этой нежностью больше, чем сам того ожидал. Он не испытывал раньше ничего подобного, и это вселяло в него непонятный страх.