Глава 17. Джеймс допил второй бокал бренди, когда Джорджина вернулась в каюту

Джеймс допил второй бокал бренди, когда Джорджина вернулась в каюту. Он успел взять себя в руки, хотя то и дело возвращался в мыслях к тому, насколько легко невинные прикосновения девушки возбудили его. Все его тщательно продуманные планы рухнули и разбились вдребезги. Он планировал, что она ополоснет его, подаст ему полотенце, поможет надеть халат. Он рассчитывал насладиться румянцем смущения на ее щеках. А вместо этого у него самого запылали щеки при мысли, что ему надо подняться из ванны. Никогда в жизни его не смущала естественная реакция его тела. Не смутила бы и сейчас. Но Джорджина могла подумать, что подобную реакцию у него вызывают мальчики.

Проклятие, игра представлялась совсем простой, и вдруг… такой поворот. Преимущество было на его стороне, в то время как она находилась в весьма уязвимой позиции. Джеймс намеревался покорить ее своей мужской красотой, пробудить в ней чувственность и желание до такой степени, чтобы она сорвала с себя кепку и стала умолять его взять ее прямо на месте. Прелестная фантазия, в которой он должен был играть роль невинного, ничего не подозревающего мужчины, атакованного похотливым юнгой. Он станет сопротивляться. Однако она будет так отчаянно просить его о милости, что он в конце концов галантно уступит ей.

Но как такого добиться, если его плоть вздымалась всякий раз, едва Джорджи оказывалась рядом? И если она это заметит, обманщица решит, что он питает слабость к мальчикам, а это ничего, кроме отвращения, вызвать в ней не может.

Джеймс молча следил за Джорджиной, глазами. С холщовой сумкой под мышкой и с подвесной койкой на плече она направилась в отведенный ей угол. Сумка была довольно вместительной, в ней наверняка нашлось место для пары женских платьев, и это может пролить свет на окружающую девушку тайну.

Сегодня вечером добавилась еще одна загадочная деталь. Конни заметил, что Джорджи очень естественно, совсем на матросский лад, произносит слово «полубак». Так могут произносить это слово люди, хорошо знакомые с судами. А ведь она заявила, что незнакома с морскими порядками.

Своего брата она называла Мак. Однако Джеймс все больше склонялся к мысли, что этот шотландец вообще ей не родственник. Друзья и знакомые могут Макдонелла называть Мак, но в семье зовут по имени или дают не связанное с фамилией прозвище, ибо каждый член семьи может претендовать на то, чтобы его называли Маком. В то же время у нее есть брат или даже двое братьев. Она упоминала об этом как бы между прочим, не задумываясь. Так кем доводится ей шотландец? Кто он, друг, любовник… муж? Только бы не любовник. Уж лучше муж. Любовник – это очень серьезно. Ведь Джеймс сам стремился занять это место.

Джорджина чувствовала на себе его пристальный взгляд, когда подвешивала койку к стене. Когда она вошла в каюту, он сидел за столом, но поскольку он ничего ей не сказал, молчала и она и старалась не смотреть на него. Но этот его взгляд…

На капитане был изумрудного цвета халат. Джорджина никогда раньше не подозревала, как хорошо может смотреться этот цвет, если человеку он идет. Халат оттенял зеленые глаза, оживлял белокурые локоны, смягчал бронзовый оттенок кожи, а широкий и низкий вырез оставлял открытой грудь, покрытую густыми золотистыми волосами.

Джорджина пальцами оттянула рубашку под самой шеей. В этой чертовой каюте было страшно жарко. Одежда сделалась тяжелой, бинты больно впивались в тело. Но она могла снять на ночь лишь ботинки. Сев на пол, Джорджина стянула их и аккуратно поставила у стены. При этом она спиной чувствовала, что Джеймс Мэлори за ней наблюдает.

Конечно, этого следовало ожидать, и причина была ей ясна. Джорджина посмотрела вверх на подвесную койку и самодовольно улыбнулась. Капитан, видимо, ждет, когда она станет забираться на койку, сорвется и шлепнется на пол. Вероятно, он даже заготовил комментарий по поводу ее неопытности и неуклюжести. Однако ему придется приберечь его для другого случая. Она имела дело с подвесными койками чуть ли не с рождения, играла в них в детстве, спала, когда подросла, и нередко проводила в них целые дни. Для нее свалиться с подвесной койки было столь же маловероятно, как и упасть с обычной кровати. Так что капитану она такого удовольствия не доставит.

Она забралась на койку с ловкостью старого морского волка и бросила быстрый взгляд на капитана, надеясь увидеть удивление в его глазах. Он действительно смотрел на нее, но, к огорчению Джорджины, выражение его лица не выражало никаких эмоций.

– Ты ведь не собираешься спать в одежде, юнга?

– Собираюсь, капитан.

Должно быть, она сейчас одержала маленькую победу. Капитан нахмурился.

– Надеюсь, ты не воспринял мои слова так, будто всю ночь тебе придется только и делать, что вскакивать со своей койки.

– Нет, не воспринял. – Хотя именно так она и поняла. Но что стоит добавить еще одну маленькую ложь, когда все, что он знает о ней, построено на лжи? – Я всегда сплю в одежде. Я не помню, когда и с чего это началось, но теперь уже вошло в привычку. – И упреждая его возможную попытку предложить ей отказаться от этой привычки, добавила: – Я вряд ли засну, если не буду одет по всей форме.

– Делай как знаешь. Я сплю сообразно своим привычкам, хотя, должен сказать, они кардинально отличаются от твоих.

Что могут означать его слова? Впрочем, Джорджина тут же поняла, что он имел в виду. Джеймс Мэлори встал, обошел стол и направился к кровати, на ходу снимая халат.

«О Господи, неужели все это происходит со мной? Неужели он шагает, демонстрируя мужскую наготу?»

Да, это было так, и это оскорбляло ее женскую стыдливость. Однако она не зажмурила глаза, во всяком случае, сделала это не сразу. В конце концов подобное она видела не каждый день, если видела вообще, и к тому же это был превосходный образец мужской красоты. Было бы несправедливо это отрицать, как бы ни хотелось ей отыскать в его теле изъяны.

«Не красней, дурочка безмозглая! Ведь это лишь твои мысли, их никто не слышит. Конечно же, он сложен великолепно».

Наконец Джорджина зажмурила глаза, но мужская нагота уже успела прочно запечатлеться в ее мозгу. И этот образ вряд ли когда-нибудь забудется. Черт бы побрал этого мужчину, у него нет ни стыда ни совести… Хотя это несправедливо. Ведь она же мальчик! Ну и что из того, что один мужчина появился обнаженным перед другим?

– Погаси лампы, Джорджи.

Она тихонько застонала. Похоже, он услыхал и со вздохом добавил:

– Ничего. Ты уже в койке, и мы больше не будем сегодня искушать судьбу.

Джорджина скрипнула зубами, уловив в его словах насмешку. Он велел ей погасить лампы, и, чтобы сделать это, ей придется открыть глаза. А вдруг он еще не лег в постель и не укрылся? Увидеть его раздетого… Она сумеет избежать этого!

Джорджина открыла глаза. Искушение было велико. Если мужчина собрался дать эффектное представление, ему нужна публика, которая может оценить его. Она вовсе не собиралась играть эту роль. Но должна же она держать в поле зрения змею, которая может укусить?

И внезапно Джорджина вновь почувствовала подступающую к горлу тошноту. На сей раз ощущение было даже более сильным. Боже, до чего у него красивые ягодицы… Кажется, в каюте стало еще жарче? И такие длинные ноги, такие тугие бока. Его мужская красота была ошеломляющей, дерзкой, угрожающей.

О Господи! Неужели он идет к ней? Да, идет! Зачем? Ах, он идет к лампе над ванной. Проклятие, как он перепугал ее… Когда он погасил лампу, ее угол погрузился во мрак. Теперь горела лишь лампа над кроватью. Джорджина плотно закрыла глаза. Она не будет смотреть, как он идет к своей невыразимо мягкой кровати. А что, если он не станет укрываться? Луна уже поднялась над палубой и скоро заглянет в иллюминаторы. Джорджина больше не станет открывать глаза, чтобы не впадать в искушение. Хотя, возможно, это слишком сильно сказано.

Где он находится сейчас? Она не слышала, чтобы он прошел обратно к своей кровати.

– Между прочим, парень, Джорджи – это твое полное или уменьшительное имя?

«Он не стоит рядом со мной в чем мать родила. Его нет рядом. Это все я выдумываю. Он не снимал халата. Мы уже оба спим».

– He слышу тебя, парень!

Что он не слышит? Она не произнесла ни слова. И не собиралась ничего говорить. Пусть решит, что она заснула. Но вдруг он толкнет ее и разбудит, чтобы услышать ответ на свой дурацкий вопрос? Будучи такой взвинченной, она может и закричать от неожиданности, а это никуда не годится. «Отвечай побыстрее, дурочка безмозглая, и он уйдет!»

– Это мое полное имя, сэр.

– Я боялся, что ты так и ответишь. Знаешь, это как-то не звучит. Я знал женщин, которых звали, как тебя, а их полное имя было либо Жоржетта, либо Джорджина. Что хорошего, что тебя зовут именем, похожим на женское?

– Я никогда об этом особенно не задумывался, – неуверенным тоном произнесла Джорджина.

– Не беспокойся об этом, парень. Может, тебе дали это имя при рождении, но я решил назвать тебя Джордж. Это звучит более по-мужски. Как ты думаешь?

Его нисколько не интересовало, что она думала на этот счет, еще меньше это интересовало ее. Она не собиралась спорить с голым мужчиной, который находился в нескольких дюймах от нее.

– Как вам нравится, капитан.

– Как мне нравится? Мне нравится такой подход, Джордж… Честное слово, нравится.

Она вздохнула с облегчением, когда Джеймс Мэлори ушел. Она даже не удивилась тому, что он усмехается про себя. И вопреки своему твердо принятому решению приоткрыла глаза. Лунный свет и в самом деле заполнил каюту, и Джорджине было видно, как капитан лежал, вытянувшись под одеялом и заложив руки за голову. И при этом улыбался. Неужто и в самом деле улыбался? Или так казалось при свете луны? А впрочем, какая разница?

Рассердившись на себя, Джорджина отвернулась, чтобы не поддаться новому искушению и снова не посмотреть на Мэлори. И опять глубоко, продолжительно вздохнула.